Рыжий и четыре ствола (джен)

Городок угнездился под холмом, как блоха в подмышке. И с холма даже выглядел привлекательно, обещанием горячей еды, кровати и выпивки. А на деле — сейчас глянем, что Ред-Спрингс может предложить человеку с кобылой в поводу и пятью центами в кармане. И вряд ли тут варят такое рагу, как готовила миссис Уизли.

В салуне было достаточно людно, чтобы кто-то обратил внимание на нового посетителя, длинного, тощего парня в обтрепанной серой форме, которая была ему коротка — рукава заканчивались на несколько дюймов выше запястий.

— Эй, тебе не сказали, что война закончилась? — проорал кто-то из посетителей.

— А я думаю, чего мне второй год денег не платят? — парень развернулся так, чтобы видеть и стойку, и собеседника. В старой форме и разбитых ботинках не было ничего удивительного, а вот четыре револьвера — два на бедрах, два под мышками — притягивали взгляд. А взгляд хозяина револьверов притягивала надпись над стойкой бара: «Виски — десять центов, пиво — пять центов».

— Эй, приятель, это бутылка так стоит?

Бармен лениво моргнул.

— Это одна стопка так стоит, или одна кружка.

— Пьянь ирландская, — протянул кто-то, — тут таким не рады!

Рон Уизли спокойно положил на стойку пять центов, спокойно взял свою кружку с пивом, спокойно подошел к говоруну и спокойно вылил пиво ему на голову.

— Остынь.

— Ах, ты ж! — облитый пивом попытался подняться, но кружка в руке Уизли была тяжелая и толстостенная, глиняная. Не такой дурак Жирный Эл, чтоб давать посетителям штейны! Глиняная кружка — она ж дешевле. И не хуже стеклянной бьется об чей-то череп. Говорун вякнул и обмяк.

— Я не хочу драки, я хочу спать. Но если кто желает — так всегда пожалуйста.

Кто-то приподнялся со стула, но его ухватили за рукав.

— Вот только не надо вот этого, — Жирный Эл вынырнул из-за стойки бара с обрезом, — я тебя знаю. Ласка-Ронни, я тебя знаю. Вы вдвоем мне так салун тогда разнесли, хуже прямого попадания снаряда, одни стены остались.

— Так я тогда из дому письмо получил! У меня тогда сестра родилась! — до чего же злопамятные люди бывают! Ну, выпили тогда немножко, ну выпили еще немножко, за здоровье Джиневры Уизли, а бутылками не Рон кидаться начал, он только отбивался. Стулом. И даже никому голову не проломили.

— Это ты? Это ты — Уизли? — один из посетителей салуна поспешно уходил.

— Нас у мамы семеро, мистер. А чего надо?

— Это ты убил моего брата? — из-за стола подымался здоровеннейший хмырь. Вот если гризли побрить и нарядить в старые штаны и рубашку в сорок грязных заплаток, так он покрасивее будет.

— Я артиллерист, мистер, я много кого убил, особенно шрапнелью по пехоте.

— Месяц назад, у Скво-Крик, в спину.

— Ну извините, мистер, не было у меня времени ждать, когда Марк Флинт ко мне развернется, его бы тогда не узнали. А так и он в гробу красивый был, в пиджаке, жилете, и цветочек в петлице, и я деньги получил.

— Кровавые деньги за подлое убийство!

— Честно заработанные деньги за убийцу и конокрада. Мистер, вы сядете и дадите мне пива попить или так по братику соскучились?

— Что здесь происходит? — в салун заглядывал или какой-то шулер, потому что только они в таком модном и чистом ходят, или — городской шериф.

— Ничего, мы тут про родственников беседуем, — в шерифа стрелять очень не хотелось, он же не виноват, что у него работа такая.

— Шел бы ты отсюда, рыжий. Пока ноги держат.

— Мне б лечь где-то, потому что меня вправду ноги не держат.

— В конюшне можно поспать, если денег нету, — встрял Жирный Эл.

Шериф развернулся, хмыкнул. Все тихо, можно спать дальше, а то прибежали, разбудили, в салуне кого-то убивают! Вот когда застрелят, тогда и зовите! Рон Уизли душераздирающе зевнул и поплелся вслед за представителем закона. Да, не получилось попить пива. Эй, эй, а где моя кобыла? Серая такая, с белыми носочками на задних ногах. Вот тут была привязана. Вот тут, у коновязи. Ну и люди!

Шериф только руками развел — когда он шел, не было уже никакой лошади.

— Видать, я тут подзадержусь, — сказал непонятно кому Рон Уизли.

— Это спокойный город, — пробормотал шериф.

— И чего, мистер?

— И я хочу, чтобы он таким и остался.

— А это ничего, что у меня лошадь увели за те пять минут, что я не успел пива попить?

— Это спокойный город.

— Я понял, шериф, — Рон Уизли опустил правую руку к поясу, почесал ногу, — я понял. Как болото, такой спокойный.

— Ты мне угрожаешь?

— Кто? Я? Я ж никому никогда не угрожаю, — Рон Уизли стоял посреди пустой улицы, темный силуэт, — я стреляю.

— Ты на что намекаешь?

— Я? Ни на что. Просто у меня была кобыла. И седло, и одеяло, и ранец. И чистые подштанники в ранце. Теплые, зимние. Или я это все найду, или ты, шериф. Тебе ж за это деньги платят?

— Иди спать, Уизли. Иди спать, пожалуйста.

Утро было солнечным, ясным и голодным. В седельной сумке были сухари, но сумка пропала вместе с седлом. Рон Уизли вычесал солому из волос пальцами и внимательней глянул на город. Четыре дома, магазин, офис шерифа вместе с тюрьмой, и радостный гробовщик возле штабеля досок под навесом.

— Стандартный рост — это хорошо!

— И тебе доброе утро, — буркнул Рон.

— Эдди, сгинь! Он у меня дурачок, мистер,— из конторы выглянул гробовщик-старший, — хотя рост у вас действительно стандартный. И шли бы вы отсюда, мистер. Тут и без вас не медом намазано.

— Грабят? Убивают? Шериф в доле? Отнимают у местных землю?

— Да тише вы, мистер, а то опять придется хоронить в закрытом гробу за мой счет. А вот и лучшие представители города.

По улице важно проехали несколько не то здоровенных, не то раскормленных типов в хороших костюмах и на очень неплохих лошадях, не мустангах каких паршивых.

— И кто это тут у нас? Джонни Реб, ирландская пьянь.

— Рад с вами обоими познакомиться, — хмыкнул Рон.

— У тебя слишком острый язык для такого как ты.

— Я ищу работу, мистеры. Могу стрелять, могу копать. И мне очень интересно, куда делась моя кобыла, серая, с белыми носочками на задних ногах и армейским клеймом.

К двум раскормленным подъехал третий модник, мелкий, бледный, тощий и с двумя револьверами на поясе. Костяные рукоятки притягивали взгляд.

— О, кого я вижу? Неужели это Уизел?

— Малфой, крыса ты штабная! Тебе все-таки не отрезали ногу? А зря.

Раскормленные дружно фыркнули.

— Нет, мы не видели твоей кобылы. И не брали. Нам не нужен мешок костей и сомнительного происхождения. И я тут по вопросам, связанным с моей профессией.

— А, так ты — пинк? Тебе подходит, крутишься вокруг да около, как хорек возле курятника.

— Я бы попросил!

— А то что? Проверим, кто быстрее? И на могилке будет надпись — «убит по собственной дурости».

— А вы можете не орать под окнами?! Люди спят! — из окна второго этажа салуна высунулась сама мадам Трелони, у девочек которой вчера был очень прибыльный вечер.

Малфой воспитаннейшим образом поклонился, не слезая с лошади.

— Так, Уизли. Ты, когда сюда ехал, ничего такого не видел? Ну, там пожар или стрельбу из окон по ковбоям?

— Если то были ковбои, то я — полковник Мосби. Трое или четверо, хорошая одежда, револьверы, кого-то искали.

— А с чего ты взял, что это были не ковбои? — пробасил один из здоровяков.

— Слишком чистые, слишком белые, слишком много оружия. И тут вроде овцеводы и свиней разводят. Кто-то хочет войны. Кто-то набирает людей, которые умеют стрелять, а не перегонять коров до железной дороги. Знать бы еще, сколько этот кто-то платит.

— Мало, — вмешался в разговор второй.

— Спасибо, буду знать, — с этими словами Уизли откланялся и пошел к Жирному Элу. Может, ему нужно дров наколоть или окно помыть? Особенно на втором этаже, на первом окна досками забиты.