Фаустовский пакт (гет)

Когда речь идёт об убийстве, место преступления почти всегда выглядит одинаково. Во всех случаях есть труп, в девяти из десяти — орудие убийства, в восьми — сам убийца. Как правило, не в себе из-за таблеток, которыми пытался замаскировать взлетевший показатель психопаспорта, по локоть в крови и по уши — в дерьме.

Группе зачистки приходится работать куда больше, чем следователям. Почти всегда.

* * *

Упавший с высоты пятидесятого этажа труп напоминает дырявый кожаный мешок с переломанными костями и разорванными внутренними органами. Опознать человека в кровавой луже почти невозможно — Доминатор уже ничего не считывает, лицевой череп не соберут ни одни роботы, зубной слепок не сделать. Остаётся уповать на идентификационный номер браслета, которого, увы, при этом трупе нет, группу крови и, возможно, ДНК, если погибшая хотя бы раз в жизни госпитализировалась.

И то, и другое в этом случае формальность — квартира, из которой выпала девушка известна. В ней документы, проходная карточка городской больницы, в которой она работала медсестрой, кровавый след из спальни к разбитому окну, порванная фотография со счастливыми новобрачными, россыпь прекрасных, полных отпечатков пальцев и записи с камер наблюдения на лестничной площадке.

Убийца — её муж. Среднесуточная интегральная характеристика — тридцать пять единиц, на момент убийства — четыреста двадцать две. Вернулся домой с работы, зашёл в квартиру, едва не выбив дверь с ноги, задушил жену, вырезал на спине надпись и выкинул труп из окна. Быстро, жестоко и непредсказуемо.

— «Вы обронили», — бормочет Суго, давая роботам собрать все необходимые материалы возле трупа.

— Что? — переспрашивает Гиноза.

— Это он вырезал у неё на спине, — поясняет Тэппей, с сочувствием смотря на побледневшую Кунидзуку. — Судя по паспортам, родственными душами они не были. А это, — он кивает на восстановленную роботами надпись на коже трупа, — вряд ли попытка пошутить. Скорее всего, это он сказал ей при первой встрече.

— Зачем жениться, если фраза-ключ не подходит? — брезгливо снимая с рук латексные перчатки, спрашивает Мика.

— Иногда любимая и родственная — души разные, — пожимает плечами Суго.

— Тебе-то откуда знать? — вздёрнув бровь, усмехается следователь.

— Как и тебе, неоткуда, инспектор Шимоцуки, — вместо Тэппея отвечает Нобучика. — Браслет в два раза шире стандартного, потому что кусок рапорта под обычный не лезет?

Мика краснеет, от злости забывая о брезгливости и сжимая в руках окровавленные перчатки, поворачивается к карателю лицом, всей душой ненавидя его за её раскрытый паспорт, и яростно кривит губы:

— А ты в Бюро, потому что «инспектор»?

— Достаточно, — пресекает спор вернувшаяся Цунэмори. Поднимает ворот инспекторской куртки повыше и хмуро глядит на труп.

— Вот уж кому точно знать неоткуда, — еле слышно огрызается Мика и прислоняется к капоту машины.

Ответный взгляд Аканэ острый как бритва, но то ли злость на Гинозу сильнее страха унижения перед карателями, то ли у Шимоцуки вырабатывается иммунитет, смирения на лице не прибавляется. Упрямо кривится, кичась выдуманным превосходством, и гордится тем, что хотя бы в чём-то старшего следователя обыграла.

— Карисава Нами. — Цунэмори невозмутимо кивает на погибшую и щурится, задирая голову вверх. — Тридцать два года. С отличием окончила младшую медшколу, но дальше учиться не пошла — вышла замуж и устроилась на работу в городскую больницу медсестрой отделения скорой помощи. Нареканий не имела, работу не прогуливала, за девять лет больничный брала лишь дважды.

— А что муж? — Кунидзука покрепче обхватывает себя руками и подходит ближе.

— Карисава Танака. Секретарь при Министерстве Благосостояния. — Хинакава машет рукой, давая понять, что закончил с камерами видеонаблюдения, голограммами и бытовыми роботами в квартире, и Цунэмори отступает, позволяя группе зачистки начать свою работу. — Образцовый служащий. Они состояли в браке почти десять лет. Соседи говорят, что ссорились как и все — не особенно часто и не серьёзно. Жили мирно, долгов и врагов не имели. Обычная семья. Детей не было. Не хотели или не могли — соседи не в курсе, станет ясно, после того, как просмотрим их медкарты.

— С родственными душами знакомы были? — догадываясь о возможной причине конфликта, спрашивает Гиноза.

— Он нет. Она с детства. Вместе росли, учились, а потом и работали в больнице. Касэй уже выслала к его дому пятое подразделение — Карисава Танака пропал с радаров, но догадаться, куда он отправился, не трудно. — Цунэмори сверяется с коммуникатором и забирает у Хинакавы флешку. — Мы здесь закончили.

Командует всем расходиться, но в машину не садится. Ждёт, пока Мика хлопнет дверью пассажирского сиденья, и смотрит, как группа зачистки перетаскивает труп. Роботы убирают быстро, стирают с асфальта кровь словно ластик карандаш, натыкаются друг на друга и раздражённо журчат, проваливаясь в выбоины на дороге. Через полчаса о случившимся здесь будет напоминать только опустевшая квартира и оцепление вокруг дома, ещё через сутки — заметка в рекомендованных к просмотру новостях. Через неделю об умершей вспомнят разве что родственники, а через месяц единственное упоминание о ней останется только на жёстком диске Сивиллы.

Отчёт о вскрытии и бесконечное множество знаков вопросов — почему два помеченных решили связать себя узами брака с не своими родственными душами Касэй так и не поймёт.

— Это глупо, — негромко замечает Гино. — Она обрекла на страдания себя, мужа и родственную душу.

— Она? — переспрашивает Цунэмори.

— Она. Знала свою пару с детства, но вышла замуж за другого. Не запрещала себе общаться ни с одним, ни с другим, первому отказывала в поиске его половинки, второму — в единоличном обладании собой. Скажешь, честно?

Аканэ отворачивается от чистильщиков и смотрит бывшему напарнику в глаза.

— А что честно? Услышать фразу-ключ, отгородиться от мира бетонными стенами и быть счастливой просто потому что должна таковой быть?

— Они счастливы не по обязанности, — глухо отзывается Нобучика. — У тебя нет метки, тебе не понять.

Сирена на инспекторской машине коротко взвизгивает, Аканэ вздрагивает и оборачивается: Шимоцуки пристально рассматривает собственные ногти (на два миллиметра длиннее положенных) и выглядит так, словно она тут ни при чём.

Старший инспектор зачистки рапортует, что всё готово и они могут ехать.

Хинакава ничего не говорит, но нервно переступает с ноги на ногу.

Караномори сообщает, что Карисава Танака только что был пойман в объектив камер возле здания Городского Суда.

Звуки и запахи вдруг исчезают, Цунэмори словно погружается в один из своих желатиновых кошмаров, цепляется за зыбкий берег, чудом выныривает и, проглатывая обиду, на выдохе говорит:

— А у тебя есть. Счастлив?

Когда речь идёт об убийстве, место преступления почти всегда выглядит одинаково. Во всех случаях есть труп, в девяти из десяти — орудие убийства, в восьми — сам убийца. Как правило, не в себе из-за таблеток, которыми пытался замаскировать взлетевший показатель психопаспорта, по локоть в крови и по уши — в дерьме.

Почти всегда. Случается и так, что убийце плевать на интегральную характеристику и нависшую над головой угрозу казни.

А место преступления — зал суда и плаха разом.