Родная кровь (джен)

Этот небольшой светло-серый дом с красной крышей на Клеверной улице пустовал уже семь месяцев, и мисс Эпплстоун перестала надеяться, что у неё появятся соседи, за которыми можно подглядывать, чтобы развеять скуку и одиночество.

Но однажды возле заросшего неухоженного газона остановился грузовой фургон. Следом подъехала легковая машина, которая не понравилась мисс Эпплстоун, — уж слишком она напоминала подкрадывающуюся чёрную пантеру, такая же хищная, стремительная и опасная.

Из «пантеры» вышли четверо, и пожилая дама даже протёрла оконное стекло, стремясь как можно лучше разглядеть тех, кто будет жить в тридцати ярдах от неё.

Чёрную машину — мисс Эпплстоун не разбиралась в марках автомобилей — она занесла в мысленную графу «минус». А вот молодую приятную блондинку и крепкого черноволосого мужчину, спокойно, без суеты и громких обсуждений разобравшихся с грузчиками, — в графу «плюс».

Дети — минус, однозначно! Да ещё мальчишки! Да ещё в том возрасте, когда забор между участками воспринимается лишь аттракционом на детской площадке. А значит, прощайте заботливо взращиваемые цветы, гипсовые ангелочки на клумбах и привольная жизнь шести кошек.

Но спустя неделю мисс Эпплстоун успокоилась: мальчики оказались бойкими, но не хулиганистыми, через забор перелезали только за случайно попавшим на чужую территорию мячом, цветы не затаптывали и охотно находили загулявших котов.

Кроме того, старую даму грела мысль о собственной проницательности, ведь её предположение о том, что столь непохожие внешне мальчики не могут быть родными братьями, вскоре получило подтверждение.

Неизвестно, откуда соседи узнали, что Джон и Мэри Винчестеры, переехав в Лоуренс из Техаса, таким образом бежали от своей прошлой жизни и своих бывших. От первого брака у Джона остался темноволосый кареглазый Сэм семи лет от роду, а у Мэри — десятилетний Дин, копия матери — белокурый, со светло-зелёными глазами и россыпью веснушек на щеках.

Через месяц мисс Эпплстоун решила, что она довольна соседями. Джон работал в автомобильном сервисе, был мастером на все руки и никогда не отказывал в помощи. Мэри занималась детьми и вела дом, который, несмотря на свой солидный возраст, выглядел уютно и свежо. Правда, готовила она не ахти, но старая дама всегда с благодарностью принимала пироги, которые соседка присылала с сыновьями, и сама угощала мальчиков кексами своей выпечки, которые, конечно же, были несравнимо вкуснее.

Ей нравились резвые, но воспитанные маленькие Винчестеры. Нравилось, как младший ловит каждое слово и жест старшего. Как старший присматривает за младшим; именно присматривает — не прикрикивает, не хватает за руку, просто оказывается в нужном месте в нужное время.

Тёмной холодной ночью второго ноября одна тысяча девятьсот девяностого года мисс Эпплстоун была разбужена воем пожарных и полицейских сирен. Спальня озарялась оранжевыми сполохами, красными и синими вспышками.

Старая дама сразу поняла, что горит дом соседей. Прежде, чем встать и посмотреть в окно, она накрылась одеялом с головой и помолилась, чтобы Джон, Мэри, Дин и Сэмми были живы и невредимы.

* * *

Джон сидит на капоте своей машины, кутаясь в жёлтое одеяло спасателей. Его колотит озноб; он не понимает, жарко ему или холодно; не понимает, почему догорает его дом; не понимает, почему рядом нет Мэри и Сэма.

Дин, в грязной голубой пижаме с подпалинами и в чужой куртке, наброшенной на плечи, неестественно прямой, — словно его кто-то тянет вверх за макушку, — отвечает на вопросы женщины-следователя, присевшей перед ним с блокнотом в руках.

Да, дядя Джон был на работе, они с мамой и Сэмми были дома втроём.

Нет, никто к ним не приходил. Всё было как всегда.

Да, он побежал в комнату Сэмми, услышав его крик.

На этом месте Дин запинается, закатывает глаза и кулём падает на землю, женщина даже не успевает подхватить его.

Джон отрешённо смотрит, как парамедик поднимает мальчугана и уносит в раскрытый фургон. Там Дина приводят в себя и разрешают следователю продолжить разговор.

Женщина гладит его по голове, по плечу, просит не волноваться и вспоминать всё как можно точнее, иначе шансов на то, чтобы найти Сэмми, совсем не останется.

Когда прозвучал крик, Дин не спал, он рассматривал складной нож, подаренный мамой. Мама вручала подарки по любому поводу, и её собственный день рождения не был исключением. Сэм нарисовал для неё белочку, похожую на красную собаку, а Дин купил на сэкономленные карманные деньги бело-прозрачную вазочку с нарисованными незабудками. В ответ мелкий получил пожарную машину с выдвижной лестницей и действующим шлангом. Дин, может, и позавидовал бы, но ему достался давно желаемый ножик с перламутровой ручкой, как будто у него самого день рождения…

Он сразу узнал голос Сэма, хотя до этого никогда не слышал его отчаянного крика. Мелкий хныкал от боли, орал от обиды, вопил во время игры, но никогда не пугался до смерти.

Если бы Дин мог, он пробил бы стены, чтобы сию секунду оказаться рядом со сводным братом, но пришлось выскочить в коридор и миновать две двери — мамину швейную комнату и родительскую спальню…

Дин никому не расскажет, что предстало перед ним, едва он переступил порог.

Потому, что об этом нельзя рассказывать.

Потому, что десятилетний мальчик не должен видеть свою мать со взрезанным животом, распятой на потолке, сгорающей заживо.

И своего младшего брата, зажатого в руках незнакомца с пылающими жёлтыми глазами. И слышать слова существа: «Мы ещё встретимся, Дин». И беспомощно наблюдать, как оно исчезает вместе с Сэмми.

Несколько дней, пока идёт разбирательство, Винчестеры живут у соседки, любопытной старой девы. За всё время Джон не говорит пасынку ни слова; он молча отвозит Дина к детскому психологу и так же молча привозит обратно. Зато мисс Эпплстоун квохчет за троих, а еды готовит на шестерых.

Дин открывает рот только однажды, когда к ним приезжают сотрудники социальной службы и начинают сочувствовать мистеру Винчестеру: как трудно воспитывать ребёнка одному, к тому же — чужого ребёнка, к тому же — ребёнка, у которого психические проблемы. Джон слушает их, не поднимая головы. Дин, сидящий на диване рядом с отчимом, дёргает того за рукав и безнадёжно шепчет: «Пожалуйста, нет… пожалуйста…»

Через неделю полиция снимает с Джона все подозрения, и Винчестеры получают возможность покинуть Лоуренс.

На прощание мисс Эпплстоун приносит сидящему на заднем сиденье «импалы» Дину полосатого двухмесячного котёнка. Мальчик берет упругое тельце с бешено стучащим в ладонь сердечком и прижимает к груди.

Джон, обернувшись с намерением приказать пасынку вернуть животное: «Кошки мне ещё не хватало!», — видит, как Дин плачет, гладя серенького невзрачного котёнка. Дин плачет впервые с момента гибели матери, и у мужчины слова застревают в горле.

Им ехать около шестисот миль — через Небраску в Южную Дакоту, к Бобби Сингеру, вдовцу, одному из немногочисленных друзей Джона.

Путь занимает весь день — Джон не разгоняется на мокром от дождя шоссе. Однажды Винчестер останавливается возле кафе, чтобы купить еду для Дина и котёнка. Мальчик наливает молоко в пластиковую плошку из-под картофельного пюре и подсовывает приёмышу: «Ешь, Сэмми…»

Тёмный гнев туманит голову Винчестера; он вытаскивает пасынка за шиворот куртки из машины и ударяет по миске так, что она летит в одну сторону, а молоко в другую. Потом хватает Дина за воротник и, наклонившись, цедит в побелевшее лицо:

— Не смей его так называть!

Немного позже, успокоившись, Джон поймёт, что Дин не хотел унизить его сына, он дал это имя котёнку как ещё одному беспомощному, хрупкому созданию, нуждающемуся в его опеке и защите. Но сейчас Винчестер раздражён чрезвычайно.

— Где эта тварь? Я выброшу его!

Напуганный до смерти комок шерсти прячется где-то под сиденьями, и, чтобы его найти, нужно вывернуть салон. Но Дин этого не знает. Он стоит перед отчимом, опять выпрямленный, опять — сплошная несгибаемость.

— Если выбросите, я останусь с ним.

Тяжёлая рука поднимается, чтобы толкнуть мальчишку в лужу. Но Джон вовремя останавливается.

— Вытри молоко и садись.

Дин тратит все салфетки, чтобы высушить сиденье. Джон молча ждёт, пока он закончит, потом захлопывает дверцу и садится за руль.

Мальчик, сбросив ботинки, спит на заднем сиденье «импалы». Полосатый котёнок свернулся у него под подбородком.

Джон смотрит на них в зеркало и думает: наверное, нехорошо, что он равнодушен к пасынку. Нет, он по-доброму относится к Дину и даже любит, но лишь как приложение к жене и сыну. Когда они с Мэри начали встречаться, он сразу понял, что, если хочет будущего с этой женщиной, должен принять и её ребёнка. Это оказалось нетрудно — Дин был копией матери, спокойный и покладистый; и с Сэмом они подружились в первый же день… В память о Мэри Джон обязан вырастить мальчишку и поставить на ноги. Ведь, кроме отчима, у Дина никого нет: родители Мэри давно погибли, сестра умерла десять лет назад. Мальчик будет сыт и одет, станет ходить в школу и получит профессию, а что касается любви, — этих глупых слов он ещё вдосталь наслушается от девчонок несколько лет спустя.

Джон останавливается на заправке, последней перед Су-Фолс, и идёт выпить кофе; бесконечная мглистая дорога убаюкала его, и нужно взбодриться.

В пустой закусочной он пьёт две чашки крепкого кофе и просит завернуть с собой гамбургер, две пышки с джемом и коктейль. Маленькая серая тварь наверняка тоже не откажется от сладкого молочка…

Скрипит кожзаменитель соседнего табурета; кто-то садится и смотрит на Винчестера. Смотрит настолько упорно, что Джон вынужден повернуться и спросить:

— Мы знакомы?

— Да, — говорит рослый мужчина в пальто с поднятым воротником. Его глаза вдруг полыхают жёлтым огнём. — Мы знакомы.

* * *

Дядя Бобби — бородатый, коренастый, в заношенном жилете и неснимаемой облезлой кепке — первым делом замечает котёнка на руках вылезшего из «импалы» Дина. Предусмотрительно посаженные на цепь две собаки — ротвейлер и доберман — рвутся, заходятся в лае, но полосатый малыш их игнорирует; прижатый к груди хозяина, он, видимо, чувствует себя в совершенной безопасности.

— Ты Дин? А я Бобби, рад познакомиться. И никаких «дядей», будь любезен. Твоего зверя как зовут?

Дин бросает короткий взгляд на отчима, запирающего машину.

— Я… Я не знаю.

— Давно он у тебя?

— С утра.

— Порядочно. С фантазией, что ли, туговато? Кот или кошка?

Дин пожимает плечами. Он, конечно, знает, чем девочки отличаются от мальчиков, но ему и в голову не пришло определить пол подарка.

Бобби заводит гостей из сумеречного двора в щедро освещённый дом, заглядывает котёнку под хвост и сообщает: «У нас леди».

Не обращая внимания на Джона, Сингер поднимается с мальчиком в мансарду, переступая через книги, разложенные по ступеням лестницы.

Дину кажется, будто он попал в какое-то великанское логово. В большой чердачной комнате находится огромная кровать на семь динов в ширину и на два в длину, гигантский гардероб из светлого дерева, письменный стол размером с баскетбольную площадку и потёртый кожаный диван, который в приближении оказывается креслом.

На столе стоит тарелка с куском пирога и стакан молока.

— Обживайся, парень, — говорит Бобби, — здесь всё твоё. Ванная внизу, сортир тоже. Разносолов не обещаю, однако сыт будешь. Книжки можешь брать, но обязательно клади на место. С собаками потом познакомлю. Блюдце для твоей красотки принесу после того, как поболтаю с твоим папашей.

— Джон мне не отец, — говорит Дин.

Он и в мыслях не держал подслушивать, но дверь открыта, и мужчины разговаривают так громко, что отчётливо доносится каждое слово.

Дин сидит на краешке креслодивана и боится пошевелиться, хотя стакан уже пуст, и надо бы поставить его на стол, но на плече заснула кошечка, измученная приключениями и долгим путешествием.

— …Он сказал мне открытым текстом, что сына не вернёт! — обычно басовитый голос Джона срывается на высокие истерические ноты. — Сказал, что напоил Сэма своей кровью семь лет назад, и с тех пор мальчик принадлежит ему! Что Сэм особенный, уникальный, с великой судьбой, а я… мы… только мешали проявить ему свои таланты!.. И чтобы я не смел даже пытаться отыскать сына, иначе он уничтожит и меня, и всех близких людей.

Воцаряется долгое молчание.

Потом Винчестер произносит уже своим нормальным голосом:

— Видит бог, Бобби, я почти потерял надежду вновь увидеть сына. Честно говоря, считал, что они просто не смогли найти его останки. Неужели теперь, когда появился какой-то шанс, я его упущу?

— Это не просто нечисть, а могущественный демон, — говорит Сингер. — А ты ничего не понимаешь в сверхъестественном; ты никогда не охотился, Джон.

— Физически я в полном порядке, и навыки морпеха никуда не делись. По теории ты меня подтянешь. Ведь так, старик?

— Так, — после недолгого размышления соглашается Бобби. — Я всё равно не смогу тебя остановить… А что будет с твоим вторым сыном? Или он тебе до сих пор не сын?

Дин сжимает в руках стакан так сильно, что сам удивляется, почему тот не треснул.

— Не сейчас, старина, — говорит Винчестер. — Я решу как-нибудь потом. Я… я не знаю, что делать. Я в долгу перед Мэри, но Сэм важнее всего и всех. Я не знаю… Дин хороший мальчик, но…

— Он обуза.

— Сейчас — да! Пусть он побудет у тебя. Недолго, совсем недолго. Потом Джим найдёт для него подходящую семью. Бобби, выручай. Дин сможет помогать тебе по дому, да и в машинах уже разбирается…

— Не ищи занятие для ребёнка, от которого отказываешься. Ты хоть отдаёшь себе отчёт, что творишь?! Мальчуган потерял мать, брата, теперь теряет отца… прости, то есть знакомого, который подвёз его до дома.

Мужчины замолкают. Им уже нечего сказать друг другу.

Дин слышит тяжёлые шаги Джона по лестнице и быстро ложится в креслодиване, прижав к себе котёнка.

Винчестер некоторое время стоит над притворяющимся спящим мальчиком. Дину нестерпимо хочется увидеть выражение лица отчима, он еле сдерживается, чтобы не открыть глаза.

Наконец Джон поворачивается и выходит из комнаты.

Дин плачет горько, но беззвучно; дверь до сих пор открыта, и он не может позволить, чтобы внизу услышали всхлипы. Кошечка подбирается поближе и начинает слизывать дорожки слёз с его щёк.

Дин берёт её под передние лапки, целует в нос и шёпотом сообщает:

— Тебя зовут Саманта. Ладно?

Джон уезжает через четыре дня.

Холодное ясное утро, иней на траве. Винчестер укладывает в багажник сумки с оружием, боеприпасами и провизией.

— Ты в нашем деле салага, — облачко пара вырывается изо рта Бобби вместе со словами. — Звони по самомалейшему вопросу, на охоте ерунды не бывает.

— Мне жизнь ещё не надоела, старик. Я сына хочу увидеть. И это… ты извини, если я наговорил не то.

Захлопнув крышку, Джон подходит к крыльцу.

Дин с котёнком за пазухой сидит на верхней ступени — в наброшенной Боббиной куртке, словно в палатке. Он тоскливо смотрит на отчима огромными золотисто-зелёными глазами, и точно такими же глазищами, только злыми и непрощающими, смотрит на человека крошечная полосатая кошка.

— Так получилось… — говорит Джон. — Дин, обещаю, когда найду Сэма, мы будем жить вместе.

И слышит в ответ:

— Прощайте, сэр.

Винчестер садится в машину, захлопывает скрипучую дверцу и под хриплый рокот мотора выезжает со двора.

Бобби зачем-то провожает его до ворот, некоторое время стоит там, глядя вслед другу. Потом, отпустив собак с цепи, возвращается к мальчику и усаживается рядом.

Смит и Вессон, стуча мослами по дереву, сопя и вздыхая, укладываются на нижние ступени. Котёнок свысока поглядывает на псов.

— Послушай, парень, — говорит Сингер, — я не лезу к тебе ни в отцы, ни в дяди. Но другом-то могу быть?

Дин утягивается в куртку-палатку, словно улитка в раковину, и молчит. Слышно, как тихонько тарахтит кошечка.

— Эй! — Бобби сбрасывает с него тряпичный панцирь, и мальчик оказывается перед ним, как на ладони, — худенький, съёжившийся, вселенски одинокий. — Дин, эй! Я много плохого натворил в жизни, но никогда тебя не брошу! Я скорее сдохну, чем предам тебя.

* * *

«Лендровер-Дискавери» мчится сквозь рассветные сумерки, колёса вздымают фонтаны из дождевых луж, неустанно трудятся дворники на лобовом стекле.

Ливень пошёл недавно, уже после того, как охотники вышли из леса. Так что все в сухой одежде. Особенно важно, что раненый не промок.

Дин сидит на переднем пассажирском сиденье и не может избавиться от ощущения, что происходящее ему снится — и этот полёт по утренней дороге, и ночной лес, и в свете фонаря окровавленная ощеренная пасть вервольфа, повернувшего к нему голову…

— Парень… — раздаётся слабый голос позади. Раненный охотник, кажется, Ларри… Да, его зовут Ларри. — Ты ж меня спас… Он бы меня загрыз, если б не твой выстрел… Спасибо…

— Крис, откуда взялся этот герой? — спрашивает его друг, имени которого Дин не помнит. — Я не успевал из-за перезарядки и мысленно — Ларри, прости, — тебя уже похоронил. Вдруг выскакивает этот малец и, как на тренировке, приклад к плечу и серебряную пулю между глаз твари.

— Это сынишка Бобби Сингера, — говорит Шекли, сидящий за рулём. И подмигивает Дину. — У него первая охота.

— Ни за что бы не поверил. Чувак, у тебя железные нервы!

Дин, вымученно улыбаясь, пробует стереть испарину со лба рукавом куртки. Рукав весь пропитан подсыхающей кровью чудовища; Дин вымазался ею, когда помогал доставать Ларри из-под мёртвой туши. Запах… тяжёлый, отвратительный медный запах…

Крис еле успевает затормозить, когда Дин, распахнув дверцу, вываливается наружу. Мальчишку рвёт так жестоко, что ему кажется, сейчас желудок пойдёт кусками через горло. В коротком промежутке между спазмами Дин сдирает с себя куртку и отшвыривает в сторону.

Повезло, что дождь перестал. Когда Дин возвращается в лендровер, одежда на нём сухая, но колотит его так, словно промок насквозь.

Рыжий голубоглазый Крис достаёт из внутреннего кармана серебряную фляжку, — точно такую же, как у Бобби, — откручивает колпачок и протягивает подростку: «Прими каплю».

Дин берёт фляжку, из которой шибает крепким духом виски; тошнота опять подступает к горлу.

— Нет. Не могу.

— А ты через «не могу», охотник. Полглотка хотя бы.

Дин зажимает нос пальцами и глотает спиртное. Огненное пойло обжигает рот, горло, пищевод, загорается пламенем в пустом желудке. Голова кружится, но напряжение понемногу отпускает, и мальчишка погружается в неглубокую дремоту.

На въезде в Су-Фолс Шекли звонит знакомому хирургу, чтобы предупредить о пациенте. Поэтому возле больницы уже ждёт каталка. Санитар, Крис и третий охотник осторожно укладывают постанывающего Ларри и увозят в приёмный покой.

Дин стоит возле машины, ёжась от ветра; на нём свитер, джинсы и резиновые сапоги. Шекли оставил свою куртку, но Дин не стал её надевать, рассчитывая на холоде избавиться от неприятных следов опьянения.

От первой охоты у него осталась странная смесь ощущений: страх и любопытство от хождений по ночному лесу, неизвестно откуда взявшиеся спокойное бесстрашие и уверенность перед выстрелом, отвращение и слабость, когда пришлось дотронуться до остывающего трупа вервольфа. Чудовище оказалось первым мертвецом, к которому мальчик прикоснулся.

И ещё осталась гордость собой — не подвёл, не струсил, спас.

Дин, чихнув, вытирает нос рукавом и намеревается залезть в машину, но видит девушку, идущую от больничного здания явно по направлению к нему. Она темноволосая, в облегающих джинсах и короткой кожаной куртке.

— Привет! — говорит прекрасная незнакомка, устало улыбнувшись. — Я Карен, сестра Ларри. Хочу поблагодарить тебя.

— Не за что, — отвечает Дин, как ему кажется, солидно, по-взрослому. — Как там Ларри?

— Врачи убеждены, всё будет хорошо. Ты просто герой!

Девушка подходит к Дину вплотную, от неё пахнет… Неописуемо пахнет, думает мальчик. Вчерашними, почти выветрившимися духами, немножко потом и кожей, свежей дождевой влагой и ещё чем-то особенным, непонятным, женским.

Они почти одного роста. Карен берёт лицо Дина в ладони, прижимается упругой грудью к его груди и крепко целует в губы.

У мальчишки земля уходит из-под ног от первого в жизни поцелуя, сладкий томительный жар разливается по телу. Он обнимает Карен и пробует отвечать. И, видимо, это удаётся, потому что девушка, еле оторвавшись, с трудом переводит дыхание.

— Тебе сколько лет?

Она облизывает свои мягкие пухлые губы без следа помады, и Дин чувствует неодолимое желание натянуть подол своего свитера пониже.

— Пятнадцать, — он добавляет себе четыре месяца.

— Через пару лет я отыщу тебя, малыш! Ты знаешь, что красив, как ангел?.. О боже, какие зелёные глаза! — Карен смеётся, целует в оба глаза так быстро, что Дин не успевает зажмуриться, и ускользает от объятий. — Погоди-ка, Ларри говорил, у тебя была первая охота. Правда?

Мальчик неохотно кивает.

— Тогда с почином тебя, охотник!

Потянув вниз молнию, девушка снимает с шеи золотистый кулон на цепочке и надевает украшение на Дина.

Во дворе стоит чёрный «Джиэмси-Сьерра Гранде» восемьдесят шестого года. Благодаря Бобби, Дин не только разбирается в автомобилях, но и умеет водить любой.

Значит, приехал кто-то из миллиона сингеровских знакомых; сделав дело, будут пить всю ночь, вспоминать былое, подначивать и плакаться в жилетку.

Подняв хвост антенной, к Дину мчится кошка. Собаки неспешно идут следом, зная, — если сунуться поперёд Саманты, можно получить когтями по носу.

Сэм взлетает на руки хозяина и, подёргивая розовым носиком, тянется — нюхает его одежду, лицо, волосы. Ей не нравятся запахи, глаза становятся сердитыми, янтарными.

Оставив грязные сапоги на крыльце, Дин входит в дом в носках, убирает дробовик в шкаф в прихожей и входит в гостиную.

Бобби вместе с визитёром сидит за столом, заваленном бумагами. Початая бутылка виски стоит на самом краю, вот-вот грохнется от малейшего неосторожного движения.

Дин входит неслышно, но Сингер поднимает голову и улыбается. Дин ещё от больницы отзвонился, сказал, что всё в порядке, что охота произвела на него неизгладимое позитивное впечатление. И услышал в ответ поощрительное: «Балбес!»

Собеседник Бобби оборачивается. Это Джон Винчестер, которого Дин не видел уже месяцев восемь. Он постарел, похудел, потемнел лицом; чёрные волосы стали седыми на треть.

— Привет, Дин. Первая охота? Поздравляю! Бобби сказал, ты отлично справился.

— Спасибо, сэр.

Сингер подходит к шкафу и вынимает спрятанную за книгами коробку из-под обуви, неуклюже перевязанную рождественской лентой — красной с зелёными ёлками.

— Это тебе, сынок, — говорит он. — С первой охотой!

Дин, развязав кривой бант, снимает крышку и у него захватывает дух: кольт МК4 восьмидесятой серии, офицерская модель! Он берёт увесистый пистолет, накладки из слоновой кости ласкают руку.

— Не новый, но пристрелянный и безотказный. Сейчас тяжеловат для тебя, но со временем будет как раз.

— Класс! — у Дина блестят глаза. Он ещё никогда не был так рад подарку.

— Кобуру найду позже. Ты его за пояс не запихивай, а то штаны свалятся вместе с пистолетом. — Бобби прищуривается. — Это что на шее? Дай-ка глянуть…

Кулон ложится в заскорузлую ладонь. Сингер поднимает его за цепочку, всматривается в загадочное женское лицо-маску с полузакрытыми глазами; то, что причудилось длинными рогами, оказывается полумесяцем.

— Откуда у тебя взялся этот амулет?

— Девчонка подарила. — Дин заметно розовеет, на краске проступают жёлтые веснушки.

— Ну, ты и ходок! — В голосе Бобби звучит изумление и восхищение. — Ну, ты и охотник! И вервольфа завалил, и девчонку поймал. Ровесница или помладше?

— Ей лет двадцать, наверное… — Дин в смятении чешет мушкой переносицу.

— И она на тебя запала?! Господи! — Бобби искренне хохочет.

Однако, Сингер затыкается, когда мальчишка сообщает шёпотом, заливаясь свекольным цветом всплошную:

— Мы целовались. Ей понравилось.

Они ведут себя так, словно Джона нет в комнате. Тот не претендует на внимание, сидит молча, не шевелясь.

Бобби отсылает Дина в ванную: «Похоже, холодный душ тебе не помешает», напоминает, что завтрак стоит в духовке, и, садясь на стул перед Винчестером, спрашивает напрямую:

— Не завидно?

Кивнув, Джон опрокидывает в рот полстакана виски.

— Ты сделал мою работу, старик, — вырастил мужчину. Мэри была бы счастлива видеть сына таким. Я виноват перед ней… Но… Не хочу быть виноватым ещё и перед Сэмом, что не искал его… Ты подобрал то, что я просил?

— Да. — Сингер роется в бумажном развале и выныривает оттуда с пожелтевшим листом в руке. — Вот. Съезди с этим к Миссури Моусли.

— Я уже был у неё раз пять за эти годы.

— Похоже, придётся поехать в шестой. Вряд ли тебе сможет помочь кто-то, кроме неё.

— Сегодня же поеду. — Винчестер бережно складывает бумагу и прячет по внутренний карман куртки. — Попрощаюсь с Дином и поеду.

Дин задерживается в ванной дольше, чем ожидал. Виной тому до сих пор въявь переживаемые ощущения: умелый горячий поцелуй, прикосновение упругих грудей — куртка нисколько не мешает живейшему представлению, какие они на самом деле, скользящая под ладонями гибкая талия…

Одевшись, он подходит к зеркалу, стирает испарину и всматривается в своё отражение. Что-то изменилось? Что-то ведь должно измениться.

— Я убийца, — говорит Дин, глядя себе в глаза. — Я охотник. И мне это нравится.

С немудрёным завтраком возиться лень, поэтому он отрезает ломоть хлеба, водружает поверх кусок говядины и поливает горчицей. Саманта сидит на стуле и провожает взглядом каждое движение хозяина. Она никогда не выпрашивает лакомые кусочки; Дину кажется — не потому, что сытая, а просто считает ниже своего достоинства.

Он проходит через гостиную, кивает Бобби и Джону и начинает подниматься в свою комнату.

Винчестер встаёт.

— Дин, можно к тебе на пару слов.

— Почему бы и нет. — Дин, слизнув с хлеба потёк горчицы, продолжает движение. Саманта идёт рядом.

Когда Джон входит в большую светлую комнату с двускатным потолком, Дин уже сидит в креслодиване, который со временем становится всё более просто креслом. Он вызывающе прям; и с этой осанкой, и с левой рукой, изящно положенной на облезлый подлокотник, мальчишка похож на особу королевской крови, удостаивающую аудиенции. Кошка сидит справа, прямая и неподвижная.

— Это тот самый котёнок? — спрашивает Винчестер, оглядываясь, куда бы присесть.

На огромном письменном столе стоит старенький компьютер, а всё остальное пространство занимают книги — фолианты, брошюры, толстые, тонкие, ветхие, новые… Книги в стопках на полу, на подоконниках.

Джон складывает на пол несколько книг, садится на табурет.

— Ты раньше не любил читать.

— Разве?

Мужчина чуть-чуть теряется; он не помнит, любил ли пасынок читать. И что он вообще знал о Дине? О ребёнке?.. О подростке точно не знает ничего.

— Значит, ты решил стать охотником? А как же школа?

— Я закончил восемь классов, все предметы на А. Посещать школу дальше не вижу смысла. — Подтекстом шло: «Неужели вам это интересно?»

— Охотник — предельно опасная профессия…

— Я знаю.

— Теории тебя учит Бобби. А боевой подготовке?

— Крис Шекли, бывший «морской котик». Можно, и я кое-что спрошу?

— Да, конечно.

— Где Сэм?

Сингер рассматривает кулон. Сначала невооружённым глазом, но зрение подводит, и он надевает очки в роговой оправе, которые ему страшно не идут. Потом вынимает из толстой книги лупу, служившую закладкой.

Проводив Джона, Бобби возвращается к своему занятию. Он перебирает книги, рукописи, свитки и, наконец, нападает на след. Как можно тише поднявшись в мансарду, с помощью фонарика отыскивает нужный том. Дин спит на своей бескрайней кровати. Саманта спрыгивает с одеяла, подходит к Бобби и вопросительно смотрит снизу вверх.

— Я уже ухожу, — шёпотом сообщает он кошке. — Всё в порядке.

Но, закончив перевод с древнего языка надписи, обнаруженной на обратной стороне кулона, Сингер понимает, что всё не так уж хорошо.

Лунная женщина говорит: «Ты свет. Не минует тебя чаша скорби».

Дин слышит удаляющиеся шаги старого охотника, просовывает руку под подушку и гладит рукоять кольта.

— Я вырос, — шепчет он. — Я найду тебя, желтоглазая тварь.

* * *

Джон останавливает пикап возле придорожного кафе. В Лоуренсе, до которого осталось три часа езды, предстоит длительный разговор с экстрасенсом, причём Миссури наверняка не предложит ему даже чашку кофе, нет у неё такого обычая. Значит, нужно пообедать плотнее, с запасом.

Он заказывает мясной салат, жареную картошку, три гамбургера, кофе с молоком и садится за дальний столик, чтобы было можно видеть весь зал. Окно, возле которого расположился Винчестер, недавно вымыто и настолько прозрачно, что кажется — стекла вовсе не существует.

Слепящее летнее солнце опускается прямо в конце улицы, как мишень на мушку. «Свет в конце тоннеля», — думает Джон. Он набирает номер Миссури.

— Ты едешь? — вместо приветствия спрашивает та. — Есть новости.

Сердце охотника чуть не выскакивает из груди — он слышит это впервые за девять лет. Джон бросает на стол мятую пятёрку и, не отводя глаз от роскошного, даже праздничного заката, направляется к выходу.

Он натыкается на кого-то плечом, бормочет извинения, но человек не пропускает.

Джон с досадой смотрит на неповоротливого посетителя, а тот глядит на Винчестера немного свысока — темноволосый мужчина лет сорока, выше ростом и крупнее, в свободной полосатой рубахе и штанах до колена.

— Разрешите пройти!

— Куда ты так торопишься, Джонни? — спрашивает незнакомец, и его глаза наливаются желтизной. — Уж не к чернокожей ли ведьме? Лезет не в свои дела, жируха. Разберусь я с нею… Присядь, надо поговорить.

Демон садится за стол напротив охотника, непринуждённо подтягивает к себе тарелку с гамбургерами: «Холестерин? Обожаю!»

— Что тебе нужно? — сжимает кулаки Джон.

Винчестеру очень трудно держать себя в руках, не дать выплеснуться лаве гнева, горя, убитой любви, рухнувших надежд, не вцепиться в беспомощной, бесполезной ярости в горло виновника всех его бед.

— Я хочу вернуть тебе сына, — невнятно из-за прожёвываемого куска говорит демон. — Кстати, меня зовут Азазель; приятно познакомиться.

— Хочешь взамен мою душу?

— Нет, Джонни. Ты так или иначе попадёшь в Ад; твоё поведение меня вполне устраивает… Взамен я хочу твоего пасынка.

— Душу Дина?!

— Мне нужен сам мальчишка. Рассуди, Джонни, я возвращаю тебе Сэма, значит, кто-то должен занять его место в ряду моих учеников. Почему бы не Дин? Красавчик, сердцеед, удачливый охотник.

— Ты что-то не договариваешь… — у Винчестера мутится в голове, он почти теряет способность думать.

— Естественно! — демон придвигается так близко, что Джон видит пламя, бьющееся о стекло роговицы. — Я забочусь не о тебе и твоём сыне. Я забочусь о себе. Видишь ли, за пять лет Дин умудрился подобраться ко мне намного ближе, чем ты — за девять, волк-одиночка. Более всего я опасался, что ты догадаешься с ним объединиться. Вы идёте к одной цели; только ты ищешь Сэма, а щенок горит желанием отомстить за мать. Он идёт напролом. Дьявол! Сингер вырастил его слишком бесстрашным и безоглядным. Таких людей лучше иметь в союзниках, чем во врагах. Учти, если со мной что-нибудь случится, не видать тебе сына.

— Ты можешь просто убить Дина, — Винчестер не верит, что его губы смогли произнести такое. Но произнесли же…

Демон отстраняется и разводит руками.

— Не могу. Вот именно сейчас этого делать нельзя. Хватит меня допрашивать, Джонни. Я предложил тебе сделку, и не твоё дело докапываться, чем я руководствуюсь. Ты согласен обменять Дина на Сэма?

«Это единственный шанс увидеть сына, — говорит внутри донельзя усталый, опустошённый, старый Джон. — Последний шанс».

«Демоны лгут! — кричит Джон-охотник. — Одумайся! Ты не вернёшь Сэма и погубишь Дина!»

«Ты искал Сэма девять лет. Только он удерживает тебя в этом мире. Не упусти возможность… Ты себе не простишь!»

«Ты веришь демону, который убил твою жену и похитил сына. И собираешься отдать ему на растерзание невиновного парня?!. Ты себе не простишь!»

«Ты должен обнять Сэма!»

— Согласен.

— Отлично, — хлопает в ладоши Азазель. — Встречаемся через четыре дня в Миннесоте около Манкейто. И твоя мечта осуществится, Джо-онни!

— Почему ты не хочешь забрать парня сам? — сдаваясь окончательно, спрашивает Джон.

— Потому, что хочу замарать тебя! — скалится демон.

Всё получилось именно так, как задумал Желтоглазый.

Нужные люди умело навели Дина на Уэртингтон, где Винчестер и двое его коллег вычищали вампирское гнездо на заброшенной ферме.

Здоровенный кровосос ударил бейсбольной битой по руке Джона, выбил мачете и повалил охотника на землю. Первый натиск Джон сдержал, клыки мерзко ляскнули на самом горле. Вампир ударил Винчестера в лицо и, ощерив пасть, опять рванулся к шее; Джон никак не мог справиться с ним одной, неушибленной рукой…

За мгновение до того, как зубы цапнули кожу, в висок упыря с коротким свистом-чавком вонзился арбалетный болт. Вампир завалился на бок, что позволило Джону встать на ноги, подобрать клинок и неловко, левой рукой, отрубить монстру башку.

Он вытер рукавом с лица пот и вампирьи слюни и в рассветных сумерках увидел Дина, стоявшего в пяти шагах с арбалетом, уперев приклад в бедро.

Джон не встречал Дина года полтора. В те разы, когда он заезжал к Сингеру, пасынок… да что там, воспитанник Бобби отсутствовал. Из худого, как тростинка, подростка он превратился в высокого — ростом с Джона — стройного парня с точёными чертами лица и дерзкими зелёными глазами. Светло-русые вихры сменил короткий «ёжик». Дин стал меньше походить на Мэри, но всё равно напоминал кого-то очень знакомого. Зря Джон рассмотрел его, ведь теперь не сможет…

Он смог.

Свалив трупы вампиров в силосную яму, охотники сожгли их. Умылись в лесном ручье и разъехались восвояси.

Джон был удивлён — если бы не был занят своими переживаниями, удивился бы ещё больше, — что Дин взял себе тридцатидвухлетнюю «Шевроле-Импалу», когда-то оставленную Винчестером на сингеровской автосвалке. Помолодевшая, ухоженная машина сверкала хромом и полировкой, двигатель работал безупречно.

— Спасибо, — с трудом выговорил Джон; он бы предпочёл не общаться с человеком, которого собирался предать, но Дин не просто появился на месте схватки, парень, как ни крути, спас его. — Ты вовремя.

— Не за что, — кивнул тот. — Какие новости о Сэме?

— Я вот-вот найду его, благодаря Миссури.

— Дайте знать, когда освободите Сэма, я очень хочу встретиться с ним.

— Ты увидишь его раньше, чем думаешь, — пробормотал Винчестер.

Джон предлагает Дину отметить встречу в небольшом баре на самой окраине, где никто не спросит у парня водительские права, где всё равно — есть ему двадцать один или нет.

— Мы же за рулём.

— Глоток виски не повредит. За мою удачу, а?

Дин явно нехотя вылезает из «импалы», захлопывает дверцу с болезненно знакомым звуком, от которого у Винчестера сжимает сердце. Что он собирается сделать? Пресвятой боже, что он делает?!

По раннему часу в баре пусто, лишь сонный бармен классически протирает стойку.

Винчестер заказывает два виски, потом просит принести перекусить и, пользуясь случаем, пока бармен отошёл, кидает в стакан Дина две таблетки сильного снотворного.

Дин садится на соседний табурет, берёт широкогорлый стакан, покачивает в нём спиртное. Джон смотрит на красивую кисть со сбитыми костяшками, на длинные пальцы, на серебряное кольцо и думает, успели ли раствориться таблетки.

— Давай, Дин. За то, чтобы я скорее отыскал нашего Сэма.

— За Сэма, — говорит парень и выпивает виски одним глотком.

В тот момент, когда Дин, теряя сознание, валится на пол, Винчестер понимает, что костёр под его адским котлом уже зажжён.

Он оставляет щедрые чаевые и виновато улыбается бармену, поднимая тяжёлого, обмякшего парня: «Не надо было добавлять… Всю ночь квасили».

Джон подтаскивает Дина к пикапу, с трудом запихивает на пассажирское сиденье. Выехав за город, Винчестер сворачивает на просёлочную дорогу, останавливается и достаёт из сумки кандалы.

Он защёлкивает никелированные кольца на запястьях и лодыжках парня, проверяет, крепки ли цепи. Вынимает пистолет из наплечной кобуры, вытаскивает нож из ботинка.

Дин в беспамятстве сползает на Винчестера. Тот вынужден обнять пленника, чтобы усадить обратно, и вдруг — так некстати! — вспоминает, что обнимал пасынка лишь однажды, да и то случайно, — когда на школьных соревнованиях Дин прибежал первым и по инерции врезался в него… Он замечает браслеты из каких-то дурацких африканских волокон и бусинок на руке, схваченной наручником. Он видит кулон на каучуковом шнурке и вспоминает, как мальчик рассказывал об амулете и своём первом поцелуе… «Сэм! — стиснув зубы, думает он. — Сэм! Всё ради тебя, сынок!»

Дин приходит в себя, когда до Манкейто остаётся полчаса езды.

Он звенит цепями, пробуя их на прочность, дышит тяжело, почти со стоном. Джон, не поворачивая головы, с содроганием ждёт, когда начнутся крики, обвинения, уговоры, на которые он не сможет ответить.

Но парень молчит. И это ещё страшнее.

Винчестер чувствует на себе его пристальный взгляд и держится, сколько может, чтобы не посмотреть в ответ.

Следуя присланным Азазелем координатам, Джон выезжает по лесной дороге на берег озера. Он выключает двигатель, и становится слышно, как плещет вода, как шумит горячий ветер в кронах сосен.

Повернувшись к пленнику спиной, он набирает номер Бобби и просит забрать «импалу», оставленную у бара на окраине Уэртингтона.

— Что с Дином?! — орёт Сингер так, что Джон вынужден отодвинуть телефон от уха.

— Он… он со мной.

— Ранен?!

— Нет.

— Дай ему трубку!

— Дай трубку, — сипло говорит Дин. Джон, старательно глядя в сторону, подсовывает телефон. — Бобби, не жди меня. Позаботься о Саманте.

Винчестер вылезает из машины и швыряет телефон далеко в воду. Как вообще пришло в голову позвонить Бобби?! Ведь не о машине позаботиться! Может, хотелось, чтобы Дин позвал на помощь, а Сингер смог докричаться, усовестить…

Демон опаздывает на десять минут. Всё это время Джон стоит перед машиной, смотрит в зелёный лёд Диновых глаз, полных даже не ненависти, а презрения, и молится, чтобы Азазель не приехал вообще.

Но жёлтый «Кадиллак-Флитвуд» подъезжает и останавливается в десяти ярдах.

Демон выходит из автомобиля. На этот раз он надел шкуру не рубахи-парня, а элегантного худого брюнета средних лет, щеголяющего в длинном пыльнике из плотного шёлка.

— Привет, Джонни. Я рад твоей точности. Привёз?

— Да, — сдавленно отвечает Винчестер. Откашливается и повторяет: — Да!

Азазель, ухмыльнувшись, открывает заднюю дверцу; из «кадиллака» показывается длинный лохматый парнишка. Хотя Джон не видел сына девять лет, он узнаёт Сэма.

Он узнаёт Сэма!

Винчестер вытаскивает несопротивляющегося Дина из пикапа, и в адском котле, приготовленном для Джона, закипает масло.

Демон, взяв паренька за плечо и проведя его свои пять ярдов, останавливается, ждёт, когда приблизятся Джон и Дин, передвигающийся мелкими шажками.

Когда Азазель разжимает руку, Сэм кидается к отцу, светясь улыбкой. Винчестер изо всех сил обнимает его, понимая: всё сделано правильно. Ради этого момента стоило жить и терпеть. Всё не зря: годы поисков, пропасти отчаяния, робкие огоньки надежды… Сделка с демоном. Позор. Предательство. Будущий вечный Ад.

Прижимаясь к Джону, Сэм оборачивается к брату и видит, как демон уводит того в свою машину.

— Дин!.. Папа, куда? Зачем?!

— Всё хорошо, Сэмми, — шепчет Винчестер, гладя его длинные мягкие волосы. — Теперь всё будет замечательно…