Вересковая пустошь (гет)

Дом выглядел пустым. Внешние огни не горели, в лунном свете здание возвышалось над озером, как призрак. Прохладный ветер расшевелил тёмный лес, косматые силуэты верхушек лениво качались.

Никаких защитных чар, даже дверь не заперта. Изнутри пахнуло застарелой пылью и сыростью, мебель гостиной была укрыта белыми чехлами; на стене, косо освещённой луной, тикали здоровенные архаичные часы, на окне с обветшалыми занавесками давно засох фикус.

Послышался тихий скрежет. Может, мыши, а может… Гарри затих, стараясь уловить, откуда идёт звук. Подвал или кладовая, скорее всего. Хотя, если это мыши, где им ещё быть? На кухне он нашёл деревянную дверцу — заперто! Скрежет вдруг прекратился. Аллохомора — и дверца с лязгом дрогнула. Прежде чем войти, Гарри проверил погреб заклинанием и обрадовался — там определённо кто-то был!

— Гермиона! — крикнул он в темноту. В ответ раздался сдавленный не то крик, не то стон.

Гарри бросился вниз по лестнице и оказался в маленьком квадратном помещении с полками по стенам, сплошь заставленными склянками с тёмно-зелёной жидкостью. В углу стоял внушительных размеров пустой котёл со следами той же субстанции. Больше ничего.

— Гермиона, где же ты? — растерянно пробормотал он.

Снова стон, только совсем рядом. Гарри в замешательстве огляделся, и тут до него дошло.

— Эванеско!

В котле прошли невидимые волны, искажающие пространство. Когда они рассеялись, Гарри увидел сидящую внутри Гермиону, связанную по рукам и ногам, с кляпом во рту и повязкой на глазах.

— О, Мерлин! — он бросился освобождать её от пут.

Она вдохнула полной грудью и со слезами бросилась Гарри на шею. Пожалуй, его ещё никогда так жарко не обнимали. Гермиона вздрагивала всем телом от беззвучных рыданий, Гарри успокаивающе шептал: «Всё, уже всё закончилось».

— Я так испугалась, — наконец, проговорила она, обдав горячим дыханием шею.

— Не представляешь, как я испугался, — Гарри сжал Гермиону в объятиях, вдыхая нежный аромат, который показался восхитительным.

Они поднялись на кухню, которая, к слову, при свете очень напоминала кабинет алхимика, и Гарри спросил:

— Как ты сюда попала?

— Не знаю. Помню, ты звал меня в Лютном переулке, потом ощущение, как от сильного Ступефая, я потеряла сознание. Очнулась в этом котле и услышала тебя.

— Долго просидела?

— Нет. Несколько минут, наверное.

— Значит, тот, кто тебя в него посадил, может быть ещё здесь. — Гарри перешёл на шёпот. — Сиди тихо, я скоро. Если что, сразу аппарируй домой.

— Гарри! Ты ранен?

— Нет.

— Но ты весь в крови!

— Это не моя.

Он поднял палочку и стал осторожно пробираться по коридору. Деревянные половицы недовольно скрипели под его тяжестью, завывала от ветра каминная труба. Вдруг в гостиной что-то затрещало, будто неведомый взломщик вскрывал окно. Гарри на цыпочках метнулся туда, шум усилился, словно вот-вот поднимут раму. Гарри с резким выпадом ворвался в комнату, — и тут с душераздирающим лязгом открылась дверца антикварных часов, из-за неё высунулась металлическая птичка и надтреснуто, в сопровождении оглушающего боя прокуковала четыре раза. Гарри еле сдержался, чтобы не разнести часы вдребезги вместе их с дурацкой кукушкой. Потом всё стихло.

Окна гостиной были закрыты, тонкий слой пыли остался нетронутым. Наверное, показалось. Наученный горьким опытом, Гарри поспешил к Гермионе.

Она стояла посреди кухни, брезгливо оглядывая свою одежду, обильно вымазанную зелёным веществом, и взмахами палочки пыталась очиститься.

— Нужно уходить, — сказал Гарри. — Это твоя палочка?

— Да. Представляешь, она всё это время была в кармане, — улыбнулась Гермиона. — Никак не могу отодрать от себя эту гадость.

— Дома отдерёшь. Пойдём.

— Нельзя домой в таком виде, ты что, не знаешь правил безопасности? А если это темномагическое зелье?

— Тогда снимай одежду!

Гермиона ошарашено посмотрела на него.

— Ты же не хочешь остаться? — поторопил её Гарри.

Гермиона понимающе кивнула и стала раздеваться. Гарри отвернулся. Как назло, перед глазами оказался вычищенный до блеска кофейник, в котором, словно в зеркале, был виден весь процесс разоблачения. В отражении Гермиона была маленькой, хрупкой, беззащитной…

— Я готова.

Она стояла только в нижнем белье, сжимая в одной руке палочку, в другой — бутылку с зелёным зельем, видимо, прихватила из подпола.

Не смея поднять глаза, Гарри повернул голову, взгляд упёрся в босые ноги — тонкокостные, с маленькими аккуратными ступнями и вызывающе красным лаком на ногтях…

— Эй, ты чего?

— А? — очнулся он. — Ничего, — и вышел первый, стараясь не смотреть в её сторону.

Ветер гнал посеребрённые луной облака, волнуя обсидиановую гладь озера. Лес взволнованно зашумел, словно его тоже заинтересовала обнажённая колдунья.

— Аппарируем вместе? — спросила Гермиона.

Гарри вдруг спиной почувствовал её наготу: на осеннем холоде, наверняка, кожа покрылась пупырышками, нос покраснел. Словно в ответ на его мысли, Гермиона всхлипнула.

— Да. Иди сюда, — он подал руку, не глядя.

Через миг они были в Челси.

* * *

Квартира всё ещё была пуста.

Пока Гермиона плескалась в душе, Гарри готовил согревающий чай. Несмотря на то, что ночное приключение завершилось, беспокойство не оставляло его. Что произошло в эту странную, безумную ночь? Как он, никогда намеренно не убивавший, вдруг смог совершить такое? Больше всего поражало хладнокровие, с которым он разделался с псами. Откуда эта бесстрастность? Может, Дженкинс прав? И Гарри действительно прирождённый убийца? Возможно ли?..

— Чайник кипит, — услышал он голос Гермионы. — О чём задумался?

От неё головокружительно пахло цветочным шампунем и ещё чем-то неуловимым.

— Да так, о разном, — вяло пробормотал Гарри: почему-то совсем не хотелось делиться своими мыслями. — Как себя чувствуешь?

— Отлично! Волосы и кожу отмыла, но пока в котле сидела, немного этой гадостью всё же надышалась. Тебе, кстати, тоже стоит принять душ. Может, расскажешь, чья на тебе кровь?

— Потом, — ответил он, с удовольствием разглядывая Гермиону, которая казалась красивей, чем всегда. — Я, наверное, пойду домой, — добавил он, смутившись.

— На тебе лица нет, никуда ты не пойдёшь в таком состоянии! Марш в душ, а там разберёмся, — приказала Гермиона, и ничего не оставалось, как подчиниться.

Напившись чаю, они сидели на диване перед камином в бессильном молчании.

— Останешься до утра? — спросила Гермиона, зябко кутаясь в халат.

Гарри кивнул, с тревогой глядя в её влажные задумчивые глаза, и озабоченно спросил:

— С тобой всё в порядке? Может, в Мунго?

Она отрицательно мотнула головой.

— Знаешь, я, почему-то, сейчас больше всего обижена на Рона. Хотя умом понимаю, что он ни при чём, но ничего не могу поделать. А ты?

— Что?

— Обижен на Джинни?

— Немного.

— Немного? Ты великодушный человек, — она прерывисто вздохнула, как тот, кто много плакал.

— Рон не виноват. Джинни — тем более. Это всё из-за меня.

— О, нет, — оживилась она, — ты выполнял свою работу.

— Да, но я не должен был никого втягивать. Не представляю, что произошло бы, случись с тобой…

— Давай не будем думать о плохом.

— Ещё неизвестно, чем обернётся сидение в этом чёртовом котле.

— Вообще-то, я отлично себя чувствую. Только страшно немного.

— Иди сюда, — сказал он, распахивая объятия.

Гермиона уткнулась ему в грудь. Махровый халат задрался, слегка обнажив бедро.

Боже, как от неё пахло! Этот аромат сводил с ума. Гарри приобнял Гермиону и… Вдруг захотелось провести рукой по манящей гладкости её бедра, ощутить теплоту, а ведь там до сокровенного места всего несколько дюймов. Если немного отогнуть полу халата, то…

— Что ты делаешь? — Гермиона приподнялась и в недоумении уставилась на него.

— А что я делаю?

Она указала взглядом на руку, которая недвусмысленно касалась внутренней поверхности её бедра.

— Чёрт, я… — Гарри испуганно одёрнул ладонь и отсел подальше. — Всё-таки мне пора.

— Да, — согласилась она и встала. — Я провожу.

У двери, уже взявшись за ручку, Гарри в замешательстве потоптался и обернулся. Как оказалось, на свою беду. Потому что Гермиона была невероятно, просто потрясающе красивой! Он изумлённо застыл, не в силах шевельнуться. Как сквозь вату послышались слова:

— Ну, до завтра?.. Гарри… Очнись!

У неё был серебряный голос с тонкими обольстительными интонациями, полными обещаний незабываемых ласк.

— Да что с тобой?!.. Чего стоишь как истукан?

Гермиона потрясла его за плечо, это прикосновение показалось жарче самых страстных объятий. Гарри схватил её ладошку и прижал к своей груди.

— У тебя сердце бьётся как безумное, — сказала она. — Может, успокаивающего чая выпьешь?

— Да, — одурело произнёс он, даже не пытаясь уловить смысл сказанного по мягким, соблазнительным губам.

Он наклонился к Гермионе, но она вдруг исчезла.

— Иди сюда, — послышалось из кухни, и Гарри вдохновенно рванул на зов.

— На, пей! — приказала Гермиона, протягивая чашку с ароматным напитком.

Гарри залпом осушил чашку и чересчур резко поставил на стол. Гермиона озадаченно наблюдала.

— Теперь можешь идти. Дома — сразу спать!

— Я не могу уйти, — проговорил Гарри, приближаясь к ней.

— Почему? — Гермиона отступила назад и приткнулась спиной к стене.

— Потому что… — он подошёл вплотную и деликатно коснулся ладонями её лица. — Ты такая умопомрачительная.

— Гарри, ты не в себе, — она отстранилась, пытаясь выскользнуть из ловушки его рук. — Уходи.

— Не гони меня, пожалуйста, — жалобно прошептал он.

Гермиона миролюбиво вздохнула и дружески обняла его. Гарри вдохнул запах её волос и совсем потерял голову. Не разжимая объятий, он стал покрывать поцелуями шею и лицо, нашёл влажный, пытавшийся что-то возмущённо сказать рот и жадно прильнул к нему губами. Так хорошо Гарри ещё не было никогда. Он словно пил из сладчайшего источника и не мог остановиться. Отрезвили его лишь настойчивые удары кулачков, которые колотили по спине. Он с трудом оторвался и словно сквозь туман заглянул в карие глаза.

— Не смей больше так меня целовать! — гневно выдохнула Гермиона.

— Хорошо, — сказал он и снова приник к манящим губам.

Гарри выполнил обещание. На этот раз он будто ласкал ртом нераскрывшийся бутон. Гермиона оттолкнула его и воскликнула:

— Я имею в виду — в губы! Не смей…

— Как скажешь, — согласился Гарри и стал покрывать поцелуями тонкую шею.

Раздвинув полы халата, он с восхищённым стоном начал ласкать её грудь, чувствуя, как твердеют от прикосновений нежные соски.

— Перестань. Прекрати! — умоляла его Гермиона.

И Гарри повиновался.

— Немедленно уходи! — прошипела она, запахивая халат дрожащими руками.

— Хорошо, я ухожу… Прости.

На пороге его вдруг пронзила мысль, что если он сейчас уйдёт, то навсегда потеряет нечто важное, о чём будет сожалеть всю оставшуюся жизнь.