Сон в Рождественскую ночь (гет)

Все от того, что сон под пятницу,

Под пятницу, под пятницу

Нам дан затем, чтобы не спрятаться

От нашей собственной любви.

Юрий Визбор, «Сон под пятницу»

Оби-Ван вывел корабль в гиперпространство и поставил его на автопилот. Вдоль корабля скользили размазанные звезды, в недрах корабля мерно работали двигатели. И Оби-Вана тоже настиг рождественский сон.

...Оби-Ван стоял в корабле Падме, не решаясь выйти, словно вор и шпион, и подслушивал разговор Падме и Энакина.

— Я не хочу потерять тебя, как потерял свою мать, — с горечью говорил Энакин. — Я обрету могущество, которое ни одному джедаю и не снилось. Ради тебя... чтобы спасти тебя.

«Это я во всем виноват, — подумал Кеноби. — Я дважды не почувствовал его тревогу. Не спросил, не помог ему. Я слышал Силу, но был слеп к тому, кто был мне названым братом. Какой же я учитель, если он не может доверить мне самое важное...»

...Оби-Ван смотрел в глаза своего ученика, в которых горело желтое пламя.

— Не нужно нотаций, Оби-Ван, — кричал Энакин. — Я насквозь вижу лгунов-джедаев!

«Ну так все же лучше, чем когда он смотрит на меня убитым взглядом и со всем соглашается, — подумал Оби-Ван. — В конце концов, я его люблю не за вежливость, а за откровенность. Но зачем я положил руку на меч, Сила великая?!»

...Разговор Энакина и Оби-Вана и последовавший за ним братоубийственный бой закончился. Смертельно раненный Энакин горел на краю озера лавы.

— Предрекали, что ты уничтожишь ситхов, а не примкнешь к ним, — кричал Оби-Ван во сне, и при этом другой частью сознания Оби-Ван словно видел себя со стороны. — Восстановишь равновесие в Силе, а не ввергнешь ее во мрак!

«Господи, какую лабуду я несу, — подумал Кеноби. — Ведь он же мой названый брат! Какая, к ситхам, Сила? Какие, к Силе, ситхи? Как я мог?»

Оби-Ван проснулся с чувством вины и омерзением к самому себе. Перед носом корабля по-прежнему скользили размазанные в линию звезды. Кеноби неуверенно положил руки на штурвал.

«Когда-то, — медленно подумал Кеноби, — я был самоуверенным, заносчивым и гневливым, совсем как Энакин. Я думал, что стану лучше, если попробую сделаться другим — и вот я уже который год притворяюсь, что не люблю летать, хотя в юности я был отличным пилотом и умел получать удовольствие от рискованных и безрассудных трюков. Сколько лет я не летал по-настоящему? Который год я постоянно сдерживаюсь, который год я вру ученику про необходимость спокойствия, когда мне самому хочется разнести все к ситховой бабушке? Сколько можно портить жизнь себе и другим?»

Оби-Ван вскочил из пилотского кресла и заходил по рубке. Некоторое время он просто мерил ее шагами, но потом при помощи Силы выдрал из потолка лампу и грохнул ее об пол, отчего ему немного полегчало. Оби-Ван задумался, а потом со вкусом разломал кресло, высадил дверь и отфонил на Темной Стороне так, что коварный Дарт Сидиус вместо того, чтобы откусить от тоста, откусил от кофейной чашечки. Оби-Ван заорал на весь корабль, выхватил меч, разрубил на тринадцать частей робота-уборщика и отбил в Храм анонимное сообщение, состоящее из сплошного мата. На душе у магистра Кеноби был праздник и пели птицы.

«Слава Силе, война заканчивается, — довольно подумал Оби-Ван, садясь на обломки кресла. — Вот сейчас сверну Гривуса в лист Мёбиуса, а потом вернусь и такую бантову мать всем покажу! Пусть они, черти, только попробуют выгнать моего ученика из Совета за то, что у него жена и ребенок, — Храм их чертов на корню спалю, а Йоду вообще утоплю в болоте. Для полного счастья надо бы еще Сенат разогнать дубовым дрыном — достали за войну как собаки. У Энакина вроде были по этому поводу кое-какие мысли...»

Гарри вбежал в кабинет канцлера, когда магистр Винду с характерным для светлого джедая выражением лица поджаривал канцлера-ситха на его собственных молниях. В воздухе отчетливо пахло горелым. Гарри затошнило, но он взял себя в руки.

— Он изменник! — прохрипел Дарт Сидиус, постепенно приобретая подозрительно нездоровый цвет лица и глаз.

— Это он изменник! — проревел Винду.

«Оба вы .....!» — подумал Гарри, мысленно произнеся несколько слов, которые дядя Вернон употреблял, когда у него не заводилась машина. Постепенно Гарри начал поддаваться царящей в кабинете атмосфере, и в крови у него мидихлориане устроили серфинг на адреналиновых волнах.

— Я в силах спасти твою любимую! — воззвал к нему Дарт Сидиус.

«Спасибо, у Гермионы и без тебя все в порядке», — подумал Гарри, не замечая, что только что проговорился сам себе.

Дарт Сидиус тем временем превращался в морщинистую версию Вольдеморта, и у Гарри зачесались руки.

— Я не смогу долго устоять! — умоляюще выдохнул Дарт Сидиус.

— Я тоже! — закричал Гарри, которого при виде глаз с красноватым отливом и бело-землистой кожи основательно перемкнуло, и руки сами потянулись рассчитаться за погибших родителей, сиротское детство и убитого крестного, и плевать даже с кем. — Авада вам, гражданин, и Кедавра! — Гарри взревел как Хагрид, которому гиппогриф на ногу наступил, включил меч и вонзил его Дарту Сидиусу аккурат под пятое ребро.

— Пожалуй, Скайуокер, я буду тебе доверять, — высокомерно заявил Винду, убеждаясь в том, что Сидиус мертв. — Давай дуй на Мустафар, перережь там всех, кого встретишь. Верни мир и спокойствие Галактике. А я тут пока ей без тебя порулю.

Гарри не хватило самоуверенности и властолюбия Энакина, чтобы отгрузить мечом еще и Винду, и он послушно направился к выходу.

Путь до Мустафара был неблизкий, и у Гарри было немало времени для того, чтобы просмотреть воспоминания Энакина и убедить себя в том, что Торговая Федерация хуже Пожирателей Смерти, а потому ее главари заслуживают расстрела на месте. Созданию кровожадного настроения помог и астродроид-пилот, который весь полет насвистывал невообразимый набор нот, и Гарри, как человеку с хорошим слухом, уже на второй час захотелось кого-нибудь убить. А потом, в рискованном скайуокерском стиле пронзая горящую вокруг него атмосферу Мустафара, Гарри на несколько минут действительно почувствовал себя Энакином — решительным, жестоким и закаленным в боях человеком. «Хорошая все-таки вещь эта джедайская выучка, — подумал про себя Гарри, двумя взмахами меча срезая караульных дроидов и легким движением руки поднимая наглухо запертую дверь. — Правильно здесь Избранных готовят. А то Дамблдор все разговоры разговаривает, нет бы драться научить. Гонит все — добро, зло... Главное — у кого ружье».

Память Энакина все же не смогла целиком захватить сознание Гарри, и, вломившись в штаб врага, он решил начать с переговоров.

— Лорд Вейдер, — подобострастно приветствовал его до смерти напуганный гражданин с глазами по блюдцу.

«А кому это он?» — подумал Гарри, и в этот момент дроид выстрелил ему в спину.

«Ах так! — вспыхнул Гарри, отбивая предательский выстрел. — Эти действительно хуже Пожирателей — младший Крауч мне даже спину прикрывал, а Вольдеморт всегда предлагал драться как мужчина с мужчиной. Ну все, разбудили вы во мне Темную Сторону и слизеринскую половину!»

Даже в новом теле и с чужой памятью рубка в штабе сепаратистов далась Гарри очень нелегко. «Они заслужили этого, — постоянно напоминал себе Гарри и взмахивал мечом с такой яростью, что, увидь это Вольдеморт, он бы скончался от инфаркта. — Если не я их, то они меня. Ох, ну почему же так тошнит-то... Ох, воды мне с лимоном и воздуха свежего... Да не стой же ты на дороге, рыло резиновое!»

Горячий и плотный воздух Мустафара совсем не освежил Гарри, когда он с трудом вышел из штабного бункера и оперся об R2, который по-прежнему что-то немузыкально насвистывал. Прямо перед глазами Гарри на посадку заходил чей-то корабль. «Черт его дери, опять за рыбу деньги», — подумал Гарри и на всякий случай включил меч. Но как только корабль приземлился и выкинул сходни, Гарри тут же смущенно выключил меч и спрятал его за спину.

— Энакин! — крикнула Падме, бросаясь к нему. — Я так беспокоилась о тебе! Оби-Ван рассказал ужасные вещи: что ты перешел на Темную Сторону, изменил Республике и демократии...

«О Господи, Гермиона, мне и без того плохо...» — чуть было не ляпнул Гарри, потому что подобных нотаций про свое поведение, не совместимое ни с правилами, ни со здравым смыслом, за пять с половиной лет знакомства он наслушался от Гермионы предостаточно.

— Оби-Ван желает тебе добра, он переживает за нас, — продолжала укорять его Падме.

«Надо же, до чего похоже они звучат, — подумал Гарри, прижимая рукой пульсирующий висок и сильно сожалея о своей палочке, без которой он не мог наложить Силенцио. В голову тут же полез форсгрип, но Гарри пока решил, что это не наш метод. — Конечно, Гермиона не одевается так провокационно. И не выглядит так соблазнительно. Хотя если бы эту одежду да к ней прикинуть...»

— Энакин, не смотри на меня так, это нечестно! — потребовала Падме. — Я с тобой серьезно разговариваю!

Гарри тут же сделал невинные глаза и понимающее лицо.

«Действительно, не стоит так на нее смотреть, — заметил про себя Гарри. — И наверно не стоит так думать о своей лучшей подруге, которую я знаю с одиннадцати лет. Черт, он тоже знает Падме с одиннадцати лет! Что же это за мир такой — куда ни кинь, одни совпадения!»

— Ты хороший человек, Энакин, не делай этого, — попросила Падме тоном «а вот попробуй не послушайся!» — Улетим вместе!

— Конечно-обязательно, — на автомате ответил Гарри, который хоть и прослушал, что он не должен делать и куда должен лететь, но из опыта постоянного общения с Гермионой помнил, что проще сразу на все согласиться, а назавтра разобраться.

Падме осеклась и с удивлением на него посмотрела. Гарри почувствовал себя как утлое суденышко, замершее на гребне волны, и доверился инстинкту.

«Спасибо, дальше я сам», — сказал чей-то голос в голове у Гарри, как только Гарри обнял Падме, и Гарри проснулся в своей комнате.

«Приснится же такое, — подумал Гарри, слушая предрождественскую тишину в спальне. — Теперь и не уснешь. Лучше бы Вольдеморту это приснилось. Особенно те места, где я со световым мечом».

Гарри спустил ноги с кровати, с сожалением думая о том, как ему пригодились бы проявившиеся у него во сне таланты, и спустился в гостиную. В гостиной его ждал потухший камин и меч Гриффиндора на столике у камина.

«Здоровский подарок! — подумал Гарри. — Неужели это Фред и Джордж такую копию заделали? А ну-ка, попробую!»

Меч был тяжелым, и его рукоять приятно холодила руку. Гарри с улыбкой взмахнул мечом, сделал несколько выпадов, потом повторил защиту. Меч послушно и молниеносно мелькал в воздухе, блокируя невидимые удары, отражая выстрелы и рубя воображаемых врагов. Гарри немного неудачно сместился влево, и меч свистнул над подсвечником на камине, срезав все свечи как бритвой.

«Ни себе чего! — подумал Гарри, понимая, что меч Гриффиндора вполне настоящий, а он сам фехтует им так, что попадись ему сейчас василиск, он изрубит его в капусту за пять секунд. — А этот, не в Рождество будь помянут, форсгрип?»

Гарри вытянул руку, сведя пальцы так, словно брал кого-то за горло, но ничего не произошло. «Ну и ладно, — подумал Гарри и поднялся в спальню, чтобы спрятать меч Гриффиндора. — Форсгрип не главное. И даже меч не главное. Хотя было бы интересно форсгрип на Снейпе опробовать».

Спустя полчаса Гарри снова спустился в гостиную, мысленно составляя программу-минимум на первую неделю января. Во-первых, отлупить в туалете Малфоя, чтобы он раз и навсегда запомнил, кто тут Избранный, а кто попка от морковки. Во-вторых, смотать в выходные в самоволку, добраться до Дурслей и устроить им великий джедайский погром. В-третьих, как-нибудь перестать думать «раз уж они обе так похожи, и ему даже при целибате можно, то почему мне нельзя?»

В пустынной гриффиндорской гостиной Гарри ждал странный попугай с металлическим цилиндром в клюве.

— Птица говорун отличается умом и сообразительностью, — заявил попугай, бросив цилиндр к ногам Гарри. — Умом и сообразительностью.

На цилиндре была только одна кнопка с подписью «Нажми меня». Гарри повертел цилиндр в пальцах и нажал кнопку.

— Здорово, Избранный! — сказала прозрачная фигурка Энакина, возникая над передатчиком. — Не могу не признать, что ты разрулил мои проблемы получше меня. Можно сказать, принес мир, свободу, справедливость и безопасность моей новой Империи, — голова фигурки дернулась, потому что на этих словах Энакин получил от Кеноби отеческий подзатыльник. — Правда, Винду ты зря оставил всем рулить — такой алчный и властолюбивый гад оказался. И верткий, собака, — мы его потом даже вдвоем еле в окно выпихали.

Гарри заметил про себя, что методы выяснения отношений в далекой-далекой галактике его больше не шокируют.

— Оби-Ван велит тебе отставить депрессию, а то он сам приедет и всех там у тебя развеселит. — продолжал Энакин. — Ты его здорово раззадорил. Он сначала достал из Живой Силы Квай-Гона, потом они вдвоем достали оттуда Плэгиуса, и через два часа Плэгиус во всем сознался. Жена здорова, передает тебе привет. Детей я, кстати, назвал Альбус и Северус.

Гарри закашлялся.

— Купился? — весело сказал Энакин. — Ну я все-таки не совсем рехнулся, мне еще в моей Галактике жить. Один ребенок вообще девочка.

— Я чего сказать хотел, — изображение Энакина от кого-то отмахнулось и пробормотало «сейчас». — Если к тебе там будут какие дементоры-вольдеморты лезть, ты нажми опять на кнопочку. Я 501ый легион вышлю, они зачистят ситуацию. И кстати, я тебе уже помог...

— Гарри! — крикнула в этот момент Гермиона, возникая из камина. — Гарри, ты негодник!

— Негодник? — переспросил Гарри, смотря на Гермиону честными глазами и тем не менее представляя ее в одежде Падме. — Это неплохо сказано!

— Я не говорю уже о том, что влетать ко мне в окно рождественским утром и утверждать, что ты Санта-Клаус, — это... это я просто не знаю что! — возмущенно заявила Гермиона. — Но приземляться ко мне на постель и говорить, что ты подарок! И потом... — Гермиона немного замялась, потому что Энакин в обличьи Гарри выдал такое признание в любви, что за ним можно было записывать. — И потом исчезать после этого непонятно куда!

— Слушай, Гермиона, — Гарри хитро прищурился, обнимая Гермиону и прижимая локтями ее руки, чтобы она не отвесила ему оплеуху. — По-моему, в твоей жизни просто было маловато настоящих негодников.

Пользуясь случаем, автор поздравляет читателей с Валентиновым днем и желает девушкам таких же отвязных кавалеров, как Эничка, а юношам — таких же верных боевых подруг, как Гермионка. :)))