Хэппи-энд для тех, кто выживет (джен)

18 июля 2008 года, восемь часов утра, Москва, Лубянка.

Просторный кабинет Лукина заливал сейчас утренний солнечный свет. Погода внезапно поменялась, и еще вчера вечером с последней каплей дождя на небе растаяли облака.

И все теперь как будто предвещало безветрие и жару, и синоптики уже вынесли приговор о непременных тридцати семи градусах в тени, и каждый помнил, каково это, идти по улице и вдыхать пыльный перегретый воздух, и хотелось спрятаться за кондиционером и никуда не высовывать носа. Одно только солнце ничего не знало об этом, и все еще не торопилось плавить мостовые.

Калачев снова не выспался. Посмотрел на Григорьева — тот успел вкатить две больших кружки кофе, и вид у него был сейчас взъерошенный и рассеянный, а пальцы цеплялись за краешек лежавшей перед ним на столе папки, как за спасительный круг. Калачеву показалось, будто он уловил сочувственный взгляд Николаева — тот, пока не стал генералом, тоже не раз засиживался после полуночи.

А вот Лукин, как назло, любил ранние совещания.

— Интересный план, — сказал Лукин, когда Николаев доложил ему о трехдневных изысканиях оперативной группы. — Если интеллигентно выражаться, то раньше про это говорили «вы, ребята, с дуба рухнули». А неинтеллигентно — вы, наверно, сами придумаете?

Николаев сглотнул, сдвинул брови, и Калачев понял: разнос только начинается.

— Первое: как вы докажете, что Козырев вообще на нашей стороне? — Лукин обвел взглядом сидящих за длинным столом людей. — То, что он в некоторых чертах воспроизвел задуманную Алексеенко стратегию, еще ни о чем не говорит. Вы считаете, что он хотя бы на два процента вменяемый? Я, если хотите знать, все эти видеозаписи с его участием смотрел, и у меня совсем иное мнение по данному вопросу. Ну и второе: этот ваш Зорро. То есть американский миллионер. Такого, — Лукину, видно, и сейчас с трудом хватало запаса цензурных слов, — фантастического бреда я не слышал за все тридцать пять лет, что я здесь работаю.

— Разрешите ответить, Василий Игнатович, — обратился к нему Николаев.

— Вас я уже слышал. Я вот их, — Лукин кивнул в сторону Калачева и Григорьева, — послушать хочу.

Калачев почувствовал, как деревенеет изнутри. Посмотрел на Григорьева. Тот пригнулся, съежился, вжался в стол, точно хотел стать маленьким и незаметным, и все еще мял край папки, но в глазах — в глазах его неуверенности не было.

— Разрешите обратиться, — привстал Калачев.

— Да вы сидите уж, — сказал Лукин, одним взглядом заставив его опуститься обратно на стул. — Я жду выводов.

— Товарищ генерал, — начал Калачев. — Целый ряд факторов говорит о том, что Козырев тщательно продумывал свои действия. Напомню, что в 2005 г я работал в группе Алексеенко.

Лукин коротко кивнул.

— Козырев, кстати, тоже, пока его не отстранили и не направили на подготовку другой операции. В Колумбии. И я хорошо помню как плюсы, так и минусы «стратегии дестабилизации». Причем высшее командование поначалу не хотело давать добро именно из-за огромных рисков. Первый этап операции должны были начать два офицера — Вениаминов и Кривин, пользуясь помощью местной резидентуры. Вениаминов и Кривин были хорошими оперативниками, отличными офицерами, но командование считало, что им не хватает опыта. А по плану они должны были встроиться в местную русскую диаспору, как эмигранты новой волны. Вероятность провала нельзя было игнорировать.

— Алексеенко никогда зря не рисковал, — веско сказал Лукин. — И Козырева он тоже отстранил не просто так. Значит, были на то причины.

Он сейчас потирал переносицу и всем видом показывал, как его утомила длинная речь подполковника.

— Причины были, — согласился Калачев. Он вдруг вспомнил наставление Николаева, когда перед самым входом в кабинет Лукина тот заметил, что, мол, Василий Игнатович любит, чтобы с ним соглашались. — Но наш бывший сотрудник, без связей с резидентурой и Центром, вышел на Кривина и Вениаминова через три недели после того как они пересекли границу Мексики и появились в США в мае 2007 года.

— Ваш бывший сотрудник был информирован о готовящейся операции.

— Товарищ генерал, Козырев потерял связь с центром почти на два года. И он понятия не имел, какой город Алексеенко и командование выберут в качестве полигона. К сожалению, это говорит в первую очередь о провале группы Вениаминова.

Калачев осекся. На него сейчас глядел не Лукин — а какой-то уссурийский тигр. Даже Николаев покачал головой.

Зря я о провале сказал, сообразил Калачев. Не любит он этого слова, а ошибки Алексеенко до сих пор воспринимает как свои.

— Не вижу логики, — сквозь зубы выговорил Лукин.

— Товарищ генерал, группу Вениаминова мог вычислить не Козырев, а ЦРУ.

— А Козырев, наверно, на них вышел, потому что нам помочь хотел.

Григорьев еще больше съежился. Переглянулся с Калачевым — на Лукина-то он явно старался не глядеть.

Ничего, зато Калачеву упрямства было не занимать.

— На данный момент ситуация выглядит так. У американцев нет никаких подозрений. Даже про внешних врагов говорят вяло, ну и с Россией события в Готэме, локальный экономический кризис и прямой удар по капиталам Маккейна вообще никто не связал. А вот если бы ЦРУ задержало Вениаминова с Кривиным — был бы международный скандал. Поэтому на вопрос, хотел ли помочь Козырев и на какой он стороне я бы ответил так: он был в нужный момент в нужном месте и сделал за нас нашу работу. Значит, он на нашей стороне. Что же касается его, — Калачев запнулся, — душевного состояния, то есть такая русская поговорка: «талант не пропьешь».

Теперь можно было еще раз переглянуться с Григорьевым. И с Николаевым. И даже осторожно посмотреть в глаза уссурийскому тигру в генеральских погонах.

И подумать: а мои ошибки он будет тоже считать своими?

— Василий Игнатович, — голос Николаева прозвучал мягко, — чтобы ответить на ваш вопрос относительно мотивации Козырева, я вызвал сюда майора Григорьева.

— Ну что ж.

Лукин глядел на Григорьева с интересом. Точно сначала не заметил, что это такое там так отчаянно вжималось в стол и пыталось схорониться за пачкой распечаток, а тут рассмотрел: ба, да это же наш офицер, так сказать, бравый контрразведчик.

— Разрешите обратиться, товарищ генерал, — звонко и четко. Сам — навытяжку, да так, будто какую-то пружину в нем сжали до предела, а теперь она резко распрямилась, точно выстрелила.

— Слушаю вас.

— Товарищ генерал, я знал Сергея Козырева с 1997 года. Он из тех, кто умеет добиваться любого результата, — Григорьев встретился глазами с Лукиным. Выдержал паузу. — Даже, когда выжить нужно только для того, чтобы потом умереть.

Случилось немыслимое — Лукин отвел взгляд в сторону. Наверное, решил полюбоваться архивными шкафами. Или президентским портретом на стене.

Николаев не сводил с него взгляда — ждал реакции.

А Лукин вдруг достал очки из кармана кителя и принялся листать лежавшее перед ним досье. Снова покопался в кармане, нахмурился.

— Ни у кого зажигалки нет?

— У меня есть, товарищ генерал, — откликнулся Калачев. — Прошу.

— Спасибо, — проговорил Лукин. И только когда затянулся, глянул на Григорьева. — А вы чего стоите? Сядьте.

— Василий Игнатович, — встрял Николаев. — Мы считаем, что одна из мотиваций Козырева — это его возвращение на родину.

— Его мнения вообще никто не спрашивает. Мы уже решили, что возвращаем его в Россию.

Николаев закивал, одобрительно и деловито. А едва Лукин снова уткнулся в убористый текст, его заместитель скользнул взглядом — с хитринкой — в сторону Калачева с Григорьевым. Да и сам Калачев едва удержался от улыбки, вовремя вспомнив, что в отделе о решениях Лукина нередко говорили так: «мы посоветовались, и я решил».

— У меня есть один вопрос по поводу этого вашего Зорро, — продолжил Лукин.

Цепким, привычным движением подтянул к себе пепельницу в форме дракона — старинную, из литой бронзы, не какой-нибудь современный ширпотреб, Калачев сразу подумал, что и весит такая вещица немало. Лукин стряхнул пепел и перелистнул страницу.

— В 1999 году Брюс Уэйн исчез из Готэма и был объявлен пропавшим без вести, а в конце 2006 он внезапно вернулся. Официальная версия — Уэйну взбрело в голову посмотреть мир. Чем он на самом деле занимался все это время?

— Мы уточняем этот вопрос, — ответил Николаев. — Используем нашу агентуру, есть у нас там такая «Артемида», и …

— То есть вы ничего не знаете, — покачал головой Лукин. — А Уэйн целых семь лет мог свободно посещать Академию ФБР или служить в спецвойсках.

— Василий Игнатович, вряд ли бы он стал фальсифицировать свою смерть ради этого. Да и не кажется мне вероятным, что такой богатый человек пойдет служить в спецвойска.

— Зато вам кажется вероятным, что такой богатый человек по ночам одевается в бронекостюм и прыгает по крышам.

— Сведения Корниловой достоверны, — вежливо парировал Николаев. — И это хорошо согласуется со внезапным возвращением китайца в Готэм. Особенно, если учитывать вот какой факт — Козырев рассчитывал, что мы должны выйти на…

— Да, я помню, — оборвал заместителя Лукин. — Ну хорошо, допустим ваш Уэйн и есть Зорро в маске. Но я не понимаю его мотивации. Он так развлекается или это тоже диагноз? Калачев, вот как вы лично это откомментируете?

Вопрос прозвучал неожиданно — подполковник аж вздрогнул, да и правильного ответа Калачев не знал.

— Наверно, он может себе это позволить.

— Наверно. Жду не дождусь того дня, когда мы увидим Абрамовича или Дерипаску на крышах Москвы.

— Товарищ генерал…

Это к удивлению Калачева снова был Григорьев, а на Григорьева с не меньшим изумлением смотрел сам Лукин. Смотрел поверх очков, а взгляд — пристальный, снайперский.

Уссурийский тигр, опять подумал Калачев.

— Дело там вовсе не в деньгах, — сказал Григорьев.

— А в чем?

— Если вы прочтете шестую страницу в его досье…

Генерал опять нахмурился, сердито поправил очки, но нужную страницу нашел.

— Я читал.

— Представьте себе ребенка, которому с детства принадлежит полцарства, и у которого на его глазах стреляют в родителей. В девять лет. Что ему остается делать?

— Обратиться к врачам, — ответил Лукин. — Вся эта сентиментальная история…

— А по-моему, он просто уникальный случай, — предположил Григорьев, и Калачев снова подивился настойчивости товарища. — Из разряда «таких не бывает».

— Да? — удивился Лукин. — По-моему, у вас тут каждый случай уникальный. Вон еще один, — он ткнул пальцем в другое досье. — Уникальный случай. Который нам с вами надо вытащить из Америки.

Все четверо замолчали. Прошла минута, пока вязкая тишина отступила под мягким голосом Николаева.

— Василий Игнатович, я прошу разрешения на личную встречу с этим человеком.

— Где, в Америке?

— Это усложненный вариант. И единственный человек, которого я бы в таком случае рискнул послать на переговоры — наш консул Темин…

— Нет, — решительно сказал Лукин. — Я не хочу его впутывать.

Николаев не стал спорить. Просто передал генералу еще один документ.

— Посмотрите на это. Финансисты из Уэйн Энтерпрайз сейчас ищут новых инвесторов. А также поставщиков сырья. Одним словом, прощупывают российский рынок. Нам также удалось выяснить, что буквально год назад Уэйн Энтерпрайз вели переговоры по поставкам бериллия с Ермаковского месторождения. Что-то у них там не заладилось и соглашение подписано не было.

— Вот к чему вы клоните.

— Василий Игнатович, вас он послушает.

— Дерябин? — переспросил Лукин. — Ну, скажем, меня-то он послушает. Дерябин давно хотел с американцами торговать. Но вы мне вот что объясните — что именно вы скажете Уэйну?

Николаев ответил не сразу.

— Что я оценил операцию по похищению Лау.

  

18 июля 2008 года, шесть часов вечера, Готэм, местное управление ФБР 

Лучше бы они позвонили, подумал Кроули. Он еще вчера придумал, что и как ответить сенаторам из предвыборных штабов, и в каком тоне говорить с каждым, а сегодня слушал сотрудников и читал рапорты, сидя на иголках и ожидая телефонных звонков.

Раз. Позвонили из архива.

Два. Гарсиа на проводе. Мэрия решила сделать ремонт в порту — и где они только достали деньги — и просили прислать кого-нибудь. По вопросам безопасности. Чтобы потом не было проблем. А наш мексиканец не дурак, надо сказать.

Три. Знакомый из Филадельфии. Хороший знакомый. Второй заместитель управления тамошнего федерального бюро. Я слышал, Джеймс, тебе там сейчас трудно. Готэм — самый безумный город в США. Ну да, зато нескучно. Как Лиз? Хорошо, занимается пилатесом, учит испанский. Ей всегда нравились языки, ты же помнишь. А как твоя Маргарет? Увлеклась садоводством? Участвует в выставке гортензий и заняла четвертое место в округе? Ну просто круто, поздравь ее от меня.

Четыре. Звонок из Вашингтона. Вот это уже посерьезней. Этих интересует, как на самом деле идет расследование. И куда оно идет. И Кроули рассказывает, сколько человек уже задержали его сотрудники, сколько гранат и базук нашли при обыске и, главное, сколько терактов они предотвратили. Вот про это все любят послушать.

Пять. Шесть. Семь. Восемь. Девять. Десять. Десять минут до шести часов вечера.

Предвыборные штабы молчали.

Если руководитель ФБР окажется несговорчивым, к кому могут обратиться сенаторы?

Ну, прежде всего, полиция. Парни в синем приняли на себя основной удар. Это им угрожал псих в костюме клоуна, это их людей он убивал, это их управление он умудрился взорвать. Но у полиции проблемы. Полиция сотрудничала с предполагаемым убийцей прокурора. И на теперешнего комиссара смотрят с какой-то смесью сожаления, подозрительности и даже брезгливости. «А вы видели, как он разбил прожектор на крыше? Ну такой, в виде летучей мыши. Прижали, так захотел остаться чистеньким. Говорят, у него и в семье нелады». И как только кто-нибудь посильнее надавит на Гарсиа, Джима Гордона немедленно понизят в звании. Хорошо, если не отправят в отставку. И еще хорошо, что сам он еще вчера распорядился забрать все вещественные доказательства из полицейского управления. Архивы тоже.

Нет, рассудил Кроули. Полиция Маккейну не поможет. Если я открещусь от версии «коварных внешних врагов Америки», парни в синем мне не помешают. А что там со сторонниками Обамы? Вот им будет проще договориться с полицией, тут вам и «внутренние проблемы» и недостаточная «социально ориентированная политика».

Кстати, прокуратура. У этих тоже проблемы. Им срочно нужен новый окружной прокурор. И помощник. Временно назначили какую-то тетку с раскосыми глазами, а сами ищут. Новых «героев» Готэма они ищут, вот что.

А что, спросил себя Кроули, если я вообще откажусь помогать сенаторам? Кто знает, на каком уровне у них есть связи. Вероятно, на очень высоком. И если они захотят на меня нажать, то мне припомнят, что клоуна арестовало вовсе не ФБР. Ну да, мы украли всю славу у полиции.

Как это любят показывать в кино — какой-нибудь хороший честный коп расследует дело, но тут приходит сволочь из федерального бюро, присваивает результаты, да еще и лепит гриф «совершенно секретно».

Кроули не любил врать себе. Если бы это благодаря их усилиям полиции удалось поймать клоуна, все выглядело бы совершенно иначе. А так — за ФБР пока нет ни одного реального результата.

Снова хотелось курить. А еще поехать домой. И не думать, что он, Джеймс Кроули, приехал в Готэм с целью навести порядок в этом сумасшедшем городе, а не смотреть фрик-шоу «Наши психи в масках».

Значит, заключил Кроули, у меня есть только два шанса. Первый — разговорить клоуна и выяснить, как он набирал агентуру и откуда добывал сведения. И на кого он работает, если он вообще на кого-то работает. А второй — разобраться с мстителем в черном плаще.

— Сэр, к вам Гиллеспи.

— Пусть войдет.

Гиллеспи снова пришел запыхавшийся, и снова усталый, только в этот раз глаза его блестели совсем иначе, чем вчера. На пиджаке виднелись не впитавшиеся еще капли воды.

— Там что, дождь? — спросил Кроули.

— Дождь, — ответил Гиллеспи.

Кроули вытянул шею — и правда, за стеклом моросило. Надо было все-таки переставить стол к окну, подумал он, а эту несчастную пальму задвинуть в угол к шкафам.

— Вы не поверите, — выдохнул Гиллеспи. В руках он сжимал кожаный портфель и сейчас тщетно пытался расстегнуть замок.

— Нашли что-нибудь интересное?

Щелк — замок сломался, звяк — кусочек металла съехал вниз по коже портфеля, царапнул паркетный пол и скользнул под стол Кроули.

— Ч-черт, — здоровяку Гиллеспи пришлось согнуться в три погибели. — Извините.

— Спешка нужна только при ловле блох. Вы бы сели, что ли.

— Я сейчас.

Гиллеспи вылез из-под стола и направился к окну — он там заметил удобный мягкий стул. Устроился напротив шефа и тогда извлек из портфеля мобильный телефон.

— Вот.

— Надеюсь, это хоть не бомба?

В ответ Гиллеспи лишь замотал головой. Кроули повертел телефон в руках. Ортоком-5500, совсем тонкий слайдер, приятно лежит в ладони. При всей миниатюрности широченный экран, миллион цветов и миллиард функций для любителей послушать музыку, послать приятелю дурацкое видео или почитать блог. Еще поди разберись, как с такого телефона звонить.

— Симпатичная игрушка.

— Помните эту рекламу «Позвони на Марс!»?

— С красными человечками? — спросил Кроули. — Дурацкий слоган. Еще весь город плакатами залепили.

Хотя телефон вроде ничего, подумал он. И стоил всего двести пятьдесят, у меня еще Майк клянчил его на день рождения. Пятое августа, кстати, уже скоро…

— Вы же сказали забрать вещественные доказательства у полиции, — глаза Гиллеспи снова блеснули, на этот раз очень веселой искоркой. — Сэр, этот телефон принадлежал задержанному номер семнадцать. Юрген Фельше, 1965 года рождения, имеет судимость за вооруженное ограбление. Я сегодня утром отдал телефон в техотдел. Типа, пусть поковыряются, составят список контактов. А там ребята обрадовались — ну и разобрали его на молекулы. И представляете, сэр, нашли какую-то микросхемку, сами сначала не поняли, что это. Доложили мне, я сказал отвезти в университет, есть у нас там один профессор физики. Он посмотрел, и…

— И что вы там нашли?

— Сонар.

— Сонар?

— Как на подводных лодках. Можно ультразвуком пространство ощупывать. Даже стены не помеха.

— То есть Фельше поставил себе в телефон сонар, чтобы…

— В том-то и дело что нет! Физики сказали, что этот сонар работает только как передатчик. Он посылает все что «видит» не в телефон Фельше, а куда-то в другое место.

— Ну, — пожал плечами Кроули. — Тогда я бы посоветовал проверить задержанного номер 29.

— А у него при обыске вообще не нашли телефон.

Голос Гиллеспи звучал смущенно, будто сотрудник ФБР хотел извиниться за то, что вместо высокотехнологичных гаджетов, террорист таскал с собой только коллекцию ножей.

— Странно, — удивился Кроули. — Я бы мог понять, если… А что за человек это Фельше? Какой-нибудь технический гений?

— Какое там… Обыкновенный бандит. Зато физики сказали, такого сонара даже у них нет, уж очень там хитрая технология.

— Значит, кто-то снабдил таким телефоном Фельше. И если это был не номер 29…

— Мы пока не можем утверждать это с уверенностью, — осторожно ввернул Гиллеспи.

— Если это был не номер 29, — с нажимом повторил Кроули. Он терпеть не мог, когда его перебивали. — Из этого следует вывод, что Фельше работает на спецслужбы или мафию. На тех, кто бы хотел пошпионить за главным подозреваемым.

— Может, он агент этого… Бэтмена?

— Может. Если есть передатчик, то где-то существует и приемник, логично? Кстати, Гиллеспи, вы проверяете остальные телефоны?

— Мы занимаемся этим, — утвердительный кивок. — Пока никаких результатов.

— Соберите все данные по Фельше. И еще, особое внимание уделите тому, как происходил его арест. Где он в это время находился, что делал. Завтра к двенадцати я хочу получить рапорт.

— Да, сэр.

Уходя, Гиллеспи зацепился за стул ногой. Поднял, смущенно улыбнулся, поправил, а обратно к окну откатить забыл. Очень спешил домой. Рассказывать об успехах, не иначе как.

Кто бы меня отпустил домой, спросил себя Кроули. Ладно, чего там, это уже неплохо. Сильная зацепка. Сонар в мобильнике, подумать только.

Его собственный сотовый просигналил именно в этот момент.

— Лиз?

— Джеймс, ты на работе?

— Я немного задержусь сегодня. Прости, Лиз.

— Ничего, я привыкла.

— Что-нибудь случилось?

Лиз замялась, и Кроули тотчас встревожился.

— Что случилось, Лиз?

— Я сегодня видела каких-то странных людей у дома.

— Странных?

— Мне они показались подозрительными. У одного из них был бинокль и они смотрели в нашу сторону. Это было утром. А недавно они приходили снова. У второго в руках был пакет, он достал клоунскую маску, примерил, потом положил обратно. Я поговорила с Джудит, оказалось, что она их тоже не знает.

— Ты позвонила в полицию?

— Я позвонила тебе.

— Оставайся дома. Я приеду так быстро как только смогу.

— Не надо, Джеймс. Мы просто никуда не будет выходить, хорошо?

— Я пришлю патруль, он успеет раньше меня. Помнишь Питера? Открывай только мне или ему. Я еду к вам.

Кроули успел вызвать патруль, выключить ноутбук, закрыть архивный шкаф, схватить плащ с вешалки. Как назло, зазвонил настольный телефон.

— Это я, Рингсби.

— У вас что-то важное?

В трубке раздался вздох.

— Все намного серьезнее, чем мы думали.

— Куда уж серьезнее… Он что, заговорил?

— Ну, он никогда и не останавливался, — ответил Рингсби. — Сегодня он опять рассказывал про летучую мышь. Обещал, что тот обязательно вытащит его из любой тюрьмы. Когда я… выразил сомнения, номер 29 спросил, не заходил ли тот в Аркхэм. Так вот, я послал туда своего человека, он взял сторожей за жабры, и оказалось, что Бэтмен, похоже, был там на днях.

— Какого черта сторож не вызвал полицию?

— Бэтмен заставил его сказать, в какой камере держат номера 29. А потом он быстро ушел. Ну, а сторожа там что-то отмечали. Одним словом, решили не связываться.

— Интересно. Что-нибудь еще?

— По-моему, нам пора заняться летучей мышью.

Вы что, хотел спросить его Кроули, научились читать мои мысли?

Едва удержался.

— Все указывает на то, что эти двое как-то связаны друг с другом. Да и в городе не будет порядка, пока мы не посадим обоих в Аркхэм.

— Может быть.

— И еще, сэр. Помните наш разговор вчера? Про то, — Рингсби замялся, — что кое-кому надо бы устроить шоковую терапию.

— Помню, — сухо сказал Кроули. Решение он принял давно — целых пять минут назад, когда ему позвонила Лиз. — Делайте все, что считаете нужным. И немедленно.

— Да, сэр.

— Я сейчас еду домой, это полчаса. Если там все в порядке, через час-полтора я буду у вас на базе. Да, вы поняли правильно, я еду к вам!

Дома он успокоил жену, поговорил с детьми, оставил с ними сержанта. Велел никому не открывать дверь. Второму патрульному приказал дежурить снаружи.

Сам поехал к Рингсби. После того, что он разрешил сделать помощнику — не мог не поехать.

По дороге попал в пробку. И откуда только пробки на шоссе в такое время, удивился Кроули. Все порядочные граждане давно сидят дома.

Эта мысль его немножко повеселила.

На базу он прибыл только через два с половиной часа после разговора с Рингсби. К этому времени все было кончено.

А может, только начиналось.

В камере — три этажа вниз — он застал нескольких человек. Рингсби с наладонником, Кэвендиш с «демократизатором» в руках — поневоле вспомнишь, что каждому свое. Доктор Энквист. Этот весь в белом, лицо очень благообразное, ученое, таким люди доверяют. Ну и два молодых парня у двери, их Кроули помнил плохо. Третий пацан возил тряпкой по бетонному полу, лицо совсем бледное, и на секунду даже показалось, что вот-вот, и его вырвет.

И, конечно, сам задержанный номер 29.

Хотелось подойти ближе и снова заглянуть в эти глаза. Кроули тысячу раз мысленно прокручивал тот разговор в уме, и сейчас он пришел убедиться. Убедиться, что перед ним — действительно человек-пропасть. Что человек-бездна — настоящий. Что он, опытный следователь, не выдумал себе врага.

Но пока что Кроули видел лишь распластанное на столе тело. Руки наручниками и какой-то толстой проволокой, похожей на трос, намертво притянуты к поручням. Шея и грудь забрызганы красно-коричневыми каплями. Зеленые волосы слиплись от пота.

Глаза открыты. Только теперь — ни тени насмешки.

По-детски обиженное выражение лица с заново вырезанной кровавой улыбкой.

И этот человек держал в страхе весь город?

— Какие новости?

— Нам тут пришлось прижечь его перекисью, — принялся объяснять Рингсби. Зачем, Кроули не понял. — И так вон сколько крови натекло. Доктор говорит, что пока можно оставить его как есть, а завтра все-таки придется зашить, если мы хотим, чтобы он вообще…

— Понятно, — оборвал его Кроули.

— Он поначалу отключился, но мы его быстро привели в чувство.

— Как он вообще отреагировал?

— Замолчал.

— Должен заметить, что это очень положительный признак, — вклинился доктор Энквист. — Все свидетельствует о том, что ваш задержанный полностью изменил линию поведения. Значит, наша идея сработала.

— Погодите радоваться, — сказал Кроули. — Еще неизвестно, может, он теперь вообще неконтактен.

— Нет-нет, он понимает, что произошло, — парировал врач. — Но до этого… знаете, я ведь присутствовал на половине допросов. Сегодня я впервые заметил у него страх. Вообще впервые, понимаете? И видели бы вы, как он сопротивлялся, пришлось впятером держать. Он по-настоящему испугался, когда понял, что его ожидает.

Я бы тоже испугался, подумал Кроули, если бы мне решили разрезать рот бритвой.

— Стоит заметить, что он на самом деле практически не боится боли. Очень интересный экземляр, знаете ли. А тут, представляете, сразу перестал шутить. Не скрою, все эти анекдоты и истории, которые он рассказывает, весьма любопытны с точки зрения психиатрии, но ваши коллеги, похоже, уже устали его слушать…

Кроули почувствовал облегчение. Ему тоже хотелось поверить доброму доктору Расмусу Энквисту.

Он шагнул ближе. Чуть наклонился вперед.

Темные глаза-пропасти все также приковывали к себе. Мгновение — и их выражение стало осмысленным.

— Мистер Джеймс Кроули, — голос звучал очень гнусаво и очень тихо, но Кроули понимал каждое слово. — Искреннее вам спасибо за помощь. Теперь, когда меня спросят, откуда взялись эти шрамы, я смогу честно рассказать про ФБР.

  

18 июля 2008 года, около двенадцати часов ночи, Готэм, квартира Люциуса Фокса

Три стука, и стеклянная дверь на террасу приоткрылась. Люциус — в съехавших на нос очках и вязаном домашнем свитере — поднял бровь. Осторожно выглянул на улицу.

Черная тень тем временем скользнула внутрь. Когда дверь затворилась, Брюс тихо приказал:

— Включите телевизор.

Люциус помедлил, поправил очки на носу. Еще раз внимательно осмотрел террасу, опустил жалюзи, и тогда поднял пульт с дивана.

На первом попавшемся канале шел сериал «Двадцать четыре».

— Достаточно громко? — спросил Люциус. На экране как раз взорвалось что-то большое. — Или постараемся, чтобы соседи вызвали полицию?

— Квартира справа пустует. Соседей слева нет дома. Снизу тоже. А сверху празднуют день рождения, и полиция в любом случае навестит их. Ну, а ваша супруга вместе с дочерью улетели к родственникам в Лос-Анджелес, — сообщил Брюс. В ответ на удивленный взгляд решил объясниться. — Вы сегодня в офисе говорили с ней по телефону, нет?

— Мистер… — Люциус замялся, и фамилии своего работодателя не произнес. — Вы не сочтете меня негостеприимным хозяином, если я скажу, что в последнее время вы стали путать день и ночь?

Брюс легко улыбнулся. В десять шагов пересек комнату — от большого книжного шкафа до очень большого книжного шкафа. Даже пахло здесь книгами. А еще зеленым чаем и какой-то ароматической дрянью. Брюс хорошо помнил, что Джулия Фокс увлекалась всем «восточным», включая йогу, вегетарианскую кухню и толстенные тома индийской философии. А еще он помнил, что сам Люциус из увлечений супруги разделяет только любовь к редким сортам чая. Вон и сейчас на письменном столе стояла большая кружка.

Поживешь пару лет в каком-нибудь Бутане, подумал Брюс, и восток перестанет казаться экзотикой, а наша цивилизация опостылевшей. Да и трудно нам там прижиться.

— Вы прислали сообщение, — сказал он, — а я как раз был недалеко.

— Я совсем не то имел в виду.

Люциус вернулся к столу. Снял очки и деловито протер их салфеткой. Брюс пожал плечами и продолжил рассматривать книжные полки.

Альбомы-энциклопедии-справочники-звездные карты-атласы. Можно провести пальцами в тяжелой черной перчатке по корешкам — и ничего не почувствовать. Это потому что перчатка так хорошо защищает, вон даже от книг…

Что-то потерлось о сапог, мурлыкнуло, и поспешило — топ-топ-топ по ковру — к хозяину.

— Она вас узнала, — сообщил Люциус, когда кошка запрыгнула к нему на колени. — Вы у нас уже были, и она запомнила запах. Правда, Джерри?

Джерри согласно мяукнула.

— Хорошо, что ваша кошка не работает в полиции.

— Действительно.

Они переглянулись, и Брюс наконец понял, отчего Люциус так насторожен и нахмурен. Он взял с полки самый большой географический атлас, подошел к столу. Подтянув себе кресло, уселся напротив Люциуса.

А потом просто снял маску.

— Так лучше? — спросил Брюс.

— Еще бы.

— Вы правильно сделали, что проинформировали меня сразу.

— Честно говоря, мистер Уэйн, не ждал вас так быстро.

Брюс кивнул. Он на самом деле был недалеко — всего в полумиле от дома Люциуса пара умников решили ограбить бензоколонку и уже затеяли стрельбу.

За маской на стол полетели и черные перчатки.

— А где это Ермаковское месторождение? — Брюс открыл атлас, отыскал там Россию и прочел вслух: — Урал, Тю… Тюмень.

— В Забайкалье.

— Это где-то на севере, да?

В ответ Люциус перевернул атлас к себе, перелистнул пару страниц, указал на синее пятно. Придержал кошку, тоже сунувшую нос в карты.

— Это Байкал. Озеро. А месторождение находится вот здесь.

— Они приезжали к нам год назад, правда? Кажется, я даже помню этого Дерябина.

— Именно так, мистер Уэйн. Только вместо самого Анатолия Дерябина приезжал его племянник Игорь Дерябин. Второе лицо компании.

— И там в последний момент вскрылась какая-то ерунда с транспортом?

— Договор не был подписан, потому что именно тогда упала цена на африканский бериллий, ну а транспорт из Забайкалья оказался очень дорог.

— А теперь что?

— После того, что случилось в пассажирском порту, грузовой корабль из Намибии даже не стал пришвартовываться. Намибийцы сослались на форс-мажорные обстоятельства.

Люциус осторожно опустил кошку на пол, и Джерри, снова потершись о сапоги Брюса, убежала из комнаты. А потом он резко выпрямился в кресле, и пожилой уставший человек с ведерком зеленого чая на столе куда-то исчез. Перед Брюсом сидел совсем иной Люциус Фокс — тот, который строил Готэмскую железную дорогу с Томасом Уэйном, проектировал бронекостюмы и микроволновые излучатели для спецназа, а в Совете Директоров установил практически армейскую дисциплину.

— Не волнуйтесь, — уверил Брюса Люциус, — адвокаты Уэйн Энтерпрайз еще выжмут из намибийцев штраф. Но насколько мне удалось узнать, весь груз уже сбыт сталеплавильному заводу в Хьюстоне. Который, увы, принадлежит совсем не Уэйн Энтерпрайз.

— И русские про это как-то пронюхали, да? — хмыкнул Брюс.

— Да. Русские снизили цену за свой транспорт вдвое, цену на бериллий сбросили на десять процентов и пообещали поставить груз в кратчайшие сроки. Как они это сделают, я не представляю. Но если мы согласимся на годовой контракт, они сбавят цену на двадцать процентов. К тому же, за год они усовершенствовали технологию обогащения руды и процентное содержание бериллия в концентрате выше на семь процентов. Это, кстати, немало. Впрочем, — Люциус посмотрел на него с участием, — не буду утомлять вас минералогией. — Но в перспективе еще поставки других редких металлов по очень выгодным ценам. Одним словом, надо подписать один договор и обсудить остальные возможности.

— Неплохо, — одобрительно кивнул Брюс. — Я только не понял, зачем им нужен я.

— А я всегда думал, что вам хочется посмотреть Москву, мистер Уэйн. Разве нет?

Брюс рассмеялся, вспомнив, как выдал тоже самое Люциусу перед их общей поездкой в Гонконг. Правильнее сказать — перед операцией.

Вот так подумал — и сразу сдвинул брови.

И даже голос стал таким, каким он говорит, когда носит маску.

Сам и заметил не сразу.

— У меня нет времени на путешествия. Я должен быть в Готэме. Поезжайте вы.

Люциус одарил Брюса очень строгим взглядом поверх очков.

— Мистер Уэйн, по-моему, это не тот случай, когда вам нужно играть человека, который владеет миллиардами и считает, что уборщик улицы получает десять тысяч долларов в месяц.

Сарказм смягчил напряжение, и Брюс снова заулыбался.

— Не думал, что вы успеваете следить за светской хроникой.

— Не думал, что вы успеваете давать такие интервью.

— Я был у Гарсиа, а потом попал под обстрел журналистов. С кем не бывает?

— Бывает. Но в Москву вам ехать придется. Не думаю, что русские не наводили справки о вас… я не о компании, а именно о вас лично.

— Конечно, — решил пошутить Брюс, — ведь каждый второй житель Москвы — шпион КГБ, а каждый первый — информатор.

— Теперь эта организация называется ФСБ, — поправил его Люциус.

— Знаете, я специально спрашивал про все это у Наташи… и мне кажется, мы в США слишком преувеличиваем влияние спецслужб на жизнь в России. Холодная война давно закончилась, между прочим. Сейчас все совсем по-другому.

— Хорошо, если так, — Люциус выдержал паузу, и пауза эта Брюсу не понравилась: в ней сквозила недоверчивость. — Кстати, компания, которой руководит Дерябин — государственная. Это к разговору о том, могут ли спецслужбы на что-то влиять. И во-вторых, даже если помощники Дерябина читают готэмскую прессу, для них вы не герой светской хроники, а владелец Уэйн Энтерпрайз. Младший Дерябин был здесь и знает ваш лично. А теперь с вас требуется только совершить своеобразный «визит вежливости». И если мы все еще хотим получить дешевый бериллий и другие металлы, это надо сделать в ближайшие дни. И вот что. Я пошлю с вами двух юристов и организую видеоконференции, чтобы мы могли поговорить в любое время…

Брюс вдруг заметил часы, тикавшие на письменном столе. Пять минут первого — разговор, оказывается, затянулся.

— Интересно, — задумался он. — Если вы получили факс в десять вечера, это значит, что из Москвы его выслали в шесть часов утра?

— Да, — кивнул Люциус. — И это тоже говорит о многом.

— Ладно, — сказал Брюс. — Значит, я лечу в Москву.

— Послезавтра.

— Послезавтра? Как послезавтра?

Ответный взгляд Люциуса был очень выразительным.

— Или мы это делаем сейчас, или не делаем никогда. И нам нельзя отдавать русским инициативу. Решать вам, мистер Уэйн.

— Согласен, — Брюс привстал. — Мне, наверно, пора.

Натянул перчатки на руки, взял в руки маску.

Люциус тоже поднялся из-за стола. Задумчиво уставился на циферблат настольных часов. Неожиданно произнес:

— Иногда мне хочется подарить вам хроноворот.

— Что подарить?

— Моя дочь, Кэт, очень любит «Гарри Поттера». Знаете, есть такая серия книжек про волшебников? Кэт мне как-то рассказывала, что волшебники придумали такой хитроумный прибор, хроноворот. Переводишь стрелки назад, оказываешься в прошлом… нет-нет, это не машина времени! Вы проживаете прошлое заново и делаете что-то другое. Что-то такое, что вы тогда не успели.

Брюс слушал его, все еще держа маску в руке.

— При вашем ритме жизни хроноворот вам бы пригодился, не правда ли?