Надежда не умирает (джен)

Домой... Странно и непривычно называть дом Поттера «домом», но это все формальности. У меня никогда толком не было своего дома. Нет, осталась и хижина Гонтов, и особняк Риддлов... Но эти места никогда не были для меня Домом. Как и хогвартсовские апартаменты, и, тем более, азкабанская камера.

И только оказавшись в своей комнате, я понимаю, как жутко у меня болит все тело. Десять лет безделья в «не особо комфортных условиях», да еще и в моем возрасте...

Доползаю до ванной, набираю горячую воду и с наслаждением погружаюсь в нее. Дать мышцам, отвыкшим от нагрузки, расслабиться...

— Мисс Анна, — рядом материализуется Динни, — вот, выпейте.

— Что это, Динни? — с интересом смотрю на стеклянный пузырек.

— Чтобы ничего не болело, — вздергивает подбородок домовичка. — Мисс Анна так рьяно взялась за работу, но совсем забыла, что она еще очень больная. А Динни помнит об этом. Поэтому Динни попросила у мадам врача зелье для мисс Анны.

Чувствую, как краска заливает мое лицо.

— Спасибо, милая, — забираю пузырек и с наслаждением выпиваю. Вкус, конечно, подкачал, как и всегда...

Тело постепенно охватывает приятное блаженство.

Старость не за горами...

* * *

Первую неделю приходится приходить в Хогвартс каждый день. Утром я выхожу из камина в бывших комнатах Снейпа, где никто не живет — Слизнорт предпочитает светлые просторные комнаты в башне Когтеврана, — и целый день мою, драю, режу, шинкую, тру... И все это без магии. И первым зельем, которое я готовлю, оказывается то, которое мне давала Динни. Без него я бы точно уже умерла от усталости.

А в понедельник ко мне на очередную отработку приходят сразу четверо. Три парня-гриффиндорца с седьмого курса и шестикурсница-когтевранка.

И ее я узнаю моментально. Как и она меня.

— Мисс... Мария... — глаза темнокожей девушки становятся огромными. — Это... вы...

— Мисс Шеклболт, — склоняю голову в приветствии. — Я...

Договорить не успеваю. Когтевранка подскакивает ко мне и заключает в объятия.

— Я... я... Мерлин, мисс Мария... Я...

— Тихо, Мэри... — только и могу произнести. — Мисс Шеклболт...

— Вы живы... Вы...

Гриффиндорцы растеряно взирают на нас.

— Со мной все хорошо, мисс Шеклболт, — кое-как отдираю от себя плачущую от радости девушку. — Успокойтесь.

— Мне... каждую ночь... тогда кошмары снились... А я... знаете, я после... того... да... я вас звала... ну, когда кошмары были... Папа ругался. А я... не маму, вас...

Утираю нос рыдающей когтевранке, вытащив у нее из кармана мантии платок, от чего она расплывается в улыбке.

— Мисс Мария...

— Здесь меня зовут «мисс Риддл», мисс Шеклболт, — поправляю счастливую девушку.

— Мисс Мария... Риддл...

— Анна Мария Риддл... — называю дочери Министра свое полное имя, и тут же от двери, где все еще стоят гриффиндорцы, раздаются дружные вздохи ужаса.

— Риддл... Та самая Риддл?!

Поднимаю голову и пристально смотрю на парней с красно-золотого факультета.

— Да, господа. Та самая.

Ужас сменяется ненавистью.

— Выпустили, значит... Не сдохли... — говорит один из гриффиндорцев, но продолжить ему не дают.

— Заткнись, Грегори! — взвивается Мэри Шеклболт. — Заткнись! Если бы не мисс Мария, я бы тут не стояла! Ты не знаешь! Ты ничего не знаешь! Еще одно слово, я скажу отцу, что ты... И плакала твоя карьера в Министерстве!

— Она была правой рукой Того-Кого-Нельзя-Называть... — перебивает ее Грегори, но тут же получает звонкую пощечину.

— Она. Спасла. Мне. Жизнь, — четко артикулируя каждое слово, произносит когтевранка. — И если твоя тупая башка не в состоянии сообразить, как же такое может быть, то закажи в магазине Уизли себе пару килограммов новых мозгов! Даже резиновые в твоем случае будут полезнее!

Смотрю, как все четверо учеников, забыв про отработку, исчезают из лаборатории, словно аппарировав.

Похоже, флоббер-червей придется шинковать мне...

Червей режу недолго. Спустя некоторое время ко мне в лабораторию залетает директор.

— Здравствуйте, директор МакГонагалл, — киваю взъерошенной женщине.

— Что вы устроили тут, Риддл? — рявкает она вместо приветствия. — Что за мыльная опера?!

«Мыльная опера»? Хм. Какие я узнаю подробности о кошечке... Маггловскими сериалами увлекаемся, значит...

— Просто мы встречались с мисс Шеклболт до сегодняшнего дня, — отвечаю, стряхивая в банку очередную порцию червячных полосок. — И эта встреча ей доставила радость. Полагаю, что радость...

— Послушайте, Риддл. Я — не Дамблдор. Я не позволю ввести меня в заблуждение. Вы мне не понравились еще тогда, когда впервые появились в его кабинете. И если бы не слезные мольбы мадам Помфри, я бы даже близко не подпустила вас к детям. Поэтому прекращайте свои Пожирательские игры...

— Эти игры, как вы изволите выражаться, профессор МакГонагалл, спасли жизнь и подарили здоровье дочери Министра Шеклболта десять лет назад, — голос Гарри Поттера раздается, как гром посреди ясного неба. — И именно эти игры не выдали профессора Снейпа Волдеморту. И именно эти игры позволили ученикам Хогвартса овладеть ЗоТИ на приличном уровне. Мне продолжить перечислять?!

— Дамблдор говорил...

— Да, говорил... Он вообще много что говорил. И нередко совсем не то, что нужно.

— Гарри... послушай, ты... Ты еще молод, ты не представляешь, на что...

— Я — Главный Аврор, профессор МакГонагалл, — Поттер скрещивает руки на груди и пристально смотрит на директора Хогвартса, причем не совсем доброжелательно. — Уж кто-кто, а я прекрасно представляю, на что способны Пожиратели Смерти. И на что способна Анна. И да, мне напомнить, что именно она делилась своей кровью для зелья, которое позволяло мне спать спокойно, а не видеть кошмары на четвертом и пятом курсах?

— Гарри... — на МакГонагалл жалко смотреть.

— Я уже давно не мальчик, профессор, — фыркает Поттер. — Люциус Малфой вообще был правой рукой Волдеморта, но его помиловали и даже оправдали, поскольку он не участвовал в Битве за Хогвартс. Анна тоже не участвовала, но, тем не менее, ее осудили на пожизненное. Мне плевать, что говорил Дамблдор насчет нее, если при этом попирается справедливость.

Хм... развеян ореол великого и любящего деда? Этакого доппельгангера Санта-Клауса?

МакГонагалл сверкает глазами, как натуральная кошка, точно так же по-кошачьи фыркает и, гордо задрав голову, церемонно выходит из лаборатории.

— Кошка, — озвучивает мои мысли Гарри Поттер и поворачивается ко мне. — А все-таки, мисс Риддл, что тут вообще случилось-то?

Рассказ о произошедшем занимает минут пять. Поттер слушает внимательно, а затем произносит:

— Мэри Шеклболт едва не устроила дуэль с Грегори Уотсоном прямо в коридоре. Их поймала МакГонагалл, кое-как выяснила причину и, не разобравшись до конца, помчалась спускать на вас собак. Мисс Шеклболт, возмущенная такой несправедливостью, добежала до ближайшего камина и поставила на уши отца. Министр, ничтоже сумняшеся, буквально пнул сюда меня, как вашего поручителя... Хех.

Сказать нечего.

— Detskiysad, shtanynalyamkah, — говорит Поттер мою любимую присказку, причем по-русски, от чего я давлюсь воздухом.

— Откуда вы это знаете, мистер Поттер?

— А? Так вы постоянно говорили, когда у нас заклятья в Дуэльном клубе получались криво и косо. Кстати, что это обозначает?

Да, только Поттер может делать или говорить что-то, чего не понимает. Поясняю смысл фразы. Поттер согласно кивает головой.

— Да, верно. Именно детский сад... Мисс Риддл... Должно пройти какое-то время, чтобы люди привыкли... Но все равно... Все знают, чья вы дочь.

— Так всегда с теми, кто живет в тени славы своих отцов, какая бы слава ни была, — произношу и мягко говорю Поттеру, как тогда, четырнадцать лет назад: — Все будет хорошо, Гарри. Мы справимся.

— Спасибо, Анна, — произносит он и вдруг фыркает: — Черт, как же все нелепо... Ваш отец был моим злейшим врагом, а вы... вы оказываетесь моей поддержкой даже тогда, когда всё вокруг против вас.

— Жизнь непредсказуема, Гарри, — пожимаю плечами.

* * *

Это небольшое происшествие в Хогвартсе нас непостижимо сближает. Словно не было многих лет, и Гарри — все еще маленький мальчик, который приходит ко мне на беседы, сопровождаемый «Грюмом», прекрасно играющим свою роль подозрительного субъекта.

Отпуск у Поттера заканчивается, и все, что нам остается — это поздние ужины. Он уходит на работу рано, я же являюсь в Хогвартс к десяти. Но при этом в шесть он уже дома, а я иногда задерживаюсь до полуночи.

Поттер имеет привычку много говорить. Он рассказывает, как прошел день. Рассказывает о коллегах, о бумагах, о всевозможных происшествиях. Я слышу упоминания Рона Уизли, который, оказывается, работает под его началом, и Гермионы Уизли, которая была Грейнджер. И много других фамилий — Малфоев, Ноттов, Крэббов, Гойлов, Лавгуд... И много незнакомых.

А в один из вечеров он молчит. Молчит долго, тягуче. Я не пытаюсь его разговорить, понимая, что у него должны быть причины. И когда на тарелке остается совсем немного пасты, Поттер отрывает взгляд от еды и смотрит на меня цепким взглядом.

— Мисс Риддл, — хрипло произносит он, — я вот что подумал...

Наклоняю голову, показывая, что внимательно его слушаю. Мы давно уже зовем друг друга по именам, но то, что Гарри вдруг начал называть меня по фамилии, свидетельствует о его глубоких раздумьях.

— Вы — Мастер Зелий. Вы — колдомедик. Вы — Мастер Боевой Магии и Мастер ЗоТИ... К тому же в вас кровь Слизеринов...

— Верно, Гарри, — говорю, не понимая, куда он клонит.

— Анна... вы можете посмотреть Северуса? В смысле, профессора Снейпа? Нагини была не простой змеей, а магической, и яд у нее... Может, вы сможете придумать, как вывести его из комы?

Откладываю вилку, утираю губы салфеткой.

— Мистер Поттер, я — Целитель, но я всего лишь Сестра-Целитель, не колдомедик. Звание, равное Мастеру, я не получила.

— Но вы прекрасно разбираетесь в Темной Магии... и в Зельях. Понимаете, кроме вас, я знаю еще одного человека, который разбирается и в том, и в том. Но он — как раз и есть профессор Снейп. А в Мунго — идиоты, которые десять лет только и могут, что менять ему рубашки и простыни. Зато они зелья варить могут. В аврорате же мракоборцев — полный отдел, только зелья... они даже Перечного не сварят!

— Можно попробовать, — пожимаю плечами. — Но, мистер Поттер, я не гарантирую...

— Да плевать. Никто ничего не может десять лет. Хуже уже не будет. Когда у вас выходной?

— Послезавтра, — беру в руки чашку с чаем.

— Тогда послезавтра я беру отгул, — кивает Поттер с начальственной резкостью и вдруг, опомнившись, добавляет: — Если вы не против, конечно...

— Не против, — улыбаюсь в ответ.