Песнь багрового декабря (гет)

Они обвенчались в первый день апреля, в пору, когда солнце сверкало, подобно драгоценному камню, а снег обращался в воду.

Перед высоким алтарём собора в самом сердце Старгорода стояли на коленях Гермиона — принцесса маленького пограничного королевства Грифф, и Драко — будущий император огромной Метрополии. Праздничный колокольный звон гремел за стенами храма, а простой люд бушевал и пел в ожидании своей принцессы — пусть и волшебницы, но рождённой в семье магглов, как они.

За спинами преклонившейся пары, явно не одобряя новоиспечённый союз, мрачно шептался Арканум — главенствующая вместе с императором гильдия чистокровных волшебников. Возмутительно неправильный выбор царевича они простить не могли. Эта магглорожденная станет императрицей и произведёт на свет таких же нечистых потомков. Какой позор.

Полные ненависти взгляды были устремлены на императора Люциуса, с холодным великолепием стоявшего рядом с императрицей Нарциссой и тяжело опиравшегося на трость со змеиным набалдашником. Не будь он таким дураком, когда дело касалось желаний его жены и единственного сына, этой свадьбы не случилось бы. И что ещё хуже — царевич пообещал, что когда придёт его время взойти на престол, грядут реформы, а в правительстве найдётся место кому-нибудь из этой буйствующей и тошнотворной толпы. Даже одна мысль о подобном была невероятным скандалом. Это было настоящим преступлением против всего чистокровного наследия…

И пока молодожёны произносили священные клятвы, Арканум продумывал схему действий. Царевич Драко хоть и получил в жёны ту, которую желал, но все его остальные планы рухнут как карточный домик. И не будет пощады ни ему, ни жене его, ни их детям.

* * *

Преклонив колени у алтаря и чинно сложив ладони в молитве, Гермиона обменялась быстрым взглядом с женихом и послала ему едва заметную улыбку. Драко улыбнулся в ответ, очарованный россыпью веснушек на её хорошеньком носике.

Верховный жрец в длинных церемониальных одеждах протяжно призывал магию и высшие силы, торжественно благословляя их брак и всех людей Метрополии.

От тяжёлой венчальной короны начинала болеть голова, и Гермиона беспокоилась, сможет ли она достаточно грациозно подняться со всем этим тридцатифутовым великолепием подола, который стелился за спиной. Белое атласное платье, расшитое нитями золота и серебра, почти не смягчало соприкосновения коленей с полом — она явственно ощущала холод камня даже сквозь ковёр. Но жених был рядом, и позже, когда стихнут фанфары празднества… Гермиона взглянула на него ещё раз, и Драко одними губами произнёс: «Уже сегодня». От мысли остаться с ним наедине щёки её заалели, а сердце застучало в груди. Выйти замуж по любви для принцессы — действительно большая редкость, но в их с Драко случае чувства завладели ими с первой встречи.

Неожиданно голос жреца затих, и Драко потянулся к руке Гермионы, чтобы помочь ей встать. Пришло время для самой важной части церемонии, кульминации свадьбы каждого императора Метрополии, — магического сотворения нового знамени, которое будет символизировать союз обвенчавшихся.

Возвышаясь над членами Арканума и благородными гостями, на белоснежном атласе реяли красно-золотые очертания льва Гриффа, мерцавшего рядом с серебристо-зелёным змеем рода Малфоев. Верховный жрец подошёл к брачующимся, держа в руках белую свечу, казавшуюся почти прозрачной. Он наклонился к Драко, благословляя союз древней песнью. Драко провёл рукой сквозь пламя. Гермиона последовала его примеру, коснувшись огня распахнутой ладонью.

Толпа вздохнула, наблюдая за тем, как пламя вспыхнуло над ними, сияя лёгкими линиями, но не обжигая. Огромные полотна полетели навстречу друг другу, извиваясь в воздухе замысловатой спиралью, и слились воедино. Искры посыпались на толпу огненным дождём, а на месте бурлящего потока горящих красок засверкал новый герб будущих императора и императрицы. Гости ахнули от восторга — на белом атласе в объятьях оранжевого, серебряного и золотого цвета сиял величественный феникс. По толпе пробежала волна встревоженных шепотков: гербы прошлых правителей всегда изображали животных — змею или снежного барса, волка, орла или оленя, но мифических созданий не было никогда. Для всех они символизировали и надежду, и злой рок.

По мановению руки жреца все замолчали. Обменявшись взглядами, Драко и Гермиона повернулись к гостям. Никто не был напуган необычным символом нового союза больше их самих, но Аркануму не стоило об этом знать. Взявшись за руки, они с холодным высокомерием окинули взглядом собравшихся дворян, будучи тот момент не просто напуганными, влюблёнными семнадцатилетними подростками, но будущими императором и императрицей огромной таинственной Метрополии. К счастью или сожалению, магический феникс отныне был их символом.

Надежда и… злой рок. Что бы ни скрывало от них будущее, они были готовы встретиться со своей судьбой лицом к лицу. Вместе.

Девятнадцать лет спустя

В одной из огромных кухонь Зимнего дворца трудились четыре царевны. Их белоснежные фартуки создавали потрясающий контраст с богатыми зимними платьями, усыпанными драгоценными камнями.

Главная кухарка радостно суетилась рядом, подавая муку, сахар, масло, специи и цукаты. В последнее время самым большим счастьем для неё было, когда царевны пекли печенье под руководством бабушки — вдовствующей императрицы Нарциссы.

— Думаю, надо добавить больше вишни в тесто, — восемнадцатилетняя Ольга, самая старшая из сестёр, лукаво взглянула на семнадцатилетнюю Татьяну, которая, усмехнувшись, пробормотала в ответ:

— Куда уж больше, Оля. Если папá не найдёт способ разобраться с ситуацией, в которой мы оказались, нам предстоят трудные времена, и плакали наши вишни.

Девочки рассмеялись.

— Татьяна, вам нужна помощь? — Нарцисса, элегантная несмотря на фартук поверх небесно-голубого платья, скользила по кухне, проверяя содержимое чашек.

— Нет, гран-маман, — ответила Татьяна. — Я просто говорила Ольге, что ягод нам достаточно, — подавив смешок, обе сестры склонились над мисками; очарование темноглазой Татьяны замечательно контрастировало с красотой светловолосой Ольги.

Четырнадцатилетняя Анастасия отвлеклась от замешивания теста и, переведя взгляд в окно, тяжело вздохнула. Снег накрывал землю густой пеленой, отчего декабрьский день казался мрачным и зловещим.

— И как мы будем праздновать Рождество, если сидим в замке, как в тюрьме! — пожаловалась она, неспешно приблизившаяся Нарцисса погладила её по плечу.

— Не воспринимай это как заточение, дорогая. Всё это ради нашей безопасности. Арканум не настаивал бы на усиленной защите, не появись угроза маггловского восстания.

Никто во дворце и не пытался утаить от царевен бродившие по всей Метрополии революционные настроения. Во всяком случае создавать тайны было попросту бесполезно. Одарённые блестящим сочетанием материнского неутомимого интеллекта своей матери с хитростью и изворотливостью отца, девочки не считали зазорным подслушивать, шпионить и воровать нужные документы для того, чтобы знать обо всех делах империи. Даже несмотря на это Нарцисса была уверена — они не в полной мере понимали всю серьёзность ситуации.

Царская семья оказалась меж молотом и наковальней.

Они действительно стали узниками в собственном дворце: Арканум только и выискивал способы свергнуть Драко с престола, а в народе клокотал гнев на императора — простолюдины ждали реформ, клятвенно обещанных в день его венчания с магглорожденной принцессой Гермионой. Но руки Драко оставались связаны: Арканум дьявольской хваткой держался за чистокровность своего состава, не давая низшему сословию и магглам ни единого голоса.

Нарцисса почувствовала, как её сковывает приступ жгучего страха. Пять лет назад умер Люциус, и пришедшему к власти Драко досталось правительство, наводнённое закадычными друзьями его отца — чистокровными волшебниками, выступавшими за свободное применение тёмной магии. Пока Драко обрести авторитет и доказать этим людям, что с ним следует считаться, остальные его подданные всё глубже увязали в трясине нищеты...

Борясь с подступавшей паникой, Нарцисса потуже перехватила подвязки фартука и обернулась, заслышав шаги. В кухню вошла средняя дочь Драко и Гермионы, шестнадцатилетняя Мари. Щёки её раскраснелись.

— Простите за опоздание, гран-маман, — повинилась она подошедшей Нарциссе. — Снег всегда такой красивый! Я не могла не выбежать на улицу, хоть на минутку. Как было бы здорово стать снежинкой, чтоб нёс меня морозный ветер, кружиться б в нём и танцевать, а потом — растаять… — Склонив белокурую головку, она искусно замерла в позе балерины. Дома её ласково называли Лу́нушкой: рождённая в ночь голубой луны, девочка росла мечтательной и эфемерной, словно марево лунного света.

— Лунушка, золотце, не забудь добавить яиц в тесто для печенья, — напомнила ей Нарцисса. — Иначе получится как в прошлый раз — просто катастрофа!

— Хорошо, гран-маман. Добавлю их за оба раза! — Мари изящно поднялась на ноги и через всю кухню протанцевала за ингредиентами.

Когда она приблизилась к сёстрам, Ольга украдкой спросила:

— Ну, тебе удалось что-нибудь узнать?

— А как же, — шепнула Мари в ответ, — но вести недобрые. Расскажу, как только сбежим от гран-маман. — И добавила громче, обернувшись к Нарциссе: — До чего я рассеянная, просто ужас! — по её хорошенькому личику пробежала тень неподдельного страха. — В последнее время ни о чём не могу думать, кроме как о нашем брате. Ему, кажется, становится хуже!

Нарцисса поджала губы. Самый младший ребёнок Драко и Гермионы, хрупкий и болезненный царевич Алексей, действительно угасал всё сильнее с каждым днём. Вслух же она сказала:

— Алексей получает самый лучший уход. Сейчас с ним ваша мама и тётушка Веспуция, — кивнув на удивлённый возглас Марии, Нарцисса продолжила: — Да, она прибыла прошлым вечером.

Лунушка напряглась и увидела во взглядах сестёр то же чувство. На серьёзном лице каждой читалась единодушная тревога: тётка — волчица в овечьей шкуре. Всех четверых пронзила дрожь. Втайне от Нарциссы Татьяна сложила пальчики крестиком от дурного глаза.

* * *

Двумя этажами выше, в глубине западного крыла дворца, императрица Гермиона сидела у ложа царевича Алексея и держала его за руку. Тусклый свет лампы обеднял насыщенный винно-красный цвет платья Гермионы, лишая его великолепия оттенков. В свои тридцать семь лет императрица была всё ещё прелестна; годы мало на ней сказались, и только серебристый проблеск седой пряди в волосах говорил о бессонных ночах, проведённых у постели сына.

Сейчас он беспокойно дремал, отходя после недавнего приступа. Их не случалось с поздней весны, отчего император и императрица позволили себе надежду, что, возможно, царевич окреп достаточно, чтобы противостоять болезни. Противостоять, но не побороть её: магическая кровоточивость, — недуг обычно поражал только чистокровных, — была неизлечима. Но теперь приступы шли чередой, и были они до того сильными, до того тревожными и зловещими, что Гермиона была вынуждена обратиться за помощью…

От стены с другой стороны комнаты отделилась тень, скользя вперёд, и свет лампы будто отпрянул, не в силах коснуться платья цвета воронова крыла, тёмных глаз и чёрной гривы волос герцогини Веспуции — придворной колдуньи и сестры вдовствующей императрицы Нарциссы.

Бледная рука герцогини легла на грудь ребёнка, и Гермиона подавила дрожь.

— Видишь? — каркнула Веспуция. — Вот мальчику и полегчало, совершенно правильно ты меня вызвала. И совершенно неправильно было думать, что ты можешь справиться с обострением без моей помощи, — убрав руку с груди Алексея и протянув её к щеке Гермионы, она продолжила: — Страшно даже подумать, что могло случиться, если бы я не приехала вовремя. Бедный ребёнок прошёл через ужасные муки. В следующий раз не жди так долго, а сразу сообщай мне, иначе… — Веспуция перешла на зловещий шёпот. — Иначе могут быть серьёзные… последствия, — она повернулась на месте и прошествовала прочь из комнаты. Подол чёрного платья скользил за ней по полу. — Полагаю, для меня уже приготовлены покои? Мне требуется отдых. Если Алексею станет хуже, непременно посылай за мной, Гермиона. Хотя, скорее всего, ты заметишь, что, пока я здесь, такого не случится.

Она уже скрылась за дверью, когда Гермиона выдохнула:

— Спасибо...

Бережно подоткнув одеяло спавшему ребёнку, она встала, приблизилась к высокому окну и невидящим взглядом уставилась наружу, в снежную мглу. Гермиона прислонилась лбом к стеклу. Ей казалось, что быть хуже, чем сейчас, уже не могло. Первый приступ у Алексея случился пять лет назад — он страшно распух, кричал и корчился от боли, а золотой и серебряный свет магии толчками изливался через его кожу.

Все эти годы императорская чета приглашала лучших целителей, щедро осыпая их дарами, но всё было безуспешно. Единственной, у кого выходило утихомирить Алексея и облегчить приступы, оставалась Веспуция — тётя Драко и придворная чародейка, смотрительница ритуалов тёмной магии при Аркануме. Будь воля Гермионы, она бы и близко не подпустила Веспуцию к сыну, а лучше спустила бы ту с лестницы ещё на подходе. Не слишком-то благожелательно, но такова правда.

На самом деле, она была не в силах отогнать от себя подозрения, уж не причастна ли сама Веспуция к болезни царевича каким-нибудь магическим образом. Слишком неслучайным казалось время, когда он заболел: спустя считанные месяцы после смерти императора Люциуса. Но как она и Драко ни бились, как ни проверяли сына на следы тёмной магии, каких ищеек ни рассылали по империи, доказать, что болезнь наведённая, не удавалось.

К глазам Гермионы подступили слёзы, когда она думала о сложившейся ситуации. Простой люд терпеть не мог придворную чародейку и презирал императорскую чету за то, что они даровали ей такую власть над наследником престола. Гермиона понимала их боль, но как могла поступить отчаявшаяся мать? В народе зрело негодование, Арканум строил козни против царской семьи, а её ребёнку могла помочь лишь женщина, которую в империи страшились и ненавидели, как никого иного.

Гермиона мысленно вернулась в тот прекрасный день, когда они с Драко сочетались браком. Тогда они не отпускали рук друг друга, а на их белоснежном свадебном стяге разгорался феникс, знамение и злого рока, и надежды. Что ж, зла действительно хватало. Но была и надежда, а Гермиона не привыкла сдаваться.

Она выпрямила спину, кликнула сиделку, чтобы та присмотрела за Алексеем, и отправилась к мужу.

Гермиона сильно удивилась, обнаружив супруга в его кабинете совершенно одного: ни слуги, ни министра, ни секретаря или колдуна из Арканума, выпрашивавшего что-нибудь с императорского плеча, рядом не было. Сейчас Драко выглядел не как правитель, а как очень красивый мужчина слегка за тридцать — вымотанный и опустошённый за годы попыток править огромной страной, когда каждый его шаг терпел неудачу.

Завидев её у порога, Драко вышел из-за стола. Он взял Гермиону за руки и поцеловал в щёки.

— Как Алексей? — сразу же спросил он.

— Спит. Недуг, кажется, снова отступил.

— Жаль, что я не был с вами, когда у него случился приступ, но Арканум настоял на утренней встрече, и мне пришлось провести всю ночь в кабинете за подготовкой.

— С нашим сыном всё хорошо, — утешила его Гермиона. Чуть позже ей придётся сказать ему, что придворная чародейка снова была во дворце и опять своей магией предотвратила осложнение болезни. — Чего хотел Арканум?

Драко отвернулся от неё и, подойдя к окну, стал оглядывать парк, раскинувшийся перед Зимним Дворцом: белое покрывало снега окутывало траву мягким покрывалом, а зимний день медленно растворялся в сумерках. Он резко повернулся к Гермионе лицом — глаза широко распахнуты, полны горечи и уныния.

— Они прислали делегацию, самых сильных и влиятельных, все — из ближайшего окружения отца. Гермиона, они хотят, чтобы я отрёкся от престола.

Она прижала ладони к губам. Подобное заявление не было неожиданностью, но слышать его из уст мужа… От ужаса перехватило дыхание. В мгновение ока Гермиона оказалась рядом с ним и крепко обняла.

Драко притянул её ближе, зарывшись лицом в ароматные локоны. Из-за волнения его голос звучал хрипло:

— Они сказали, что «так будет лучше для Метрополии». Среди магглов зреет восстание, а Арканум желает мобилизовать войско, чтобы остановить их. Снова и снова они просили меня, раз за разом я отказывался. Гермиона, как я могу поднять руку на собственный народ? — боль в голосе Драко осколками резала сердце. — Особенно, когда гнев его вызван моей неспособностью управлять чистокровной знатью, — продолжил он, — и отсутствием реформ, которые я давно им обещал. Будь проклят Арканум, будь прокляты они все! — со слезами на глазах Драко отшатнулся от Гермионы и с силой ударил кулаком по столу. Упав в кресло, он спрятал лицо в ладонях. — Арканум выставил мне последний ультиматум: либо я собираю войска для борьбы с восстанием, либо они свергнут меня с престола сами.

— Когда им нужно дать ответ?

— Завтра мы, как ни в чём не бывало, проводим Бал в честь зимнего солнцестояния. Они ждут моего решения к полудню следующего дня.

Глубоко вдохнув, Гермиона подошла к чайному столику позади стола Драко и налила себе полную чашку ароматного клубившегося паром напитка из самовара — малая толика обыденности была ей сейчас необходима, чтобы успокоиться и расставить мысли по полочкам.

Всё происходящее было затишьем перед бурей; мигом, когда недра вулкана готовы взорваться; секундой, а после — горной лавиной, сметающей целое королевство. Жизнь стала похожа на разверзнувшуюся геенну огненную. Долгие девятнадцать лет она терпела пренебрежение, злословие и унижения со стороны всей этой могущественной чистокровной знати. Она видела, с какой лёгкостью они отметали в сторону волю её супруга — императора! — как если бы желания эти исходили от возмущённого ребёнка, не заслуживавшего внимания. Пришло, наконец, время показать им, чего стоила их магглорожденная Императрица. Выражаясь неделикатно: это был последний раз, когда нога Арканума ступила за порог их дома.

— Любовь моя, — произнесла она, передав чашку Драко, — помнишь план, который ты составил прошлой весной, когда только поползла молва о первом маггловском протесте? Когда Арканум стал говорить о применении силы против восставших?

Драко поднял на неё взгляд, невесомо проводя кончиками пальцев по лицу Гермионы. Глаза его вспыхнули интересом.

— Ты имеешь в виду пророчество?

— Да.

— Так-так, моя леди, — несмотря на серьёзность ситуации, лёгкая тень ухмылки появилась на его губах. — Помнится, ты сказала, что мы не должны полагаться на подобную уловку.

— Я решила, что игра стоит свеч, если это нам поможет.

Драко вздохнул и кивнул.

— Возможно, попытка отчаянная, но попробовать стоит. Отправить за графом Сикорски?

— Конечно. Пусть ждёт нас в парке через час. И, Драко, думаю, казачьи мундиры подойдут для сегодняшней маскировки как нельзя лучше.

* * *

В Большом бальном зале царевны катались по гладкому полу в чулочках, кружили и мягко скользили среди гигантских пушистых елей, переливавшихся праздничными блёстками, под пристальными взорами квартета Чёрных гвардейцев — бравого военного отряда Арканума.

Несмотря на их предупреждающие взгляды и чуткий слух, бальный зал был идеальным место для того, чтобы посекретничать и отвести от себя подозрения. Соединив руки в цепочку от самой старшей до младшей, девочки скользили по мраморному полу, пока Мари — лучшая в метаморфомагии — делилась с ними открытиями, сделанными во время утренней шпионской вылазки.

— Каково это — превратить себя в самовар? — спросила Анастасия. — Ты не обожглась кипятком?

— Конечно нет, глупенькая. Превращаясь, волшебник перенимает все свойства вещи, которой он становится. Самовар как раз и предназначен для горячего чая, — ответила Мари.

— Не отвлекайся от темы, — прервала её Ольга командным тоном старшей сестры. — Лунушка, что ты узнала?

Оторвавшись от остальных, Мари крутанулась, чтобы сохранить иллюзию баловства, и снова сцепила руки с Анастасией и Татьяной.

— Это ужасно, — прошептала она голосом, полным отчаяния. — У меня даже язык не поворачивается сказать такое! Арканум приказал папá отречься от престола!

— О нет! — в потрясении выдохнула Анастасия, но быстро спрятала тревогу за беззаботной улыбкой. Сёстры прокатились мимо гвардейцев и вернулись в дальнюю часть зала. Расцепив руки, они стали репетировать танцевальные па, делая вид, что их заботит лишь предстоящий бал.

— И что сказал папá? — спросила Татьяна, сделав пируэт, чтобы скрыть сорвавшийся от волнения голос.

— Я так горжусь им! — воскликнула Мари. — Смотрел на делегацию Арканума, как будто он ни больше ни меньше как император всей Земли, а они — жалкая пародия на человека, уныло слепленная из merde! И сказал, что всегда будет поступать исключительно на благо Метрополии, и что он, наша семья и Метрополия суть одно. Уж что на это ответить, они не нашлись, поэтому просто поклонились и были таковы.

Сёстры кивнули, не скрывая гордости за отца, и Мари продолжила:

— Тогда папá пошёл в свой кабинет, — тут Ольга кликнула лакея, чтобы тот подвёз столик для чая поближе и я могла подсматривать дальше, — и пришла маман. Они обсуждали какое-то пророчество, а потом договорились встретиться с графом Сикорски!

— Ну мы же пойдём? — глаза Анастасии заблестели.

Татьяна тряхнула головой, отчего её тёмные волосы разлетелись.

— Позволю ли я герцогу Ивандеру поцеловать меня завтра вечером после бала? — Среди всех своих ухажёров она выделяла именно его. — Что на первый вопрос, что на второй правильный ответ может быть только один: «А как же!»

* * *

Зимний дворец и окрестности нещадно заметало снегом. Парк, раскинувшийся вокруг дворца, полностью обезлюдел — не было в нём ни единой души, кроме двух казаков, с трудом пробиравшихся сквозь метель. Один из них в действительности был высоким мужчиной, другой так выглядел только благодаря наведённым чарам.

За блеском начищенных сапог, роскошью меховых шапок и красочностью подола под форменными пальто скрывались император и императрица Метрополии.

Чета направлялась на встречу с графом Сикорски, наполовину поляком, главой их обширной агентуры. Униформа оберегала их от излишних подозрений: все знали, что казачий полк служил личной охраной семье императора и был предан им всей душой. Конечно же, если бы Арканум мог, он бы устранил казачество, но вместе с Гермионой в семью императора пришли тайные связующие чары, бравшие своё начало в далёких Гриффских горах — чары до того сильные, что никакая тёмная магия Арканума, сколько бы ей не виться и не клубиться, не могла их разорвать. Казаки оставались при императоре.

В глубине внутреннего кармана форменного пальто Гермионы, неведомо даже для самой Гермионы, находился набор матрёшек. Личико каждой было изображено в благородном цвете слоновой кости, а волосы разнились от соломенных до каштановых и белоснежных, удивительно точно воссоздавая красоту царевен. Если четыре дочери Драко и Гермионы желали что-то разузнать, то не чурались ровным счётом ничем. Метаморфомагия — это ещё мелочи.

Стоило императору и императрице приблизиться к роще, как навстречу им из сплошной белизны вынырнула тёмная фигура. Это был Сикорски, Шпионских дел мастер. Всё в этом человеке было чёрным: плащ из тяжёлой ткани, меховая шапка, волосы и брови, насупленные над такими же чёрными глазами. Загадай человека помрачней да позловещей — Сикорски и выйдет.

Отвесив глубокий поклон, он провёл царскую чету в мраморный павильончик, выполненный в классическом стиле — в летние деньки царевны проводили там небольшие представления, читали стихи и играли пьесы.

— Ваши Императорские величества, — голос Сикорски источал мед. — Чем могу служить?

Гермиона и Драко расположились рука об руку на скамье из белого мрамора и заговорили. Сикорски сосредоточенно внимал им. Согласовать такой элегантный в своей простоте план — дело получаса, но если он сработает, изменится положение всего их мира.

Итак, известному своим глубоким пристрастием к знамениям, знакам и мистическим обычаям народу Метрополии предстояло узнать, что София, пророчица Каспийская, в октябре явила новое пророчество — которое Арканум тут же попытался ото всех скрыть.

Драко передал Сикорски небольшой свиток; тот осторожно развернул его и приступил к чтению:

«В ту ночь, что всех ночей длиннее, не повернётся мир ко дню, пока те, кто смуту и мрак сеет, не раскроют правду тёмную свою. Не видит Феникс света, хоть и ослепнуть он не мог; объединяться, надежды не терять заведал — лишь тогда отвратим мы рок».

— Это написала императрица Гермиона, — сообщил Драко.

— Ловко, — признал Сикорски, перечитывая строки и кивая. — Достаточно туманно, чтобы вдохновить людей, но и достаточно прямо, чтобы всем, от истого праведника до последнего грешника, было понятно, что имеется в виду.

— Поначалу магглорожденные уповали на императрицу, — продолжил Драко. — Если наш народ будет бунтовать не сам по себе, а поднимется на борьбу вместе с нами… Тогда, возможно, мы ещё не проиграли.

— Что же до «тех, кто смуту и мрак сеет»... — Сикорски взмахнул руками, приподнимая одну бровь. — С ними будет непросто.

— Вот ещё. Арканум зарвался, охмелел от размаха дозволенного и аппетитов на будущее. Уже давно никто не находил на них управы. Такого они не ожидают.

— Да, — согласился Сикорски, склоняя голову. — Но головой конкретно этого змея служит не кто иная, как придворная чародейка. Я бы не рекомендовал моему государю недооценивать ее.

— Полностью согласен, — произнёс Драко. Гермиона шумно вдохнула. Напугать его жену было практически невозможно, но от Веспуции и власти той над Алексеем холодок страха неизменно пробирал её всю, до самого сердца.

— Будем надеяться, что ни Арканум, ни придворная чародейка не узнают раньше срока, что мы собираем людей, — проговорила Гермиона. — Постараемся действовать быстро. Вы управитесь за сутки?

— Слово императрицы — закон для меня, — отозвался Сикорски. — Стоит вам повелеть — и молва о пророчестве разнесётся по всей Метрополии. К завтрашнему утру не будет ни единого постоялого двора, аптекарской лавки, крестьянской лачуги или даже коровьего хлева, где не слышали бы эту весть.

— Что ж, тогда ступай. Пусть магия и высшие силы даруют тебе удачу.

На месте, где стоял Сикорски, взметнулся столп чёрного дыма; когда он рассеялся, перед четой на могучих крыльях парил ворон. Описав вираж в морозном воздухе павильона, он вынырнул наружу и вскоре растворился вдали в бесконечной серости зимнего неба.

Мир вокруг оставался безмолвен и неподвижен — только снег как шёл, так и продолжил идти.

— Драко, — Гермиона схватилась за его плечо, глядя широко распахнутыми в страхе глазами. — Как же я боюсь за Алексея! Когда Веспуция узнает, что мы сделали, она может…

— Тш-ш-ш, любимая, не надо, — Драко стянул кожаную перчатку с руки и коснулся пальцами губ Гермионы. — Что сделано, того не воротить. За Алексея мы будем биться до последнего нашего вздоха.

Она накрыла руки Драко своими, крепче прижимая его ладонь к своему лицу. Он притянул её к себе, чтобы вовлечь в поцелуй. Страх, надежда — всё вместе распалило в них желание близости.

Но вдруг Гермиона охнула, отстранившись от него, озарённая страшной мыслью.

— А Веспуции не придёт в голову причинить зло нашим дочерям?

На лице Драко зазмеилась мрачная улыбка:

— Пусть попробует…

Взяв Гермиону за руку, он помог ей спуститься по ступеням павильона, и они направились по скрипящему снегу во дворец, скрытый белизной метели.

В кармане Гермионы беспокойно завозились четыре матрёшки. Разногласий тут быть не могло: кто-то должен был остановить придворную чародейку, прежде чем замысел родителей обрёл гласность. И других вариантов в очаровательные головки царевен даже не закрадывалось: конечно, сделать это должны именно они!

— Я всё ещё думаю, что лучшее решение — просто убить её. Мы можем подсыпать отравы в её чай, пристрелить из дерринджера, который дал нам папá, ну, или связать её и бросить в реку. Это превосходный план, ведь ничего подобного от нас она не ждёт.

— Татьяна, мы не пойдём на убийство! — Мари была в ужасе только от одной мысли об этом.

— Полагаю, ты права. Потом мне придётся отправиться в монастырь Святой Евдокии, посвятить свою жизнь добродетелям и навсегда остаться девственницей. — Татьяна вздрогнула от последней мысли. — Тогда мы должны придумать менее кровавый способ избавиться от неё.

— Это последний раз, когда я шпионю из кармана маман! — недовольно заявила Анастасия. — Они с папá снова целовались! Ты прекрасно знаешь, как меня смущают подобные вещи!

— Ну что ты как ребёнок, — сказала Ольга. — После стольких лет они всё так же любят друг друга. Это невероятно романтично!

Сёстры трансфигурировались из матрёшек обратно в девочек, а затем направились в Золотую гостиную пить горячий шоколад и строить свои коварные планы. Ольга, которая чертами лица походила на отца, а властностью в мать, провальсировала через всю комнату с пергаментом и перьями в руках.

— Пишите, — сказала она сёстрам. — Пишите прямо сейчас и не меньше пятнадцати минут. И не останавливайтесь до тех пор, пока не придумаете два подходящих способа раз и навсегда избавить себя и Алексея от тёти Веспуции.

Подойдя к камину, Ольга открыла маленький бархатный мешочек и высыпала его содержимое в пламя.

— Иллюминари, — произнесла она, и пламя вспыхнуло искрящимися разноцветными фейерверками. — Да просветлит Феникс умы наши.

Четверо сестёр глядели на языки пламени. Анастасия, больше всех любившая писать, сразу же склонила каштановую голову над пергаментом. Татьяна грызла кончик пера, задумчиво накручивая тёмный локон на палец. Мари же отошла к окну, наблюдая за тем, как день медленно сменялся ночью, а снег заметал землю крупными белыми хлопьями.

Как вдруг:

— Я иду в часовню, — сказала она сёстрам. — Там всегда лучше думается. Не переживай, Оля, я возьму с собой пергамент и чернильницу!

Ольга кивнула. Не ей было спорить о том, что заклятье Иллюминари велело сестре делать.

— И не смей витать в облаках, пока не придумаешь хотя бы две идеи, — предупредила она. — Это значит, что никаких фантазий о герцоге Невере!

Мари покраснела до кончиков волос от одного упоминания своего фаворита — образ искренних карих глаз и прекрасного в своей асимметричности лица так и вспыхнул в её сознании. Она знала, кем они станут друг для друга, как, возможно, маман когда-то знала о папá.

Взмах юбки — и вот она уже была снаружи, отстукивая каблучками в быстром беге по богато украшенному коридору, ведущему в часовню Зимнего Дворца. Мари внезапно ощутила, что спешка была просто жизненно необходима…

Оглядевшись по сторонам, она убедилась в отсутствии слежки и нырнула под выцветший гобелен, на котором Смерть блаженно пожинала души крестьян и дворян. Мари открыла маленькую дверь к тайному проходу — кратчайшему пути с винтовой лестницей к недрам часовни и лабиринту склепов святых, волшебников и правителей Метрополии.

Мария держала свой путь в подземелье и остановилась из-за донёсшегося до неё слабого звука. Настолько лёгкого, точно мелкая рябь коснулась поверхности воды. Инстинкты взвыли, заставив спрятаться за гробницу святого Василия Земледельца. Мари высунула голову и увидела фигуру, плывшую вдоль ряда склепов, которая могла принадлежать лишь одному человеку — Веспуции, придворной чародейке. Сухощавые пальцы её левой руки смахивали пыль времён со старых гробов, в то время как над правой ладонью парил лазурный шар света.

С шорохом чёрной пышной юбки Веспуция преклонила колени у самой последней могилы — императора Люциуса. Она монотонно повторяла заклинание на языке для Мари совершенно не знакомом (да и позже она и слога повторить не смогла). Чародейка наклонилась и стала зачерпывать по пригоршне земли у могилы. Она не переставала читать свои заклинания нараспев, пересыпая землю с одной ладони в другую, а потом возвела руки к сияющему шару. Раздался дикий свист, и невесть откуда взявшийся дым обвил её кольцами. Лазурная сфера мягко опустилась на ладони, тут же обратившись в мелкие кристаллы воды, что поглотили землю и сотворили из неё пышную серую массу.

Положив тёмный шар в карман, Веспуция, тихо захохотав, поднялась и стала отряхивать руки.

— Придёт тьма мрачнее самой ночи, Люциус, — захохотала она, — чтобы сиянье рода Малфой погасить навек.

Развернувшись на каблуках, Веспуция направилась к выходу из часовни, в то время как Мари, взывая ко всем Волшебным силам, дрожа от страха и ярости одновременно, просила не дать той почувствовать её присутствие. Останки и покой предков были священны, а тревожить их — смертный грех. Но для тётки без колебаний украденная щепотка земли с могилы дедушки Люциуса означала лишь одно — она использовала темнейшую магию. Скорее всего, именно это и было тем заклятьем, что отравляло Алексея все эти годы.

Когда Веспуция ушла, Мари едва не вылетела из часовни в сторону золотой гостиной, где были сёстры. Сейчас было не время распивать какао или строить планы борьбы с главной чародейкой. Нужно было действовать. Незамедлительно.

* * *

Вскоре Мари уже сидела на подлокотнике кресла у камина, всё ещё не в силах отдышаться. Пробежав сюда всю дорогу, она влетела в комнату и с порога принялась отрывисто пересказывать увиденное, едва ловя воздух ртом. Её сердце до сих пор колотилось в ужасе.

— Если тётя Веспуция берёт землю с могилы дедушки, то тут нечего и говорить, — в раздумьях Ольга вышагивала взад-вперёд по турецкому ковру.

— Тёмное заклятье Пожирателя греха! — со страхом воскликнула Татьяна. — Действует как настоящий грехоприимец, только наоборот.

Родители строго-настрого запрещали дочерям связываться с тёмной магией, за исключением защитных заклинаний и парочки нейтрализующих. Но втайне девочки учили её в течение долгих лет. Не царевна та, кто ничего не понимает в боевых искусствах.

— Звучит жутко. Но что это значит? — всхлипнула Анастасия. В свои четырнадцать она знала меньше, чем старшие сёстры.

— «Вина отцов в детях», — ответила Ольга. — Все грехи дедушки ушли в землю вместе с ним. А Чародейка подняла их, потревожив его могилу, и наложила их силой проклятие на Алексея!

— Бр-р-р, ну и мерзость, — проговорила Татьяна. — Но помните, что мы читали? Если могила освящена, то заклятие не будет постоянным. Земля сможет удерживать его считанные часы. Значит, Веспуция медлить не будет. И я очень хорошо представляю себе, чем мы можем занять её злейшество на ближайшие несколько часов.

* * *

В покоях Алексея кипел горячий бой. Чародеи, возглавляемые Алексеем и Драко, сражались с Драконами под началом Гермионы. Поначалу Драконы одерживали верх, но сейчас Чародеям удалось вырваться вперёд и захватить ключевые посты: вытеснить Драконов с гор Императорова колена вплоть до моря Зелёного покрывала. Алексей залился радостным смехом, смёл игрушечных драконов на пол и провозгласил победу на стороне себя и Драко.

— Ты превосходный солдат, и я преклоняюсь перед твоей необычайной силой, — Гермиона поцеловала раскрасневшегося сына в лоб и взъерошила его каштановые кудрявые волосы. — Но всем хорошим предводителям нужен отдых, и сейчас тебе самое время пойти спать.

Но тут скрипнула дверь. Обернувшись на звук, Драко и Гермиона застыли: в комнату, словно завиток чёрного дыма, проскользнула Веспуция. От её цепкого глаза не скрылось ничто: ни что они отужинали втроём, ни какой уютный семейный вечер у них был после. Она плыла к кровати Алексея, и вместе с ней к ним приближалась её лукавая, снисходительная улыбка.

Не отдавая себе в этом отчёта, император и императрица придвинулись к сыну. Тогда Веспуция изогнула бровь, остановилась на почтительном расстоянии у кресла с подголовником и изящно опустилась в него.

— Вижу, Алексей достаточно оправился, чтобы снова играть, — сказала она. — Но что же это? Мне кажется, он что-то раскраснелся. Вы, надеюсь, не даёте ему перенапрягаться?

— Он… мы с ним сражались, — осторожно объяснила Гермиона. Она совершенно не представляла, что у Веспуции на уме. — Алексей был в восторге от игры — конечно, он разгорячён.

— И всё же мне хотелось бы осмотреть его, прежде чем он отправится ко сну, — ответила Веспуция. — Будет досадно, если выйдет как в прошлый раз. — Она перевела взгляд на Драко. — Скажи-ка, дорогой: ты подготовил ответ Аркануму? Отречёшься ли ты от престола?

Драко одарил её надменным взглядом. Тепла в нём читалось не больше, чем во вьюге за окном.

— Ну же, — усмехнулась Веспуция. — Мы ведь семья. Уж если с кем делиться своими мыслями, то со мной. Расскажи мне, как тебе даётся нынешнее положение. В конце концов, худших времён род Малфоев ещё не знал, — она встала и шагнула к кровати. К Алексею.

— Вы ясно дали мне понять, что хоть мы семья, хоть нет, вы придерживаетесь Арканума, — процедил Драко. — Следовательно, вы услышите мой ответ тогда же, когда и они. Не ранее.

Веспуция грациозно, но с напускным безразличием подёрнула плечами. Её рука незаметно нырнула в скрытый карман платья, где лежала горсть серой земли с могилы Люциуса; Веспуция склонилась над Алексеем.

И вдруг дверь в комнату распахнулась. Внутрь влетели четыре царевны, подхваченные вальсом, такие прекрасные и умиротворённые, как будто танцевали на летнем празднике в саду императора.

Завидев Веспуцию, Татьяна просияла и устремилась к ней:

— Тётя! Какой приятный сюрприз! Мы так надеялись застать вас. У нас к вам неотложное дело, — Татьяна подхватила её руку. Веспуция и опомниться не успела, как её уже окружили царевны: с другой стороны её взяла под руку Ольга.

— Рада видеть вас, девочки, — улыбнулась Веспуция. По её голосу читалось обратное.

— Тётушка, нам совершенно необходима ваша помощь. Никто не танцует так изящно, как вы, — сообщила ей Ольга.

— А как вы исполняете мазурку — да это просто божественно! — добавила Татьяна. — Мы хотели бы попросить вас показать нам, как это делается.

— Нам нужно танцевать лучше всех на завтрашнем балу, — сказала Мари. — А сейчас мы идём тренироваться, пожалуйста, пожалуйста, пойдём вместе с нами!

— Девочки… Я чрезвычайно польщена, но вы и так прекрасные танцовщицы! У вас это в крови, — Веспуция попыталась высвободиться. — А сейчас мне нужно взглянуть на Алексея...

Ольга и Татьяна только вцепились в неё крепче, в то время как Мари скорчила недовольную гримаску:

— Всегда вы с нашим братом, тётя, и никогда с нами! Сегодня наша очередь. Никаких «нет»!

На этом царевны закружили, завертели всё ещё сопротивлявшуюся Веспуцию и вывели её прочь.

— Спокойной ночи, папá, маман, Алексей! — крикнула через плечо Анастасия. — Мы будем тренироваться допоздна, боюсь, в этот вечер тётю Веспуцию вы больше не увидите!

Когда всё стихло, император и императрица обменялись взглядами.

— И что это было? — спросил Драко. Гермиона покачала головой.

— Сестрицы совсем не любят тётю Веспуцию. Ни капельки! — глубокомысленно сообщил Алексей. — Думаю, если они захотели с ней встретиться, то совсем не из-за танцев.

Драко закашлялся, пытаясь скрыть смех.

Гермиона улыбнулась. Несомненно, следующий день принесёт новую череду проблем и неприятностей, но сегодня вечером всё будет в порядке.

К полуночи снегопад утих, и тяжеловесное полотно облаков разметало холодным ветром, вынуждая луну показаться. Несмотря на дыхание зимы в покоях, император и императрица лежали разгорячённые и нагие на своём широком, богато украшенном ложе. Часть покрывал была смята в сторону, а часть сбилась на пол. В ярких отголосках от разделённого пика удовольствия все тревоги потерялись, утратили значение. Спальня императора являлась одним из немногих мест, где Арканум и придворная чародейка оставались за дверью.

Гермиона дремала на подушке Драко. Её губы и соски припухли, всё ещё алея от его жадных поцелуев. Драко дотронулся губами до её плеча, как всегда, любуясь красотой её кожи, в тоне которой будто смешались нежные сливки и тёплый мёд. За девятнадцать лет брака влечение к его императрице не утихало в нём ни на день. Иногда Драко сомневался, уж не заворожила ли она его каким-нибудь замысловатым возбуждающим заклинанием, но уже давным-давно решил, что если и так, то это была одна из самых блестящих её идей. Губы Драко тронула улыбка. В дни, когда им доводилось носить казачью униформу, секс, конечно, всегда был великолепен…

Он нашарил тяжёлое покрывало из шёлка и сатина на полу, вытянул его вверх и осторожно укрыл спящую Гермиону. Та зашевелилась, нашла рукой его губы.

— Драко, — прошептала она. — Мне снился такой замечательный сон. Шёл листопад из ярчайших листьев, пламенных, золотых, как наш феникс. И Алексей был здоров. Он носился, а потом подбежал к нам… — её голос сорвался от сдерживаемых слёз. Драко притянул её к себе, отчаянно желая передать ей уверенность, что вскоре всё на этом свете будет хорошо, а Алексей выздоровеет.

Но как он мог это сделать, когда не знал даже, что готовит судьба ему самому? Меньше чем через тридцать шесть часов Арканум ожидал ответа на прошение о его отставке. Если план с самодельным пророчеством не сработает или народ не поднимет восстание в их с Гермионой пользу против гнёта Арканума, его, скорее всего, убьют. Он тайно договорился с Сикорски, который, прежде чем стать главным шпионом императора, был учителем и наставником молодого тогда ещё царевича Драко. Он заставил того поклясться всеми высшими и святыми силами, что если дело примет плохой оборот, он уведёт Гермиону и детей в глухие горы на её родине.

Он мог умереть, мог никогда больше не увидеть жену, сына и дочерей, и от этого осознания Драко было невыносимо тяжело на душе. И поделиться этим с Гермионой он не мог. Та была могущественной чародейкой, и за их империю она будет бороться не на жизнь, а на смерть. Но как бы ни хотелось ему, чтобы она оставалась рядом, он не мог позволить их детям потерять обоих родителей…

Драко с огромным усилием прогнал эти тяжёлые мысли. Их план сработает. Не может не сработать. Он сжимал Гермиону в объятиях и ждал, когда у него в груди вновь взметнутся огненные крылья феникса надежды.

Помолчав, он беззаботно заговорил, чтобы отвлечь их обоих от горечи и забот:

— Утром обязательно узнаем у наших милых дочерей, чем это они занимались весь вечер, помимо танцев с Веспуцией. Как бы не удалось им пронюхать, подсмотреть или выведать магией какой-то её важный секрет.

— Ну а чьи же они дочери, в конце концов, — ответила Гермиона. — Они умны. Но не умнее своих родителей, даже если и думают, что мы не видим всех их затей.

— Они у нас способные и одарённые девушки, — согласился Драко. — А утром мы выстроим их в ряд у меня в кабинете и выясним, что они там устроили.

— Золото моё, а ты уверен, что мы и в самом деле хотим это знать?

Его ответ оборвал внезапный стук в одно из высоких окон. Царская спальня располагалась на верхнем этаже дворца, так что это мог быть лишь один человек. Драко и Гермиона встали, оделись в плотные бархатные халаты, и Драко пересёк комнату, чтобы настежь распахнуть окно.

Внутрь ворвался вихрь из торопливых крыльев ворона и клубов непроглядного дыма, и вот перед ними вырос Сикорски, чьи волосы, глаза и мантия были черны, как ночь за окном.

— Есть новости? — спросил Драко.

— Да, действительно есть, — подтвердил Сикорски с глубоким поклоном. — Похоже, кто-то выкрал тело вашего ныне покойного отца.

* * *

— Ну, я по-прежнему думаю, что это как-то скверно, — пробурчала Анастасия.

— Не будь такой переборчивой, Стася, — велела ей Мари. — Да, скверно, но крышка-то осталась на гробу. Чтобы передвинуть гроб, на тело смотреть не надо. А перенести его было непременно нужно. К чему теперь тёте Веспуции земля с могилы дедушки, если дедушки в этой могиле нет?

Они были в своих покоях. Мари сидела на кровати, обняв колени, и смотрела в окно. Снег кончился час назад, и в прореху в тучах проглянула луна, бледный свет которой придавал красоте пейзажа жутковатых тонов.

Они и сёстры протанцевали с тётей Веспуцией до тех пор, пока та не удостоверилась, что сбила ноги в кровь, а они — что проклятие на могильной земле не испарилось.

Как только придворная чародейка вернулась в свои покои, девочки вернулись к склепам и могилам за часовней. При помощи пожилого отца Исаадора, главного жреца часовни и прорицателя, они оживили несколько статуй и поручили им разрыть могилу дедушки и достать гроб.

Именно это зловещее видение жителей Старгорода и облетит ночью всю страну: шесть высоких каменных статуй, несущих гроб бывшего императора Люциуса прочь из города.

Многие из тех, мимо кого они проносили гроб, были лавочниками и крестьянами, собравшимися, чтобы обсудить новое пророчество и свои действия в связи с ним. «Похоже, — шептались они, — покойный император уходит». Они видели в этом молчаливое изобличение козней Арканума.

Молва о зловещем путешествующем гробу распространилась как пожар, подливая масла в огонь народного гнева. Если сам император Люциус покинул могилу, то тут ясно, что теперь делать…

* * *

Тем временем в личных покоях императорской четы Драко и Гермиона, будто заворожённые, слушали рассказ Сикорски. Чёрные глаза того сверкали при неясном свете камина.

— Я не могу с уверенностью назвать виновников этого ужасного преступления, однако в конце концов нам следует его поблагодарить. Очень удачно совпало. Призрачный гроб, плывущий в ночи, похоже, убедил народ, что ваше дело правое. Сотни и сотни встают на нашу сторону против Арканума. По всей видимости, ваши императорские величества будут во главе революции, а не на её острие.

Гермиона вскочила, охваченная радостью и надеждой. Драко похлопал Сикорски по плечу.

— Благодарю тебя, дружище. Пусть Арканум и моя тётя, придворная чародейка, так просто не сдадутся, но знать, что наш народ на нашей стороне…

— Отдохните как следует сегодня, ваши императорские величества, — Сикорски вновь поклонился. — Спустя сутки Арканум потребует ответа. Похоже, что свет солнца в это зимнее солнцестояние окажется багровым.

* * *

Той ночью Мари снилось, что она едет по заснеженному лесу, среди высоких деревьев, верхом на волке. Она тепло одета, но только почему-то нет ни перчаток, ни рукавиц; а вместо них она сжимает грубую шерсть на шее волка. Она чувствует, как зарывается в неё пальцами, как обжигает встречный ветер холодом её лицо. В груди бухает сердце в ритм прыжкам зверя, и ею овладевает какое-то первобытное, неудержимое ликование. На бегу волк поворачивает голову к ней. Его карие глаза лучатся теплом. У него глаза герцога Невера...

Сёстры едут рядом: Ольга на снежном барсе, Татьяна на амурском тигре, а Анастасия на роскошной волчице. Перед ними возвышается сверкающий ледяной замок, окружённый стенами из чёрного стекла. Мари знает, что родителей удерживают там в заточении и что ей с сёстрами предстоит сразиться с многоголовым драконом, который их пленил.

И тут, в то время как она смотрит на замок и думает, как пробраться через его стены, воздух пронизывает крик. Мари поднимает голову и видит их фамильного феникса, пылающего жёлтым и золотым в бледно-голубом зимнем небе. Тот приземляется перед Мари, размахивая крыльями и поднимая с земли взвесь из колкого снега. Когда Мари снова может видеть, на месте феникса стоит отец Исаадор. Его белая борода свисает до пояса.

— Скажите, как нам победить дракона? — спрашивает она со спины волка.

Отец Исаадор смотрит ласково, но с тревогой.

— Есть простой ответ, — отвечает он, — для тех, кто осмелится его искать. Ищите среди павлинов.

Мари открыла глаза. Её спальню заливал странный свет. Она опустилась на колени перед окном у кровати. Зимнее солнце едва только поднималось над укрытой снегом землёй, окрашивая её в кроваво-красный цвет. Она вспомнила свой сон: тёмные глаза волка, странный совет отца Исаадора, — и чем выше вставало солнце, тем вернее разгоралась в ней надежда. Пусть даже если небо окрашено в багровый — день зимнего солнцестояния всё же явит им чудо.

* * *

— Знаешь, иногда сон — это просто сон, — сказала Анастасия, распахивая вместе с остальными сёстрами двери в дворцовую теплицу.

— Уж мне ли не знать, Стася, — отозвалась Мари. — Но в этот раз, я думаю, сон был о вещах реальных.

— Должно быть, она права, — поддержала её Ольга. — Ведь я же применила заклинание Иллюминари, а оно нас никогда не подводило. Разве мы не узнали, как высвободить Алексея из пут тети Веспуции?

— Маман говорит, что сегодня утром Алексей чувствует себя необычайно хорошо, — просияла Татьяна. — За завтраком у него был отменный аппетит, а затем он попросил дать ему примерить казачью форму. Такого не случалось уже много недель!

— Я полностью уверена, что болезнь отступила навсегда, — сказала Анастасия. — Но нам всё ещё нужно придумать, что делать с Арканумом. И мне кажется, что на пустые погони за дедушкиными павлинами, просто потому, что Мари так приснилось, у нас времени нет.

При императоре Люциусе с его обожаемыми павлинами обращались как с особами королевской крови. Осенью их погружали в предназначенную специально для них баржу и отправляли вниз по течению реки в Летний дворец у Чёрного моря. Сейчас же заниматься павлинами стало некому, и те трое павлинов, что ещё оставались, зимовали в теплице, вместе с растениями Нарциссы.

— Но ты же знаешь, как редко сны Мари бывают ложными! — возразила Татьяна. — Ты просто не в духе, что с октября не видела свою любимую подругу, пока она была в Париже.

Мари бросила на Анастасию быстрый взгляд. У неё было ощущение, что когда до самой младшей из царевен дойдёт черёд делать выбор, сделает та его в пользу девушек, а не парней. Мари шагнула к Анастасии и приобняла её за талию.

— Герцогиня Софрония обязательно вернётся к сегодняшнему балу, — сказала она вполголоса. — Давайте лучше взглянем, что у нас с дедушкиными павлинами.

Полчаса спустя ответ оставался всё тот же: ничего у них с павлинами. Ничегошеньки. Они пробовали окружить их — птицы, чьи ряды пусть поредели, облезли и одряхлели, расхорохорились, распустили перед царевнами хвосты и принялись пронзительно перекрикиваться. Ольга попробовала наложить несколько распознающих чар на всю теплицу. Татьяна попыталась найти что-нибудь в расцветке глазков на их хвостах, а Мари покопалась в незамысловатых образах, которые блуждали в их птичьих мозгах. И ничего!

Четыре сестры сгрудились у узкого окна, разглядывая сверкающий снег на улице. Что же делать?

— Наверное, Стася права, — вздохнула Мари. — В конце концов иногда сон — это просто сон…

— Но Лунушка, ты ведь почти никогда не ошибаешься, — возразила Ольга. — Значит, мы плохо искали, поищем ещё. Беда только, что времени у нас нет!

— Может быть, мы не там ищем, — согласилась Татьяна. Она улыбнулась и добавила: — Как подумаю про всех этих юных симпатичных герцогов и графов, которых мы увидим сегодня на балу! Ну чисто павлины, ни дать ни… А-а!

Огни тысячи свечей Большого бального зала мерцали в золотых и серебряных игрушках, развешанных на высоких раскидистых елях, отражались на украшениях и таинственно вспыхивали в глубине драгоценных камней дворян.

Таинственные дела творились и в укрытии пушистых еловых ветвей. Три старших царевны, каждая наряженная в белоснежное бальное платье своего фасона, не теряли времени даром: найдя своих избранников в зале, они утягивали их в укромное местечко — «пошептаться». Обаяния дочерям императора Драко было не занимать, и когда они пускали его в ход, то ради них птица забывала, что может жить только на дереве, священник — о своих обетах, а самый большой скупердяй — о золоте. Однако сегодня вряд ли требовались ещё какие-то уловки: молодые люди и так были не в малой степени влюблены в своих царевен и легко шли у них на поводу.

Желая заручиться поддержкой, царевны поручили им набирать людей против Арканума. Теперь герцог Невер, избранник Мари, герцог Ивандер — Татьяны, и граф Грегори — Ольги — переходили от одной группки своих друзей к другой, все из которых презирали Арканум. Молва о революции, втайне окатившая бальный зал, живо прибавила огня под котлом волнения у собравшихся.

У Арканума же повод для беспокойства был с самого начала вечера: император Драко и императрица Гермиона ещё не удостоили праздник своим присутствием. Обычно императорская чета открывала бал первым танцем, а затем приглашала членов Арканума и их жён — либо любовниц — присоединиться. Однако сегодня под внимательным оком вдовствующей императрицы Нарциссы бал открыли четыре царевны, исполнив танец вместе, и затем пригласили остальную молодёжь. Это было открытым оскорблением Аркануму, и те буквально клокотали.

— Как ты думаешь, чем заняты маман и папá? — прошептала Анастасия, когда четыре сестры встретились у одной из чаш с пуншем, расставленных по залу.

— Не знаю, — ответила Ольга. — А что знаю, я и так уже говорила. Маман позвала Татьяну и меня в свою спальню прямо перед балом и сказала, что у неё и папá запланировано что-то особенное. Они с папá попросили, чтобы мы себя вели себя как обычно и чтобы сами открыли бал. Мы так и поступили.

— Арканум как на раскалённых углях, — прошептала Татьяна. — Аж воздух искрится!

— Что-то будет. Что-то грандиозное, — Мари переводила взгляд с одного гостя на другого. — Не знаю что и не знаю когда, но я рада, что нам удалось получить «павлинов» на нашей стороне. Если дойдёт до сражения, Невер пообещал возглавить их и выполнить, что мы скажем.

— Не так просты наши «павлины», как кажутся, — лукаво усмехнулась Татьяна. — После поцелуя герцога Ивандера у меня нет никаких сомнений, что он превосходно обращается с палочкой. Или мечом, если пожелаете.

Сёстры уставились на неё, а затем прыснули.

И тут по толпе пронёсся шепоток, дойдя и до них. Собравшиеся развернулись к массивной лестнице, спускающейся с верхних этажей Зимнего дворца.

Там вдоль мраморных перил выстраивался казачий полк императора. Взревели трубы, и казаки вытянулись в строй, пропуская через свои ряды императора и императрицу Метрополии. Одетые в ту же форму, что и их полк, Драко и Гермиона остановились у спуска. Между ними стоял царевич Алексей, тоже в своём крошечном мундире.

Трубы прогудели последнюю длинную ноту, и над их головами взреял стяг с фениксом. На бальный зал опустилась тишина, и Драко заговорил.

— Почтенные вельможи Метрополии и члены Арканума, — обратился он к толпе. — Ни для кого из собравшихся сегодня не является секретом, что мне поступило требование сложить с себя верховную власть. Я должен дать ответ завтра утром. Но я не вижу причин, чтобы держать вас в неизвестности так долго. Я готов дать свой ответ сейчас.

Оставив Алексея на попечение двоих мускулистых казаков, Драко и Гермиона стали спускаться по лестнице рука об руку. Драко размеренно продолжал:

— Я, моя императрица и народ Метрополии есть единое целое. Никакому волшебнику, никакой высшей силе, никакому порождению зла, никакой магии — хоть светлой, хоть тёмной — нас не разделить. Ответом на ваше требование, члены Арканума, является простое и безоговорочное «нет».

И в этот миг входные ворота в Большой бальный зал распахнулись. В проёме стоял Сикорски. А заснеженный парк за ним заполонила несчётная толпа простолюдинов, вооружённых от дубинок и факелов до пистолетов и мечей.

— Уважаемые члены Арканума, — обратился Сикорски с ироничным поклоном. — На этом можете считать себя свободными от обязательств перед Метрополией.

— Не-е-ет! — внезапно главная чародейка, одетая в платье цвета полуночи, клубящееся вокруг её тела, как тёмный дым, бросилась к императорской чете. Драко толкнул Гермиону на пол, ускользая от зелёной вспышки над их головами, и закипела горячая схватка.

Члены Арканума достали палочки и принялись направлять проклятия на толпу черни, заполонившей под предводительством Сикорски бальный зал. Те в ответ орудовали палицами и дубинами. Зазвучали выстрелы.

Царевны, всё ещё стоявшие у чаши с пуншем, быстро засовещались.

— Алексей! — вскричала Ольга. — Мы должны…

Мария взяла её за плечо:

— С ним всё нормально, Оля! Гран-маман Нарцисса забрала его, как только папá сказал своё «нет». Нам надо остановить тётю Веспуцию — она здесь самый сильный маг!

Сёстры оглянулись на потасовку. Арканум явно не ожидал, что молодые волшебники решатся дать отпор старшим, и на их лицах читалось изумление.

Внезапно рядом с Мари вырос герцог Невер, взъерошенный и потрёпанный:

— Что вам требуется, Ваше императорское высочество?

— Найди Грегори и Ивандера, — ответила она. — И ещё герцогиню Софронию. Мы призовём феникса.

— Но Лунушка, феникс — это только сказка! — прокричала Анастасия. — Его никто никогда не видел!

— Может, и так. Но наша магия вполне реальна, и этого вполне достаточно. Скорее же!

Четыре сестры взлетели по боковой лестнице, пробежали широкий балкон и очутились под стягом с фениксом. За ними следовали их избранники и герцогиня Софрония — белая как полотно и с кровавым росчерком на щеке, но с горящими глазами. Она тут же взяла Анастасию под руку.

Её примеру последовали остальные: Ивандер взял за руку Татьяну, а Грегори переплёл пальцы с Ольгой.

— Что мы должны сделать? — спросил он.

Мария и Невер обменялись взглядами, и тот заговорил:

— Мы должны оживить изображение на стяге.

— Но как? — не понял Ивандер. — Это же свадебное знамя. Никто из нас не…

Внизу раздался звук взрыва, послышались крики. Казачий полк вступил в схватку, в то время как Драко и Гермиона у подножия лестницы сражались с Веспуцией.

— Держитесь за руки, — быстро проговорила Мария, — и приготовьте палочки. По команде применяем Шиндо на ладонях друг друга.

— Поранить Анастасию?! — и без того бледная Софрония побледнела ещё сильнее. — Мне кажется, я не…

— Без полной связи мы не сможем пробудить феникса, — объяснила ей Татьяна. — Ни между кем из нас нет уз брака, поэтому нам придётся использовать связь на крови. Иначе нам несдобровать!

— Хорошо, — с трудом сглотнув, Софрония кивнула.

— Тогда — на счёт «три»! — сказал Невер. — Раз... два... Шиндо!

Их голоса слились воедино, затем сменившись вскриками и стонами от боли. Разрезы на ладонях были длинные и глубокие, и из них лилась кровь. Пары как можно скорее сомкнулись, смешивая её.

Восемь окровавленных рук направили палочки к флагу наверху.

— Иллюминари! — прокричала Ольга. — Озари нам, пламя феникса, путь к победе и воцарению мира!

Магия хлынула сплошным серебряным искрящимся потоком, и они и не успели опомниться, как со стяга сорвался феникс, совершенно настоящий, как будто никогда и не был только лишь изображением. Расправив широкие огненно-золотые крылья, феникс парил в воздухе, осматриваясь. Заметив свою цель, он с пронзительным криком пикировал вниз, на придворную чародейку, бившуюся в схватке с императорской четой. Подцепив её когтями за копну чёрных волос, он выхватил Веспуцию из сражения и понёс всё выше и выше, под самый свод дворца.

Веспуция взвизгнула, забилась в его лапах и попыталась направить на феникса палочку. Она сыпала заклинаниями и проклятиями, но попадала только в потолок, отчего он вспыхнул в нескольких местах. Когда феникс взлетел так высоко, как только мог, над головами сражающихся уже раскинулся огонь. Исторгнув клич, от которого задрожали балки свода, птица внезапно заключила чародейку в кольцо своих крыльев. На месте феникса распустился огромный огненный шар и полыхнул. На бальный зал посыпался чёрный пепел.

Не отпуская рук своих избранников, принцессы рванули вниз по ступенькам к родителям. Те прокладывали к ним путь навстречу. С боем было покончено: что крестьяне, что аристократы, что стражи, что Арканум спешили вынести своих раненых с пылающего поля битвы наружу, в безопасный парк.

Драко и Гермиона как раз помогали дочерям выбраться через одно из окон, когда, оглянувшись назад на разверзнувшийся ад, они заметили Мари плечом к плечу с Невером, пробиравшихся назад в зал. Через секунду они скрылись в пожаре. Сверху сорвался охваченный огнём свадебный флаг, грозя обрушиться на людей.

— Лунушка!!! — вскричала Гермиона.

Мари и Невер, держась за руки, подняли свои палочки. Выпустив серебристые искры, они остановили флаг в полёте и призвали в помещении сильнейший снегопад. Кристально чистый, дышащий холодом снег густо осыпáлся на пожар, и огонь сдавался, отступал.

Получасовая битва, закончившаяся, едва только успев начаться, останется в памяти как самая короткая война за всю историю Метрополии.

* * *

К рассвету раненых распределили по врачам, а Арканум собрали вместе в Малом дворце и посадили под охрану не участвовавших в битве казаков. Свет восходящего солнца, подёрнутый алым, розовым и золотым, озарил людей в заснеженном парке. Среди них от человека к человеку переходили император и императрица, лично благодаря своих подданных за помощь и приглашая их к дворцовому столу.

Сейчас Драко стоял на ступеньках, ведущих в разрушенный бальный зал, вместе с графом Сикорски, и разглядывал толпу. В ней смешались как молодые дворяне, так и простой люд.

— Когда Чёрная гвардия Арканума узнала о битве, они тут же сложили палочки и подали прошение о зачислении в ваш казачий полк, — усмехнулся Сикорски. — Большинство же Арканума рассыпалось в клятвенных заверениях, что они всегда были верны только вам. Они ещё не знают, что я получил новый рецепт Веритасерума из Тибета, и нам не составит труда раскусить, кто говорит правду, а кто — изворотливый гад.

— Замечательно, — Драко не глядя похлопал шпиона по плечу. Он смотрел на Гермиону, которая вышагивала среди толпы и занималась раздачей гигантских магических самоваров с горячим чаем. Выпрямив узкие плечи в униформе и с достоинством подняв голову в высокой шапке на меху, она распоряжалась подчинёнными, словно командующий генерал.

Драко тонко, незримо улыбнулся. Облик императрицы в казачьем мундире никогда не оставлял его… равнодушным. Даже посреди революции.

— Солнцестояние сменилось новым днём, — сказал он Сикорски, и они начали спускаться по ступенькам к Гермионе. — И этот день — наш.

* * *

Царевны работали возле самоваров, наполняя испускающим пар чаем чашку за чашкой при помощи волшебных палочек.

— А я хочу вам кое-что рассказать, — прошептала Татьяна сёстрам. — На Новый год герцог Ивандер попросит у папá моей руки! Только это секрет!

— Тата, у нас тут революция, — возмутилась так же шёпотом как всегда рассудительная Ольга — вся в Гермиону. — Ты что, не можешь оставить все любовные дела на более подходящий момент? К тому же папá говорил, что не разрешит ни одной из нас выйти замуж, пока нам не исполнится двадцать один.

— Что поделать, тогда придётся тоже устраивать восстание и выйти за Ивандера тайно, — улыбнулась Татьяна. — Только подумай, какой скандал выйдет! Людям годами будет больше не о чем сплетничать, кроме как о нас. Подумай, Оля, — с хитринкой в голосе добавила она, — почему бы вам с Грегори не пожениться вместе с нами?

Глаза Ольги внезапно заблестели — точь-в-точь как у Драко, когда его охватывала какая-нибудь идея.

— Хм-м-м… подождите нас до лета, и мы вполне можем присоединиться.

— Думаю, нам с Невером тоже стоит пожениться втайне, — сказала Мари. — Этим летом мне исполняется семнадцать — папá и маман во столько уже свадьбу играли! Стася, ты и Софрония могли бы быть подругами невест. А ещё мы могли бы взять Алексея, чтобы он подавал нам кольца…

— И наши избранники теперь герои войны! — веско добавила Ольга. — Пусть папá и маман только попробуют сказать хоть слово против…

Царевны захихикали и принялись обсуждать, как всё будет и как бы это провернуть.

Драко и Гермиона даже не подозревали о том, какие счастливые планы роятся в головах их дочерей. Они стояли среди своих подданных и наслаждались вкусом победы над Арканумом. Летом же императора и императрицу Метрополии ожидала сумятица уже совершенно другого рода.

_________________________________________________________________

Примечание автора:

Основой фанфику послужили:

— Песня “Hymn to Red October” — главный саундтрек к фильму Бэзила Поледуриса “Охота за «Красным октябрём»”. Прекрасное, воинственное, победоносное произведение!

— Стихотворение “Зимний путь” Якова Полонского (1844), которое вдохновило Стравинского на его балет “Жар-птица”:

«И я вижу во сне, как на волке верхом

Еду я по тропинке лесной

Воевать с чародеем-царём

В ту страну, где царевна сидит под замком,

Изнывая за крепкой стеной.

Там стеклянный дворец окружают сады,

Там жар-птицы поют по ночам

И клюют золотые плоды».