Dear Noah (гет)

Всё в наших руках, поэтому их нельзя опускать. © Коко Шанель

Быть может, я не из тех, кто рождается под счастливой звездой, но я из тех, кто может изменить всё — я свято верила в это, пока судьба не разлучила меня с Ноа.

Крушение самолёта Embraer EMB 123 Vector произошло во время приземления в бразильском городе Витория. Его название означает "победа", но ничего победоносного этот город не принёс.

Я чувствовала, что эта профессия рано или поздно разлучит нас, но всё произошло слишком быстро. Перед трагедией меня не отпускало нехорошее предчувствие, но мой жених всё равно решил рискнуть.

— Я чувствую дурное, ты же сам сказал, что в самолёте есть неисправность, пожалуйста, останься здесь, останься в Нью-Хейвене!

— Куинни, послушай, я заканчивал лётную академию не для того, чтобы вести себя, как последний трус, понимаешь? К тому же, это служебный самолёт, всем пассажирам нужно быть на месте в срок. Я не могу их подвести.

— Даже ради Бет?

Наша дочь была последней попыткой уговорить его остаться здесь, со мной.

— Как раз ради Бет и ради нас я отправляюсь в Бразилию: за этот риск мне заплатят столько денег, что мы сможем не только себе обеспечить шикарную свадьбу, но и отложить денег на её обучение в будущем, после этого она не будет считать нас теми, кем были для неё последние два года — теми, кто её бросил.

— Но ты не хотел бросать её, и за деньги мы не купим её любовь, к тому же, мне не нужна пышная свадьба. Мне нужен ты рядом, неужели я многого прошу?

— Нет, но я верю, что мои девочки будут гордиться мной.

Он нежно коснулся моих губ своими, заставляя ответить на поцелуй и рассеять все свои страхи, пусть даже и на мгновение.

— Обещай, что будешь звонить! — сказала я, коснувшись его щеки, а он сжал мои пальцы и, поднеся к губам, поцеловал.

— Каждые два часа, я обещаю.

Я смотрела, как он уходит, и его силуэт становится всё меньше и темнее, а свет словно бы обволакивает, размывает его очертания.

В тот день предчувствие меня не обмануло — я так и не дождалась звонка Ноа.

Со дня его похорон прошло уже полгода, а я так и не смогла вновь обрести себя.

Я не знала, чего хочу от жизни, и понимала, что на этот раз меня не спасут розовые пряди волос, пирсинг в носу и на языке, а татуировка с его инициалами на левом запястье будет служить лишь напоминанием, доводящим до исступления.

Так же меня доводило до исступления решение Шелби Коркоран — оно стало последней каплей, которая переполнила чашу терпения.

— Здравствуйте, мисс Коркоран, могу ли я зайти к вам сегодня хотя бы на час? Мне нужно обсудить с вами кое-что.

— Хорошо, ты можешь прийти, только не опаздывай, пожалуйста. Я должна помочь Вокальному Адреналину с подбором репертуара.

— Договорились.

Я приехала — настолько быстро, насколько могла, чтобы преодолеть свой страх после ДТП, случившегося два года назад.

— Здравствуйте, Шелби, уже больше полугода прошло с тех пор, как вы обещали мне подумать над возможностью совместной опеки, вы помните?

— Конечно. И я не отказываюсь от своих слов, но где Пак? — она иронично изогнула брови, а на лбу появилась морщинка.

— Он погиб.

Вот так просто, оказывается, произнести это вслух.

— Ах да, я что-то слышала об этом. Соболезную твоей утрате, вот только без его присутствия я даже на полчаса не смогу оставить тебя с Бет. Вдруг ты учудишь что-нибудь, как тогда, когда задумала эту авантюру — для того, чтобы меня лишили родительских прав?

— Мне тогда было всего девятнадцать. Сейчас я повзрослела и могла бы стать женой Ноа, женой человека, которому вы доверяете больше всего.

— Но ты так и не станешь его женой — и ма-а-аленькая поправочка: я доверяла ему раньше, а теперь его нет, а значит, и тебе не место в моём доме и рядом с моей дочерью, — сделав ударение на два последних слова, она резко захлопнула передо мной дверь, а я на секунду забыла, как дышать.

Где же моё место? Где теперь мой дом и моя дочь?

* * *

В баре МакЛаренс царила очень мрачная атмосфера — такое ощущение, что это место заранее отвергало человека. Может быть, сегодня просто не мой день — не мой месяц и даже не мой год. Впрочем, это было не так уж и важно. Мне просто нужно было выпить чего-нибудь покрепче.

— Здравствуй, Карл. Лили рассказала мне об особой игре, в которую вы с ней играете — сегодня я тоже хочу с тобой в неё сыграть. Обновляй каждый раз мой двойной виски…как…

— Как только стакан опустеет, я понял, Куинни, — бармен улыбнулся уголком губ, словно видел меня впервые. Быть может, это действительно было так — я настолько изменилась за последние несколько месяцев.

— Спасибо, — просто сказала я, без лукавой улыбки, которая сама собой появлялась, когда я раньше общалась с мужчинами. Я действительно утратила слишком многое от себя прежней. Нет больше не только "королевы флирта", какой я была по словам Сантаны Лопез, но и меня прежней больше нет — меня просто выжгло из этой жизни, как ненужный лист бумаги в камине.

Карл наконец сделал мне двойной виски, я впервые попробовала его без примеси колы — и это было… ново: напиток неприятно обжёг горло, я закашлялась, и не заметила, ко мне подошёл голубоглазый паренёк, лет тридцати на вид.

Он сказал:

— Не кажется, что это слишком жёсткий напиток для дамы?

— Неа. А тебе не кажется, что ты лезешь не в своё дело?

— У-у-у, какие мы грубые, — сказал он как-то театрально.

Мне было наплевать, и я тоже поспешила ответить:

— Я уже час за тобой наблюдаю и, пожалуй, я сочувствую твоему другу Теду — знаешь, почему?

— Почему?

Полагаю, что моя проницательность поразила его.

— Потому что метод флирта, начинающийся со слов: «Привет, вы знаете…» — заранее обречён на провал, увы.

— А вот это уже интересно. Не хочешь составить нам компанию в игре в Лазертэг?

— Ты шутишь, что ли? Это самая лучшая вещь на земле, конечно, я хочу!

По правде говоря, бластер-автомат — это то, что было нужно мне сейчас куда больше, чем выпивка.

— Ну, отлично, а то раскисла — тоже мне, сестричка по разуму, — он как-то странно хихикнул.

— Знаешь, я, конечно, заметила, что мы оба блондины, но вот только я умнее тебя, — мой тон прозвучал язвительно, потому что какая я ему, к чёртовой матери, сестричка? Я ведь даже не знаю его имени.

Словно вторя моим мыслям, он произнёс:

— Я Барни, — он протянул мне руку для рукопожатия — мы, наверное, выглядели очень тупо — прямо как мистер Тумнус и Люси из «Хроник Нарнии».

— А я Люси, но все зовут меня Куинн.

Не знаю почему, но мне хотелось хоть раз найти настоящую себя, и я думаю, что Барни мог бы мне в этом помочь — предчувствия никогда меня не обманывали.

Каждому дан шанс не быть собой. Ты всегда стоишь перед выбором — быть собой или быть лучше. © Рокс Юксби

«Секрет очарования женщины в её кошачьей пластике, стройной фигуре и горящих глазах — если вы утратите хотя бы одно из этих качеств, то вам не место в команде по чирлидингу», — так утверждала Сью Сильвестр.

Она была права, но это утверждение относилось также и ко всей моей жизни. Когда я стала неформалкой два года назад, никто не оборачивался мне вслед, будто я была пустым местом. Мой крик никто не желал услышать, потому что всем было наплевать на то, что творилось у меня в душе, крик мой был беззвучным, немым — и тогда его услышал только Финн Хадсон.

— Мне жаль, — сказал он.

— О чём ты? — спросила я, гордо вскинув голову, а он поправил мой розовый локон и сказал:

— Мне жаль, что Бет не моя дочь, если бы она была моей, то я бы мог заботиться о вас обеих.

Я закусила губу:

— Катись со своим сочувствием!

Действительно, а чего он хотел им добиться? Чтобы я осознала, кого потеряла — что с ним, я, возможно, была бы счастлива до конца дней?

Я всё это понимала, вот только в моей жизни осталось лишь три человека, которых я любила больше, чем себя — и нет, в их число не входили мама и отец. Эти люди — Бет и Пак.

Единственные люди во всём мире, которые достойны моей любви — это они, вот только жаль, что они об этом никогда не узнают.

— Да я, собственно, не посочувствовать тебе пришёл, знаешь, — как-то по-детски и обиженно прозвучал его голос.

— Краткость — сестра таланта, Хадсон, и явно не твоя, — привычно съязвила я. — Говори, что хотел, и проваливай.

Он встал на одно колено и протянул мне колечко в виде короны:

— Люси Куинн Фабре, станешь ли ты моей королевой весны?

Разумеется, я согласилась. Моё тщеславие и гордыня тешились в упоении от лучей славы — так было всегда, но на этот раз это было для меня не просто лучиком славы, это было лучиком надежды на пути к возвращению к обыденной жизни.

* * *

Тем вечером во мне боролось послевкусие от многочисленных комплиментов Майка и Финна, а когда я пришла, то увидела, что моя комната вся усеяна цветами — и не просто цветами, а моими любимыми ромашками.

И в одном из самых огромных букетов я нашла записку, нацарапанную ужасным почерком Майка Ченга.

«Сегодня вечером меня озарила офигенная идея — я знаю, что вы выставили свои кандидатуры на конкурс «Король и королева весны», хочется помочь вам — и не просто морально. Я знаю о традиции МакКинли о прощальном танце победителей конкурса, так вот, всем у нас в школе ясно, что ты и Финн — потенциальные победители этого конкурса. Я хочу, чтобы вы блистали во время этого танца, понимаешь? Если ты согласна, то приходи в школу танцев «Сон на волнах», надеюсь, ты не прошляпишь свой лучший шанс.

С наилучшими пожеланиями,

Майк Ченг».

И, конечно, я не прошляпила. Я ухватилась за эту тоненькую красную нить судьбы, как тогда — так и сейчас.

* * *

Стояла ветреная весенняя ночь, я делала каждый вдох с невероятной жадностью, вкус победы застыл на губах, заставив вновь вспомнить, что я чего-то стою, как и раньше, когда сумела стать королевой бала. Вся моя жизнь состояла из изломанных стёкол доказательств, они всегда были полны опасений, хотя имели под собой прочный фундамент. Возглавляя клуб воздержания, я всегда говорила, что каждый из нас может оставаться личностью, ничего никому не доказывая. Но я врала, всегда безжалостно врала, ведь в моей жизни действовали лишь две простые истины: быть честной перед самой собой, доказывая свою силу духа, и попытаться воссоздать внутренний стержень в себе.

Я верила, что каждый смог бы это сделать, если бы захотел, но, как показывает практика, одного желания мало, нужно ещё и полюбить себя, а я не уверена, что смогла бы: когда рядом со мной был Пак, то я не нуждалась в доказательствах — я просто была самой лучшей и всё. Не было никаких безжалостных предрассудков, а сейчас жизнь просто выбросила меня на берег и бьёт о скалы, ожидая, пока я сдамся.

Но я не сломаюсь, потому что я не слабая — я та, кем я являюсь, я — Куинн Фабре, я никакая, к чёртовой матери, не Люси-пампуси. Пора бы позабыть детские комплексы и оставить всё плохое позади. И сейчас для этого самое время.

— Куинн, слушай, а ты весёлая! Ты первая, кто переплюнул Барни в игре Лазертэг, не первый раз играешь, ведь так? — улыбнулся Тед, и я не смогла сдержать ответной улыбки.

— Ну да, был опыт, но не такой большой, как могло бы показаться, — слова сами собой срывались с губ, он был первым, кто сумел меня разговорить после всего случившегося.

— Итак, народ, о каком опыте речь? — Барни лукаво взглянул на нас, я подумала, что он пошляк ещё тот, но моё мимолётное возмущение прервал Тед:

— Ты проспорил мне, чувак, нам нужен ещё один билет в наш круиз по Французской Полинезии, вот так-то, братишка, — он победоносно улыбнулся.

— Но как же так? Я же такой опытный игрок!

— Ребята, о чём вообще речь? Для кого третий билет?

— Для тебя — ты ведь хотела начать новую жизнь? — спросил Тед.

В тот момент я поняла, что в жизни больше не выпью столько спиртного, потому что я согласилась на эту глупую авантюру. Но что есть авантюра? Быть может, это прямой посыл к отчаянию. А быть может, наивнейшая попытка доказать что-то своим близким или себе самой.

— Конечно, я согласна, — эти слова дались мне так же легко, как и два года назад, когда я согласилась на предложение Финна Хадсона стать королевой. Было ощущение, что это мой последний шанс начать дышать — и я не ошиблась.

Солёными, бездонными

По чьей-то воле… © Мария Безрукова

Ласковое солнце нежило изумрудно-зелёные волны, а я наслаждалась тишиной, и на этот раз она не казалась мне звенящей, давящей и раздражающей. Она дарила мне одно простое чувство — чувство наслаждения.

Я чувствовала себя ребёнком, трепещущим в предвкушении чего-то нового, потрясающего, пожалуй, даже подарка судьбы.

— Эй, Тед, ты в порядке? — спросила я, хотя, признаться, никогда прежде меня не волновали чужие проблемы — возможно, именно так и выражалось предвкушение перемен? Я сама не знала ответа на этот беззвучный и пугающий вопрос, но ведь этот незнакомец помог мне, а значит, я была в некотором долгу перед ним.

— Не думаю, — честно признался он и продолжил так же неотрывно смотреть вдаль.

— Почему? — я чувствовала себя беспомощной девочкой, которая лезет с глупыми расспросами, но на этот раз я действительно старалась помочь, хотя, надо признать, что получалось у меня это поистине скверно.

— Стелла здесь, — эта фраза была полна боли и неопределённости. Мне было знакомо это чувство.

— Во Франции? — уточнила я.

— Нет, прямо здесь, на лайнере «Лукреция», только она прибыла третьим классом.

— Ты видел её? Говорил с ней?

— Нет, — он отошёл дальше от борта корабля и начал блуждать по палубе, механически шагая, словно сомнамбула.

— Но ты же понимаешь, что придётся когда-нибудь обсудить всю вашу ситуацию?

— Понимаю ли я? Конечно да, но мне просто нужно было время, понимаешь? Я уже полгода не могу прийти в себя после того, как с нею расстался, точнее, после того, как она бросила меня ради бывшего мужа. Затем я купил билет и решил, что отдохнуть здесь с Барни будет наилучшим решением, я думал, что всё изменится и думал, что будучи хоть недолго в отдалении от реального мира, я наконец найду себя, пойму наконец, что я не неудачник вовсе? — это был вопрос к немой и равнодушной пустоте.

— Смотри на вещи позитивно, Тед. Ничего не бывает зря, красная ниточка судьбы никогда не оборвётся просто так.

Моя фраза вызвала у него улыбку, и я увидела очаровательную ямочку на правой щеке.

— Тед, мы знакомы всего неделю, но у меня такое ощущение, что я знаю тебя всю свою жизнь, ты заслуживаешь шанс вычеркнуть эту часть своей жизни и быть свободным ровно столько, сколько сам пожелаешь.

— Спасибо, Куинни.

Он обнял меня, и тут на главной палубе появился — не кто иной, как Барни Стинсон.

— Что я ви-и-ижу, — театрально потянул он, а затем как-то странно хихикнул — сначала я подумала, что это смущение, а затем поняла, что Барни и смущение — вещи несовместимые.

— Куинни и медвежонок Тедди в порыве страсти! — он похлопал в ладоши.

— Это просто дружеские обнимашки, — я засмущалась до такой степени, что мои щёки запылали.

— То-то его рука едва ли не лежит у тебя на…

— Заткнись, Стинсон! — хором с Тедом сказали мы.

— А у тебя что такой вид довольный? — спросил Тед.

— Я просто слишком люблю морской бриз! — отмазался он, но секунду спустя мы увидели совсем иное.

— Проходи, лапочка, я познакомлю тебя со своими новыми друзьями, я думаю, что вы с Куинни обязательно подружитесь!

— Я думаю, что не стоит, — ответил до боли знакомый голос откуда-то издалека.

— Ещё как стоит, — отозвался Барни, — я не могу не познакомить их с такой красоткой.

И тут передо мной предстала смуглая девушка в солнечных очках, её курносый нос и правильную линию губ я узнала бы отовсюду. Это была моя школьная подруга Сантана Лопез.

— Сантана? — изумилась я, невольно выронив из рук брошюру, которую я собиралась рассмотреть до разговора с Тедом.

— Нифига себе… Фабре, это точно ты?

— Именно, — я улыбнулась, а она сказала, как в школьные годы: — Дай пять.

В этот момент я подумала, что они с Барни могли бы стать идеальной парой.

— Ты как здесь? — спросила она у меня, и моя улыбка сползла с лица, как прокисшее молоко.

— Это очень долгая и грустная история, а ты как здесь оказалась?

— Музыкальная карьера не задалась, знаешь, и я тут в качестве няньки для Дэни и Лорейн.

— Что? Ты няня детей мистера Шу? Он здесь?

— А ты догадливая…

— Не понял, — вмешался Барни, — вы знакомы?

— Очень давно, — ответила я, подумав совершенно о другом.

Кто же знал, что отстранённость станет моим кредо на этом лайнере, ничто не предвещало беды столь сильной, как моя доверчивость судьбе.