И пришёл Тотошка (джен)

Тотошка

...Элли поняла, что никто из окруживших её и её трейлер человечков Тотошку не видел. Сперва она растерялась, а потом разревелась.

— Не плачь, дитя, — сказала старая дама в жёлтой одежде. — Сейчас мы разыщем твоего друга!

Она достала из складок одежды крохотную книжечку, дунула, и та превратилась в тяжёлый том, такой огромный, что женщине пришлось поставить его на землю.

— Тортила… Тоса-ину… — бормотала она, перелистывая страницы. — Тотошка! Так-так-так… Твой друг в пещере Гингемы, девочка.

— Кто такая Гингема? — спросила Элли, шмыгнув носом. — Как далеко? В какую сторону?

Человечки заахали и задрожали; зазвенели бубенцы, подвязанные к их шляпам.

— Ох, дитя… Гингема — злая волшебница, державшая в страхе всю Страну Жевунов. Это как раз где ты сейчас находишься. Но не тревожься о ней: твой замечательный летающий домик — крак! — и раздавил её!

— Кр-р-рак! — человечки мгновенно перестали дрожать и радостно поддержали даму.

Элли с трудом сдержала тошноту:

— У меня… под домиком… мёртвая женщина?

— Нет-нет. В нашей стране — а ты сейчас в Волшебной стране — нет смерти. Земное тело бывшей феи Гингемы разрушено и вернулось в мир, создавший его.

— Мисс… Мэм...

— Зови меня просто Виллина, дитя.

— А меня зовут Элли. Можно я подумаю обо всём этом позже, когда найду своего пёсика?

— Конечно, милая. Друзья, проводите нас к пещере Гингемы? Ну, кто смелый?

Жевуны стояли на месте и снова тряслись, Элли уже поняла, что этот народец не отличается храбростью и решительностью, и прониклась к ним сочувствием. Вот она, девочка, которая ходит в канзасскую школу, просто не может быть трусливой или слабой.

— Ну что же вы? Гингемы больше нет, и я обещаю вам, что в её пещере теперь никому ничего не грозит!

Человечки нерешительно топтались. Наконец из толпы вышел пожилой жевун, с достоинством поклонился и сказал:

— Госпожа Виллина, госпожа Фея Убивающего Домика, я провожу вас.

И они втроем пошли прочь от упавшего трейлера, по бурелому, всё глубже удаляясь в тёмный приземистый лес.

Элли в футболке, шортах и низких клетчатых кедах-конверсах, подаренных тётушкой Мари на Рождество, ловко прыгала по поваленным деревьям и гигантским корням. А вот Виллина и жевун как будто и вовсе не замечали препятствий, как будто плыли над землёй, как будто шли по Гран-аллее. Им даже не приходилось смотреть под ноги. Девочка замешкалась, и Виллина повернулась к ней узнать, в чём дело; её глаза светились жёлтым.

— Я не буду обращать на это внимания, — тихо сказала Элли. — Я подумаю об этом позже. Может, завтра.

* * *

Тото услышал, что Гингема мертва, и решил разведать её жилище.

Пещера была тёмной и тесной. Тотошка уже несколько раз пожалел, что сунулся в неё, учуяв собачьим нюхом что-то интересное и полезное и даже не дождавшись, пока проснётся хозяйка.

Полезными казались разве что маленькие серебристые туфельки, небрежно брошенные в дальнем углу. Интересным было всё остальное — огромный котёл, пыльные склянки, сушеные лягушки... Сова была тоже интересной. И, увы, очень опасной.

Сова напала первой. Птица была раза в два больше собачки, она полосовала его когтями и радостно кричала:

— Гуам! Гуамоко! Гуамоколатокинт!

— Р-р-р! Уйди, проклятая! — рычал Тото. — Твоя хозяйка мертва, а ты свободна! Улетай!

— Гуа-а-ам! — бесилась птица. — Не получишь ты хозяйкины вещи! Гу-ам-мародёр!

— Жлоб! Жлоб! — тявкал пёсик и визжал, когда когти проходились по голове и холке.

— У-ха-ха! — безумно кричала сова. — У-ха-ха!

С полок пещеры сыпались баночки с разнообразным вонючим содержимым, пучки какого-то сена, коробочки с вялеными насекомыми, закопчённая посуда; в воздухе колыхалась плотная взвесь пыли и порошков. Во всём этом хаосе кувыркался клубок из шерсти и перьев.

Наконец он расцепился. Птица торжествующе и счастливо закричала. Пёсик сделал два шага на подгибающихся лапах и упал на грязный дощатый пол. Тотошка слабо кашлял и задыхался, вокруг его шеи расплывалось тёмное пятно.

* * *

— Здесь, госпожи феи. Вот та пещера. Простите великодушно, но заходить туда я всё равно не буду, — сказал жевун-проводник, остановившись перед зловещим проломом в скале. — Это вам проклятия нипочём, а меня распылят, развеют…

— Конечно-конечно, мой мальчик, — пробормотала Виллина, вглядываясь в темноту. — Спасибо тебе, можешь возвращаться или подождать нас, как тебе угодно.

— Я вас тут подожду, сударыни.

— Если что, кричи громче, — сказала добрая Элли, подняла увесистую палку и решительно шагнула в пролом. Жевун затрясся от такого напутствия и тихонько присел на пенёк.

— Тотошка! — позвала Элли. — Где ты, мальчик?

Следом за девочкой в пещеру вошла Виллина и взмахом руки засветила круглый кристалл на своей остроконечной шляпе.

С пола, взметая мусор и пыль, взлетела огромная птица и с криком: “Хозяйка вернётся! У-ха-ха!” — умчалась прочь.

Элли взвизгнула и шарахнулась, задев ногой что-то тёплое и живое. Она упала на коленки и ладонями сжала подрагивающее тельце:

— Тотошка, малыш, что с тобой?

Пёсик последний раз взглянул на хозяйку и попытался что-то сказать, но разорванное горло ему не позволило. Тотошка заскрёб когтями по доскам пола и затих навсегда.

Элли машинально продолжала гладить его по мягкой шёрстке. Для девочки, выросшей на ферме, смерть не была чем-то неведомым и непривычным. Но сейчас, не ощущая в тёплом теле дыхания и стука сердца, она заплакала:

— О-о-о, Тото, мой друг, мой любимый пёсик, мой лучший друг, у-у-у…

Осознав, что Тотошки никогда больше не будет, Элли начала уже подвывать.

— Что такое? — удивилась Виллина, оторвавшись от Гингеминых запасов. — Этого не может быть. У нас в стране не умирают!

Элли подняла мокрое лицо:

— З-з-зделайте что-нибудь, — протянула она тельце волшебнице.

Та опустила очки на нос и забормотала тихонько и непонятно. Элли терпеливо ждала, стараясь не слишком громко всхлипывать. Наконец Виллина вернула собаку девочке и опять полезла в свою книгу:

— Свобода… Силлогизм… Смерть. Ох, милая. Я и не знала. Смерти нет для рождённых здесь, в кольце гор…

— Что же делать?

— Опустить тело в землю, так оно сроднится с волшебством. И, глядишь, через несколько лет вырастет в прекрасное дерево тебе на память!

— Я тут не останусь, — твёрдо сказала Элли и вытерла слёзы. — Мне надо обратно, домой. Как это сделать?

Виллина снова перелистнула несколько страниц:

— Иди, дитя, по Дороге, вымощенной жёлтым кирпичом. Она приведёт тебя к Гудвину, величайшему волшебнику мира. Там и сбудется твоё заветное желание.

Страшила

Элли бодро шагала по жёлтым плиткам дороги. Вокруг, сколько хватало глаз, были фермерские хозяйства, и относительно знакомый пейзаж не давал девочке в полной мере ощутить, что она не в Канзасе. Однако было непривычно, что за два часа пути она не встретила ни одной живой души.

Она быстро распрощалась с Виллиной, как только Тото похоронили на полянке. Элли не хотела вновь давиться слезами, оплакивая друга. Легче все-таки, когда у тебя есть цель, пусть и идти к ней придётся долго, в одиночестве и по незнакомой дороге.

Её всегда успокаивал звук собственного голоса, да и бросать занятия было негоже, так что Элли свободно распевалась, иногда останавливаясь и прикладывая руку к диафрагме. Рюкзак немного мешал, но как же обойтись без самых необходимых вещей?

— Birds flying high you know how I feel, — разминала девочка низкие ноты. — Sun in the sky you know how I feel...

— Кар-р-р, — раздалось прямо перед ней. Элли резко остановилась, едва не наступив на большую, откормленную ворону.

— Уйди, птичка, — махнула она на неё рукой. — Я вся в соуле.

— Ещё чего, — человеческим голосом отозвалась ворона. — Где хочу, там и сижу.

Элли захлопала глазами:

— Ты разговариваешь?

— Ты глухая?

— Нет, я не глухая, но говорящая ворона…

— Тьху, — презрительно сказала птица. — Не глухая, а дикая. Из леса, что ли, вышла?

— Из леса, — подтвердила девочка. — Но я там не живу. Я вообще-то из-за гор, из Канзаса.

Ворона наклонила голову и прищурила карий глаз:

— Так во-о-от ты какая, Фея Убивающего Домика...

— Никакая я не фея, — закатила глаза Элли. — Я будущая звезда!

— Ого, — уважения в птичьем голосе прибавилось. — Высоко метишь. А ничего, что днём тебя видно не будет?

Элли рассмеялась удачной шутке.

— Как тебя зовут?

— Кагги-карр!

— Хочешь пойти со мной в Изумрудный город, Кагги-карр?

— А что я там не видела? — тряхнула хвостом ворона. — Могу пройтись с тобой немного, пока не надоест. А хочешь, познакомлю с чучелом? С живым чучелом?

* * *

Чучелом оказался добродушный и страшно болтливый соломенный человечек, насаженный на кол посреди пшеничного поля.

— Привет! — закричал он, только увидев девочку с вороной на плече. — Поговорите со мной, тут одиноко и грустно!

— Привет, — улыбнулась ему Элли. После говорящей вороны она решила больше ничему не удивляться. — Кагги-карр мне сказала, что ты хотел бы повидать мир.

— Очень! Я очень хочу повидать мир, но не могу отсюда слезть.

Элли легко сняла Страшилу с палки:

— А есть у тебя заветное желание?

— Конечно! Я хочу мозги. У меня же в голове солома и опилки, ими страшно неудобно думать.

— Ну, это не беда! У многих живых людей нет мозгов, мама так говорит, и они отлично себя при этом чувствуют.

— Так я-то не человек, — грустно ответил Страшила. — Мне без мозгов никак.

Элли вздохнула, принимая железный аргумент.

— А пойдём со мной в Изумрудный город к великому волшебнику Гудвину? Говорят, он выполняет заветные желания. Может и мозги тебе имплантировать.

— Им-план-тировать... — мечтательно повторил Страшила. — Пойдём. Вот будет у меня мозг, я сразу это слово выучу. И ещё много других!

Ворона хрипло расхохоталась:

— Удачи! Я бы на это посмотрела, кар-р!

* * *

Путникам повезло встретить хижину до того, как стемнело.

— Ой, как же тут пыльно и неухоженно! — воскликнула Элли. — Наверное, этот домик очень давно заброшен.

— Кар-р! — подтвердила ворона. — Сколько тут летаю, ничейное жилище. Вы, люди, вообще страшно неорганизованные существа.

Страшила шёпотом повторил: «не-ор-ганизо-ван-ные».

— Не все, — вступилась за человечество Элли. — У моей мамы дома всегда ни пылинки!

— И где теперь тот дом? — фыркнула Кагги-карр и полетела искать себе ночлег. Спать в человеческом жилище казалось ей ниже вороньего достоинства.

Странники прибрались по мере сил: Страшила вытряхнул одеяло и выбил подушку, Элли наломала веток и подмела пол. Хижина сразу приобрела жилой вид.

Усталая девочка упала на узкую лежанку и засмотрелась на потолок: крыша давно прохудилась, и сквозь неё были видны звёзды, огромные, будто нарисованные на небе флуоресцентной краской. Стрекотали цикады, мир наполнялся уютом и покоем.

— Stars when you shine, — негромко напевала Элли, засыпая, — you know how I feel...

Чучело осталось сидеть на крыльце, охраняя покой спящей девочки. Страшила впервые в своей коротенькой жизни услышал пение, и он почувствовал себя настоящим — тоже впервые.

* * *

Если где-то чего-то убыло, значит, где-то чего-то прибыло, это вам даже жевуны подтвердят. Когда Элли, утирая слёзы, удалялась от могилки друга, она не успела увидеть, как медленно проседает земля под букетиком полевых цветов.

На краю Волшебной страны сколопендра преследовала присмотренного на обед паучка. Паучок был молод и неопытен, а сколопендра голодна и терпелива. У следующего Чёрного камня она обойдет его сбоку, прыгнет, придавит к песку и впрыснет порцию яда...

Земля близ Чёрного камня слегка вспучилась.

Спёкшийся в плотную массу песок был твердым, как камень. Поверхность поднималась и опускалась, будто дышала плотная каша на огне. Сколопендра испуганно рванула в сторону, забыв и думать о паучке.

Раздался скрежет и треск, и на поверхность пробилась маленькая тёмная лапка. Она судорожно заскребла вокруг, затем выпустила загнутые чёрные когти и рванула песок к себе.

Одним прыжком, взметнув над собой обломки, подняв тучу пыли, из-под земли вырвалась нежить, схватила сколопендру и заглотила её целиком.

Железный Дровосек

— Ну что, друг мой Страшила, пора идти дальше? — спросила Элли. Она смотрела на хижину и не очень хотела от неё уходить. Покосившийся домик казался островком уюта и спокойствия в ненормальном мире, в который она попала.

— Я весь в нетерпении, — с энтузиазмом отозвался Страшила. — Жду не дождусь, когда получу мозги и научусь по-настоящему думать!

— Значит, идём, — решила девочка. — Надо только…

Она забыла, что хотела сказать. Из леса донёсся полный муки стон.

— Ох. Пойдём, посмотрим, что случилось?

Голос Элли слегка дрожал. Ей очень не понравился здешний лес, но там кому-то было плохо. — Надо спасти его, того… кто стонет.

— Конечно! — с удовольствием подхватил идею Страшила. — Спасатели, вперёд?

Элли прыснула, страх немного отступил, и друзья пошли на стон.

Лес был страшен. Он тянул голые чёрные ветки к Элли, хватал её за светлые локоны и одежду, тянул обратно и устрашающе скрипел и вздыхал. С каждым шагом становилось всё темнее. Причудливо изрезанные стволы казались чудовищами, злобно глядевшими на Элли. Девочка надеялась, что чучело отвлечёт её разговорами, но тот с любопытством крутил головой по сторонам и легко шёл вперёд. Его лес не трогал, ветки скользили будто бы мимо соломенного человечка, не замечая.

Стон раздался совсем близко, и Элли, ломая упрямые ветки, побежала в ту сторону. От увиденной картинки она застыла, раскрыв рот.

Посреди небольшой полянки, заросшей подростом, стоял настоящий железный человек. Он высоко занес топор, собираясь по чему-то ударить, да так и застыл.

— Это ты стонал? — спросил бесцеремонный Страшила, и Элли была ему очень благодарна. Ей самой казалось диким, что существо из металла способно стонать.

Существо издало очередной звук и поскрипело нижней челюстью:

— Я-а-а-а… — тихо и механически протянуло оно. От этого голоса Элли вся покрылась мурашками.

— Чем тебе помочь? — спросила она.

— М-м-ма-а-а-с-с-с-ло… Х-х-хиии-жи-на-а-а…

— Я сбегаю! — вызвался неугомонный Страшила. — Я правильно подумал, что надо принести из хижины масло?

Железный человек с тихим скрежетом прикрыл глаза и со скрипом их раскрыл. Звук был таким, будто зазубренной крышкой от консервной банки провели по эмалированному тазу. У Элли сразу заныли зубы.

— Ты не шевелись, Терминатор, — велела она. — Ты очень противно скрипишь. Вот вернётся сейчас Страшила, это мой лучший друг здесь, и я намажу маслом все твои заржавелые части.

Элли присела на пенёк. Она просто не могла молчать в этом жутком месте:

— А я из-за гор прибыла. В трейлере, прикинь? Мама с папой спрятались в ураганном погребе, а я за Тото в трейлер вбежала. Тото — это мой пёсик… был. Он погиб недавно, знал бы ты, как я по нему скучаю... — девочка вытерла непрошенные слёзы и немножко помолчала. — А я готовлюсь к певческому конкурсу. Представляешь, я записала песенку и отправила её на конкурс, а меня пригласили в Атланту на прослушивание! Даже не верится. А призы там какие… Мама говорит, этого нам хватит, чтобы выбраться из дна мира. Не знаю, у нас не дно, у нас ферма большая! И трейлер… был. Ой, теперь ещё и новый домик покупать, вот же печаль. Хотя главное — вовремя отсюда выбраться. Конкурс-то не за горами! Точнее, как раз за горами, а как попасть домой, за горы, знает только великий Гудвин. Он исполняет заветные желания, представляешь?

Железный человек издал ещё один глухой стон.

— Ох, не делай так, — передёрнуло Элли. — Звук получается страшный, потусторонний!

— Поту-сторон-ний, какое непривычное слово! — вернулся Страшила с маслёнкой.

— Мой дорогой, ты так быстро! — Элли обняла чучело и расцеловала его в обе румяные щеки. Затем схватила маслёнку и в первую очередь капнула в челюсть и в глаза заржавевшему человеку.

Тот подвигал челюстями и наконец заговорил по-человечески:

— О, спасибо тебе, добрая девочка! И тебе, умное существо из соломы!

Страшила польщенно зашаркал ножкой, а Элли спросила:

— Как же ты тут оказался?

— Капни на руки и плечи, о спасительница, чтобы я мог опустить наконец этот проклятый топор и рассказать вам свою историю. Спасибо… — облегчённо выдохнул рассказчик, бросая топор на землю. — Наконец-то. Я жил обычной жизнью в нашей деревне в Стране жевунов, и у меня была прелестная невеста. О, как я её любил! Моё сердце рвалось на части, стоило мне увидеть её. Но она не желала жить в обычной хижине дровосека и велела построить дом, который был бы её достоин. Конечно же, я подчинился. Я ушёл в лес и целыми днями рубил деревья, обрабатывал их и отправлял в пустынную Жёлтую страну — у них они совсем не растут, — получая взамен замечательные разноцветные камни для дома. Прошёл год, и однажды, в ненастную ночь, в мою дверь постучался путник. Он весь промок и замёрз, но несмотря на своё жалкое состояние, он был прекрасен. Моё глупое, сильное сердце пропустило тогда удар — я понял, что всю мою прежнюю жизнь я готовился к этой встрече. Мы провели ночь в моей хижине, а наутро он ушёл, но обещал вернуться. И он возвращался, так часто, как мог.

Элли закончила смазывать заржавевшего человека маслом, и тот присел прямо на траву и продолжил свой печальный рассказ:

— Но тут меня навестила моя невеста, как же её звали, — Дровосек быстро защёлкал пальцами, — ну это, платье ещё голубое помню… Нет, всё занял моё солнце. А невеста рассвирепела, был ужасный скандал, — он прижал железные пальцы к вискам, — а потом… Я понял, она пошла к Гингеме, попросила вернуть меня обратно, а если не получится — убить. И наутро, как только я занёс топор, так он вывернулся из моих рук и отрубил мне ногу.

Из глаз железного человека потекли слёзы, и челюсть тут же заклинило. Элли пришлось капнуть на него из маслёнки:

— Не переживай так, Гингемы больше нет.

— Как нет?!

— А вот так, — затараторил Страшила. — Это все Элли, она Фея убивающего домика, она — крак! — и раздавила эту проклятую ведьму! Домиком!

— Кар-р, — встряла невесть откуда появившаяся ворона. — Это, что ль, живое? Сколько летала тут, сколько видела это — думала, просто пугало железное. Всё удивлялась, кого тут пугать, лесорубов, что ль?

— Привет, Кагги-карр, — дружелюбно откликнулась девочка. — Он живой. И его зовут… А как тебя зовут?

— Все называют меня Железным Дровосеком, — угрюмо сказал тот. — Моё настоящее имя никому больше не нужно.

— Как скажешь… Дровосек. Но мы торопимся. Пойдешь в Изумрудный Город? Есть у тебя заветная мечта?

— О да, я мечтаю снова ощутить в своей груди биение сердца и почувствовать любовь, которая живет в нём!

— Пойдём с нами? Великий волшебник Гудвин наверняка сможет исполнить твоё желание.

— С удовольствием, какое же счастье размять ноги и руки… Только надо захватить побольше масла, это железо, из которого меня сделали, легко ржавеет.

* * *

— И зачарованный топор отрубил мне вторую ногу, но моё солнце сделал мне её из железа. А потом топор отрубил мне одну руку, потом вторую, но я всё равно работал. А друг ругался, но ковал мне новые части. И вот в один день топор извернулся и отрубил мне голову…

— Друг мой Дровосек, — медленно проговорил Страшила. — Так тебе не сердце, тебе тоже мозг нужен. В твоей башке, видать, сплошная пустота всегда была.

— Ну зачем ты так, — с укором покачала головой Элли. — Он просто с особенностями. Как наш сосед мистер Дафф.

— Спасибо, милая девочка, — растроганно пробормотал Дровосек, и из глаз у него снова потекли слёзы. Элли ловко капнула ему на лицо из маслёнки:

— Вот так… Хороший Дровосек. Не плачь!

Она растерла масло по дорожкам от слёз и добавила:

— Нет, ну вылитый мистер Дафф!

Ворона хрипло рассмеялась и улетела вперёд.

— Идёмте быстрее, друзья? Добрая Виллина сказала, что до Изумрудного города пара дней пути, а мне нельзя задерживаться, ну никак просто.

— Ты беспокоишься о родителях? — понимающе спросил Железный Дровосек и жалостливо всхлипнул.

— Родители-то не пропадут, — отмахнулась Элли. — А вот начало отборочного тура The Voice Kids может пройти мимо меня! А это конец Вселенной!

— В таком случае нам и правда надо поторопиться, — испугался Дровосек. — Конец Вселенной очень опасен, мне котик рассказывал…

Он перекинул через плечо девочкин рюкзак.

— Пойдём?

И товарищи зашагали по жёлтым кирпичам в сторону Изумрудного города.

Людоед

Ночь настала внезапно: вот только что было светло и тени от деревьев рисовали узоры на жёлтых кирпичах дороги, и вдруг уже не разглядеть кончика собственного носа.

— Как хорошо, что я не боюсь темноты, — не очень уверенно сказала Элли, скорее для себя, чем для друзей.

— А я не люблю ночь, — отозвался Страшила. — Скучно очень, поговорить не с кем. Даже вороны улетают спать. А ежи всегда молчат.

— Мне бы тоже поспать, я устала, — вздохнула девочка. — Тут мотели не строят принципиально?

— Какое чудесное длинное слово… Прин-ципи-аль-но. А что такое мотель?

— Это такие домики для сна, которые стоят вдоль дорог, — пояснила Элли.

— Ах, когда я был человеком, я тоже умел спать, а сейчас… — Железный Дровосек безнадёжно махнул рукой. — Но Элли надо обязательно поспать! Посиди здесь, девочка, а мы со Страшилой принесём веток и листьев и устроим лежанку.

— Ах, какое же это счастье, просто двигаться, — говорил Дровосек, собирая ветки.

— Я тебя понимаю, — отозвался Страшила из-за собранного вороха листьев. — Я несколько дней на колу провисел.

— Ужасно не иметь возможности управлять своим телом, своей жизнью, ты согласен со мной, друг Страшила?

— Вполне.

— Звёзды сегодня такие яркие… Мой друг знаешь, как говорил? «В полночь вселенная пахнет звёздами». Красиво…

Внезапно тишину разорвал страшный визг. Такой громкий, что Страшилу и Железного Дровосека отчётливо качнуло, да и лес встрепенулся. Спутники кинулись обратно.

— Элли, Элли! — кричал на ходу Дровосек. — Не бойся, мы уже бежим!

Но они только и успели увидеть тёмную тень, огромными прыжками уносящую Элли прочь от дороги.

* * *

Нежить в очередной раз попытался отойти от чёрного камня, но неведомая сила притягивала его тем сильнее, чем больше он старался. Тото знал, что силы, вложенные в него, имеют предел, а уйти дальше он сможет, только выполнив последнее прижизненное дело.

Существо село на холодный песок, задрало голову к небу и хрипло, безнадёжно завыло.

И тут нежить встрепенулся. Он услышал далёкий крик бывшей хозяйки, даже не услышал, почувствовал всем телом. Ей было очень, очень страшно. Тото даже мог точно определить, где она. Забыв о проклятом камне, нежить рванулся к ней на помощь — и, странное дело, притяжение будто уступило, ослабло.

Низкое тело прижалось к земле, длинный безволосый хвост сворачивался и разворачивался, готовясь оттолкнуться. Прыжок! Прямо с брюха, будто бесформенная клякса оторвалась от земли и полетела.

Нежить упал достаточно далеко, чтобы больше совсем не чувствовать ловушки. Его прокувыркало в пыли несколько метров, он остановился, выпустив загнутые чёрные когти. Затем встал, отряхнулся и низко понёсся в направлении, которое указывал ему несмолкающий крик.

* * *

Людоед с Элли на плече быстро приближался к мрачному замку.

Закалённая ежедневными вокальными упражнениями девочка легко могла поддерживать крик на нужной громкости, она верила, что друзья разыщут её по нему и спасут.

В замке Людоед связал Элли и бросил на стол:

— Ба-га-ра! Откуда в таком маленьком человечке столько голоса? — прорычал он. — Заткнись, еда!

А Элли передохнула, подышала правильно, затем набрала воздуха и завизжала на одной ноте. "Фа четвертой октавы”, — отметила она про себя.

Людоед тем временем разжёг огонь под котлом и принялся наполнять его водой. Туда вошло не меньше десяти вёдер. Закончив с котлом, великан стал выкладывать на стол картошку, капусту и зелень.

Элли продолжала монотонно визжать. Где-то через полчаса оконные стёкла задребезжали и взорвались, усыпав окрестности миллиардом маленьких осколков.

— Что ты наделала! Как ты это наделала? — зарычал Людоед и заметался по своему замку. — Я тебя убью!

Элли было страшно, но она не позволила себе впасть в панику. Паника ведёт к гибели, так всегда говорил папа. Поэтому она лежала, правильно дышала и старалась выпутаться из верёвок, не так уж и плотно обмотанных вокруг её тела.

— Нет-нет! — заметил Людоед её трепыхания. — Даже не думай. Я пообедаю тобой, а потом займусь окнами. Дрянная девчонка!

Тут снова раздался грохот: в окно влетело срубленное дерево, а по его стволу в замок скользнули Железный Дровосек и Страшила. Соломенный человек сразу бросился к обмякшей от облегчения девочке, железный же ринулся навстречу Людоеду. Злодей только успел повернуться к неведомой опасности, как в воздухе просвистел топор, и голова Людоеда весело запрыгала по плитам столовой.

— Фу, — отвернулась освобождённая Элли. — Пойдёмте скорее отсюда, меня тошнит…

И они втроём покинули зловещий замок.

На полу медленно таял разрубленный Людоед.

* * *

Элли шла, спотыкаясь и пошатываясь, маленький организм был переутомлён и переполнен впечатлениями, а прилив адреналина давно сменился дрожью в коленках.

— Я так больше не могу, — приготовилась плакать девочка. — Я хочу спать, я устала, я хочу домой…

Дровосек быстро поднял её на руки:

— Я тебя понесу, пока не встретим подходящий домик, хорошо?

Но Элли не ответила, она прижалась щекой к тёплому металлическому телу и мгновенно уснула.

— Люди такие интересные, — громким шёпотом сказал Страшила. — Они умеют спать, думать, есть еду и петь.

— Да, поёт она, как чудо… Когда я слышу её пение, я как будто снова живой, будто сердце на месте. Ах, тебе не понять, мой друг.

— Мне всё понять, — Страшила пнул камешек, лежавший у него на пути. — Я чувствую то же самое. Но не могу сказать свои мысли правильными словами… Скорее бы оказаться у Гудвина. Может, не будем останавливаться? Смотри, как наша милая подруга крепко спит. А мы с тобой никогда не устаём.

— Да, — задумчиво проговорил Дровосек, — конечно. Я тоже в нетерпении оказаться в Изумрудном городе и увидеть Великого Волшебника.

Друзья быстро зашагали по жёлтым кирпичам дороги.

За поворотом их поджидал огромный лев. Его хвост, увенчанный кисточкой, нетерпеливо хлестал по бокам. Лев прижался к траве, готовясь к прыжку. Но от идущих путников, которые негромко и мирно беседовали, пахло не мясом, а какой-то нечеловеческой жутью. Зверь нерешительно переминался с лапы на лапу, уговаривая себя прыгнуть. Он был голоден и готов был согласиться на самую маленькую косточку. И тут до него донёсся запах девочки. Это был чудесный запах здорового, вкусного, молодого тела, но в этот аромат вплелась тёмная, пыльная, потусторонняя нота, которая не принадлежала Волшебной стране. По шерсти льва будто бы провели железной гребенкой, от хвоста до макушки; он позорно мяукнул и в два прыжка скрылся в лесу.

* * *

Лев чудесно пах здоровьем, страхом и жизненной силой. Тотошка облизнулся чёрным раздвоенным языком и тихонько, нетерпеливо заскулил. Придётся потратить время на еду. Проглоченные сколопендра и сова-убийца сил прибавили совсем немного.

Зато нежить стал больше. И теперь мог летать.

Гудвин

— Мама говорит, пой A Thousand Years Кристины Перри, песня трогательная, а я маленькая, выигрышно для жюри. А папа говорит, пой оперу, хотя сам этот вой не переносит. Но к маленьким девочкам, которые поют оперу, судьи всегда поворачиваются.

— А что за песня? — спросил Страшила. Элли исполнила уже половину подготовленного к конкурсу репертуара, но друзья готовы были слушать и слушать ещё.

— О нет, опять этот писк, — возмутилась ворона. — Сколько можно выть?

— Какая ты злая, — сказал Дровосек. — О, разве можно не восхищаться этим голосом, который лучше, чем голоса тысяч соловьев!

— Я не злая, — каркнула Кагги-карр. — Я просто не боюсь говорить жестокую и неприятную правду.

— Спасибо, Дровосек, но я и так знаю, что пою очень хорошо, и никаким воронам меня не переубедить, — гордо сказала Элли. — А вы знаете, что я умею петь в свистковом регистре? Я тренировалась на песнях Лары Фабиан.

— Это как? — хором спросили Дровосек со Страшилой.

— Секундочку, — Элли откашлялась и немного пораспевалась:

Je t'aime, je t'aime

Comme un fou comme un soldat

Comme une star de cinema…

Птицы на деревьях засвиристели вместе с ней, а Дровосек почувствовал фантомные мурашки.

— Я могу ещё выше, — похвасталась девочка, — но это уже совсем не пение. Папа говорит, так только дельфины разговаривают.

— Не надо ещё выше, — попросила Кагги-карр и пригладила клювом вздыбившиеся перья. — Не раньше, чем я улечу подальше от тебя. Ты не Фея Убивающего Домика, а Фея Разрывающего Голоса!

— Стойте! — воскликнул Дровосек. — Смотрите!

Впереди, в лёгкой зеленоватой дымке виднелся Изумрудный город. Зелёная стена, шпили с зелёными звёздами — всё это было так прекрасно, что Элли застыла и ахнула:

— Как краси-и-иво! Мы скоро туда дойдём?

— К вечеру. Вы, двуногие, страшно медленные.

— Милая Кагги-карр, ты не могла бы полететь вперёд и попросить Гудвина принять нас сразу? Пожалуйста, — попросила Элли.

— Хорошо, — ответила ворона. Она и в самом деле была не злой, а просто прямолинейной.

Друзья пошли вперёд.

— Я б спела что-нибудь из Тейлор Свифт, она клёвая, — продолжила рассказывать Элли. — Но мама против, говорит, у неё песенки слишком простенькие. Или из Элли Голдинг. А ещё есть чудесная Чезария Эвора, я ужасно люблю её Sodade, но мама говорит, нельзя петь такие грустные песни на конкурсе.

Страшила и Дровосек с восхищением слушали свою талантливую спутницу. А та наслаждалась вниманием и болтала без остановки.

— Надеюсь, ко мне повернётся Аксл-ди, очень хочу в его команду. У него очень, очень классный характер, и песни своей команде он выбирает всегда замечательные. Ну или Джессика, она тоже хороший вариант. Правда, мама говорит, что репертуар этой девицы говорит о её недалёкости, но я не понимаю, что это значит, поэтому мне всё равно. Поёт она очень классно!

— Я бы хотел уметь петь, — сказал Страшила. — Я бы пел то, что сам и придумал.

За разговорами друзья и не заметили, как дошли до ворот Изумрудного города.

Город был опоясан рвом, полным воды, и стеной. Им пришлось встать напротив поднятого моста и долго звать длиннобородого стражника, стоявшего на стене.

— Кто такие? — строго закричал он в ответ, обратив наконец внимание на путников.

— Элли, Страшила и Железный Дровосек! — крикнул Дровосек, используя снятую с головы воронку как рупор. — Вас разве ворона не предупредила?

— Да-да, проходите! — стражник опустил мост. — Вас велено сразу в тронный зал провести.

* * *

Трое друзей стояли перед огромными резными дверьми, ожидая позволения войти.

— Мне мешают эти очки, — сказала девочка Дину Гиору — тому самому длиннобородому стражнику. — Почему нельзя так просто смотреть на город?

— Таков закон! — строго сказал Дин Гиор, подняв указательный палец. — Когда Гудвин закончил строить Изумрудный город, он издал указ о том, что каждый, кто попадает сюда, обязан не снимая носить зелёные очки. Видите, там даже замочки есть, а ключ — только у меня.

Двери тронного зала дрогнули и величественно распахнулись. Друзья зашли внутрь, Дин Гиор остался снаружи.

На огромном зелёном троне, который выглядел так, будто его вырезали из цельного изумруда, восседала прекрасная русалка.

— Ой, — страшным шёпотом сказала Элли. — Это его жена? Или великий Гудвин умеет менять вид?

— Какая ещё жена? — воскликнул Дровосек. — Я немедленно ухожу, мне больше не нужно сердце… — он повернулся и медленно зашагал к выходу, печально сгорбившись.

— Стой! — раздался отчаянный крик откуда-то из-за портьер. — Не уходи, я не был уверен, что это ты, а ошибка могла бы меня убить!

Оттуда же выскочил невысокий человек и бросился к Дровосеку. Тот подхватил его, прижал к себе и закружился с ним по залу.

Элли и Страшила, опешив, наблюдали за ними.

— Так вы и есть солнце? — наконец удивлённо спросил необученный такту Страшила.

— Кхм, кому солнце, а кому Великий волшебник Гудвин, — строго ответил тот.

— Вы можете исполнить любое заветное желание? — с замирающим сердцем задала Элли заветный вопрос. — Вот прямо самое-самое?

— А ты Элли, ты хочешь стать певицей, — подмигнул Гудвин, который целый день слушал вороньи сплетни.

— Мне ещё одиннадцати нет, как я могу знать, кем я хочу стать? — проворчала Элли. Она терпеть не могла такие разговоры. "А кем ты будешь? А кого ты больше любишь, папу или маму?" Тьфу ты. — Я хочу, чтобы вы исполнили моё желание.

— Говори же, дитя.

— Пожалуйста, верните моего пёсика, Тотошку! — попросила Элли и расплакалась. — Я понимаю, мне надо домой, но как же я без него вернусь...

— Оу. Ну что ты, девочка, чудес не бывает, — сказал волшебник, сразу погрустнев.

Внезапно раздался звон и грохот: выломав вместе с рамой великолепный витраж, в окно влетело ужасающее существо ростом с крупного льва, чёрное, лысое, отливающее зелёным и фиолетовым. У него была вытянутая хищная морда с узкими огненно-красными глазами и длинный шипастый хвост.

— Ма-ма, — отчётливо сказал Гудвин, клацнул зубами и спрятался за широкой железной спиной. Страшила же встал перед Элли, растопырив в стороны свои мягкие руки:

— Прочь, прочь, чудище! — сердито закричал он. Бояться Страшила пока ещё тоже не научился. — Уходи от меня и моих друзей! И от солнца тоже!

Гудвин даже не подумал возмущаться на этот раз. А чудище сложило кожистые крылья, село на задние лапы, склонило голову к левому плечу и вывалило раздвоенный язык. Его кошмарный хвост со скрежетом мотался по зелёному полу.

— Гаф-ф, — просипело оно, обращаясь к Элли.

— Тото? — неуверенно проговорила девочка, выглядывая из-за Страшилы. — Разве это возможно?.. Сэ-э-эр, вы всё же выполнили моё заветное желание?

Гудвин вытаращил глаза и приоткрыл рот, временно потеряв дар речи.

— О, спасибо вам, — и Элли бесстрашно подошла к нежити и погладила его по морщинистой морде. — Друг мой Тотошка, смерть меняет, да?

Тотошка нежно толкнул её своей огромной башкой:

— Та-а-а, — сказал он. — На.

Он зубами достал откуда-то из-за крыльев серебряные башмачки с пряжками.

— Надень. Стук-стук каблук-о-каблук. Домой.

Элли, не отрывая глаз от чудовища, взяла башмачки и сунула их Страшиле.

— Тото, мне совсем всё равно, как ты выглядишь. Но нам придётся построить тебе будку побольше.

Она крепко обняла друга. Тото осторожно погладил бывшую хозяйку страшной лапой с загнутыми когтями:

— Прощ-щай.

— Нет, ты что! Какое прощай, ты моё желание!

Нежить тяжело поднялся, аккуратно стряхнул Элли на пол и расправил крылья:

— Увидимс-ся. Там.

Он сильно взмахнул крыльями, порыв ветра сдул лёгкого Страшилу к стене, Гудвин покрепче вцепился в Дровосека.

Тото сделал прощальный круг по тронному залу и вылетел в окно, держа курс на солнце.

Элли

Серебряные башмачки были точно впору, будто делали их на заказ. Элли боялась в них ходить — стук каблуками и домой, сказал Тото, а она ещё не попрощалась.

— Это хорошо, что твой… хм-м-м… пёсик не захотел отправиться с тобой в Канзас, — сказал Гудвин, утешая девочку. — Кто знает, что бы вышло, отправься он в ваш мир.

— А я, кажется, теперь больше хочу крылья, чем мозги, — зачарованно протянул Страшила. — Можно?

— Конечно, конечно. И крылья, и пропеллер, и моторчик, и мозги — всё что хочешь, — ответил волшебник, и соломенный человечек от радости запрыгал.

— Оставайся, будешь моим главным советником, — предложил Страшиле Гудвин. — Никого умнее тебя мне не найти.

— Я счастлив! Я очаровательно, ошеломительно, непередаваемо и прин-ци-пи-ально счастлив! — воскликнул тот и закружился от нахлынувших чувств.

Дровосек же сидел у подножия трона и тихо улыбался.

— Солнце, — обратился к нему Гудвин, — останешься ли ты со мной? Мы попробуем что-нибудь сделать с твоим телом.

— Конечно, — не задумываясь, ответил Железный Дровосек. — Я теперь никуда от тебя не уйду.

— А мне пора, — тихо сказала Элли. — Обнимите меня все. И прощайте. Если башмачки и правда перенесут меня куда угодно, то я обязательно вернусь сразу после конкурса.

— Обязательно возвращайся, — сказал Страшила, обнимая подругу мягкими руками.

— Да, — только и смог сказать Дровосек. Из его глаз снова потекли слёзы, и челюсть мгновенно заржавела.

— Пой только то, что хочешь, — на прощание сказал Гудвин и пожал девочке руку.

— Конечно, — ответила Элли. — Я буду петь только от души. И босиком, — и три раза стукнула каблуками.

Конечно же, всё у неё было хорошо, но это уже совсем другая история.