Во благо семьи (гет)

Василиса задумчиво разглядывала спящего Ивана-царевича. Собой хорош, молод, хотя сомнительно, что это такое уж достоинство, потому как не только молод, но ещё и наивен до глупости. Характером слабоват. Чуть что — сразу в слёзы. Ну подумаешь, хлеб испечь царь-батюшка повелел! Делов-то? А этот сразу голову повесил.

Нет, ну в целом оно понятно. На лягушке женили — ещё бы не кручиниться. Но всё едино — таким малохольным быть нельзя. Он всё ж таки мужчина, хоть и царевич.

Ну ничего, это поправимо. Можно воспитать, как говорится, добра молодца, взрастить из него царя, какого надобно Василисе. Знамо, до престола целых трое впереди: царь-батюшка да братцы-царевичи. Но и это ничего. Было бы желание, а способы подвинуть лишних с пути найдутся, али она не Кощеева дочка? Уж точно не глупее папы будет, не зря Премудрою зовётся. А ежели чего, так и к отцу обратиться за подмогой — всегда пожалуйста. Он родную кровиночку всяко на произвол судьбы не оставит. Вон даже на болоте за ней приглядывал, думал, она его соглядатаев не высмотрит. Одних пескарей перетопила стаю, а всё не угомонился, и не жалко ему подданных. Оно приятно, конечно: заботится отец об упрямой, строптивой доченьке, которая с ним на спор уговорилась три года лягушкой прожить и разума не растерять.

И дожила бы: всего-то неделька оставалась. Но тут явился Иван-царевич со своей стрелой. Как было такой случай упустить? Целое царство само в руки-лапки приплыло-прилетело. А царство в хозяйстве, известное дело, лишним не бывает. Папа хоть и бессовестно богат, но рад будет, что доча тоже о семейном благе печётся и кое-что в копилочку принесла.

Да и Иванушка ей, если уж руку на сердце положить, приглянулся сразу. Милый, забавный, послушный — чего ещё желать от мужа? В том, что он в неё влюбится без памяти, едва увидит, Василиса ни минуточки не сомневалась. Как можно не влюбиться в этакую умницу, рукодельницу, да ещё и писаную красавицу?

Ладно, хватит раздумывать. Хлеб сам себя не испечёт.

* * *

Нет, ну что ж это творится-то? Всего два дня замужем, а уработалась уже сверх всякой меры. Вчера с хлебом всю ночь возилась, словно кухарка безродная, сегодня кафтан царю вышивала — все пальцы исколола. Если так и дальше пойдёт, от царя надобно избавляться поскорее. Уж и нынче руки чесались пропитать кафтанчик ядом хитрым, какой даже папе не ведом. Да только угадают скоренько, хоть и недалеки умом все, как один. Ладно, пускай потопчет ещё землю старый царь, а Василиса похитрее чего придумает, чтоб комар носа не подточил.

А Ванечка сопит себе, соколик ласковый. Вон как радовался с утра хлебушку Василисиному. Разулыбался, что твоё солнышко в ясный день. Василиса прямо залюбовалась, какой хорошенький. Нет, не отдаст она Ванечку никому. Сама ласкать да воспитывать станет. Уж возьмётся как следует для его же пользы. Он теперь тоже её семья, а всё, что на благо семьи делается, правильно и не зазорно. Ещё только четыре денёчка дотерпеть, чтоб спор с Кощеем выиграть. Засмеёт ведь, а у неё гордость девичья как-никак.

"Спи, Ванечка, всё у нас хорошо будет. Быть тебе царём у меня под каблуком. А я тебя холить буду и лелеять. Жить станешь, как сыр в масле кататься, ни о чём заботушки не знать, только слушайся жену свою во всём", — тихонько прошептала Василиса и заботливо подоткнула на Иване узорчатое одеяло.

* * *

Ну что ты будешь делать? Вот что ему, царю этому неугомонному, спокойно-то не живётся? Пир он теперь затеял. Посмеяться решил, что ли, над Ванечкой? Знает ведь, кто в жёнах у сына меньшого числится. Да таких родителей в пруду топить, прямо в проруби, али на берёзе вешать, мечом на фарш рубить да собак дворовых кормить, в бане угарной запереть да поджечь... Ой, что-то её понесло! Размечталась не ко времени.

Ванечка спит, как ангелочек — дружочек сладенький. Прямо сердце замирает, как представится его лицо завтра на пиру, когда увидит он жену свою во всей красе. А уж Василиса постарается. Пора бы и собираться начинать. Карету ещё наколдовать надобно. Вроде где-то на грядке за двором тыкву видела. А уж крыс в амбаре — только лови. Надо бы чёрных выбрать. Дочь Кощеева должна на пир прибыть во всем блеске: на вороных конях и в золотой карете. Чтоб не думали там, что безродную замарашку в семью взяли.

* * *

Вот что, спрашивается, с этим олухом теперь делать? Кто его просил шкурку лягушачью в печь кидать? Да и чёрт бы с ней, со шкуркой. Самой уж квакать давно надоело. Да только теперь придётся к папе во дворец отправляться. Спор есть спор, проиграла — плати. Все секретные рецепты хитрых ядов, Василисой составленные да на разных богатырях, что папу воевать приходили, испытанные, Кощею выложить придётся. Вот уж он порадуется, злыдень.

А всё Иван! Влюбился он, вишь ли, с одного единого взгляда. Так бы и треснула по бестолковой башке, да жалко. Вон уж полны глазищи слёз. Испугался, бедненький. Ладно, так уж и быть, дадим ему шанс. Пусть помучается маленько, себя проявит, докажет, что мужчина, в конце-то концов. А то уж больно легко ему Василиса в жены досталось. А что легко достается, то, как известно, не ценится. Ну а там и простим остолопа, приласкаем, приголубим.

— Что же мне делать-то теперь, Василисушка? — всхлипнул между тем Иван.

— А что теперь делать? — развела руками коварная Василиса. — Спасать меня, горемычную, коли люба тебе.

— Люба, сердце моё! Ох как люба! Я всё сделаю. Всё, что скажешь. Приказывай, — горячо заверил Ванечка.

— Коли так, ищи меня за тридевять земель, в тридесятом царстве, у Кощея Бессмертного. Ждать тебя буду. Хотела ещё про железные сапоги да хлеба каменные тебе службу задать, но не стану. К чему ты мне без зубов-то будешь?

— Про Кощея понял, а что там про зубы было? — захлопал ресницами Иван.

— А ничего, мил друг Ванечка, послышалось тебе, — улыбнулась Василиса. — Иди хоть поцелуй разок на прощание. Всё же женаты мы, а ни разу и не целовались ещё.

— А можно? — не поверил своему счастью Иван.

— Нужно, Ванечка, нужно.

Поцелуй был долог и сладок. А потом обернулась Василиса серой горлицей и улетела в небо синее. Долго ещё различала она Ивана-царевича, как стоял он, голову запрокинувши, хотел, видно, разглядеть любушку свою.

* * *

Ну вот где его носит, окянного? Уж все сроки прошли, а Ивана нет как нет. Да за это время три раза можно было до царства Кощеева добраться.

— Похоже, бестолковый он у тебя, — поддел Кощей. — А ну как совсем спасать тебя передумал?

— Пусть только попробует передумать, — прошипела Василиса.

— И что сделаешь? Убьёшь али на цепь посадишь? — усмехнулся Кощей.

— Про цепь подумать надо, — мрачно глянула Василиса, да так, что и Кощей молодца пожалел. — А убить не убью. Это слишком для него легко будет, если и вправду передумал и забыл меня.

— Да ты не влюбилась ли? — всмотрелся отец в глаза дочери. — Ох, девка, пропадёшь!

— Ещё не хватало, — вкинулась красавица. — Пусть в меня влюбляются, а мне головы терять не след. О благе семьи пекусь! Он царевич же, говорила я, а нам ещё одно царство под рукой лишним не будет.

— Ну уж? — засомневался Кощей. — Себе-то не ври, Васенька. Вижу я — влюбилась. У нас с твоей матерью, Марьей Моревной, так же было. Мучали друг дружку, не без этого, но любили без памяти. Тебя вот налюбили. Эх, где она сейчас, воительница моя распрекрасная?

— Да что-то давненько тебя воевать не приходила. Скоро небось пожалует, — поморщилась Василиса. Маму она не любила. Больно уж та воспитывать горазда, да так, что и не вздохнуть.

— Ох, и то правда. Пойду, что ли, яблочко молодильное скушаю. Надо же супругу встретить как полагается: при полном параде, — хрустнул суставами Кощей. — Твой-то если заявится, за мной пошли. Любопытно на зятя взглянуть. Может, задачку ему какую задам, чтоб жизнь мёдом не казалась.

— Появится, не сомневайся. И никаких "если" тут быть не может, — заявила Василиса.

Прочь уныние! Просто Ванечка немножко задерживается, но он обязательно придёт. Ноги до колен сотрёт, а приползёт за своей Василисушкой. Не мог он забыть тот поцелуй их единственный. Василиса задумалась, замечталась, в окно глядючи, и не заметила, как отец воротился с яблочком наливным в руках.

— Иди встречай супружника своего долгожданного, — звучно хрустнул он спелым бочком. — У ворот стоит, стучится. Того и гляди с петель снесёт. Похож, и вправду воевать меня надумал, принц недоделанный.

— Папа, ты только не вздумай с ним драться, держи себя в руках. Он же ещё маленький, даже стрелу пустить толком не умеет, — озабоченно принялась поправлять причёску Василиса.

— Больно надо с твоим малахольным драться. А поучить уму-разуму, если придётся, поучу, ты уж, дочка, не взыщи, — на всякий случай предупредил Кощей.

— Со мной посоветуйся. Если и вправду придётся — вместе поучим для его же пользы, — кивнула Василиса. — Ну что, как я, хороша?

— Нет слов, как хороша, — уверил Кощей. — Никто не достоин такой красавицы. Ваньке твоему повезло несказанно, пусть ценит.

— Это да, не достоин. Но ценить я его быстро научу, сам знаешь, я умею, — гордо вздёрнула подбородок Василиса и поплыла вон из хором навстречу супружнику своему долгожданному.

* * *

Иван-царевич стоял у закрытых ворот, переминаясь с ноги на ногу. Видно, устал стучаться. Василиса смотрела на суженого с высокой крепостной стены, сложенной из причудливо переплетённых камней, вытесанных в форме костей и черепов для устрашения посетителей. Ванечка, однако, не убоялся, хотя и поглядывал на стены с опаской и омерзением. Вот ведь солнышко! Не желает убираться восвояси без своей Василисушки. Ладно, хватит мучить молодца. И так уж намаялся, сердечный.

— Здравствуй, сокол ты мой ясный, супруг мой долгожданный, мил любезный друг Иванушка! — прокричала Василиса прямо со стены.

Иван задрал голову и всмотрелся, прищурившись. Лицо его вмиг озарилось счастливой улыбкой, как только узнал, кто к нему обратился со словом ласковым.

— Василисушка, это ты? Я тебя нашёл, — воскликнул он радостно и вдруг растерянно добавил: — А разве не в темнице Кощей тебя держит? Боялся живой не застать.

— А чего же так долго шёл, коли боялся? — недовольно высказалась Василиса о наболевшем.

— Так я ж за смертью Кощеевой на секретный остров ходил. Вот, добыл, смотри! — гордо поднял руку Иван.

Василиса всмотрелась и ахнула. Иголка будто бы сверкнула. Да как же он умудрился-то?

— Сейчас как переломлю иголочку, тут и конец Кощею поганому. Будешь ты свободна, любушка моя, — воодушевленно кричал Иван.

— Погоди, Ванечка, не ломай! Я спускаюсь к тебе. Только не ломай, дождись меня, миленький, — крикнула заполошно Василиса, подбирая юбки и спешно спускаясь вниз со стены. — Эй, там, на воротах, открывай скорей!

Ворота заскрипели, за ними обнаружился ничего не понимающий царевич, по-прежнему держащий в руках драгоценную иглу.

— Василисушка, это и вправду ты, — счастливо выдохнул он и шагнул навстречу жене своей нашедшейся.

— Ванечка, ты за мной пришёл за тридевять земель. Спасибо тебе, хороший мой. А иголочку ты мне отдай, будь любезен. Я её вот тут приколю. Пригодится ещё, зачем хорошую вещь ломать? — ласково потянула Василиса Ванину добычу из его слабеющих от счастья пальцев. Однако он вдруг опомнился и потянул обратно.

— А разве не надобно неё переломить да с Кощеем поганым покончить, чтоб не бил он да не мучил честных людей? — заупрямился вдруг ненаглядный муж.

— Я так долго тебя ждала, разреши мне самой, — нежно и ласково заглянула в глаза Ивану Василиса.

Конечно, он не устоял, протянул иголку супруге. Она сразу же заколола её за ворот платья своего, жемчугом до каменьями расшитого. Папе про то знать не обязательно. У Василисы-то иголочка понадёжнее храниться будет.

— Пойдём, Ванечка, во дворец. С папой тебя познакомлю. Ждёт он нас за накрытым столом, с зятем любезным познакомиться мечтает. Ничего не бойся, ничему не удивляйся, а только помни: он меня любит и зла не желает, а потому и тебе зла не сделает, хоть и Кощей.

— Кощей? — воскликнул Иван, отпрянув, словно обжёгся. — Говорили мне, что ты дочь Кощеева, да не поверил я. А то правда была. Как же так?

— А вот так, — скрестила руки на груди Василиса. — Что, али разлюбил меня теперь? Что же это за любовь такая царская, что вмиг растаяла?

— Что ты! Нет, не разлюбил. Люблю пуще прежнего. Да только разве можно с Кощеем?.. — растерянно, сам не зная что, спросил Иван.

— Родителей не выбирают, — строго припечатала Василиса, решив раз и навсегда закрыть этот вопрос. — А только за всю мою жизнь отец ни разу на меня руки не поднял, грубого слова не молвил, ни разу ни в чем не отказал.

— Но ведь он тебя в лягушку превратил, — неуверенно начал Иван.

— Это кто же тебе такое сказал? Сама я превратилась. Скучно мне стало, вот и поспорила с ним, что три года лягушкой проживу. Из-за тебя, между прочим, проиграла, — нахмурилась Василиса.

— Я уже ничего не понимаю, — пожаловался вконец растерявшийся Иван. — Так что, выходит, мне не надобно с ним сражаться, чтоб тебя спасти?

— Не надобно, Ванечка, не надобно, мой хороший. Пойдём уже за стол, — снова сменила тон на ласковый Василиса. Ну как с дитём малым, честное слово!

— Постой, а зачем тогда ты улетела и мне велела искать тебя? — снова заупрямился Иван.

— А затем, чтоб наперёд думать научился, прежде чем чужое имущество в печке жечь. Ясно тебе? — рассердилась Василиса.

— Ясно, — понуро склонил голову Иван. — Скажи только, любишь ли меня? А то больно уж суров урок твой.

Василиса поглядела на него внимательно да задумалась крепко. Иван ждал, словно приговорённый тать казни неминучей. И столько было во взгляде его надежды отчаянной да тоски несчастной, что дрогнуло сердце девичье. Ох, не царство ей надобно, не престол! Влюбилась она в Ванечку, как есть влюбилась. Думала, просто молодец ей глянулся. Будет играть с ним, воспитывать, царством его развлекаться. Да не тут-то было.

— Люблю, — только и сказала она, словно покаявшись.

Что ж, видно, пропадать ей на роду написано. А отец-то каков! Сразу её распознал. Ну и пусть его, хоть и не любила Василиса, когда он был прав.