Личный мир (гет)

Белла вцепилась в чашку побледневшими пальцами. Ее трясло так, что зуб на зуб не попадал. Дамблдор, незаметно для окружающих их магглов, направил на девушку волшебную палочку, и ее одежда моментально высохла.

— Думаю, Вы дрожите не столько из-за холода, так как тут тепло, а из-за нервного напряжения, — волшебник порылся в карманах мантии и достал маленький пузырек. — Вылейте в чай, это легкое успокоительное.

Белла молча взяла флакончик и выплеснула его содержимое частично в чашку, а частично на свою мантию. Дамблдор молча ждал, пока она выпила свой чай, а потом заказал девушке еще.

Они сидели в обычном маггловском кафе. Белла никогда не была в подобном заведении раньше, но сейчас ей было все равно, не было никакого желания осматриваться. Зато посетители с интересом разглядывали ее и Дамблдора. Ведь если темная мантия девушки еще хоть немного напоминала маггловский плащ, то серо-зеленая бархатная мантия директора вызывала истинное недоумение и, пожалуй, восхищение у персонала и посетителей.

Выпив чай, Белла глубоко вздохнула и задала самый главный вопрос, который сейчас ее интересовал:

— Вы знаете, где Гарри Поттер?

— Да, мисс Белла. Именно о нем я и хочу с Вами поговорить. — Дамблдор положил руки на стол и переплел длинные пальцы. И потом внимательно посмотрел на девушку, сидящую напротив него.

— Внимательно слушайте, что я Вам сейчас скажу, мисс Превет. Об этом никто не должен знать.

— Я слушаю, профессор.

— Итак. Гарри Поттер сейчас находится у сестры Лили.

— У Петуньи? Но она ведь…

— Маггла. Да, мисс Превет, она маггла. Но она также является единственным живым родственником Лили. А та защитила Гарри сильнейшей в мире силой — силой любви. Эта сила оказалась сильнее Волдеморта, и она до сих пор есть в Гарри. Но эта сила будет полностью его оберегать только в том случае, если он будет жить с кровными родственниками. Я наложил заклинание, которое позволит ей продержаться до совершеннолетия Гарри.

— Но ведь… что может угрожать Гарри? — нахмурилась Белла. — Тот-Кого-Нельзя-Называть… он мертв!

— Он повержен. У него нет тела, он очень слаб. Но я бы не был таким уверенным, что он мертв, мисс Превет.

— То есть, Гарри все еще в опасности?

— Нет, пока он находится в доме Петуньи. Но все же… Волдеморт был опасен, когда имел тело и огромные возможности. Сейчас он их лишился и, думаю, со временем точно решится на что-то, чтобы их вернуть. Об этом я и хочу с Вами поговорить. О времени, когда Гарри понадобится помощь.

— Чем я могу помочь? — Белле казалось невероятным то, о чем говорил Дамблдор. Как можно жить без тела?.. Но девушка решила подумать об этом потом. А сейчас она слушала.

— То, о чем я попрошу Вас, будет сложно сделать. Если Вы откажитесь, я пойму.

— Прошу Вас, профессор, эти сутки были ужасными. Не тяните.

Дамблдор усмехнулся.

— Хорошо. Я прошу Вас сделать так, чтобы Ваше имя никто и никогда не смог связать с именем Гарри Поттера. По крайней мере до тех пор, пока Темный Лорд не будет полностью уничтожен.

Белла побледнела еще сильней, если такое вообще было возможно.

— Вы оборвете все контакты с людьми, которые помнят Вас как лучшего друга Поттеров и, тем более, крестную Гарри. Гарри не должен даже догадываться, что у него есть крестная. Вы будете жить такой жизнью, какой захотите, но в ней не должно быть места Гарри Поттеру. До поры до времени, естественно.

— Но почему? За что?.. — выдохнула Белла.

— Я сейчас все объясню. Есть много плохих людей. Людей, которые известны как Пожиратели Смерти, приспешники Темного Лорда. Большинство из них вскоре очутится в Азкабане, но, как не прискорбно, всегда найдутся и такие, которых помилуют. Они будут жить среди нас. Некоторые, конечно, примут решение действительно позабыть о прошлом, но другие будут ждать. Ждать возвращения своего господина, и при этом они будут пристально наблюдать за тем, кто, будучи еще совсем младенцем, сразил Волдеморта — за Гарри Поттером. Есть, конечно, те, кто будет им мешать сделать Гарри что-то плохое. Я, например. Кроме того, в число защитников Гарри войдут те, кто выжил в войне и участвовал в ней в рядах Ордена Феникса. Может, появятся и новые. Но все мы, как и Гарри, будем на виду. И когда настанет пора, нас всех, как бы это сказать, будут «убирать». И тут появитесь Вы.

— Хотите, чтобы я тайно помогала Гарри? Охраняла его?

— Именно. Я хочу, чтобы, когда настанут темные времена, Вы стали невидимой опорой для молодого Поттера. Я хочу, чтобы Вы превратились в его тень. Чтобы помогли ему довести войну до конца.

— Но ведь это может случиться нескоро. Может, я буду уже старая. Со мной ведь тоже может что-нибудь случиться.

— Не будьте такой пессимисткой. Вам всего девятнадцать, рано как стареть, так и, тем более, умирать. Но, тем не менее, Вы достаточно взрослая, чтобы принимать важные решения. Вы должны понимать, что если согласитесь на такую роль, то это может стоить вам очень дорого. Вы можете пострадать из-за этого или же даже погибнуть. Я не знаю, каким вырастет Гарри Поттер. Но я знал его родителей не намного хуже Вас, уж можете мне поверить. И, думаю, он будет достоин называться их сыном. И сейчас Вы должны решить: сможете Вы отдать жизнь за Гарри Поттера или нет. Прошу, подумайте.

— Я обещала, когда Лили умерла, что буду беречь ее сына. Думаю, это обещание можно будет назвать выполненным, если миссия, которую вы мне поручаете, удастся, — тихо сказала Белла, смотря прямо директору в глаза. — Я согласна.

— Хорошо, мисс Превет, я рад, что Вы согласились.

— С сестрой мне тоже нельзя будет общаться? И с родителями?

— С родителями, пожалуй, можно. А с сестрой не стоит... Хотя нет, видеться-то вы можете, но не надо к ней наведываться. О Вас должны позабыть. Все.

— Где я буду жить?

— Пока живите с родителями, как и раньше. Будет неразумно прямо сейчас покинуть свой дом. Вам надо немного прийти в себя. Когда ощутите, что готовы, я помогу найти новое место жительства.

— Хорошо. Профессор, Вы будете на суде?

Дамблдор вздохнул.

— На суде над Сириусом? Да, буду.

— А Вы не можете что-то сделать, чтобы и меня пропустили? Я должна его увидеть. Хотя бы раз.

— Вы уверенны, мисс Белла? Вам будет тяжело…

— Тяжелее уже не будет. Я его невеста. И…

— Думаю, тут я смогу помочь, — Дамблдор решительно встал из-за стола и, бросив на него какую-то маггловскую мелочь, направился к выходу. — Идемте.

Белла направилась за ним.

* * *

В зал суда напихалось столько народу, что негде было горошине упасть. Каждый более-менее важный чиновник пришел посмотреть на то, как засудят того, кто выдал Поттеров Волдеморту. Каждый более-менее скандальный фотограф был здесь, чтобы заснять, как засудят того, кто убил героя Питера Петтигрю. Но Белле было плевать на них всех. Она сидела в пятом ряду, рядом с Дамблдором, и ждала. Ждала, когда приведут ее жениха.

И когда дверь в зал открылась и все вокруг затопило ужасным вонючим холодом, он появился. Он шел с опущенной головой, на ногах и руках его гремели цепи. Он шел, сопровождаемый целым эскортом дементоров. Не каждому Пожирателю доставлялась такая «честь».

А в душе Беллы в тот момент еще теплилась надежда. Она надеялась, что, если Сириус расскажет, как все было, что он невиновен, позовут каких-то свидетелей, процесс наберет обороты, и ее любимого все-таки оправдают. Ведь вот он, перед ней, убитый горем, измученный, голодный, но живой и вполне здоровый. Не может быть так, чтобы его от нее забрали! Он не сдастся, и она не позволит!

Но, как только Сириус сел в огромное кресло посреди зала, его сковали цепями, и парень поднял голову, Белла поняла, что надежды больше нет. Нет, и все. Потому что Сириус и не думал бороться. Взгляд его поразительно-синих глаз застыл, он был пуст и безжизнен, словно уже провел в Азкабане всю жизнь. И Бела поняла, что он винил себя. Она винила себя, потому что не смогла уберечь Поттеров, но ей стало легче оттого, что она сможет помогать Гарри. Сириус переживал по той же причине, хотя и был невиновен, но все же никакого избавления от этого он не мог получить. Он не был свободен, чтобы что-то предпринять, изменить, но он и не пытался освободиться, он принял наказание как должное и не собирался сопротивляться. Ему было все равно.

Сириус не ответил ни на один вопрос судей. Казалось бы, суд в таком случае должен пройти очень быстро, но нет. Была зачитана куча показаний, допрошено больше десятка разных свидетелей. Но ничего из этого ни Сириус, ни Белла не восприняли. Он снова опустил голову, а она все не отводила от него взгляд, понимая: вот он, конец их сказки, и пытаясь вобрать в память каждую знакомую черточку, каждый контур, чтобы всегда помнить его. Ведь раз ей с таким упорством не разрешали присутствовать на суде, то в Азкабан к нему точно не пустят.

Внутри у Беллы стало так пусто и больно, что она стиснула зубы, чтобы не закричать. И вдруг именно в этот момент Сириус вновь поднял голову и впервые встретился с ней взглядом.

И в его взгляде что-то изменилось: он немного ожил, словно оттаял, и в нем даже появилась тень такой привычной нежности. Сириус что-то прошептал. Белла не услышала слов, но она настолько была близка ему, так его понимала, что поняла все по губам:

— Не смотри на меня такого.

И она ответила так же:

— Глупый.

Сириус усмехнулся, удивив этим весь зал. Большинство, наверное, подумали, что он то ли свихнулся, то ли действительно такой жестокий, как о нем говорят, и когда сообщают о его преступлениях, он лишь смеется.

Белла не обратила на перешептывания внимание. Она почувствовала, как к горлу подкатывает комок, а из глаз начинают течь слезы.

— Борись, еще можно что-то изменить.

Сириус помотал головой.

— Я виновен, я их не уберег.

— Ты не виновен. Не сдавайся…

— Ради чего?

— Ради меня…

Сириус на миг отвел взгляд. А когда посмотрел вновь, его глаза стали немного влажными.

— Прости меня, Белла. Прости.

Белла не ответила и тоже на миг отвела взгляд. Но не смогла так долго сидеть, поэтому вновь взглянула на Сириуса. Он прошептал:

— Обещай, что будешь жить. Будешь счастлива.

— Я буду жить. Но мое счастье — ты.

— Глупышка.

Это был миг полного откровения. Полного единства двух душ, когда человека понимаешь не по его словам, а по мимике, чувствам, отражающимся на его лице. По тому, как его черты и привычки запоминались годами, по тому, как двое научились любить чистой любовью.

Вокруг рушился мир. Но им было все равно. Сейчас они были вдвоем.

Они были близки так, как никогда раньше. Двое взрослых людей, которые понимали, что вот она — их последняя в жизни встреча, и она такая, какая есть. И они не жалели о том, что это встреча такая, а не другая, не в другой обстановке, не при других людях или же вовсе без людей.

Говорят, надо уметь ценить то, что есть. Сириус и Белла именно так сейчас и делали. Они ценили миг, маленький кусочек рая перед расставанием навсегда.

И им обоим вдруг стало очень спокойно. Спокойно так, как будто не было, нет и не будет никогда никакой войны. Словно их друзья не умирали. Словно они не расстаются. Сириус даже на миг прикрыл глаза, а потом прошептал:

— Шоколад… помнишь?

Белла коснулась кончиками пальцев губ и улыбнулась.

— Наверное, только у нас был такой волшебный поцелуй.

— Это все я придумал, — капля пафоса в глазах.

— Ну конечно. Казанова, — нежные ямочки на щеках.

Как только влюбленные нащупали этот миг, эту нить, связывающую их крепче любых уз, время понеслось галопом. И поэтому оба вздрогнули, когда маленький молоточек ударился о подставку.

— Виновен и приговорен к пожизненному заключению в Азкабане.

Миг начал пропадать, когда в зале вновь появились дементоры и стали приближаться к Сириусу. Тот, хватаясь за их с Беллой связь, как за спасательный круг, за невидимую ниточку, прошептал:

— Я люблю тебя.

Радость в темно-карих глаза, ласковая улыбка и:

— А я тебя.

Сириус улыбнулся и сознательно отпустил ниточку, закрыв глаза, чтобы запомнить все именно так, как есть, а не превращать расставание в агонию. Впервые за последние сутки у него на душе было так тепло и легко, что даже дементоры на него пока не действовали.

Белла тоже закрыла глаза и открыла их только тогда, когда за заключенным закрылась дверь.

Вот и все. Надо учиться жить новой жизнью.

Девушка и плакала, и улыбалась одновременно. Дамблдор посмотрел на нее, но ничего не сказал.