Гарри Поттер и Обряд Защиты Рода (гет)

Гарри достал дневник мамы. Что же все-таки в нем записано? Гарри вдруг подумал о том, как мало он знает о своих родителях. Какие они были, кроме того, что хорошие? Почему мама вышла замуж за отца? Судя по всему, у Джеймса был непростой характер. А какой была сама мама?

Гарри полистал пустые листы тетради с единорогом, сунул под подушку и лег.

— Гарри, что с тобой? — это Гермиона заботливо провела по волосам. — Снейп придирался или что? — спросила девушка.

— Нет… Я…Гермиона, ты знаешь о своих родителях? В том смысле, как они познакомились, долго ли встречались и все такое?

— Мама кое-что рассказывала мне, — охотно ответила она. — Она поздно вышла замуж. В 29 лет. Потому что была слишком умной и … правильной, что ли. Мужчины таких не любят. Если честно, я думала, что мне тоже будет трудно найти мужа. Мой папа очень хороший, такие мужчины — большая редкость. А каждая девочка подсознательно ищет себе мужа, похожего на отца.

— А я ничего не знаю о своих родителях, — ответил Гарри. — Хотел Сириуса расспросить на летних каникулах, но…

Гермиона понимающе сжала его руку.

— Знаешь, чем Добби занимается? — вдруг прыснула она.

— Чем? — удивился Гарри.

— У бедняги ещё со времен рабства остался инстинкт, вязать вещи детям своих хозяев. Так что у нашего будущего ребенка, который ещё неизвестно когда родится, уже есть 5 шапочек и 3 пары пинеток, — Гермиона рассмеялась.

— Все-таки этот эльф точно чокнутый, — смутился Гарри.

— Да, у Добби своеобразный характер, он отлынивает от работы на кухне, в последнее время убирает только в нашей комнате. Впрочем, это даже хорошо, ведь ты же ему платишь, а у профессора Дамблдора он денег больше не берет. А вот все свое свободное время Добби вяжет для наших детей.

*

Гарри перевернулся на другой бок и сквозь сон почувствовал, что к нему удобно прижалась Гермиона.

— Гарри, — прозвучал над ухом женский голос. Он открыл глаза. Рядом с кроватью сидела молодая женщина с длинными темно-рыжими волосами и зелеными глазами. Её за плечи обнимал Джеймс Поттер.

— Мама? Папа? — удивленно воскликнул Гарри.

— Мы с папой очень переживаем за тебя, — тихо произнесла Лили. Джеймс кивнул.

— У меня все хорошо, — ответил Гарри и обернулся. Гермиона крепко спала рядом. — Теперь лучше, чем было, — добавил он.

Но Лили и Джеймс грустно на него посмотрели.

— Профессор Дамблдор отдал тебе мой дневник, произнесла Лили. — Я хотела бы, чтоб ты прочитал его, когда тебе будет 17. Но вдруг подумала… Ты мало что знаешь о нас. Вдруг кто-то тебе расскажет нашу историю… но неправильно. Ты будешь переживать.

— Да, — отозвался Джеймс. — Как, например, с нашим подарком Луни. Снейп над ним медитировал 13 лет, представляя, что мы вытворяли в поисках острых ощущений. Без пароля прочитать его не смог, так решил тебе отдать.

— Я не хотел верить в плохое, — искренне воскликнул Гарри.

Джеймс неожиданно улыбнулся ему и подмигнул.

— Надеюсь, тебе помогли мои советы?

Гарри смущенно кивнул.

— Гарри, — Лили протянула к нему руку, — я, пожалуй, дам прочитать тебе свой дневник. Но я очень переживаю. Там есть то, что может тебя поразить.

— Например, как я и мама плохо вели себя в школе, — улыбнулся Джеймс. Но уже мгновение спустя его улыбка исчезла и в глазах появилась грусть. — Ему лучше знать всё, Лили, — повернулся он к жене. Она кивнула.

— Я тоже так думаю.

Гарри вздрогнул и проснулся. Конечно, родителей не было, это был всего лишь сон. Но такой яркий, отличающийся от обычных, которые быстро забываются после пробуждения. В комнате было темно. Гермиона спала рядом, подложив руку под щеку. Гарри достал из-под подушки дневник мамы и подошёл с ним к камину. Открыл тетрадь. Прежде чистые, теперь страницы были исписаны аккуратным округлым почерком. С гулко стучащим сердцем Гарри сел возле огня и принялся читать.

Привет, Дорогой Дневник! Давай знакомиться, я — Лили Эванс, ученица школы Чародейства и Волшебства Хогвартс. Я решила делать в тебе записи, потому мне нужно кому-то рассказать, что со мной происходит, а подругам я не доверяю. Совершенно разочаровалась в женской дружбе. Джинни пустила слух, что я симпатизирую Джорджу, и его едва не убил Джеймс Поттер. Оказалось, что Джордж просто обидел её, и Джинни решила так отомстить. Два прошлых года я дружила с Анной Миллер, мне показалось, что она была хорошей милой девчонкой, но в меня влюбился её парень и мы стали злейшими врагами, хотя, клянусь, я не хотела этого, Тед мне совершенно безразличен, мне было ужасно неловко, что это произошло! Я пыталась это объяснить ей, даже разговаривала с этим парнем, чтобы он не бросал Анну, но … ничего не помогло. Она из мести разболтала девчонкам мои секреты и не забыла добавить сплетен. Но самое страшное, что она рассказала Джеймсу Поттеру, что я люблю его! Он вовсе перестал давать мне проход! Я терпеть не могу, как он выделывается и заколдовывает всех, кто ему не нравится. Он наглый, красивый, самоуверенный и ходит со своим братом-неразлучником Сириусом Блеком, которого я просто не переношу! Но на самом деле, дорогой Дневник, Джеймс неплохой, просто он сильно зависит от влияния друзей. Я помню, слизеринцы отлупили этого Блека, и он неделю пролежал в больничном крыле. Джеймс остался со своим вторым другом — Ремусом Люпином. Это наш староста — очень добрый и славный парень, мне он очень нравится. И Джеймс целую неделю вел себя, как нормальный человек! Потом Блек выздоровел, и они устроили охоту на Снейпа — это один из самых ненавистных им слизеринцев. А по-моему, это несчастный подросток с огромной кучей комплексов.

На Гриффиндоре не для кого не секрет, что Джеймс бегает за мной. Да, он уже много раз предлагал мне встречаться, но я не рискну этого делать, пока он не перестанет валять дурака! Я ненавижу, как он ловит снитч, с которым не расстается, наверное, даже ночью, я терпеть не могу, как он строит мне глазки и ерошит свои и без того лохматые волосы, не переношу, как он относится к Петтигрю — этому маленькому неудачнику, который на все его подколы отвечает обожанием. На это просто противно смотреть, как может так унизить себя волшебник — Джеймс, как ты классно его поймал, Джеймс, какой ты умный, какой ты ловкий, Джеймс! Я просто в бешенстве от всего этого, но самое смешное и страшное, что я люблю Джеймса! И сдуру поделилась этим с Анной! Теперь хоть из школы уходи! Представляю, что она наговорила про меня, если я как-то призналась ей, что ни разу не целовалась ни с одним парнем, потому что люблю Поттера и мечтаю, чтобы это сделал он!!! Наверняка, она ему сказала, что я мечтаю не только о поцелуе, потому что Джеймс теперь просто ест меня глазами и уже несколько раз затягивал в пустой класс для «серьёзного разговора» — это в том смысле, что он обнимал меня и пытался поцеловать, уверяя, что я этого хочу. А его дружки верно нас караулили, чтобы нашему разговору никто не помешал. Я сказала ему, что буду с ним встречаться, когда он перестанет быть клоуном и придурком. А до тех пор я предпочитаю видеть рядом кальмара из Хогвартского озера! Он пытался мне что-то говорить по поводу того, что уже исправился, а слизеринцев заколдовывал, чтобы отомстить за Сириуса. Я в гневе заявила ему, что они такая замечательная пара, что я буду лишней! До сих пор мне это неприятно вспоминать, мой дорогой Дневник, похоже, я его задела. Джеймс перестал за мной бегать, ходил кислый и злой. А я, похоже, привыкла к его вниманию, и теперь, когда он оставил меня в покое, я ненавидела себя за то, что такое сказала и что вообще такая дура.

*

Я нечаянно услышала разговор Джеймса с его друзьями. Сириус презрительно фыркал в мой адрес, говорит, что я не стою таких переживаний. Петтигрю, вот кто бы мог подумать, какой гаденький он иногда бывает, поддакивал ему, что впрочем, не мешало ему при встрече со мной мило и заискивающе улыбаться! А Ремус сказал ему слова, за которые я была согласна его благодарно расцеловать!

— Ты любишь её, Джеймс, поэтому постарайся измениться. Мне показалось, что ты ей очень нравишься, просто она тебя боится. Скажу честно, я бы на её месте тоже тебя боялся.

— А мне показалось, что она ненавидит меня, — грустно ответил Джеймс, но в этот момент Блек повалился рядом от смеха и почему-то принялся толкать в бок Питера, словно он превратился в боксерскую грушу.

На это раз терпение лопнуло даже у Джеймса, он психанул на Сириуса и ушёл. Мне стало так жаль его, что я сделала то, чего никогда бы не совершила, если бы не была влюбленной дурой — я догнала его и попросила прощения. Джеймс схватил меня и сжал в объятьях (я не сильно патетично пишу, милый Дневник?).

Тогда я сказала ему:

— Послушай, Джеймс, ты мне действительно нравишься, но я … не могу встречаться с тобой, потому…что ты какой-то очень… яркий, что ли… За тобой бегают столько девчонок, ты же бросишь меня, как только я тебе надоем, ведь правда?

— Нет, Лили, нет! — он это почти закричал, и, знаешь, Дневник, я почувствовала, что он совершенно искренен. Он начал говорить, что давно меня любит, что ни с кем не смог встречаться — даром, что девчонки вокруг него вьются, что уже испробовал все, чтобы привлечь моё внимание. На что я ему грустно заметила, что он все делал не то.

— Завтра мы уезжаем на лето домой. У нас будет два месяца, чтобы обдумать, как быть дальше, — серьёзно сказала я.

Джеймс ответил, что через два месяца я его не узнаю, что он докажет, что любит меня и с ним стоит встречаться.

*

Потом было бесконечное лето. Знаешь, мой милый Дневник, я никогда так не хотела в Хогвартс, как в этом году. Джеймс часто присылал мне сов с письмами, в которых говорил, что, дескать, меняюсь, исправляюсь, Слинявуса не задираю (можно подумать, что летом это так трудно сделать!) и по-прежнему люблю. Учитывая, что на это лето он приютил у себя дома сбежавшего от родителей Блека, то, что он регулярно слал мне письма, значит, что он, похоже, и впрямь меня любит. Моё предчувствие подсказывало мне, что Джеймс что-то задумал. Я считала дни до конца каникул. Петуния — это моя сестра — стала совершенно невыносима. Она ненавидит меня, считает меня злой ведьмой из сказки, боится, что я заколдую её. На самом деле она ненавидит меня за то, что в меня влюбляются её женихи, хотя я совершенно этого не хочу. Бедняга Петуния некрасивая — худая, угловатая с большой нижней челюстью. Я по сравнению с ней просто вейла какая-то. У неё снова завелся жених — на этот раз банкир. Он некрасивый, такой же тощий, как моя сестрица, нескладный, но зато на крутом авто. Я на всякий случай прячусь, когда он к нам приходит. Если этот зануда пустит на меня слюни, Петуния меня точно убьет. Мама тоже переживает, чтобы не повторилась прошлогодняя история. Тогда меня, 15-летнюю девчонку, увидел её однокурсник, с которым она начала встречаться. Одурел совсем, влюбился и оборвал наш телефон. Петуния закатила истерику по поводу того, что я — тварь такая, причаровываю её парней.

Несмотря на мои прятки, Оливер сбежал от Петунии. Похоже, на сей раз виноват её характер — Петуния очень сложная, злая, завистливая и ужасная сплетница. Пишу это с прискорбием, мой дорогой друг Дневник, ведь не смотря ни на что, Петуния — моя сестра. Даже мама часто делает ей замечания, что нельзя себя так вести. Тогда сестрица плачет, что в этом доме любят всяких ведьм, а нормальным девушкам нужно просто куда-то убираться. Это ужасно, милый Дневник, мама уже не знает, как нас помирить.

*

Однако наступило 1 сентября, и я снова встретилась с Джеймсом. Он сильно повзрослел за лето, стал таким красавцем, что моя бедная влюбленная душа, едва не выпрыгнула из груди. Он так со мной поздоровался! Похоже, он и впрямь изменился, стал спокойнее и… даже не знаю, как сказать. Но я поняла, что соглашусь с ним встречаться, даже если он прямо сейчас начнет кривляться на пару с Блеком — о, этот красавчик стал ещё красивее, хотя уж куда ещё! Со мной поздоровался довольно мило, наверное, Джеймс все лето проводил с ним воспитательную работу. Ремус выглядит изможденным. Он, бедняга, какой-то болезненный, даже вынужден часто пропускать уроки. Мне его так жаль. Хороший парень. Ах, чуть не забыла, Питер Петтигрю — по-прежнему серенький и меленький. Жадно и заискивающе заглядывает в рот Джеймсу и Сириусу, а те даже не обращают на него внимания, когда разговаривают между собой.

Я слушала рассказы своих одноклассниц про лето. Кивала, но не слушала их. На самом деле неловко и смущенно стреляла глазами в Джеймса, а он в меня — смело и счастливо. На следующий день он предложил мне встречаться. Он предложил бы и в этот вечер, но после сытного и вкусного банкета всех так разморило, что все очень скоро уснули.

*

Вот все-таки хорошо, что у меня есть ты, мой дорогой Дневник, я должна кому-то все рассказать о нас с Джеймсом. Мы начали встречаться. Он очень интересный и весёлый, знает много ужасно смешных историй. Я не заметила, как засиделась с ним возле озера до глубокой ночи. Он повел меня в гостиную, а там в темноте мы начали целоваться. Ты даже не представляешь, как он целуется, милый мой Дневник! Мегги, моя новая подруга, с которой мы подружились после того, как меня предала Анна, сказала, что её бывший парень не целовался, а присасывался, как пиявка. Теперешний её парень, превосходный и великолепный Сириус Блек, тоже довольно противно целуется.

Теперь я стала умной, секреты свои никому, кроме тебя, Дневник, не рассказываю. Правда, Мегги меня ни о чем и не спрашивает, она любит говорить только о себе, своих переживаниях, при чем совершенно не стесняясь меня и не спрашивая, хочу я это слушать или нет. Я, честно говоря, была в шоке, когда она мне сказала, что сейчас спит с Блеком! Мне даже страшно подумать, что я буду делать, если Джеймс предложит мне нечто большее, чем поцелуи в углу гостиной или на лестнице за поворотом возле портрета Полной Дамы! Соглашаться или нет? Я мало что знаю об этом. С мамой мне неловко было говорить об этом, с Петунией — смешно. Мама нас воспитывала в большой строгости. А у моей новой подружки Мегги все так просто! Она с удовольствием рассказывает мне обо всех своих парнях. И самое забавное, что я, а не она, умираю от смущения, когда она мне все это описывает. Кстати, она очень удивилась, что я до сих пор не переспала с Джеймсом. Это все, что я ей сказала про наши встречи. Только ты, мой дорогой Дневник, знаешь, что он превосходно целуется, и от его поцелуев у меня кружится голова. Когда он целует меня, то снимает очки, и это так трогательно! В наших встречах много романтики — шепот, обжиманцы! Я люблю!

*

Дорогой мой друг Дневник, я сейчас в больничном крыле. Мои критические дни и в самом деле критические. Настойки мадам Помфри немного облегчают мои страдания, но все равно идти на занятия я не в состоянии, мне нужно лежать. Мне, как всегда, везет, дорогой Дневник.

В обеденный перерыв ко мне пришёл Джеймс. Вряд ли он не знает, что со мной. Он пытался меня развеселить — превратил яблоки в ананасы. Джеймс очень любит ананасы. Как только научился, всегда тыквенный сок превращал в ананасовый во время еды в Общем зале. Затем были шутки. О, дорогой Дневник, ты даже не представляешь, как он умеет смешно рассказывать! Лучше всего у него получается перекривлять Макгонагал. Хотя и Флитвику, и Хагриду тоже порядком достается. Он даже умеет забавно блестеть очками, как наш любимый дедушка-директор! Но он это делает не со зла, ему просто нравится шутить! Мой Джеймс — душа компании. Увы, дорогой Дневник, я совсем безнадёжно влюблена в него.

После уроков он снова пришёл ко мне — поддержать мой боевой дух. Принес мои учебники, чтобы я смогла учить уроки. Потом мы начали целоваться, и все закончилось тем, что мадам Помфри выгнала моего Ромео. Без него мне стало очень грустно.

Я плохо знаю Джеймса, мой милый Дневник. Поздно вечером он как-то умудрился прокрасться ко мне! Мы так чудесно пообщались, пока мадам Помфри видела пятый сон!

* * *

Когда я вернулась к занятиям, Джеймс был особенно внимателен ко мне: носил мой тяжелый портфель и даже дал списать реферат по защите от темных искусств. Вообще-то, дорогой Дневник, это неправильно, что я списала у Джеймса реферат, но один разочек можно, ведь правда? Я так неважно себя чувствовала, а объясняться с профессором Флитвиком мне неловко, хотя он добрый и очень хорошо ко мне относится. Видишь ли, мой милый Дневник, Джеймс очень хорошо учится. Все ему дается легко и просто, словно он это уже давно знает. Мне учиться тяжело. И хотя я почти отличница, все мои хорошие отметки — результат усердного и регулярного сидения за учебниками. Единственный предмет, где я обогнала Джеймса — это зелья и настойки. Впрочем, у Джеймса зелья получаются довольно неплохо.

*

Вчера ночью мне исполнилось 17 лет. Я уступила Джеймсу. Не знаю как, но он соблазнил меня. Постараюсь тебе все рассказать. Возможно, это немного успокоит меня. Я не могу отделаться от ощущения, что все было спланировано им заранее.

Джеймс сказал мне, что знает в Хогвартсе одно местечко, которое называется комната по желанию. В ней будет такая обстановка, какую я захочу. Я не очень поверила ему, ведь Джеймс все время шутит. А комната по желанию — это его репетиция к экзамену по заклинаниям и трансфигурации — в этом ему просто нет равных — наверняка наколдовал стол с огромным тортом. Я загадала обстановку маггловского кафе, в котором Джеймс никогда не был. И эта комната действительно внутри выглядела, как то кафе — белая скатерть на столике, мое любимое вино и торт с 17 розовыми свечками. Джеймсу тоже все очень понравилось. Он подарил мне дорогое украшение из золота, уверял, что эта штучка принесет мне удачу. Кстати, он уверял, что купил украшение за свои собственные деньги, которые сам заработал на продаже шуток.

Я выпачкалась в крем и Джеймс слизал его с моих губ и щёк. Последовавшие поцелуи опьянили меня гораздо сильнее выпитого прежде вина. Признаюсь, это мой лучший день рождения.

* * *

Как прошёл следующий день, — я плохо помню. Уроки, учителя, обед — все как-то летело мимо меня. Я все вспоминала, что было между мной и Джеймсом, и замирала от собственной смелости. Когда я поискала его глазами в грифиндорской гостиной — он снисходительно выслушивал Сириуса, в речи которого мелькало слово «Слинявус». Ну, конечно, что же ещё может интересовать великолепного красавца Блека! Когда Джеймс отделался от своих друзей, то подошел ко мне и спросил, как я. Я не нашла ничего лучшего сделать, как покраснеть. Тогда он меня спросил, хочу ли я повторения вчерашнего. Я, пылая, кивнула.

И тогда я узнала одну из тайн Джеймса — у него есть плащ-невидимка! Даже в мире волшебников эта вещь очень редкая и очень дорогая. Джеймсу она досталась от дедушки аврора. Мне даже страшно себе представить, как помогал ему этот чудо-плащ в его легендарных школьных проделках! Теперь становится ясно, как пропадают конфискованные Филчем шутки и запрещенные вещи!

Мы совсем спятили. А если девчонки увидели, что моя постель в спальне пуста! Джеймс посоветовал мне впредь закрывать её пологом, а на самой кровати делать так, будто там кто-то спит. По дороге в гостиную мы встретили Филча с его мерзкой кошкой. Они зыркали в темноте, а Джеймс прижимал меня к себе. Я дрожала от страха и смущения. Я ужасно не люблю Филча, он неопрятный и злой, ненавидит парочек, зажимающихся по углам школы. И вот он, в двух шагах от нас, что-то вынюхивает, выискивает, а Джеймс на зло ему тискает меня!

*

Милый Дневник, я спятила, сошла с ума, съехала с катушек! Никогда в жизни я не нарушала столько правил! Джеймс прокрался в мою спальню. Я ума не приложу как, до сих пор ни один парень не смог преодолеть нашу заколдованную лестницу. На это Джеймс ответил, что для него правил не существует, а у парней просто бедная фантазия! Потом была ванна для старост. Джеймс совсем без тормозов. Он выспросил у нашего старосты Ремуса Люпина, где находится ванная, какой у неё пароль. Самое страшное, что я сама не понимаю, как соглашаюсь на все проделки Джеймса.

*

Я снова в больничном крыле — мое законное страдание раз в месяц. Но теперь я знаю, за что. Я счастлива. А человек не может быть счастлив за просто так.

— Глупости всё это! — сказал мне Джемс, когда я с ним поделилась этой мыслью. У тебя так всегда было! Кажется, с 3 курса.

— Откуда ты все это знаешь, Джеймс? — удивилась я. — Разве я тебе тогда нравилась? Ты же был невыносимым шкодником!

— Был, но в тебя влюбился ещё в первом классе. И шкодничал, но все равно был в тебя влюблен.

— Тогда зачем ты притащил мне чихающих лягушек — они скакали по всему больничному крылу, мадам Помфри их ловила.

— А ты смеялась! Когда я подслушал, что с тобой все в порядке, то решил, что немного повеселиться тебе не повредит, — Джеймс улыбался, а я удивлялась, что, оказывается, он так давно меня любит. Зачем тогда дергал за косички, толкался и вообще валял дурака в моём присутствии!

— Скажи, Лили, — вдруг серьёзно спросил он, — ты действительно здорова?

Я кивнула и объяснила, что такое иногда бывает у девушек, говорят, что после родов все может измениться.

— Это долго ждать, тебе ещё рано становиться матерью. Попробуем другой способ, — ответил Джеймс.

Так, что он снова задумал?

— Я прочитал, что когда человека очень любишь, то можно облегчить его страдания, — произнес он.

— Ты уже облегчил. Когда ты рядом, мне не так плохо, — ответила я.

Но он ответил, что этого не достаточно. Он взял меня за руки и сказал, что таким образом, если сильно напрячься, то у человека можно забрать силы, а можно и боль. Не знаю, правда это или нет, но живот стал ныть меньше, и я благодарно поцеловала его руки. Джеймс растаял и пропустил следующий урок, развлекая меня.

*

Знаешь, милый Дневник, Джеймс иногда такой искушенный, а иногда наивный, как мальчишка. Он сказал, что убьет всякого, кто ко мне притронется. Он невероятно ревнив. И я тоже. Джеймс игнорирует все правила Хогвартса. После отбоя мы под плащом-невидимкой частенько идем в комнату за сэром Кэдоганом — там старая классная комната со сдвинутыми в угол поломанными партами, но там есть камин. Джеймс на несколько часов наколдовывает то, что я хочу — кровать или диван, или огромный мягкий матрас. Там мы проводим большинство наших встреч. Единственное, что плохо во всем этом — сэр Кэдоган какой-то чокнутый, дразнит Джеймса, меняет пароли, но зато с удовольствием слушается меня и просит, чтобы я его гладила по щеке, тогда он открывает нам вход.

*

Предчувствие не обмануло меня, дорогой Дневник, я знала, что должно что-то случиться. Кажется, я беременна. Меня тошнит, я ничего не могу есть, чувствую себя просто отвратительно. Конечно, не я первая, с кем это случилось. Моя знакомая семикурсница рассказала мне, что в прошлом году одна девушка из Рейвенклов оказалась в интересном положении, хотела скрыть, но это каким-то образом стало известно декану, в его кабинете был ужасный скандал. Но меня волнует не это. В конце концов, это мое дело, мне уже есть 17. Мне невыносима мысль об убийстве ребенка. Оказывается, у волшебников для этой цели есть место в Лютном переулке. Всего за каких-то десять галеонов дадут зелье, которое решит эту проблему. В клинике св. Мунго это сделают за 50 галеонов, но там безопаснее. От рассказа Мэгги я покрылась холодным липким потом. Нужно сказать Джеймсу. Я постараюсь убедить его оставить нашего ребенка, хотя понимаю, что он сейчас не кстати. Мы слишком молоды, не устроены. К тому же, даже если меня не выгонят из школы, срок родов — конец июля — начало августа, значит на НОЧах я буду сидеть с огромным животом и слушать шушуканье за спиной и смешки.

Джеймсу не нужно было объяснять, он сам всё понял. И даже если и расстроился, то весьма искусно это скрыл.

— Пойдем к Дамблдору и попросим, чтобы обвенчал нас, — сказал он.

Значит, он не будет отказываться от ребенка! Я заплакала — почувствовать его поддержку в такой момент, у меня словно гора с плеч свалилась.

— Лили, ты даже не представляешь, как избавление от ребенка вредит женщине! Мне родители говорили об этом, предостерегали, чтобы я отвечал за свои поступки. Как в воду глядели! Я люблю тебя, я соблазнил тебя, я виноват.

— Представляю, как меня будет отчитывать Макгонагал, — всхлипнула я и ясно представила себе её побелевшие от гнева губы, ошеломленно выговаривающие: «Мисс Эванс! Глупая вы девчонка, как вы могли. Я разочарована и бесконечно рассержена!»

— А мы её пригласим в крестные нашему ребенку, — придумал Джеймс и даже улыбнулся. — Не волнуйся, Лили, я скажу Минерве, что ты ни в чем не виновата, не смогла отказать чемпиону, отличнику и просто красивому юноше. А меня пусть чихвостит, сколько ей вздумается. Я уже привык.

— Профессор Дамблдор, — всхлипнула я, — вдруг он скажет, что я должна покинуть школу!

— Даже если и так, — пожал плечами Джеймс, — ты станешь моей женой и тебе вовсе не обязательно работать. Тем более, если у нас будет ребенок. Если ты боишься, что твоя мама будет зудеть на тебя, поживешь у моих стариков. А если они тоже будут гудеть, значит, купим себе своё жилье, например в Хогсмиде можно снимать комнату, в общем, придумаем что-нибудь. В конце концов, мы уже совершеннолетние. У меня есть кое-какие деньги, заработаю ещё — ученики любят мои шутки, да и папа на карманные расходы не скупится. Моя семья довольно богатая. Единственное, я скучать буду, значит, после уроков буду бегать к тебе — вымолю у дедушки разрешение, он добрый.

Знаешь, Дневник, слова Джеймса поразили меня. Я так боялась, что он струсит, разозлится, что я забеременела, отдалится от меня. Как я, глупая, могла про него такое подумать! Он правда любит меня и готов нести ответственность за свои поступки!

Потом он отвел меня к мадам Помфри. В конце концов, она должна была осмотреть меня и вынести свой приговор. Да и самочувствие моё оставляло желать лучшего — очень болела голова и ужасно тошнило. У двери в кабинет я упала в обморок.

Когда пришла в себя, то увидела над собой лицо профессора Дамблдора и приготовилась к головомойке. Но директор почему-то смотрел на меня со страхом. Оказалось, что я вовсе не беременна, кто-то навел на меня мощные темные чары, поэтому я так плоха. Я слышала разговор профессора Дамблдора и мадам Помфри. Кто-то использовал запрещенную черную магию. Я могла даже умереть. Но и этого мало, профессор сказал мадам Помфри, что через меня это пошло и на Джеймса, хотя он пострадал несравненно меньше. Он лежал на соседней кровати, его, также как и меня, чем-то поили. Лежа на подушках, он учил уроки, которые передавал ему Сириус. Я почти все время спала — меня поили каким-то зельем, водой и не давали еды. Через три дня меня, исхудавшую, но выздоровевшую, выпустили из больничного крыла. Виновницу произошедшего к тому времени уже нашли — это оказалась Пати Паркинсон из Слизерина — дебелая девица с лошадиной челюстью. Она всегда меня терпеть не могла, но не до такой же степени! У неё под кроватью нашли тряпичную куклу с пучком моих волос. Живот и рот были проткнуты иголками. Паркинсон во всем созналась, но сказала, что её просили все одноклассники как-нибудь навредить мне. Вот она и постаралась. Я не думала, что меня так ненавидят. Поэтому, когда меня отвели к профессору Дамблдору в кабинет, я от страха просто расплакалась.

— Ты очень красивая, дитя моё, — сочувствующе вздохнул наш добрый директор.

— Не настолько, чтобы делать со мной такое! — всхлипнула я.

— Люди всегда завидуют удачливым в любви. Джеймс — хороший парень.

Тут я вспомнила, что мне говорили, будто профессор Дамблдор умеет читать мысли и видеть энергетику любого волшебника. Выходит, он знает, что я была близка с Джеймсом!

— Да, девочка, я знаю, что вы с Джеймсом ведете себя не очень скромно. Но я буду чувствовать себя старым негодяем, если буду препятствовать такой любви. Я только прошу вас быть осторожными и более скрытными, — нет, совершенно точно он умеет читать мысли, милый Дневник!

Я смущенно и виновато пообещала. А затем спросила, что будет с Паркинсон. Директор ответил, что её дело рассматривается в суде. Оказывается, за черную магию можно попасть в Азкабан! Но ведь Паркинсон — просто дура и сделала это по глупости!

— Ты слишком добра, Лили, в мире, где ты родилась, за это даже не могут наказать. Но каждый волшебник должен осознавать степень ответственности за свои поступки. Черная магия под запретом, и те, кто к ней прибегает, должны знать, что это очень серьёзно, — строго сказал Дамблдор, и мне стало не по себе.

* * *

Моя история наделала в школе много шума. На уроках волшебного права нам рассказали про запрет черной магии. Паркинсон временно отстранили от занятий, слизеринцы теперь меня боятся, как огня. Остальные же смотрят, как на экзотическое животное, шепчутся, тычут пальцами. Только везде и слышно, вы слышали про Эванс, её хотели отравить, да эту Эванс, да, её самую, девушку гриффиндорского ловца. Я изо всех сил пытаюсь не обращать внимания на эту свалившуюся на меня славу, но не могу, это ужасно меня злит!

Однако мой прерванный печальным событием роман с Джеймсом продолжился. Он был очень счастлив, что все обошлось, что меня не выгнали со школы, что ему не придётся расставаться со мной.

— Признайся, ты просто рад, что не будешь сразу после школы стирать пеленки, — шутила я.

— Зачем? — удивился Джеймс, причем совершенно искренне и недоуменно.

— Как зачем? Ведь малыши имеют привычку их пачкать! — ответила я.

Я совсем забыла! У семьи Джеймса есть домашний эльф Оззи, он и выполняет всю работу. Объяснять Джеймсу, что он рабовладелец — бесполезно, у него это в крови. Но это ничего, рассказывая о порядках в мире магглов, я надеюсь, что смогу его убедить платить бедному эльфу за его труд и освободить его из рабства, сделав наемным работником.

Сириус насмешливо за нами наблюдал и что-то едко заметил на ухо Ремусу. А я вот что скажу тебе, мой милый Дневник, если бы я влюбилась в такого нахала, как этот Блек, я бы пила Отворотное зелье литрами, лишь бы побыстрее избавится от этого чувства.

Я уверена, что это из-за него у Джеймса иногда бывают какие-то неотложные дела! Мой любимый боится поссориться с этим Самым-Крутым-Парнем-На-Факультете, а я следую советам маггловских психологов — хотите удержать своего мужчину, не ставьте перед ним выбор: вы или его друзья.

* * *

Ах, милый Дневник, я снова счастлива! Джеймс, похоже, сошел с ума от любви, он льнет ко мне и тихонько целует меня, когда мы вместе делаем домашние задания. И если ты думаешь, дорогой Дневник, что я его ругаю за это, то ошибаешься. Джеймс не делает тайны из того, что я его девушка, и пропускает мимо ушей колкости своего друга Сириуса, одергивания Ремуса, смешки одноклассников. Правда, многие полагают, что дальше романтических пожатий рук друг другу и робких поцелуев у нас дело не пошло (у меня, почему-то, репутация жуткой недотроги).

* * *

На Рождество я пригласила Джеймса в гости. Он никогда прежде не бывал в маггловской семье, и я предупредила его, что у нас в доме совсем нет волшебства, что мы обычные небогатые магглы. Джеймс, как всегда, выкинул очередной номер. Представь себе, мой любимый Дневник, он вылил на голову какой-то дурацкий раствор и аккуратно причесал свои растрепанные волосы, затем состроил невинную мордашку — и я еле его узнала. Это был просто пай-мальчик в очках с невинно сложенными губками. Но зато таким он страшно понравился моей маме! А когда он между прочим упомянул, что из богатого и древнего волшебного рода, то мама была просто счастлива узнать, что мы с Джеймсом любим друг друга. Моя сестра Петуния смотрела на него с откровенным ужасом и презрением, особенно после того, как он эффектно превратил её овсянку в 8 шариков ванильного мороженого. Больше всего на свете сестрица боится колдунов и магию. Зато мама пришла в полный восторг и попросила его показать ещё пару-тройку фокусов. Джеймс произвел на неё впечатление. После ужина она показала ему телевизор, а меня увела в комнату и поделилась своими мыслями по поводу Джеймса, восклицая, какой мальчик! Какой красавчик, Лили! Какой вежливый! Просто умница! Я еле сдерживала улыбку, вспоминая, каким шкодником мог быть этот невинно хлопающий ресницами юноша.

Джеймс спросил, почему моя сестра — такая злюка. У Петунии скверный характер, а запросы к женихам — выше самой высокой башни в Хогвартсе! Чтоб не пил, не курил, ползал в ногах и при этом был богат. Собственно последний пункт был особенно важным. Джеймс увидел, как она меня ненавидит. Это его удивило, он считал, что сестра не может так относиться к сестре. Я ответила, что не осуждаю её, потому что нечаянно не раз отбивала у неё женихов.

*

Джеймсу очень понравилось у нас. Особенно телевизор и кафе на соседней улочке. Джеймсу очень идет маггловская одежда. Но она ему не очень понравилась, вернее, ему не понравились узкие джинсы.

Джеймсу настолько понравилось у меня, что он уехал в полном недоумении, почему магглов презрирают в мире волшебников. Он считал, что у нас многому не мешало бы поучиться. Например, ему понравилось метро и ужасно рассмешили турникеты, которые так легко обмануть при помощи плаща-невидимки. Но особенно ему понравился эротический фильм, который мы посмотрели тайком ночью, пока мама и Петуния спали в своих комнатах. Он признал, что это круче «Чарующей плоти». Я тут же расспросила его об этом журнале. Джеймс с изумлением узнал, что я не видела ни одного номера. Он объяснил мне, что там двигающиеся фотографии красавиц-волшебниц, которые оголяются перед читателем. А в конце каждого номера есть фотография пары. Всё это удовольствие стоит 8 галеонов, а если фото цветные, то 16! Я расспросила его, когда он успел насмотреться этих журнальчиков. Он сказал, что впервые по блату (огромному) ему его одолжил, угадай, кто, милый Дневник, конечно же, непревзойденный Сириус.

В приливе откровенности Джеймс сознался, что Сириус быстро всем пресыщается и это его главный недостаток. Оказывается, Блек недоумевает по поводу того, что я до сих пор не надоела Джеймсу. Но тут же оправдал его тем, что он просто ещё ни разу не влюблялся по-настоящему..

— Вот Казанова! — воскликнула я.

— Кто?

— Неважно, любимый, — я все время забываю, что Джеймс из другого мира.

*

— Я недавно узнал, что с тобой, — сказал мне он в тот же вечер. — Ты настоящая ведьма, которая сводит с ума всех — начиная от молокососов и заканчивая дедушками.

Я ответила ему, что он выдумщик. Но Джеймс покачал головой и сказал, что прочитал это в одной книге из Запретной Секции, куда иногда заглядывает благодаря своему плащу. Не знаю, правда то, что сказал Джеймс, или преувеличение, но я хотела бы, чтобы от меня сходил с ума только один парень. Тот, который был сейчас в моих объятиях.

* * *

Я размыляла над словами Джеймса и позже. Если Джеймс не выдумывает, то я не просто волшебница, стоит мне распустить свои чары и поманить пальцем какого-нибудь маггла, волшебника или даже нашего профессора Бинса, то те бросятся, очертя голову. Но на самом деле, это не так смешно, как может показаться, мой дорогой Дневник. Конечно, приятно, что на тебя обращает внимание противоположный пол, что Джеймс без памяти любит меня, что парни жадно и с надеждой смотрят на меня. Но с другой стороны, меня ненавидит Петуния, и … иногда это надоедает.

* * *

Дорогой мой Дневник, как меня любят неприятности! И почему со мной всегда что-то не так! У нас было чудесное свидание в какой-то комнате — Джеймс привел меня туда в первый раз, в ней была такая милая романтическая обстановка. Полумрак, наколдованные свечи. Возможно, банально, но мне понравилось. Всё было так замечательно. И вообрази мой ужас, дорогой Дневник, когда из-за плеча Джеймса я увидела Снейпа! Это был кошмар — бледный, с перекошенным лицом! И он смотрел на нас!!! Естественно, я закричала и от страха, и от стыда! Как долго он за нами наблюдал? Выследил он нас или нашел случайно? Джеймс не сомневался в том, что выследил. И из-за меня состоялась дуэль. Да, милый Дневник, настоящая дуэль, в которой Джеймс и Снейп едва не убили друг друга. Они кидали в друг друга такие заклинания, про которые я даже не слышала. Снейп заблокировал меня патронусом, чтобы я не вмешивалась и не пострадала во время их поединка. К счастью, они только оглушили друг друга. Но зато очень сильно. Я очень переживала за Джеймса! Мне разрешили посидеть с ним всего несколько минут. Когда же меня выставили из больничного крыла, я вновь вернулась туда под покровом плаща-невидимки. Я слышала, как мадам Помфри говорила деканам, что Джеймс и Снейп сильно навредили друг другу, и я очень испугалась, что мой любимый умрет. Как я могла не прийти к нему! «Если очень любишь, то можно облегчить страдания», — говорил мне когда-то Джеймс. И это правда. Если правильно положить руку на грудь, то можно отдать часть своей силы. Я просидела так несколько часов, пока не затекло все мое тело. Джеймс спокойно дышал, хотя в себя не пришёл. Но что-то внутри меня подсказало, что он принял мою помощь и ему уже гораздо лучше. Я коснулась его губ и выскользнула из больничного крыла.

*

Конечно же, шума вокруг этой битвы было очень много. Ее восприняли не иначе. как битву факультетов, а не двух парней за девушку. Все парни Гриффиндора стали ещё больше восхищаться и гордиться Джеймсом — эк он отделал Слинявуса, а вот девчонки фыркали, мол, нашли за кого драться. Особенно нестерпимы стали слизеринки. Они считали, что Снейп дал достойный отпор Поттеру. А я случайно оказалась рядом во время их сражения, чтобы поддержать своего героя. Но это был ещё один повод подоставать меня, исподтишка толкнуть, дернуть сзади за волосы и обозвать. Я теперь боюсь отходить от Джеймса. Он и его друзья с удовольствием вызвались охранять меня.

* * *

Милый мой Дневник, в середине весны у нас в школе проводится финальная игра по квиддичу. Как обычно, противниками стали Слизерин и наш факультет. Последние 5 лет Гриффиндор выигрывал этот кубок благодаря Джеймсу. Он прекрасный ловец! Просто невероятная реакция! В других командах факультетов Джеймсу нет равных. Но именно в этом году он говорил мне, что никогда прежде не желал победы так страстно. Ведь это его последний год в Хогвартсе. Я прониклась его настроением настолько, что даже не хочу думать, что будет, если Гриффиндор проиграет! Джеймс настроен только на победу. За несколько дней до матча Джеймса везде сопровождали телохранители-добровольцы во главе с Сириусом Блеком, потому что слизеринцы хотели навредить нашему ловцу. Я тоже боялась, что они покалечат Джеймса, поэтому также от него не отходила (правда, чем я смогу ему помочь? Но так все равно спокойнее). Это психушка! Истерия! По-моему, слизеринцам стоило получше тренировать своего ловца, чем так унижаться, пытаясь заколдовать моего Джеймса. Атмосфера в школе накалена до предела. Я не могу этому противиться, я тоже охвачена азартом. Ненавижу Слинявуса! Он несколько раз пытался напасть на Джеймса, очевидно, Слизерин дал ему поручение рассчитаться за все обиды.

И вот день финального матча наступил. Это, наверное, была самая грязная игра, которую когда-либо я видела. Вся слизеринская команда охотилась только на Джеймса. Разве что вратарь из приличия не покинул свой пост у колец. Охотники швыряли бладжеры исключительно в Джеймса, загонщики пытались его столкнуть с метлы, а ловец Слизерина следил за ним, в надежде перехватить мяч. Как Джеймс летал! Невероятно! Сколько раз уже было вот-вот, и он делал невообразимые финты, чтобы увернуться от ударов. Я не уставала зажмуриваться и молиться за него. Я так боялась, что его убьют из-за этого чертового снитча. Рядом со мной бесновались Сириус и Люпин. Они уверяли, что Джеймс всех обойдёт. Мне бы их оптимизм! Мне уже впору последовать примеру бедняге Питеру, который просто уткнул лицо в ладони.

Джеймс поймал снитч!!! Ура!!! Победа наша! Я кричала едва ли не громче Сириуса и Люпина вместе взятых. Сириус пнул Питера с хохотом: очнись, Хвост, ничего с твоим Джеймсом не случилось! У слизеринцев кишка тонка!

Это был настоящий триумф Гриффиндора. Команду несли на руках. Джеймс с кубком был для всех нас супер-героем! Мне тоже довелось погреться в лучах его славы. Я плакала от счастья, что все закончилось хорошо и моего парня не убили! Сам Дамблдор пожал ему руку! Наверное, он правда любит наш факультет больше других! Поскольку все на Гриффиндоре знают, что я девушка Джеймса, а Джеймс кричал, что эту победу одержал только из-за любви ко мне, то меня тоже кинули в общую кучу вместе с командой и понесли на руках.

Потом была вечеринка в честь нашей победы. Я настолько сошла с ума от общей эйфории, что согласилась попробовать огневиски. Джеймс с удовольствием налил мне и сказал, что по-прежнему получает неземное удовольствие, когда примерная девочка нарушает правила. Естественно, что все старшеклассники перепились. У меня пошла кругом голова, и я смеялась до колик, видя, что Люпин отгоняет от огневиски второкурсников — совсем молодежь распоясалась! Джеймс подал свой голос в помощь Ремусу, и малышня разбежалась.

Конечно, меня повело от тех нескольких глотков, которые дал Джеймс. К своему ужасу я видела, что он трезвее меня. Его глаза блестели не так, как мои. Он вытащил меня из гудящей толпы, что-то кивнул Сириусу и схватил меня на руки. Я крепко и согласно обняла его. Он отнес меня в спальню. Естественно, я больше не думала о том, увидит нас кто-то или нет, все были на празднике в гостиной, а у меня кружилась голова...

Под дверью удобно расположились Сириус, Ремус и Питер. Если бы я не была так пьяна от любви и огневиски, то просто бы умерла со стыда. Но тогда все было по-другому. Они нас весело поприветствовали и пригласили присоединяться к их продолжению банкета! Джеймс усадил меня рядом с собой и протянул пирожные и тыквенный сок. Сириус рассказывал анекдоты, кажется, не очень приличные, но все, даже я, смеялись. Петтигрю пил огневиски прямо из бутылки, словно это было сливочное пиво. Неужели этот парень решил упиться до полусмерти из-за победы? Люпин сделал ему замечание на ухо. Питер обиженно всхлипнул. Кажется, он уже пьян в стельку. Я шепнула Джеймсу, что хочу сходить припудрить нос. Он указал на их туалет внизу винтовой лестницы. Сириус тут же встрял с комментарием, чтобы я не стеснялась, они на страже.

Мой милый Дневник, мне трудно описать, что я увидела, когда вернулась! Я не знала, смеяться мне или ужасаться. Похоже, в этот вечер все здорово перебрали. Когда я поднялась по лестнице, то увидела, что Петтигрю повис на шее у Джеймса. Сириус покатывался со смеху. Джеймс брезгливо отрывал от себя этого маленького неудачника и, увидев меня, извиняющимся тоном попытался пошутить:

— Не обращай внимания, Лили, упился так, что перепутал со своей девушкой. Совсем не умеет пить, а берется.

Люпин усиленно закивал. А Сириус хохотал так, словно на него напустили вееслящие чары. Джеймс увел меня, а Люпин — пьяного Петтигрю.

Джеймс принялся меня успокаивать, просил выбросить увиденное из головы.

— Понимаешь, он с девушкой своей поругался и никак не помирится, а тут мы со своей радостью, вот он и раскис. А думаешь, я не шокирован!

Тогда я спросила, а не ненормальный ли его друг, на что Джеймс помотал головой и сказал, что просто тот не умеет пить.

* * *

Бедняга Петтигрю несколько дней после этого прятался от своих друзей, виновато краснел и заикался при виде меня. В конце концов, они над ним сжалились и сказали, что уже все забыли.

Но ничего не забыли слизеринцы. Они не смирились с нашей победой и вынашивали план мести. Сначала были бесконечные стычки в коридорах. Причем любопытно то, что Джеймса никто не трогал, нападали в основном на других членов команды. Но Джеймс и его друзья едва ли не с удовольствием давали отпор обезумевшим от горя слизеринцам. Особенно старался Сириус, и особенно если в толпе видел Снейпа. Этот дерганый слизеринец едва ли не тяжелее всех переживал победу Джеймса.

Коварству слизеринцев нет границ, мой милый Дневник. Пишу это со слезами на глазах и отвратительным осадком на душе. Они все же отомстили Джеймсу, отыгравшись на мне. Все были настолько увлечены ожиданием, когда Снейп нападет на Джеймса, что меня никто и не думал охранять, как это делалось в первые два дня после матча. Вот я и попалась. На меня напали несколько парней, обзывали так, что самыми мягкими выражениями были «поганая грязнокровка», «магловская шлюха» и «подстилка команды гриффиндор». Я получила заклинание «Ешь слизней». Это ужасно — то, что со мной стало происходить! Меня жестоко выворачивало наизнанку, а изо рта выскальзывали слизняки, от которых тошнило ещё сильнее. Слизеринцы просто покатились от смеха. Я тщетно пыталась встать и убежать, а при них никто не решался мне помочь, даже если бы и хотел. Но Джеймс вскоре подбежал ко мне и закричал, кто знает контрзаклятие.

— Нужно переждать, пока это не пройдет, — огороченно произнес Люпин, присаживаясь рядом со мной.

Джеймс что-то взревел и схватил меня на руки и побежал в больничное крыло. И как только мы успели туда войти, как появился профессор Дамблдор и остановил этот кошмар заклинанием, которого я, естественно, никогда не слышала. Он попросил Джеймса ненадолго выйти, чтобы меня привели в порядок. Мне страшно представить, как я выглядела — лохматая и вся в слизи! Кошмар! Мадам Помфри умыла меня и дала настойку — мерзкий вкус слизняков исчез. Профессор Дамблдор сел рядом и участливо спросил, кто это сделал. Я ответила, что капитан сборной Слизерина. И тогда директор попросил меня, чтобы я не говорила об этом Джеймсу: иначе он наделает таких глупостей, что не окончит школу, и это за два месяца до вручения дипломов.

Я испугалась и тут же пообещала, что не скажу. Профессор Дамблдор погладил меня по плечу, покачал головой своим мыслям, а потом позвал Джеймса.

— Джеймс, без глупостей, декан Слизерина сам накажет виновных, — строго предупредил он Джеймса.

— Да, сэр, — выдавил из себя мой любимый и так сжал губы, что я опять испугалась.

Он обнял меня, я принялась ворковать ему на ухо успокоительные слова.

Но едва директор Дамблдор вышел, как Джеймс стал требовать от меня имя обидчика. Я его и уговаривала, и целовала, и просила, но Джеймс был тверд.

— Лили, он пожалеет, что поступил в эту школу и доучился до этого дня, — пригрозил он.

— Это кто-то из слизеринской команды, я точно не скажу кто — ведь все произошло мгновенно.

— Они обзывали тебя! — прорычал Джеймс. — Петтигрю мне все рассказал, когда прибежал звать на помощь! Лили, если ты не скажешь, кто, я уничтожу всё их змеиное кодло!

Я так испугалась, что даже заплакала и принялась вновь его уговаривать успокоиться.

— Кстати, а Слюявый там был? — и глаза Джеймса сузились.

— Нет, — я испугалась ещё сильнее, — только квиддичисты, любимый!

Джеймс пообещал, что это так не оставит. Но с ним долго и обстоятельно беседовал профессор Дамблдор, так что слизеринская сборная по квиддичу отделалась тем, что неделю убирая в подвале зельеведа, к утру обнаруживала, что кто-то там снова наводил грязь, за что им доставалось от декана.

* * *

Конец учебного года — начало экзаменов. У нас НОЧи, меня трусит от страха и волнения. Джеймс и Сириус спокойны или прикидываются. Джеймс постоянно уговаривает меня не бояться, говорит, что я все равно буду его женой и мне не нужно работать. Сириус со снисходительной улыбкой порекомендовал ему не мешать девочке самоутверждаться. Ремус не отрывается от учебников, Питер трусится рядом, хватает конспекты Джеймса и Сириуса и едва не плачет.

— Хвост, не хнычь, перед смертью не надышишься! — нет, Сириус просто уничтожает его. А этот бедный коротышка тоже хорош — разве можно позволять так с собой разговаривать! Но я не вмешиваюсь, это их дело. В конце концов, в общении со мной Сириус пытается изобразить подобие вежливости. Я отвечаю ему тем же.

*

Накануне перед экзаменом Джеймс терпеливо ждал меня до полуночи. Потом подошёл и захлопнул мою книгу. Я возмутилась, но он велел мне перестать себя мучить, потому что я и так все знаю. Я запротестовала, сказав, что нужно ещё повторить несколько вопросов. Но Джеймс собрал мои книги в ранец и потащил меня к выходу из гостиной и сказал, что знает отличный способ передать мне свои знания.

На следующий день практическую часть экзамена я сдала на отлично. Теория должна быть тоже так оценена, я пересказала все Джеймсу, и он подтвердил, что я все написала правильно. Сириус фыркал, что непонятно, почему вокруг этих НОЧей столько хлопот, нормальный экзамен, Люпин переживал, что не все успел написать на последний вопрос, а Петтигрю хныкал, что написал какую-то чушь и все пропало. По-моему, он какой-то дурачок. Неудивительно, что его бросила Кети из Хаффлпаффа.

*

Мои НОЧи я сдала на отлично и хорошо (история магия, ну и пусть ей!) Больше всего я переживала перед экзаменом по защите от темных сил. У меня большие проблемы с этим предметом. Я неплохо знаю теорию, но практика — это мой провал. Я боюсь всех тех тварей, которых мы изучали. Мне достался боггарт, и я, увидев мертвого Джеймса, еле-еле заставила его исчезнуть. Но профессор Флитвик и старый волшебник из министерства завысили мне оценку. Мне стало неловко. Флитвик ко мне всегда был неравнодушен, а старичок из министерства просто не мог оторвать от меня глаз, особенно когда я упала во время выполнения второго задания и моя мантия и юбка обнажили ноги выше колен. Они поставили мне «хорошо», хотя будь на их месте Макгонагал, то больше, чем «удовлетворительно» я бы в жизни не получила. К своему ужасу я обнаружила, что профессор Дамблдор, сидящий за соседним столом, подмигнул мне своими очками-полумесяцами и хихикнул в усы, бросив взгляд на старичка. Я не знала, куда мне деться, пыталась утешить себя, что все годы училась в школе старательно, и было бы обидно получить низкие баллы по защите от темных искусств из-за боггарта и отбрасывающего заклинания.

*

Вот и прошел наш выпускной бал. Трудно описать, какие все были нарядные. Некоторых едва можно было узнать. Не стану скромничать, милый Дневник, но я постаралась, чтобы выглядеть на празднике не хуже других. Не пожадничала и на волшебное средство для укладки волос. Джеймс онемел, когда меня увидел.

Профессор Дамблдор и все учителя преобразились. С их лиц исчезла строгость, остались только доброжелательные улыбки. Нам торжественно вручили дипломы, выделили лучших, напомнили, кто получил награды. Меня и Джеймса назвали в числе лучших учеников выпуска. Джеймс не преминул подмигнуть мне — мол, какое замечательное средство для успешной сдачи экзаменов я знаю.

Потом был банкет, танцы, музыка. Я наконец-то увидела смеющуюся профессора Макгонагал. Даже наш старенький зельевед разошелся и так станцевал, что просто класс! Не все, конечно, но очень многие прощались со слезами. Я плакала. Джеймс только немножко пошмыгал носом. Сириус кидал какие-то колкости. С Мегги он уже к тому времени расстался, новой постоянной пары у него ещё не было, поэтому он не нашёл ничего лучшего, как подкалывать меня и Джеймса, а также остальных, кто обнимался и целовался перед расставанием.

Профессор Дамблдор напомнил нам, что обвенчает меня и Джеймса по первой нашей просьбе. Я, конечно, крепко обняла нашего любимого директора. Он всегда был особенно добр ко мне и Джеймсу. По традиции мы покинули школу так же, как и прибыли в неё — на многочисленных лодках, сейчас украшенных разноцветными фонарями, переплыли озеро, а экспресс увез нас в последний раз на вокзал Кингс-Кросс.

* * *

Гарри закрыл дневник. Завтра можно прочитать ещё. Эмоции переполняли его. Вот это да! Им было не скучно в Хогвартсе! На маму навели темные чары! Профессор Дамблдор знал, что она и папа встречаются, нарушая школьные правила, и не препятствовал этому! Да и где встречались — в той же комнате, что и он, Гарри, с Гермионой! Гарри схватился за пылающие щеки. А как отец представился маме Лили! И, выходит, тетя Петуния всегда терпеть не могла маму Гарри — свою собственную сестру! И ещё Гарри, наконец, понял, кто передал ему по наследству бесконечно прилипающие неприятности! Бедная мама, оказывается, она и без шрама на лбу привлекала к себе достаточно много внимания.

Снейп видел родителей! Гарри даже зажмурился. Ещё одна причина ненавидеть Джеймса Поттера, удачливого во всем, а не только в квиддиче!

— Гарри, — услышал он голос Гермионы и оглянулся. Девушка сидела на кровати.

— Я… мне открылся дневник мамы, — произнес Гарри.

— Правда?! Вот это да! Значит, твоя мама хочет, чтобы ты прочитал его!

— Да, хочет… Я уже начал…

— И как? Интересно? — Гермиона с любопытством покосилась на тетрадь с единорогом.

— Д-да, я прочитал, как она училась в Хогвартсе, — Гарри встал и подошел к девушке. — Честно говоря, мне немного не по себе…Она и отец…

— Они встречались? — догадалась Гермиона.

— Ещё и как, — покраснел Гарри. — И… папа был намного смелее меня, — Гарри смущенно покрутил в руках дневник Лили.

— Я вижу, ты под впечатлением, — Гермиона потянула его за руку так, чтобы Гарри сел рядом.

Он сел, а затем и лег, спрятав Дневник под подушку.

–Завтра мы идем в Хогсмид. День всех влюбленных, старшеклассникам разрешили немного развлечься, — сказала Гермиона, ложась рядом.

— Я и забыл, — виновато отозвался Гарри.

— Я уговорила Рона пригласить Луну, — довольно улыбнулась Гермиона.

— Вот и хорошо, — ответил Гарри. — Пусть попробует пообщаться с девушкой. А то из-за квиддича и Красотки совсем на девчонок не смотрит.

— Он что, до сих пор облизывается на Красотку!? Несмотря на Малфоя! — возмутилась Гермиона.

— Не знаю. После уроков он злится на неё, а когда её видит, то опять начинает терять голову, — вздохнул Гарри.

— Как он не может понять, что Луна — это хорошая пара ему! — поджала губы Гермиона. — Искренне надеюсь, что завтра, пообщавшись с ней, захочет с ней встречаться.