За жизнь! (гет)

"KEEP QUIET, YOU STUPID GIRL! — Snape shouted…"

Harry Potter and the Prisoner of Azkaban

By J.K. Rowling

В сумерках Паучий тупик кажется не унылым, как при свете дня, а прямо-таки страшным, будто Запретный Лес. И дом Снейпа наводит жуть, как паучье логово. Гарри рассказывал ей об обиталище Арагога (Рон от этих рассказов бледнел, потел и убегал подальше). Судя по описаниям Гарри, царю арахнидов этот дом пришёлся бы по душе, хотя вряд ли подошёл бы по размерам.

Заросшие городской фабричной грязью окна жёлто светились. Хозяин дома. Хозяин ли? И если да, то один ли он?

Она достала из кармана удлиннуш…

— Ты опять пьян, Хвост. Хоть победа и близка, такими темпами ты сопьёшься раньше.

— Не указывай мне, Ню.. Нюниус. Только Тёмный Лорд! Может мне указы… вать. Ты ник… ик… какого права не имеешь не давать мне пить.

— Ещё как имею. Ты хлещешь моё вино.

— Тебе жалко? Для старого друга глоток вина?

— Для друга — не жалко ничего, даже того, что предназначено для Лорда. Как и та бутылка, которую ты держишь. А что это значит?

— Да, С… Северус. Ч-что это значит?

— Это значит, идиот, что пьёшь спиртовую настойку на яде Нагайны!

Послышался отвратительный, раздирающий звук — несчастного мерзавца рвало. Гермиона, вздрогнув, вынула из уха мягкий капсюль. Снейп, с одной стороны, мелкий садист. А с другой — каково ему терпеть постоянное присутствие предателя?

Она вновь вставила капсюль в ухо.

Дребезжащий, свистящий храп — так, только намного тише, когда-то похрапывал старина Скабберс. На фоне этого храпа — низкий голос, исполненный привычного отвращения:

— Evanesco!

Почти неслышимый звук стремительных шагов. Гермиона едва не хихикнула, представив себе, как длинная, неприлично розовая трубочка, алчно трепеща краями звукоприёмника, ползёт за грозным зельеваром. Нюниус, это же надо. Какой дурак додумался до такого прозвища?

Нервы шалят. А если совсем честно, то ей до обморока страшно. Зачем её сюда принесло?

В ухе шумела вода — Гермиона хорошо представляла себе, как Снейп, брезгливо перекосив рот, яростно намыливает руки — снова и снова.

Шум воды стих. Шорох полотенца. Опять шаги — лёгкие, как у призрака, половица не скрипнет. Звяканье стекла, плеск. Правильно, пусть выпьет. Нагайнова яду. Может, подобреет хоть немного.

На этот раз заскрипело, и громко. Наверное, кресло.

Гермиона проверила защитные чары — её гордость. Она разрабатывала их с тех пор, как получила право пользоваться палочкой вне Хогвартса. Чары окружали её пузырём и походили на Умопомрачающее проклятье, только постоянного действия. Всё, что оказывалось в метровом радиусе от Гермионы, сбивалось с толку — будь то маги, магглы, защитные амулеты, либо поисковые заклятья. Защита была идеальной, но всё же ей казалось, что хозяин паучьего логова чует её и сквозь стены своего жилища, и сквозь её сверхнадёжный кокон.

Не убирая удлиннуша, прислушиваясь и поглядывая на карманный вредноскоп, она двинулась к двери.

Существует ничтожный шанс, что она ошибается. Что Снейп именно тот, кем его считает Гарри. И тогда…

А тогда ей всё равно.

Она перешагнула порог, закрыла за собой дверь. Прошла по тёмному коридору и на пороге тускло освещённой гостиной сняла защиту.

— Добрый вечер, сэр.

Она не поняла, как это произошло, только он уже стоял, и в руках у него была палочка.

Гермиона подняла обе руки. В одной была палочка, в другой — вредноскоп, в ухе болтался удлиннуш.

— Это я, сэр, Грейнджер. В начале второго курса я привезла вам Стиксова цвета, чтобы вы вылечили вашу укушенную Пушком ногу.

Он опустил палочку.

— Какого чёрта вы сюда явились? — рявкнул он. — Вы с ума сошли? Вы под Империусом или, может быть, пьяны? Вы соображаете, что вы творите, Грейнджер?!

У неё закружилась голова от облегчения. Она не ошиблась в нём.

— Не кричите так, сэр. Разбудите вашего… привратника

— До утра он не проснётся. Что?... — он вдруг испугался, — что-то с Поттером? Говорите же!

— С ним всё в порядке, сэр. Его хорошо охраняют.

— Охраняют, — проворчал он, — тогда в чём дело? Что вам здесь надо?

Она пожала плечами. В жизни так глупо себя не чувствовала. Ещё удлиннуш этот дурацкий. Она выдернула капсюль из уха и принялась рассовывать по карманам розовую трубочку (Снейп поджал губы) и шарик вредноскопа (Снейп вздохнул).

Напоследок она вбросила палочку в рукав. Освободившиеся руки сразу стали мешать, и она нервно стиснула пальцы.

— Мне нужно с вами поговорить.

— Нашли время.

— Другого времени не будет.

— Так говорите.

Она перевела дыхание.

— Я вам верю, сэр, — сказала она.

Он холодно смотрел на неё. Она слегка развела руками.

— Это всё, что я хотела сказать.

— Грейнджер, вы дура?

— Мне показалось, что после смерти профессора Дамблдора вы остались в одиночестве. И решила, что должна вас поддержать. Наверное, я действительно дура.

— После убийства Дамблдора, хотите сказать. — Снейп опустился в кресло.

— Я знаю, как всё было на самом деле. Гарри рассказал мне…

— Представляю себе.

— Да, он был очень эмоционален. И поэтому не понял главного — профессор Дамблдор вовсе не молил о пощаде. Он просил вас об убийстве, как об одолжении.

— Одолжении…

— Ну, я не знаю, не знаю, как это назвать! Услуга? Благодеяние?

— Благодеяние, пожалуй, подходящее слово.

— Дарю его вам, сэр. Пользуйтесь.

Снейп задумчиво рассматривал её.

— Убийство — благодеяние. Вам, Грейнджер, с подобными взглядами прямая дорога была в Слизерин. Собственно, как и Дамблдору. Совершенно непонятно, как вас обоих занесло в Гриффиндор.

— По личной просьбе, — огрызнулась она.

— Как вы догадались? Об… убийстве по договору?

— По изуродованной руке профессора Дамблдора. Совершенно очевидно, это был след мощнейшего проклятья. И очевидно было, что профессор Дамблдор не смог справиться с последствиями. В подобных случаях смерть — отнюдь не "ложное милосердие"! А для вас убийство — надёжнейшая гарантия преданности Тёмному Лорду.

— Не такая уж надёжная, если вы сумели нас раскусить.

— Я сухарь, — пояснила Гермиона, — эмоции не мешают мне видеть истинную картину мира.

— Красиво излагаете, — хмыкнул он, — логично.

— Логическое мышление есть основное преимущество магглорождённых, — академическим тоном сообщила Гермиона, — в задаче с зельями — тогда, на первом курсе, на пути к Философскому Камню — вы ведь рассчитывали на меня?

— Ну, не на Поттера же.

— В вашем исполнении это практически комплимент. Кстати, меня всегда интересовало, как вашу задачу решил Квирелл?

— Никак. Если помните, Тёмный Лорд заставлял его пить кровь единорога. Так что Квирелл просто прошёл сквозь пламя.

— Вы что, восхищаетесь Вол…?

— Ти-хо.

— …им?

— О да. Он далеко продвинулся на пути к невозможному. Возможно, Дамблдор и прав в том, что предпосылки Лорда ошибочны, а душа ущербна, но он великий волшебник.

Несколько мгновений Снейп являл собой воплощёние сдержанного, почтительного восторга и глубокого уважения. Смягчились резкие черты лица, взгляд стал столь же бархатным, как и голос. Сомнительный декан сомнительного факультета куда-то исчез, и вместо него явился приближённый Тёмного Лорда — преданный без фанатизма, умный без суемудрия, гибкий без изворотливости. Достойный доверия, как никто другой.

Она невольно попятилась. Снейп насмешливо взглянул на неё.

— Я бы не стал гнаться за бессмертием, мисс Грейнджер, — тихо сказал он. — Этим может заниматься только уверенная в собственной непогрешимости персона. Наподобие Лорда. У меня несколько другая… жизненная позиция.

— Лукавый, двуличный, невозможный человек, — объявила Гермиона, развернулась и зашагала к двери.

Дверь, натурально, оказалась запертой.

— Боюсь, Грейнджер, что я не могу вас просто так отпустить, — сказал голос Снейпа у неё над ухом, — вы слишком много знаете.

Она стала к нему лицом, вздёрнула подбородок, взглянула прямо в мрачно-насмешливые глаза. Близко, так близко…

— Вы меня напугали, сэр!

— Вас так легко напугать? Тем опаснее ваша излишняя информированность.

— Я не выдам вас!

— По своей воле не выдадите. А если вас будут пытать? Или, чего уж проще, если за вас возьмётся грамотный легилимент, вроде Беллатрикс Лестрейндж? Она, кстати, вполне способна совместить оба действия. И от обоих действий получить удовольствие.

Её глаза утратили всякое выражение.

— Вот сейчас, — с удовлетворением констатировал он, — я вас действительно напугал.

— Я не подумала… о легилименции.

— Вы не подумали. Вот теперь понятно, почему вы в Гриффиндоре.

— Что… что вы собираетесь делать?

— Стереть вам память, разумеется.

Гермиона сделала движение, собираясь достать палочку, и вновь Снейп оказался быстрее — острие чёрной палочки твёрдо и легко упёрлось Гермионе в подбородок.

— Не глупите.

— Сэр…

— Я готов выслушать альтернативные предложения, если они у вас есть. Но не пытайтесь на меня напасть. Договорились?

— Да, — она демонстративно опустила руки.

— Хорошо, — он вернулся в кресло, — вам есть, что сказать?

Она прикрыла глаза и прислонилась спиной к двери. Ей нужно было несколько секунд, чтобы привыкнуть к тому, что Снейп не стоит вплотную к ней, вызывая головокружение, а сидит-себе-покачивается в кресле.

Довольно, впрочем, нервозно покачивается.

— Грейнджер!

— Мне есть, что сказать. Но вам это точно не понравится.

— Мне не нравится самоё ваше присутствие, так что говорите смело, хуже не будет.

Она угрюмо уставилась на свои ладони. Если бы не давящее предчувствие беды, невесть откуда взявшееся у худшей ученицы Сибиллы Трелони, если бы не уверенность, что она разговаривает с Северусом Снейпом в последний раз…

— Я люблю вас.

Он ничего не ответил. Она подняла голову, взглянула в его неподвижное лицо и повторила:

— Я люблю вас, сэр.

— Ну, — тихо сказал он, — и что я, по-вашему, должен делать?

— То же, что и собирались. Сотрите мне память, и дело с концом. Война началась, привязанности опасны, как никогда, ведь так?

Он отстранённо смотрел, как в её ясных карих глазах появляются слёзы, задерживаются в ресницах, накапливаются, тяжелеют, переливаются через край, бегут по горячим щекам.

Что с того? Разве в первый раз она плачет из-за него? Разве он не славится умением доводить студентов до слёз?

… Мерлин, как она его раздражала. Всегда. С первого взгляда. Её вечно поднятая рука. Иногда ему казалось, что в её теле повреждено какое-то сухожилие, и она физически не может сидеть, не вытянув руку вверх…

У него дрогнули губы, и Гермиона тоже улыбнулась сквозь слёзы.

— Помните Стиксов цвет профессор?

— Ещё бы. Вы умудрились засунуть его в целлофановый пакет.

— Я завернула его в кожуру гарпиевого яйца, а только потом в пакет. Я хотела, чтобы вы догадались, что это я.

— Я и догадался…

"Барон, вы видели, кто подбросил это мне под дверь?"

Барон изобразил крайнюю степень презрения.

"Гриффиндорская второкурсница. Эта гр… — он осёкся под взглядом Снейпа, — похожая на бешеную метлу".

— Где вы его нашли?

— В Греции. У горы Хелмос, на берегу Стикса. Я встала ночью на перекрёстке трёх дорог, спиной к Луне и сказала, что прошу не для себя. И серо-голубая трава с лиловыми цветами выросла прямо у моих ног. Я собрала цветы голыми руками, как предписано, повернулась к Луне и подставила полные горсти под лунный свет. Лунные лучи превратили цветы в пепел, и когда пепел обжёг мне ладони, я ссыпала его в мешочек из кожуры гарпиевого яйца. Я всё сделала правильно, поэтому через неделю вы перестали хромать.

Она решительно подошла к нему, уселась на пол и прижалась лбом к его колену.

— Вот эта самая нога, — пробормотала она.

Он осторожно положил ладонь на её пушистую голову.

— Двенадцатилетний ребёнок ночью, на перекрёстке, в чужой стране, творит обряд Гекаты. Чудно. А куда смотрели ваши родители?

— Спали в гостинице. Зелье Сна Без Сновидений.

— Его изучают только на третьем курсе.

— Подумаешь!

— Ах, Грейнджер вы, Грейнджер…

— Я должна была вас вылечить! Я была виновата перед вами, я вам мантию сожгла!

— Да, это серьёзное прегрешение.

— Я отвлекла вас, когда вы помогали Гарри укротить метлу! Из-за меня он чуть не разбился.

— Много на себя берёте, Грейнджер.

— Ваша школа. Будто не вы на втором курсе пробрались в больничное крыло и всунули мне в руку страницу из учебника с описанием василиска и словом "трубы"? Кстати, как вы подделали мой почерк?

— У меня есть перо-имитатор, Хорошо, что ваш Поттер не задумался, почему он не сразу обнаружил эту бумажку в вашем кулаке. А вот как вы догадались, что её подбросил я?

— По запаху. Гарри потом вернул мне страницу — она пахла, как ваша мантия, чем-то едким, чесночным. Мышьяк?

— Мышьяковистая кислота. Варил стекло для колб. Всё приходится делать самому.

— Странно, что вы не заставили Гарри заниматься этим на отработке.

— Это с мышьяком-то возиться? Я бы с радостью, да вот Дамблдор бы вряд ли разрешил.

— А бумажку подбросить, значит, разрешил?

— А что было делать? Вы окаменели, подсказки не оставили, а сам Поттер чёрта с два бы вычислил василиска. Пришлось рискнуть.

— Я тогда всё пропустила, пока валялась в больничном крыле.

— Зато я отдохнул. Никто не мелькал перед глазами, волосами не мотал, руку не тянул, Лонгботтому не подсказывал…

— Сэр!

— … не лез в пещеру к василиску. Хватит и того, что там оказалась младшая Уизли.

— Ещё Гарри, Рон и Локхарт!

— Они, как бы это сказать, не девочки. В отличие от вас и леди Джиневры.

— Вы, сэр, гендерный шовинист.

— Я, Грейнджер, мужчина. И как мужчина, могу сказать, что вы в больничном крыле неплохо смотрелись. Такая тихая, причёсанная, даже хорошенькая. Сейчас вы скажете, что я педофил.

— Вот за педофилию вам и досталось от меня на третьем курсе.

— Этого я от вас не ожидал! Так-то вы меня отблагодарили за двукофейный боб, который стащили из моей кладовой для зелья Бессонного Бодрствования! Я вам, между прочим, слова не сказал!

— Вы меня немножко достали. У нас в руках был настоящий виновник смерти родителей Гарри, а вы только и думали о том, чтобы свести старые счёты. Стыдно, ведь взрослый человек! А ещё вы меня обозвали! Глупой девчонкой!

— Разве я не прав? Не выяснив всех обстоятельств дела, вы напали на учителя, защищая беглого преступника.

Она потерлась макушкой о его ладонь. Как кошка.

— А вы-то сами?

— Я — другое дело. Я защищал учеников. Не от кого-нибудь, а от убийцы.

— Но вы тоже не разобрались во всех обстоятельствах дела. Мало того, даже и не пытались. Куда как умно с вашей стороны, но я же не называла вас глупым… профессором. По крайне мере, не вслух.

— Вместо этого вы просто приложили меня Оглушающим.

— Так вам и надо. За пристрастность, мстительность и злопамятность.

— Добавьте — за ревность. На четвёртом курсе вы, наконец, обратили внимание на ровесников.

— Вы ревновали? Поэтому вы были так довольны, когда ваш любимчик вытянул мне зубы до колен?

— По-моему, он в вас не попал. Зубы были как зубы, такие же, как всегда…

— Я вас убью!

— В благодарность за то, что мы с Драко Малфоем привели в порядок ваш прикус?

— Вы?

— Ну да. Моё Уменьшающее зелье. А если бы Малфой вас не заклял, вы бы так до сих пор и ходили со скобками,

и не имели бы такого чёртова успеха. Ах-ах, у квиддичного ловца.

— Между прочим, лучшего ловца современности.

— Он же двух слов не мог связать. Он вас раздражал, я видел. Вы встречались с ним только в угоду вашему тщеславию. Или для того, чтобы уязвить Уизли?

— Рон мой друг!

— Ну да, конечно…

Она положила ему на колено подбородок и грустно посмотрела на него.

— Вы забыли, что я вам сказала? Я люблю вас.

— Чушь.

— Чушь — не ложь.

Он резко встал (Гермиона едва успела отпрянуть), прошёлся по комнате, остановился у двери, прислушиваясь к храпу Петтигрю.

— Я виноват в смерти Блэка. Я спровоцировал его на вылазку в министерство.

— Вы мне об этом уже говорили. Во время вашего… бдения на Астрономической башне, в ночь, когда погиб Сириус.

— Так это всё-таки вы со мной сидели?

— Я. И в подземелье я вас отвела. Пришлось просить Барона показать дорогу.

— И он согласился?

— И даже велел Пивзу отвлечь Филча. А что ему было делать? Не оставлять же пьяного декана Слизерина валяться на полу Астрономической башни.

— Я что, был настолько пьян? Ничего не помню.

— У вас очень болела рука. Метка. Вы… я вас в таком состоянии никогда не видела.

— Зачем вас понесло на башню?

— Тошно стало в больничном крыле.

— А со мной, стало быть, не тошно?

— Нет. Не тошно. А знаете, что?

— Да?

— Вы виноваты не больше чем Гарри, — Гермиона так и сидела на полу, обхватив колени, следила за Снейпом блестящими глазами.

— Что?

— У Гарри было Связное зеркало. Оно весь год пролежало в его сундуке. Гарри мог вызвать Сириуса в любой момент, убедиться, что с ним всё в порядке, но он просто забыл об этом. Вот и все.

— Это — поступок легкомысленный, а не злонамеренный.

Она грустно засмеялась.

— Мы говорим о смешных вещах? — осведомился Снейп.

— В своём стремлении меня оттолкнуть вы дошли до того, что оправдываете Гарри. Разве не смешно?

— Я хочу защитить вас.

— Не нужно. И отталкивать не нужно. Я ведь ни о чём не прошу.

— Разве? А мне показалось, что просите.

— Только об одном. Сохраните мне память. Я не хочу забывать.

— Глупая девчонка, — он опустился на пол рядом с ней, притянул её к себе — ты понимаешь, насколько это опасно?

— Послушай…

— Не только для тебя, но и для меня опасно, Грейнджер. И для Поттера. Любой намёк на это… на эту твою чёртову любовь, любое подозрение, что ты как-то со мной связана, погубит меня, а значит Поттера, а значит…

— Пожалуйста, выслушай меня. Я не хочу забывать насовсем. Наложи на меня Империус, и прикажи мне забыть. Потом, когда будет можно, прикажешь вспомнить. Ну, что я тебе объясняю, это обыкновенный гипноз — ты же полукровка, а не чистокровный сноб, ты должен знать! — она торопливо, беспорядочно ласкалась к нему, коротко прижимаясь лбом, зажмуренными глазами, грудью, губами к его покрытым шрамами рукам. Жадно, слепо, как зверь, как ребёнок, как женщина…

— Сумасшедшая…

— Я хочу помнить тебя…

— Дура, ох, дура… надо же было до такого додуматься…

— Люблю тебя.

— Дура!

— Люблю. Люблю. Люблю. Лю…

Не нужно ему было до неё дотрагиваться. Сдерживался, сдерживался — и вот…

Горячка, горячка. Уже не женщину, не ведьму он держит в объятиях, а пляшущее пламя, от него занялись, загорелись ладони и лицо, и губы, и гул в ушах, как гул пожара… тёмные волосы, отражающие зарево свечей, кажутся огненными — Лили? Нет, другая. Маленькая, глупая, она думает, что любит. И он, предатель, убийца, сейчас возьмёт её, а потом велит забыть…

Он вскочил, оттолкнув её почти с отвращением, и она вскрикнула, точно он её ударил.

— Северус!

— Нет.

— Один раз. Один-единственный. А после делай, что хочешь. Сотри мне память, я согласна.

— Нет!

Она медленно поднялась с пола, не сводя с него глаз. Он сжал зубы.

— Нет? — сказала она. — Хорошо. Пусть всё катится к дьяволу! Я сама.

Она выхватила палочку и приставила острие к виску.

— Oblivi…

— Expelliarmus! — Он сжал её палочку в левой руке.

Она уставилась на него — растрёпанная, раскрасневшаяся, растерянная и разозлённая. И он, стоящий столбом с двумя палочками в кулаках, не знающий, что теперь делать — ел её таким же злобным взглядом.

За прошедшие годы он научился смеяться над собой и теперь, оценив нелепость ситуации, не сумел сдержать ухмылку. И, увидев её ответную шалую улыбку, почувствовал, что проигрывает.

Она шагнула к нему.

— Пожалуйста, Северус.

Ещё шаг, ещё. Всё, ближе уже некуда.

— Пожалуйста, — она взяла его правую руку, разжала пальцы и, вынув палочку, положила её на стол. И прижалась щекой к ладони.

Он приподнял её голову и заглянул в глаза.

— Ты что, совсем ничего не соображаешь?

— Я ведь пробралась сюда. Меня никто не видел, никто не учуял, даже твоя сторожевая дверь. И после этого ты говоришь, что я ничего не соображаю?

Он положил на стол вторую палочку и взял голову Гермионы в обе руки.

— Только ответь мне на один вопрос.

— Да, профессор, — и снова летучая улыбка, хмельные глаза…

— Ты девственница?

Она поражённо уставилась на него, страшно покраснела и зажмурилась.

— Ну, зачем тебе? Какое это имеет значение?

— Огромное. Представляешь, вот сейчас я у тебя буду первым, а потом велю забыть. И как ты объяснишь Уизли своё… поюзанное состояние?

Она вырвалась из его рук, бледная от оскорбления, дрожащая от бешенства , бросилась к двери…

— Imperio!

Она качнулась и застыла спиной к нему, опустив руки.

— Повернись.

Она повернулась. И посмотрела на него, как на Солнце. У неё даже слёзы выступили. Взгляд заклятого Подвластием…

На сантименты нет времени. Он подозвал склянку. Велеть ей собрать все воспоминания, все догадки, все взгляды и слова. Всё, до чего она дошла своим въедливым умом. И похоронить в этой склянке, из которой ничего нельзя извлечь.

А то, что останется… то, что она называет любовью… Что ж, не к лицу хорошей девочке лелеять нежные чувства к столь беспросветному негодяю. Стало быть, она сумеет их подавить. Проживёт свою хорошую, правильную жизнь. И никогда не вспомнит, как пламенем билась в его руках…

— Finite Incantatem.

Она сморгнула. Посмотрела на него. Испуганно оглядела себя, нервно провела ладонью по волосам.

— Что ты сделал?

— Не бойся. Я ничего не сделал. Твоя память при тебе. И твоё целомудрие тоже.

— Знаете что, сэр, — сказала она, подошла к окну и прислонилась лбом к стеклу, — идите вы в задницу с этим целомудрием.

— Богатая мысль, — согласился он. — Было бы у меня побольше опыта, обязательно бы мы с тобой сейчас попробовали.

— Что, ни разу не пытались? Ни вы, ни вас?

— Оскорбление за оскорбление, — хмыкнул он,— будем считать, что мы квиты. Но проблема остаётся. Надеюсь, ты уже в состоянии думать головой, а не… целомудрием?

— В состоянии. Вы правы, профессор. Я не имею права вас подставлять. — Она упрямо стояла к нему спиной.

— Грейнджер.

— Хорошо, хорошо. Себя, Гарри и весь мир в придачу. Но я не согласна на отъём воспоминаний. Моё предложение остаётся в силе. Вы заклинаете меня Подвластием и велите всё забыть. Но оставьте ключ.

— Ключ? Слово, запускающее память? Это тоже опасно.

— Тогда замкните всё на себя. Пусть это будет слово, произнесённое только вами.

— Тоже опасно. Кто-нибудь выпьет Оборотное Зелье и брякнет ваше слово-ключ моим голосом. Случайно.

— Кошмар. Вы, сэр, параноик.

— Положение обязывает.

Она всхлипнула. Он ждал.

— Ладно, — хрипло сказала она. — Я отдаю вам свои воспоминания. Я разрешаю вам их уничтожить.

Он мгновенно оказался возле неё. Развернул к себе, оторвал от пола, едва не подбросив, стиснул до стона и поцеловал. Она судорожно обхватила его. Как перед смертью.

— Прости, — сказал он, — прости.

Его голос, более обыкновенного низкий и тяжёлый, отдался в её теле, вызвав волну мучительного, безнадёжного желания.

— Пустите! — крикнула она, вырываясь. Он поспешно поставил её на пол, разжал руки, отступил.

— Я… я больше не могу. Покончим с этим поскорее, — попросила она, не глядя на него.

— Покончим, — согласился он, и подозвал склянку.

Она искоса взглянула на склянку мокрыми глазами и вдруг улыбнулась, узнавая.

— Синяя Бутылка!

— Сам делал, — мрачно похвастался он. — Как настоящая, верно?

Синяя. Нет, голубая. Как алмаз в звёздном свете, как капля росы поутру.

— Она и есть настоящая, — так же мрачно ответила Гермиона, — Бутылка–Убийца. Не жалко?

— Для вас, мисс, ничего не жалко.

— Но её ведь придётся разбить?

— Во-первых, её не разобьёшь. А во-вторых, это и не нужно. Как вы верно выразились, это Бутылка-Убийца. Точнее, Уничтожительница. Всё, что туда попадает, обратно не возвращается. Знаете, что там внутри?

— Что?

— Вода из Леты.

В глазах Гермионы метнулась паника.

— Я ведь тоже ею воспользуюсь, — тихо сказал он. — Не хочу рисковать. Вами.

— Но если всё кончится хорошо? Если мы останемся живы? Мы не будем помнить друг друга. Мы проживём всю жизнь, не зная, что…

— Вы путаете память и чувства, Грейнджер. Если мы выживем, то как-нибудь обойдёмся без памяти о прошлом. Мы будем любить друг друга без памяти.

— Смешно, — без выражения сказала она и взяла со стола палочку.

Первая светящаяся нить — Стиксов цвет — канула в Бутылку, свернулась спиралью, как локон Гермионы, как змея, вспыхнула и исчезла.

Два — страница из учебника с описанием василиска.

Три — "Глупая девчонка!"

Четыре — дементоры, серебряный олень, темнота беспамятства, полубессознательное ощущение жёстких пальцев, сунувших Гермионе в губы кусок шоколада… жуткая смесь запахов шоколада и зелий…

— Шоколадка, сэр!

— Вы и это помните?

— Нет, уже не помню.

Пять — вытянувшиеся до воротника зубы. "Не вижу разницы".

— Вот об этом, — Гермиона с демонстративным отвращением дёрнула палочкой, — я забуду с особенным удовольствием… кстати, о чём?

— Неважно.

— Пожалуй.

Шесть — Астрономическая башня. "Либо я пьян, либо вы, Грейнджер, прехорошенькая. Вы похожи на одну девушку, хотя нет, об этом ни слова. Блэк… когда-то чуть не убил меня, а сегодня я убил его. Я победил! За победу! За нашу победу, мой Лорд! Дьявол, рука болит. Хорошо, что вы тут, Грейнджер, но лучше бы вас тут не было".

— Кстати, — палочка Гермионы застыла на полпути, — а на кого это я, по-вашему, похожа?

— Я что, говорил, что вы на кого-то похожи? Абсолютно не помню.

— Лжёте.

— Да.

— Ну, и чёрт с вами…

Семь — дрожащий от горя и ненависти голос Гарри, обвиняющий Снейпа в убийстве Дамблдора. Это воспоминание самое опасное. Прочь его, весь рассказ Гарри — прочь!

И наконец…

— Прощайте, сэр.

— Прощайте, Гермиона.

Восемь. Последняя сияющая нить тает в синем хрустале под недоумённым взглядом карих глаз. Снейп поднял палочку.

Гермиона перевела взгляд на Снейпа.

— Профессор? Вы?

— Imperio!

Снова слепой обожающий взгляд. Мерзость какая.

— Мисс Грейнджер, вы меня слышите?

— Да.

— Вы можете вернуться отсюда домой?

— Да. У меня есть портал.

— Очень хорошо. Сейчас вы выйдите отсюда, активизируете портал, вернётесь домой, ляжете в постель и проспите до звонка будильника. Проснувшись, вы забудете, что виделись со мной. Будьте очень осторожны, вас никто не должен видеть. Вы поняли?

— Да.

Он огляделся, проверяя, не забыла ли Гермиона чего-нибудь. Вынул у неё из руки палочку (от того, как безвольно разжались её пальцы, у него подкатило к горлу), сунул палочку ей в карман. Взял её за руку, вывел из дома.

— Идите, Грейнджер, и не оглядывайтесь

Подождав, пока она отойдёт на несколько шагов, нацелил палочку, шепнул: "Finite!".

Гермиона запнулась на мгновение, выпрямилась, прошла ещё несколько шагов и исчезла.

Снейп вернулся в наполненный крысиным храпом дом.

Несколько минут спустя он стоял, недоумённо разглядывая Синюю Бутылку и пытаясь вспомнить, зачем она ему понадобилась. Пожал плечами, направился к шкафу, намереваясь вернуть жуткий сосуд на полку. На его плечо легла костяная рука.

— ДУМАЮ, Я СМОГУ ПОКА ПОДЕРЖАТЬ ЕЁ У СЕБЯ.

— А, — сказал Снейп, — старый знакомый. Ты опять здесь?

— Я ВСЕГДА ЗДЕСЬ. НУ, ТАК ЧТО, ТЫ МНЕ ДОВЕРЯЕШЬ?

Снейп, не оборачиваясь, вложил Синюю Бутылку в раскрытую ладонь, протянувшуюся поверх его плеча.