Донор памяти (джен)

Остаток дня прошёл под девизом – «Счастливые часов не наблюдают». Когда Джинни стала загонять мальчишек спать, Гарри с удивлением обнаружил, что уже поздно. Надо же. Почему дома время всегда пробегает так быстро? Словно моргнул глазом, а выходных, как не бывало.

В последнее время Гарри всё чаще стал задумываться об уходе из квиддича. Нет, ловцом он по-прежнему оставался выдающимся, тут, как шутил Рон, талант не пропьёшь. Но все эти постоянные сборы, многонедельные сезонные кубковые соревнования не давали в полной мере быть со своей семьёй. Когда успели подрасти Джеймс и Альбус? Бегая за снитчем, вернее, летая, он не успевал заметить, как растут его собственные дети. Его давно зовут в Министерство Магии, в отдел обеспечения магического правопорядка, может, пришло время согласиться? Рон пока не собирался оставлять карьеру, но когда Гарри поделился с ним своими планами, полностью его поддержал. Гарри никогда не искал приключений и трудностей – они его всегда сами находили, но тут было другое. Он просто хотел больше быть со своей семьёй, вот и всё. Джинни разрывалась между работой и домом. Гарри уговаривал её не выходить на работу вовсе после рождения Лили, но жена в ответ разразилась гневной тирадой, что она не собирается сидеть дома. Из «Холихедских гарпий» ей, правда, пришлось уйти, и она полностью погрузилась в спортивную журналистику. Ей приходилось брать работу на дом, и Гарри часто видел, что у Джинни красные глаза от усталости, когда она далеко за полночь сидела за бумагами. Молли всегда была не против того, чтобы внуки гостили в Норе, и когда Гарри был на сборах, а у Джинни был аврал, младшие Поттеры подолгу находились у бабушки с дедушкой. Если Гарри перейдёт работать в Министерство, он, по крайней мере, по вечерам будет дома.

Разговор с Энтони, почему-то, остро всколыхнул все эти мысли в голове. Гарри весь вечер возился с мальчишками после прогулки в детском парке, потом они все вместе ели торт, и всё было так хорошо, но Джинни шестым чувством всегда угадывала состояние мужа. Когда Гарри рассказал Лили сказку (это был их ритуал – обязательно сказка на ночь, обязательно про маленькую девочку, и, безусловно, собственного сочинения), и дочка заснула, Джинни с самым серьёзным видом поджидала его на кухне, где уже успела навести порядок после семейного ужина.

– Гарри, у тебя всё в порядке? Это из-за разговора с мистером Грейнджером?

Днём Гарри лишь в двух словах рассказал Джинни о беседе с Энтони, не останавливаясь на деталях.

Гарри устало потёр глаза, сняв очки:

– Не знаю, Джинни.

– Я думаю, тебе надо сходить на Тисовую улицу.

– Да? Ты так думаешь? И что я скажу после стольких лет? «Здравствуйте, я вот проходил мимо и зашёл узнать, как у вас дела?"

– Гарри, ну меня-то ты можешь не обманывать! Я же знаю, что в душе ты всегда переживал из-за сложных отношений с Дурслями. И не говори, что просто вычеркнул их из сердца. Они твои родные. Родные твоей мамы. Ты должен сходить.

Гарри удивлённо посмотрел на Джинни:

– Я не думал, что оно так прочно во мне сидит, понимаешь? У меня есть ты. Есть наши дети.

– Гарри, да пойми ты, прошлое держит нас ровно столько, пока мы не отпустим его. Ты можешь обманывать себя сколько угодно, но я же знаю, что все эти годы ты просто прятался. Твоя тётя, брат… Даже дядя Вернон. Они тоже твоя семья. Когда мы поругались с Перси, я тоже думала, что просто презираю его и больше не хочу знать, но я скучала. Когда мы ругаемся с Роном, я готова его убить, но точно знаю, что, скорее, убью любого, кто скажет о нём плохо. Это сложно объяснить. Пока ты не увидишься с Дурслями, ты так и будешь не в своей тарелке. Когда вам на сборы? Время у тебя есть.

– Кстати, о сборах. Джин, я тут подумал. Наверное, я уйду из команды.

Джинни округлила глаза:

– Ты серьёзно?

– Знаешь, я всегда обожал квиддич. И это дело мне по душе. Но я хочу больше времени проводить с вами. Гавейн Робардс собирается в отставку, давно зовёт меня в подразделение мракоборцев.

Джинни просияла:

– Господи, Гарри, это же замечательно!

– Ну, придётся засесть за учебники – это в моём-то возрасте! Кто возьмёт на работу неквалифицированного специалиста?

– У тебя всё получится! – Джинни уселась к Гарри на колени. – Так что? Сходишь к Дурслям? – без всякого перехода спросила она.

– Пожалуй, ты права. Может, завтра и схожу.

Тисовая улица была типичным обывательским местом проживания обычных маглов среднего класса, излюбленным занятием которых были жалобы на соседей. Чопорную тишину послеполуденного файф-о-клока нарушил сухой хлопок трансгрессии. Из ниоткуда в конце улицы появился молодой мужчина, который не был здесь уже много лет. Гарри одёрнул лёгкий пиджак, пригладил непокорные вихры и огляделся. Одинаковые домики, выстроенные словно по линейке, одинаковые подстриженные газоны с одинаковыми круглыми клумбами. Хотя нет. Взору любопытствующих из-за низеньких рядов живой изгороди бирючины открывалось показушное соперничество. У кого машина дороже, у кого цветы на клумбе красивее, у кого газон зеленее. Всё это до зубного скрежета всегда раздражало Гарри в детстве. Тисовая улица олицетворяла собой полную противоположность тому миру, который любил Гарри. Она словно была живым существом, которое сейчас заставило всё внутри сжаться. Не думал он, что эта встреча так его выведет из равновесия. Дом семьи Малькольм, Полкисс, Прентис. Сколько раз он ходил в детстве по этому маршруту, мечтая вырваться отсюда. А вот дом Арабеллы Фигг. Гарри невольно принюхался – кошками не пахло. Возможно, Арабеллы и в живых-то уже нет – столько лет прошло. Гарри чётко увидел перед глазами фотографии мистера Лапки и мисс Снежинки, которые ему приходилось разглядывать часами, когда Дурсли оставляли его на попечение сумасшедшей соседки. Тогда он ещё не знал, что Арабелла – сквиб. Да и что он сам волшебник, тоже не знал.

Полностью окунувшись в нахлынувшие воспоминания, Гарри не заметил, как дошёл до нужного места. Немного постоял, вглядываясь в окна дома, в котором он провёл детство. Здесь он был под защитой. Потому что его мама была родной сестрой тёти Петуньи. И здесь он был глубоко несчастлив. Потому что он был сыном родной сестры тёти Петуньи. Сыном волшебницы. Так и услышал голос дяди Вернона:

— Эй, парень! Чего тебе здесь надо?

Дверь распахнулась почти мгновенно после звонка Гарри. На пороге стояла миловидная молодая женщина. Гарри и хозяйка уставились друг на друга. Только тут Гарри запоздало сообразил, что Дурсли вообще могли переехать в другой город.

Поздоровавшись, Гарри уже собирался объяснить цель своего визита, но делать этого не пришлось.

– Вы ведь Гарри? – женщина улыбнулась.

От удивления Гарри забыл все слова, которые приготовил, и лишь молча кивнул.

Женщина распахнула дверь:

– Ой, да что же я держу вас на пороге. Проходите! Дадли скоро будет, он поехал к Петунье.

Гарри послушно прошествовал за хозяйкой дома в гостиную. На пушистом ковре обнаружился толстый бутуз, который завидев чужого дядю, разревелся и залез под журнальный столик. Женщина всплеснула руками, стала выуживать ребёнка из укрытия, ласково уговаривая его не бояться. Гарри уже понял, что хозяйка дома, судя по всему, жена Дадли. То, что розовощёкий карапуз – сын его двоюродного брата, не подлежало сомнению однозначно. Мать, извинившись, предложила Гарри располагаться и понесла ребёнка в детскую комнату.

Гарри сел на диван и огляделся. Комната была прежней, но в то же время немного другой. Во времена царствования здесь тёти Петуньи совершенно невозможно было представить себе, допустим, на ковре разбросанные игрушки, а на столике недопитый чай. Удивительно, но некоторый беспорядок придавал дому уют. Тапки большого размера торчали из-под дивана совершенно вопиюще. У тёти Петуньи вся обувь была выстроена в линеечку, полотенца развешены одинаково перекинутые пополам, чашки в мойке были повёрнуты ручками строго на север. Может и на юг, кто их знает, но обязательно в одну сторону. Сейчас в гостиной наблюдалась та милая хаотичность, которая всегда присутствовала в доме самого Гарри. Джинни не была плохой хозяйкой, отнюдь. Но для неё гораздо значительнее было сложить грязную посуду на утро в раковину, поспешив к Гарри, чем с маниакальным блеском в глазах протирать далеко за полночь все горизонтальные поверхности в кухне, прислушиваясь к храпу мужа из спальни. Гарри приободрился. Чего он так боялся? Жена у Дадли очень даже милая. Где, интересно, дядя и тётя? Женщина сказала, что Дадли поехал к Петунье. Может, они живут неподалёку? Мысли Гарри отвлеклись на каминную полку. Он знал, что камин этот давно не работает и располагается в комнате исключительно как предмет интерьера. Последний, кому пришлось пользоваться камином по назначению, был незадачливый мистер Уизли. Гарри невольно улыбнулся, вспомнив, какой живописный вид был у гостиной после визита волшебников в дом Дурслей. На полочке стояли многочисленные кубки, грамоты в рамочках. А на стене рядом висели медали, чемпионские ленты и тому подобное. Гарри встал с дивана и подошёл поближе. А Дадли молодец! Гарри и не догадывался, что брат достиг таких успехов в спорте. На стене здесь же асимметрично были прибиты семейные фотографии. Гарри хорошо помнил пристрастие тёти Петуньи развешивать по всему дому снимки ненаглядного Дадличка, но сейчас с фотографий на него смотрел не только его двоюродный брат. В центре свадебный портрет. Дадли тут очень серьёзный. А жена его тут ещё нерасполневшая, с красивой причёской.

Вот фотографии давешнего карапуза. Одного, с родителями и с сестрёнкой. Гарри первый раз увидел девочку, из-за которой осмелился через столько лет заглянуть в прошлое. Девочка была очень худенькая, черноволосая, похожая на тётю Петунью. Такой Гарри запомнил её в Омуте Памяти. Сама тётя с дядей обнаружились на снимке справа от детских. Дядя Вернон ещё больше потолстел, занимая своим внушительным брюхом почти весь кадр, оставив тёте немного пространства, достаточного, чтобы втиснуться рядом. С удивлением Гарри разглядел свой собственный снимок. Он припомнил, что последним летом Дадли подарили новую цветовую камеру, с которой тот ходил по всему дому с видом заправского журналиста. Видимо, этот кадр сделан в то время.

Рассматривая снимки и трофеи Дадли, Гарри не заметил, как в комнату вернулась жена брата.

– Мы с вами так и не познакомились, – улыбнулась она, когда Гарри обернулся. – Меня зовут Брианна.

– Очень приятно. Я – Гарри.

– Я знаю, кто вы и как вас зовут, – Брианна снова улыбнулась. – Дадли сейчас будет, он звонил из клиники как раз перед вашим приходом. Вы посидите, я сейчас принесу чай.

Гарри кивнул, размышляя, насколько серьёзно больна тётя Петунья, раз Дадли звонил из клиники. Решив, что всё узнает в своё время, он уселся обратно на диван, совершенно не зная, чем ему ещё заняться до прихода брата.

Дадли приехал через десять минут, Гарри даже не успел по второму кругу рассмотреть фотографии на стенах. Сначала раздался шум подъезжающей машины, затем хлопнула входная дверь, а через минуту на пороге появился Дадли. Сколько они не виделись? Тогда Гарри было семнадцать, значит, прошло без малого почти шестнадцать лет. Дадли удивлённо смотрел на поднявшегося с дивана Гарри. Затем подошёл к нему и заключил в свои медвежьи объятия.

– Господи, Гарри, неужели это ты?

– Привет, большой Дэ!

Они рассматривали друг друга, удивляясь переменам, и оба улыбались. Гарри с облегчением понял, что нет больше старой детской обиды. Дадли действительно искренне был рад видеть его.

Дадли изменился. Плотный, но не толстый, с первыми залысинами, он здорово походил на дядю Вернона, только усов не было, да и взгляд был другой. Потом они пили вместе с Брианной чай и много говорили. Дадли рассказал, что серьёзно увлёкся боксом ещё со школы. На одном из соревнований, тогда ещё он выступал по юниорам, познакомился с Бри. Ему рассекли бровь, а Брианна работала медсестрой. Потом поженились, жили все вместе здесь, на Тисовой улице. Родилась дочка, которую назвали в честь матери Петуньей. Бри легко вписалась в привычный уклад строгого распорядка правил Дурслей, потому что по природе своей очень добрая и покладистая.

Брианна пошла проверить уснувшего сынишку, а Дадли продолжал:

– Потом на нас навалилась череда несчастий. Сначала умер папа. Инфаркт… Потом слегла мама. Не знаю, может на почве депрессии, но она стала просто угасать. Сядет у окошка и смотрит часами. Когда мы её уговорили показаться врачам, было уже поздно. Неоперабельный рак. Всё это очень тяжело. В прошлом году заболела Петунья. Мы с Бри стараемся не говорить про плохое и верим, что она поправится, но я часто слышу, как моя Бри плачет по ночам. Она тогда как раз ждала Пирса. Врачи сказали, что есть большая вероятность, что младший брат сможет быть донором для сестры. Но не получилось. А ты-то как, Гарри? Я всё о себе.

– Да я нормально, Дадли.

Гарри в двух словах рассказал о своей жизни, о своей семье. Дадли неловко улыбнулся:

– Надо же. Лили и Петунья. Им обязательно надо познакомиться.

Они ещё много проговорили. Пирс успел проснуться и даже немного привык к Гарри. В конце концов, он позволил себя взять на руки и с интересом стал стаскивать с носа дяди очки.

Уходил Гарри из этого дома с двойственным чувством. С одной стороны – невероятное облегчение. Он словно смог перешагнуть через свои старые детские страхи и обиды. С другой стороны – горечь от того, что так и не успел наладить отношений с тётей. И безумно жалко было Бри и Дадли. Он не видел ещё свою племянницу, но прекрасно понимал, что значит для родителей их ребёнок. Всё отдашь, заключишь сделку с самим дьяволом, лишь бы дитё твоё было здорово. Напоследок Гарри и Дадли договорились обязательно поддерживать отношения и не теряться больше. Когда Гарри уже стоял у порога, Дадли вдруг хлопнул себя по лбу:

– Гарри, подожди! Я хочу отдать тебе одну вещь.

Он сходил на второй этаж и вернулся с книгой. Гарри в ожидании замер у двери.

– Вот. Это книга мамы. После её смерти Бри наводила порядок, разбирала вещи. Я думаю, это надо отдать тебе.

Дадли протянул Гарри конверт, выуженный из страниц книги.

Из конверта в руку сначала выпала фотография. Старая, чёрно-белая, с потрескавшимися уголками. Две девочки крепко обнимали друг друга. Та, что постарше – с настороженным взглядом. Та, что помладше – с широко распахнутыми глазёнками. Лили и Петунья. Гарри почувствовал, что комок застрял в горле. Чтобы скрыть свои так некстати нахлынувшие чувства, он потряс конвертом. В руку выпал засушенный цветок шиповника. Некогда ярко-розовый, сейчас он блеклым парашютиком распустился на ладонь Гарри. В ушах отчётливо зазвенел детский голосок, а перед глазами возникла детская площадка с одиноко торчащей вдалеке фабричной трубой.

– Тунья, гляди! Смотри, как я умею!

Рыжеволосая девочка сорвала с куста шиповника увядший цветок. Старшая, разрываясь между неодобрением и любопытством, подошла поближе. Цветок на ладошке младшей сестры закрывал и открывал лепестки, как странная многогубая устрица.

– Прекрати!

– Тебе же от этого не больно!

– Так нельзя!

Младшая бросила цветок на землю. Старшая подошла и украдкой положила его в карман.

Гарри бережно сложил фотографию и цветок обратно в конверт, не поднимая на Дадли глаз. Дадли обнял Гарри на прощание:

– Спасибо, Гарри, что ты вернулся. Не пропадай. И ждём вас с Джинни в гости.

Гарри поблагодарил Бри за чай, сделал «козу» хохочущему Пирсу, пожал руку Дадли и направился в конец улицы, чтобы незаметно трансгрессировать в Лондон. Дома его ждали семья и размышления обо всём, что сегодня произошло в его жизни.