Максимум Розы, Амиго (гет)

Безжалостно ты режешь без ножа,

Но чуть больнее. Твоё имя — правда.

Оказалось, что великана зовут Митя, он как раз живёт в этой небольшой общине, состоящей из семи человек: трёх женщин, двух мужчин и двух детей. Мутация на этих людей распространилась минимально: более крупная кость, большой рост, более высокие голоса и небольшое одичание, как следствие, нецивилизованного образа жизни. Но в целом тот же разум и полный адекват.

После всего пережитого стресса мы забили на этикет, объели половину семьи и проспали весь оставшийся день. Когда вечером я вышел на улицу, там уже сгущались сумерки. Я сел у костра и стал смотреть на пламя. Мог ли я этим солнечным утром представить, что меня ждёт и куда меня занесёт сегодня? Не мог.

Ещё не отойдя после сна, я, слегка поёжившись, засунул руки в карманы и нащупал там что-то бумажное. Ну конечно, я же сегодня нагло спёр таблоид из своего собственного дома, как раз можно почитать, что там пишут про меня. Я развернул газету: из моей фотографии пропал мультяшный облик, и теперь я видел того себя, уже гораздо более привычного. Так, что же там пишут-то про меня? Я перевёл взгляд на заголовок и покрылся холодным потом:

Макс Эмпайр, знаменитый рок-музыкант России разбился в автокатастрофе сегодня ночью.

— Грязная жёлтая бумажка, что ты сказала?!

Я, даже не приступив к чтению статьи, швырнул газету в огонь, словно она заразная.

— Выспался? — послышался бодрый голос из соседней хижины, и я подпрыгнул от неожиданности. — Уверена, что за всю ночь теперь точно не усну, — Роза подошла и села рядом, но, увидев кусочек моей фотографии, на догорающей газете, она перевела на меня взгляд полный ужаса.

— Почему ты мне не сказала? — холодно спросил я.

Она какое-то время молчала, подбирая слова. Я видел, как по её щеке скользнула крупная слеза, но мне было её не очень-то и жаль: она-то хотя б жива!

— Я не хотела тебя расстраивать, — наконец, сказала она, глядя куда-то в сторону. — Ты ведь сейчас обескуражен, правда?

— Как кирпичом по голове, если честно, — признался я.

— Тот же кирпич упал и на меня, когда ты позвонил мне сегодня утром. Представляешь моё смятение? Ведь твой голос я ни с чем не спутаю.

— Когда это случилось?

— Не так давно, — Роза обняла колени и положила на них подбородок, словно закрываясь. — Месяц или чуть меньше. Я хотела утаить это от тебя, но, видать, придётся рассказать. Не всё было так радужно на самом деле.

Мы часто ссорились, ты постоянно пропадал на вечеринках с поклонницами. Всё время хотел походить на рок-звезду и подстраивал свои интересы, вкусы, потребности под свойственные рок-звёздам критерии. А я ничего не хотела, просто ждала тебя дома после гулянок, чтобы высказать тебе, какой же ты гад. Я постоянно срывалась с места, собирала вещи и уезжала домой, а ты каждый раз приезжал и клялся, что всё будет по-новому. Я уже и не верила, но постоянно возвращалась — хотела быть с тобой, вот и не выпускала себя из замкнутого круга. И вот этот круг прервался: ночь, машина, алкоголь, любовница и фура на дороге сделали своё дело, — она всхлипнула и, немного погодя, продолжила. — Знаешь, а ведь она спаслась за счёт тебя. Просто спряталась за тебя и всё. А я до сих пор жалею, что меня там не было, я бы сделала наоборот… — голос Розы прервался, и она уткнулась лицом себе в колени.

— Ну, не говори так, — я обнял её, а сам готов был точно так же уткнуться носом ей в колени от стыда. — Прости, Розочка. Мне, правда, очень жаль. Я очень виноват перед тобой.

Она подняла мокрые от слёз глаза на меня.

— Ты? При чём тут ты?

— Ну как, это ж я был. Если бы…

— Прекрати! Если бы, да как бы. Ты этого не делал и кто знает, что было бы, будь ты на его месте.

— Но про него ты говорила «ты», а не «он». Значит всё-таки он это я?

Роза вытерла глаза ладонями, совсем слегка размазав, очевидно, водостойкую тушь.

— Прости, я действительно не должна была вас связывать. Ты не поверишь, но ты совсем другой, — сказала она, пару раз шмыгнув. — Ты не такой мечтательный, совсем не романтичный, куда более практичный и, если хочешь, настоящий. Не жалей ни о чём, ладно? Пусть и жизнь твоя не похожа на ту, о которой ты так мечтал, зато ты похож на того, о ком всегда мечтала я.

Вот тебе и привет-букет. Наверное, она оговорилась, да так, что меня аж в жар бросило, мне даже пришлось снять куртку. Нужно было срочно менять тему.

— Интересно, как так получается, что мы бываем в двух местах одновременно? Или сколько там этих миров? Пять? шесть?

Роза помотала головой.

— Мы не в двух местах одновременно, мы одни, каждый сам по себе. Он — лишь твоя генетическая копия вот и всё. Вроде клона. Но здесь, — она коснулась моего сердца, и оно радостно запрыгало в моей грудной клетке. — Вы с ним два разных человека.

И она добавила уже чуть громче:

— А миров пять-шесть тысяч. Их очень много.

— Мда, во всех и не побываешь… Стой, как два разных? Мы ведь были так похожи, и сейчас я был бы абсолютно таким же, если бы какая-то погода не рассоединила наши пути.

Роза коснулась моего плеча.

— Не погода, Макс. Ты сам всё решил. Думаешь, дождь помешал бы тому Максу сжечь все свои картины на следующий же день? Но он успел остыть и найти в себе силы идти дальше. Понимаешь, всё решил ваш с ним собственный выбор.

Я задумался над только что сказанным, и от этого стало ещё ужаснее: так, выходит, мне не дождь всё испортил, а я сам?!

— Знаешь, а я ведь так и не сочинил ни одной песни. Всегда пытался, но как-то не шло. Все эти аккорды, гармонии путались в голове. Наверное, я и впрямь бы не смог.

Роза как-то отрешённо усмехнулась, пристально смотря на пламя.

— Макс всегда вкладывал душу в свои песни. Говорил, что каждая из них должна быть кусочком человека.

— Да что мне ваша душа? Не верю я в душу.

— Это ты сейчас не веришь, потому что разочаровался однажды во всем во, что верил, поэтому прекратил верить во всё подряд. Но ведь что-то есть с душой, а что-то нет, так ведь?

— Например? — спросил я, попытавшись вычеркнуть образ моей судьбоносной картины, замаячивший перед взором.

— Вот смотри. Ты ведь ненавидишь брокколи, так?

— Есть немного.

— Скажи «я люблю брокколи».

— Ну, я люблю брокколи, — монотонно повторил я.

— Видишь! Ты просто сказал, потому что я тебя попросила. А теперь скажи то, во что ты можешь вложить душу. Скажи «я люблю пиццу», ты же любишь её!

Я люблю Розу.

— Я люблю пиццу!

— Вот видишь, как воодушевлённо ты это сказал! То же самое и с творчеством. Нужно лишь прислушаться к тому, о чём поёт твоя душа и мелодия сама польётся из тебя, а слова лягут на ноты, вот увидишь.

Мы на какое-то время замолчали, каждый думая о чём-то о своём.

— Не спити? — Митя показался из хижины.

— Думаю, мы скоро уходим, — ответила Роза. — Мы уже выспались и можем с новыми силами отправляться к Дороге.

— Ой, не знаю, девочка, сдесь опасно очень: мутанти ловют людей, вспарывают им брюхи и пожирают внутренности, — Митя говорил так спокойно, словно рассказывал нам рецепт бутерброда.

— Мяу, — показался Амиго из хижины. Глаза его были вытаращены от ужаса.

— Ты прав, Амиго, действительно кошмар, — Роза прикрыла рот рукой.

— Будьти осторожны, — предупредил Митя, но тут послышался голос персоны, на которую я бы ввёл эмбарго в свою жизнь:

— Вот вы гыде, оказывается-то.

— Лейтенант Грыж’а, — Роза поднялась на ноги. — Как вы нас нашли?

— Вы обвиняетесь в запрещённом проходе череш портал, шопротивлению поличии, нападению, угоне поличейской машины и…

Мы, в общем-то, не стали дослушивать полный перечень обвинений, а сразу же двинули лыжи вглубь леса, не разбирая дороги, забыв про всяких зомби и мутантов, а впрочем, зря. Из-за кустов в лесу послышалось рычание, и Роза, взвизгнув, упала, запутавшись в траве.

— Макс, — беспомощно простонала она, и я, вернувшись, подхватил её и стал выпутывать.

— Вечно ты, блин, где-нибудь застрянешь, — ворчал я.

Кот стал пытаться перегрызть траву, но нас обступили: с двух сторон нам преградили путь мутанты, с третьей и четвёртой — полицейские. Все в ссадинах и царапинах, но так им и надо.