Яблочный зефир (гет)

Они переглядывались каждые несколько минут.

Эта привычка приелась сильно и глубоко, поэтому однажды, когда голубые глаза искали отдачи и наткнулись на небольшую преграду, он не понял.

Джордж мог с точность назвать дату, место и описать тот самый момент, когда впервые почувствовал, что идентичные снаружи, они не всегда смогут оставаться такими и внутри.

Третий курс, вечер и взгляд — теплый, прошивающий взгляд — Фреда, направленный на девчонку с копной каштановых волос, которая, поджав ноги под себя, сидела в кресле у камина.

Первокурсница.

Вздорная, скучная и правильная.

Серая.

Наблюдения за Гермионой не принесли особых плодов.

Разве что он понял, какая у неё красивая улыбка.

Что она всегда кусает губы, когда волнуется.

Что её руки очень теплые, а вздёрнутый нос по-своему привлекательный.

Но это всё, конечно, глупости.

Джордж направлялся на тренировку, вышел немногим раньше и, словив странную мысль, решил немного прогуляться. Каковым же было его удивление, когда в одном из пыльных коридоров он увидел сидящую на холодном полу, давящуюся слезами, бормочащую что-то про ромашку и старающуюся перестать реветь Грейнджер.

Красивая.

С покрасневшими щеками, покусанными губами и блестящими глазами.

— Гермиона.

Она резко поднимает на него взгляд — колючий, холодный — от чего сердце на мгновение сжимается, а ноги тяжелеют.

— Гермиона.

— Джордж, — Грейнджер заметно расслабляется, что ясно дает понять — это Фред.

Её взгляд теплеет, щеки заливаются румянцем — ей, конечно же, стыдно, а на губах, словно дивная музыка, начинает играть лёгкая улыбка.

Где-то глубоко, на корке затылка, алым цветком расцветает мысль — Фред что-то натворил. Испортил ей настроение, возможно, унизил — такая редкая злость на брата проступает сжатыми до бела кулаками — а на сердце теплеет от понимания — он на шаг впереди.

Руки сами, непроизвольно, поднимают Гермиону с пола, придерживают, и мозг взрывается яркими вспышками, потому что её теплые, влажные, покусанные губы въедаются ему в рот, оставляя привкус горечи и чего-то сладкого — кровь и зефир.

Тонкие пальцы спускаются вниз, начинают возиться с ширинкой, на что Джордж стонет ей в губы, кусает, наслаждается, выпивает её.

Гермиона спешит, стягивает свитер, — острая необходимость попробовать её грудь — запускает руки ему в волосы, целует шею, прикусывает кожу на кадыке, избавляет его от футболки — её пальцы везде.

А он так хочет её.

Сейчас. Здесь. На холодному полу.

В неё.

Мозг отказывается принимать это.

Грейнджер — его, блин, Грейнджер — выгибается от его прикосновений.

Чёртов Джордж.

Чёртова ромашка.

Чёртова Грейнджер.

Грудь в аккуратном бюстгальтере, которую хочется сжать и попробовать.

Пальцы брата сжимают тонкую талию девушки так сильно, что завтра наверняка останутся синяки, и Фред кипит, горит и превращается в пепел.

Когда костяшки при ударе царапаются о ряд белоснежных зубов, когда Грейнджер смотрит на него большими — он тонет — глазами, а брат, пошатнувшись, прожигает его взглядом насквозь, он понимает, что именно сейчас он готов умереть по-настоящему.