Истории о нерадостях (джен)

Многие верят, что души приходят сюда не раз. Что они возвращаются снова и снова, то ли не в силах уйти из этого мира, то ли — забыть его. Многие верят. И так оно и есть. Но лишь единицы помнят, кем были прежде.

Элли из их числа. У неё маленький дом, не слишком заботливый муж и ребёнок, который, кажется, никогда не устаёт плакать. Элли это не печалит. У неё было много несчастных жизней, и впервые за долгие годы радость действительно царит в её сердце.

Сидя у колыбели, Элли вспоминает события далёкого прошлого, случившегося не с ней, а с мужчиной, которым она когда-то была, и не здесь, а в другой стране, в краю, где просыпается солнце, и чувствует как вина — жестокая спутница её рождений и смертей, так долго ранившая её в самое сердце, — наконец, опускает свой меч.

Она вспоминает о другом мече, не из раскаяния, а из стали — холодной и слишком послушной её рукам и порывам. Вспоминает женщину, с лицом белым как снег. Слёзы катятся по выбеленным щекам, будто прозрачные камни, и когда та поднимает руки к лицу и дотрагивается до него окровавленными перстами — будто красные цветы распускаются на нём.

Закрыв глаза, Элли наблюдает пору их цветения, и на мгновение прежний ужас охватывает её. Что, если не было ни радости встречи, ни восторга узнавания? Что, если жизнь в маленьком доме и ночные бдения у колыбели — только сон, а в реальности есть лишь эти цветы смерти и всё навеки утраченное?!

Посреди душной тьмы страха Элли прислушивается, но слышит только хныканье младенца, совсем не похожее на плач её любимой.

Тогда она открывает глаза и, склонившись над колыбелью, берёт дочь на руки. Маленькое тёплое тельце доверчиво прижимается к её груди. Слёзы, как камушки, блестят на розовых щёчках, и Элли бережно стирает их — просто солёная вода и никакой крови. Элли ясно видит это в свете горящей свечи, и всё равно ей кажется, что они красные.

Ей и самой впору заплакать. Сердце у неё в груди будто в тисках — так сдавило его нежданное счастье. Гостья, которую она так долго ждала, наконец, пришла.

«О, не плачь, — шепчет она в полутьме. Женщине или ребёнку? — Не плачь! Моё маленькое трёхвековое горе».