Кот (джен)

Когда нам было по одиннадцать, профессор МакГонагал впервые превратилась на наших глазах в кошку. Это было настолько... волшебно, что я не смог сразу найти слова, а Рон ляпнул первое, что пришло в голову. Меня тогда слегка покоробило его «круто!», но декан, кажется, не обиделась.

В наши восемнадцать Живоглот умер, отравившись какой-то травой. Гермиона тогда рыдала больше, чем на похоронах после Последней битвы. Да и мне было горько, что уж... Я привык, что он приходит ко мне по ночам, ложится рядом и мурчанием прогоняет кошмары. Рядом с ним я почему-то чувствовал себя в безопасности.

— Коты не умирают, Герми, — тихо сказал я, обнимая ее. — Они уходят на радугу и оттуда смотрят на нас. Присмотрись: радуга состоит из миллионов кошачьих душ. Им там лучше, там солнце и Кошачий Странник, который кормит и любит. Но они все равно не забывают нас, следят за нами, помогают, поддерживают. Присмотрись к радуге: где-то там сейчас сидит Живоглот и хмурится, видя твои слезы.

— Он действительно умел хмуриться, — всхлипывает Герми. — И улыбаться. И мурчать как-то так, что поднималось настроение.

— Я знаю, — шепчу ей. — Я помню.

В свои двадцать я впервые превратился и посмотрел на огромный мир вокруг совершенно другими глазами. Профессор МакГонагалл улыбнулась, Герми восторженно сказала, что я милый, Рон фыркнул что-то про нерожденного рогосца, а я... Я был совершенно, абсолютно счастлив своей форме. Я был котом.

— У кошек девять жизней, Поттер? Рискнешь одной? — смеялся Малфой на тренировках в Академии, где нас неизменно ставили в пару на дуэлях.

— Предпочту сохранить все девять! — усмехался я, уворачиваясь от заклятий или ставя щиты.

Пожалуй, с таких диалогов и началась наша странная дружба с Драко. Мы могли шипеть друг на друга не хуже змей, язвить, острить, ругаться до хрипоты, однако в итоге неизменно довольно улыбались и жали друг другу руки. Куратор в Академии всерьез ставил нас в пример другим, говоря, что мы нашли самый эффективный способ сброса напряжения и лишнего негатива.

В мои двадцать три Джинни ушла от меня к Дину, потому что год скитаний по лесам навсегда лишил меня возможности иметь детей, а Джинн хотелось большую семью, как была у нее в детстве. Много детей, праздники и Хогвартс, а в будущем: внуки, солнце и лужайка у дома. И чтобы держать кого-то за руку и понимать: вот она, жизнь.

Я продал дом и переехал в Малфой-менор. Ничего такого, просто жить в одиночестве там, где каждая безделушка напоминала о ком-то, не тяжело, не грустно — страшно. Страшно, что ты больше никогда не сможешь найти человека, с которым тебе будет так же комфортно.

Когда нам было двадцать пять, Драко женился на Астории, а я был шафером на их свадьбе, за два года сдружившись с моим выпуском Слизерина так, как, кажется, никогда не смогу подружиться с гриффиндорцами. Наверное, шляпа была все-таки права... Но я не жалуюсь: школа многому научила меня.

Когда мне было двадцать восемь, у меня был самый невезучий день в моей жизни: меня едва не уволили, я поссорился с Роном, сломал палочку и умудрился напороться на того, за кем весь отдел гонялся последние три месяца.

— Не умирай, Поттер! Ты... Ты поклялся! Ты должен всегда быть рядом со Скорпи! Помнишь?! Всегда! — Малфой держал меня за руку в Мунго, а я улыбался уголками губ, потому что уже видел свет миллионов разноцветных душ, зовущих к себе, чувствовал тяжелую и надежную ладонь Странника на холке...

— Коты не умирают, Драко, — тихо сказал я, вспоминая, как когда-то давно те же слова говорил Гермионе. — Они уходят на радугу и оттуда смотрят на этот мир. Присмотрись: радуга состоит из миллионов кошачьих душ. Там лучше, там солнце и Кошачий Странник, который кормит и любит. Но мы не забываем о вас...

Когда мне было 28, я умер на руках у Драко.

— Скорпиус, ну сколько можно тебя ждать? К обеду нужно приходить вовремя! — Драко строго посмотрел на сына, но не смог не улыбнуться, видя виновато опущенную голову. — Что ты там прячешь?

— Ничего, — Скорпиус встрепенулся и боком постарался проскользнуть мимо отца.

— Скорпиус Малфой! Сейчас же покажи, что ты пытаешься протащить в дом!

Вздохнув, Скорпи протянул отцу сложенные ладошки, на которых сидел встрепанный и тощий черный котенок. Пронзительные зеленые глаза смотрели на Драко чуть насмешливо, чуть иронично, тепло и слишком знакомо, чтобы поверить в это.

— Я знаю, что ты не любишь котов, пап, — торопливо сказал Скорпиус. — Но можно он останется у нас? Пожалуйста! У меня же... У меня День рождения завтра! Не надо мне никаких подарков, только оставь его!

А Драко не отрываясь молча смотрел в кошачьи глаза, и напряжение последних пяти лет постепенно отпускало его.

Астория подхватила котенка на руки, подула ему в ухо, легко дернула за хвост и вернула Скорпиусу.

— Папа на самом деле очень любит котов. Просто никому не говорит об этом, — улыбнулась она. — Беги в свою комнату, а я пока прикажу Дипси обустроить там все для котенка.

— Спасибо! — крикнул Скорпиус, стараясь побыстрее добраться до своей комнаты: вдруг родители передумают?

Астория обняла мужа и легко коснулась губами его виска.

— Так долго, — прошептал Драко.

— Он обещал, Драко. Да и должно же было ему когда-нибудь наскучить сидеть без дела!