Больше такого друга не встречу (джен)

В золотой тишине

Снова кажется мне:

Слышу голос родной

За стеной.

Елена Фролова — "Золотой тишиной"

Мистер Маккой прибыл в Мунго ещё до рассвета. Перед тем, как покинуть больницу в прошлый раз, он наказал главной медсестре связаться с ним любым доступным способом, если в состоянии Джорджа Уизли случатся изменения — слишком уж интересен колдомедику был этот случай. Поэтому, узнав о том, что больной без какого-либо внешнего воздействия вышел из «мертвого сна», Маккой прибыл по каминной сети сразу, как смог.

— Мистер Маккой, вы уже здесь!

— Сабина, — кивнул он полноватой невысокой медиведьме, подскочившей к нему, как только он вышел из камина. Не задерживаясь, Маккой широкими уверенными шагами направился к палате, где лежал Джордж. Медиведьма Сабина едва поспевала за ним.

— Мистер Уизли не просыпался. То, что состояние его изменилось, мы поняли по Сердечной сфере, с пятидесяти ударов пульс достиг почти семидесяти. Дежурный колдомедик уже осмотрел его и ушел буквально пару минут назад, у него смена закончилась. Но все наблюдения записаны в этой…

— Я сам осмотрю больного, спасибо, это ни к чему, — отмахнулся Маккой от протянутого ему свитка. — Подозреваю, все семейство уже в сборе?

— Да, — недовольно сообщила Сабина, сжав красивые ненакрашенные губы в тонкую полоску. — Полная палата народа набилась, и не выгнать — герои же поголовно!

— Ничего, я разберусь, можешь идти.

Распахнув двери палаты, Маккой увидел бесподобное зрелище — шесть абсолютно рыжих вошлебников и волшебниц (он узнал только Артура Уизли и юную сестру пациента, которую видел в прошлый раз), собравшись вокруг шестого такого же рыжего больного, пытались тихо обсуждать радостное событие. Лишь пытались, поскольку гул из шепотков, всхлипываний и охов-вздохов стоял непередаваемый. Если бы не качественная звукоизоляция каждой палаты, их бы было слышно ещё из коридора.

— Так, — низким, суровым голосом привлек к себе внимание колдомедик и обвел взглядом помещение, теперь заметив ещё двух притаившихся за спинами Уизли ведьмочек — сонную блондинку и растрепанную, но бодрую брюнетку, глядящую на все умным, цепким взглядом. Маккой говорил тихо, но его тон не оставлял никаких возможностей ему воспротивиться: — Что за балаган здесь? Пациенту нужен покой, а не ваши стенания. Мистер Артур Уизли, останьтесь, остальные покиньте помещение — сейчас же.

Меньше чем за полминуты палата опустела. Бросив оценивающий взгляд на главу рода — горящий надеждой взгляд делал полноватое лицо волшебника моложе лет на пять — Маккой подошел к Джорджу. Использовав несколько диагностирующих заклинаний, он не нашел практически никаких отклонений, кроме естественных последствий сильного отравления и долгой неподвижности.

— Ну что ж... — повернулся Маккой к взволнованно ожидающему вердикта Артуру. Дежурный колдомедик Мунго, явно торопившийся поскорее уйти домой, почти ничего толком не объяснил взволнованным Уизли. — Я могу вас поздравить, жизни вашего сына на данный момент ничего не угрожает. Как я и предполагал, яд крильмара просто не мог воздействовать так долго, и, как только тело оказалось способно поддерживать в себе жизнь, Джордж, в каком-то смысле, смог «вернуться». Сейчас он просто спит, и это к лучшему, ведь организму придется восстанавливаться без всякой поддержки.

Артур дернулся, попытавшись вставить слово, но Маккой не дал ему сказать:

— Поэтому я бы хотел, чтобы в палате не находилось больше двух человек единовременно. Раз уж на него не действуют никакие зелья, нужно позволить ему спать столько, сколько он сможет естественным образом. Вы в состоянии объяснить это своему семейству?

На лице Артура отражалась целая гамма эмоций — начиная от стыда за устроенный шум, и заканчивая безграничным счастьем отца, чей сын наконец вырвался из цепких лап смерти.

Дождавшись торопливого кивка, Маккой немного расслабился и протянул Артуру ладонь для рукопожатия, на которое тот с радостью ответил. Покинув палату, мужчины обговорили ещё несколько деталей (например, что Маккой останется в Лондоне ещё на пару дней, чтобы понаблюдать за Джорджем) и разошлись в разные стороны. Колдомедик направился в кабинет главной медиведьмы, чтобы зарегистрировать свою короткую командировку, а Артур пошел к членам семьи, которые расположились в коридоре сразу за углом — там стояло несколько скамеек, не слишком удобных, зато больших и даже не слишком твердых. Когда Артур вышел из-за поворота, все взгляды сразу устремились на него, а разговоры притихли. Все хотели услышать подтверждение того, что и так понимали сами. Джинни сидела рядом с Молли, та обнимала дочь за плечи, рядом расположились Рон с Гермионой. Билл стоял возле сидящей жены, которая устало прижималась головой к его животу. Перси нервно трепал манжеты пиджака и смотрел, как всегда, немного виновато — что, на самом деле, уже поднадоело Артуру. Он давно простил сына, но тот никак не мог этого понять, сколько ни объясняй.

— Врач сказал, — мысль о том, что среди этих родных людей слишком не хватает Фреда, едва не заставила улыбку Артура померкнуть, но он справился с выражением лица и продолжил, — что теперь Джордж точно выздоровеет. Ему придется ещё побыть в больнице, но всё будет хорошо. А ещё мы не должны мешать ему спать, так что...

Артур не смог договорить, потому что ему на шею кинулась то ли смеющаяся, то ли плачущая Джинни, после чего все снова зашумели, не в состоянии сдерживать всю радость от первых хороших новостей за долгое-долгое время...

Вы когда-нибудь просыпались после вполне осознанно выбранной смерти? После долгожданного облегчения оттого, что Ваши невыносимые мучения, наконец-то, закончились? После того, как уснули счастливым, с полной уверенностью, что больше не откроете глаза в мире, который отнял у Вас все?

Первым, что возникло в сознании Джорджа, было удивление, насколько это оказалось похоже на его представления о худшем похмелье: тошнота, мигрень, ужасная слабость во всем теле и тихая, пассивная, почти равнодушная ненависть к гулу в голове. Вторым было имя.

«Фред».

И после него, словно девятый вал, вернулась боль, затмевая собой все остальное.

Задавшись вопросом, какого черта он ещё жив, Джордж с трудом разлепил веки. Серый свет лондонского рассвета резанул глаза, рука механически дернулась закрыть лицо, но сделать это получилось лишь со второго раза, уже осознанно — мышцы слушались плохо. Через какое-то время ему удалось осмотреться. Палату больницы Святого Мунго опознать оказалось легко.

Прошептав пересохшими губами еле слышное «блять», Джордж зажмурился, пытаясь побороть злость, разгорающуюся на тлеющем в груди горе. «Как они посмели?»

Нет. Он не собирался мириться с этим. Все чувства Джорджа смешались: ему казалось, что он только несколько часов выпил чертов яд, и одновременно словно он спал тысячу лет. Все было неправильно, нечестно, противоестественно — он не должен был быть здесь, он должен был быть с Фредом, Фред должен был быть жив, а если нет, то и он должен был быть мертв. Какая к черту больница? Зачем он здесь? То, что его мучило, было не излечить.

Ощущая, как явственно дрожат от напряжения конечности, Джордж заставил себя сесть на постели. Руки были словно ватные, ноги тоже. Из-за вертикального положения голова закружилась и затошнило только сильнее. Когда стало немного легче, он встал и, пошатываясь, подошел к окну. По холодному стеклу стекали маленькие капли — за окном моросило. Внизу, по тротуару, легкой походкой шла девушка под голубым зонтом. Джордж ненавидел этот дождь, эту улицу и эту девушку. Джордж ненавидел этот мир за то, что все еще был вынужден находиться в нем. Один, без Фреда.

Подергав ручки окна и выяснив, что открывается лишь маленькая форточка на самом верху, он криво ухмыльнулся — видимо, заколдовано специально от таких вот как он. Самоубийц. Волшебной палочки тоже нигде поблизости не оказалось. Значит, ему здесь делать было больше нечего.

С каждым шагом двигаться становилось все легче, хотя усталость наоборот, накатывала лишь сильнее. Подойдя к дверям, Джордж вдруг осознал, что одет в больничную пижаму, и будет, наверное, очень заметен, но никакой другой одежды не было. Выглянув из палаты, он сначала услышал знакомые голоса, и только потом увидел отца и Джинни. Они стояли спиной к нему и смотрели куда-то за поворот коридора. Видимо, там были и остальные. Они что, действительно смеялись? Как они могли веселиться, если Фред умер? Презрение исказило лицо Джорджа неприязненной гримасой. Эти люди не могли называться его семьей. Он ненавидел их за смех, за то, что они не дали ему уйти. Нет, прочь отсюда, прочь...

Оставшись незамеченным, Джордж добрался до пустого лифта в конце коридора. Из персонала он повстречал только одну чертовски уставшую медиведьму с яркими синяками под глазами и в помятом халате. Их равнодушные взгляды пересеклись лишь на мгновение, после чего двери лифта закрылись, а девушка продолжила свой путь, куда бы она ни шла.

Стоя на крыльце Святого Мунго и с блаженством докуривая уже вторую сигарету, Маккой подумывал о том, не заглянуть ли ему «на чай» к одной своей старой знакомой ещё по Колдомедицинской академии, Дарси Милтон. Дарси была милейшей женщиной, больше всего в жизни любившей разводить мингрельских скорпионов и заниматься сексом без обязательств. Иногда, находясь с ней, Маккою казалось, что это не он трахает, а его. После такого чертовски хотелось позвать Дарси на свидание, но он знал, что скорее на него натравят одного из скорпионов-любимчиков, чем согласятся. Дарси Милтон была убежденной холостячкой.

Бросив окурок на каменную ступеньку лестницы, Маккой придавил его ботинком. Он сорвался в Лондон сразу после работы над одной тяжело раненной в бою ведьмой — два одновременных Экспульсо в спину едва не лишили её жизни. Впрочем, паралич тела ниже шеи тоже вряд ли можно назвать положительным исходом. Ведьма держалась достойно, не плакала и не требовала «сделать хоть что-нибудь», как это часто бывало, но он все равно испытывал необходимость отвлечься от тяжести, лежавшей на его плечах.

Маккой не обернулся, услышав за спиной скрип открывшейся двери и тяжелый удар металла о металл, когда она закрылась. Когда шаркающие шаги сообщили, что вышедший поравнялся с ним, колдомедик все же скосил глаза, лениво отмечая серую больничную пижаму и яркие медовые волосы решившего прогуляться пациента. И лишь спустя пару мгновений Маккой наконец понял, кто стоит рядом с ним.

«Разбудили всё-таки, суки», — раздраженно подумал он и подошел к своему пациенту.

— Как самочувствие, мистер Уизли?

Джордж посмотрел на него пустым, ничего выражающим взглядом, и Маккой мысленно чертыхнулся — были у него такие больные. Обычно не выживали.

— Где моя палочка? — вместо ответа спросил Джордж, справедливо решивший, что если этот человек знает его имя, то должен знать еще что-то полезное.

Маккой заметил, что, несмотря на примечательную внешность (высокий рост и яркий цвет волос), голос Джорджа оказался самым обычным, юношеским, хотя и уже со взрослой хрипотцой. Ничего запоминающегося. Однако кое-что в нем казалось очень неправильным, словно неестественным. Чего-то не хватало не только в голосе этого Уизли, но и во всем его образе. Маккой попытался представить рядом с Джорджем второго точно такого же паренька, и это вдруг сделало картину завершенной. От осознания, что он видит лишь половину, при том нежизнеспособную половину человека, его, опытного военного врача, повидавшего немало, пробрала дрожь. Не раз и не два Маккою случалось работать с тяжелыми инвалидами, но впервые таковым был почти полностью здоровый физически человек.

— В хранилище главной медиведьмы.

Джордж кивнул и снова ушел в себя, невидящим взглядом провожая проезжающие мимо автомобили. Кажется, ему было все равно, где стоять, с кем разговаривать и разговаривать ли вообще.

— Вы помните, что было там, за Гранью?

— Нет, — соврал Джордж, но Маккой и так знал, что тот не скажет правды. Все, кто были в «мертвом сне», помнили, просто ещё никто, кого колдомедик спрашивал, не смог объяснить, что там было. Существовал негласный договор между колдомедиками не объяснять простым обывателям суть «мертвого сна», чтобы не наводить лишнего тумана и трагичности. Незачем родителям, детям, возлюбленным и друзьям пациентов знать, что в телах их близких какое-то время не было душ. Неопределенное понятие «мертвый сон» работало гораздо лучше, чем стань оно определенным.

— Вы знаете, какой сейчас месяц?

Этот вопрос заставил Джорджа нахмуриться. Ему не приходило в голову, что он мог пролежать больше нескольких дней. Но колдомедик (а что это именно он, было очевидно) говорил так, будто ответ должен его удивить. Будь Фред сейчас рядом, Джордж предпочел бы пошутить про то, как быстро бежит время и какие они старики. Но Фреда не было, а без него не было и смысла в смехе.

— Август, — продолжил Маккой, не дожидаясь реакции собеседника. — Вас практически не существовало три месяца, мистер Уизли. Вам стоит вернуться в палату. Аппарировать сейчас вы все равно никуда не сможете, ваша магия нестабильна.

Подумав, что лучше бы его не существовало и дальше, Джордж снова кивнул. То, сколько времени он пролежал на койке, действительно удивило бы его, если бы хоть одна эмоция могла пробиться сквозь беспросветную скорбь. Поскольку сейчас ему все равно не позволили бы завершить начатое, можно было и подождать. А где именно ждать, ему было все равно. Лишь бы не видеть семью. Он ведь может запретить пускать их к нему в палату?

— Пойдемте, — Маккой хотел было положить ладонь на плечо Джорджу, но вовремя отдернул руку. Больной был слишком нестабилен и на вторжение в личное пространство мог отреагировать вспышкой стихийной магии. Чтобы увести его обратно в помещение, стоило сначала наладить контакт. — Или хотите еще постоять здесь? Может, сигаретку?

Достав из кармана на груди пачку магловской отравы, Маккой протянул её Джорджу. Тот как-то рассеянно посмотрел в глаза почти-незнакомцу, потом перевел взгляд на сигареты. Вдруг лицо Джорджа скривилось, и он стал очень похож на ребенка — такая детская, откровенная боль отразилась на нем. Маккой поспешно спрятал пачку, мгновенно поняв, что случайно попал на триггер, но было уже поздно.

— Ну, давай, поджигай! — под нетерпеливые возгласы Фреда Джордж поднес палочку к зажатой у того между пальцев сигарете и создал маленький огонек. — Зажглась?

— Да. Подожди меня.

Добродушно усмехнувшись тому, как Джордж скосил глаза, чтобы увидеть, пошел ли дым у него, Фред пихнул брата плечом, и они одновременно сделали свою первую затяжку. Слишком сильную — тут же запершило горло, и они оба сильно закашлялись, сразу сгибаясь чуть ли не пополам от накатившего беспричинного смеха. Густой дым вырывался изо ртов и носов, близнецы кашляли, поглядывая друг на друга из-под отросших челок, смеялись, и оттого ещё больше кашляли.

— Блять, Джо, — поделился Фред своими мыслями.

Джордж лишь кивнул, стирая выступившую на глазах влагу. Горло всё ещё першило, а ничего приятного он так и не почувствовал. Увидев в глазах близнеца готовность повторить, он посмотрел на дымящуюся между пальцев сигарету, потом снова на Фреда. Не разрывая зрительного контакта, близнецы затянулись во второй раз. Теперь они постарались втянуть дым более плавно. Тут же подступил второй приступ кашля, но подавить его оказалось проще. С третьей затяжкой все прошло гладко. Дым витал вокруг их голов, медленно, будто нехотя растворяясь в спертом комнатном воздухе.

«Окно бы открыть», — подумал Джордж, а Фред уже поднялся и подошел к одному-единственному окну в их комнате. Стоило щеколде щелкнуть, как свежий ветерок ворвался в спальню, забираясь под тонкие футболки и приятно обдувая влажную кожу. Отросшие волосы доставали близнецам уже до плеч, шеи под ними сильно потели, но стричься все равно, почему-то, не хотелось.

Разобравшись с окном, Фред вернулся обратно. Они сидели напротив друг друга, прямо на полу между кроватей, используя матрацы в качестве не очень удобных спинок. Поскольку была уже глубокая ночь, на них были только майки и трусы — дома пижамы они перестали носить ещё в прошлом году. Мама ругалась, папе было все равно, зато можно было спокойно подразнить Перси и Рона, что те выглядят в своих пижамах совершенно по-идиотски.

Сейчас все в Норе давно спали. А близнецы, вдруг загоревшиеся идеей покурить магловские сигареты, и с трудом раздобывшие через знакомых старшекурсников одну-единственную пачку, никак не могли уснуть, не испробовав добычу.

Заметив, что кончик сигареты уже истлел, Джордж попытался стряхнуть его на пол, но вместо этого пепел оказался на ноге у Фреда.

— Эй! — Фред тут же дернулся, возмущенно пихая Джорджа в бедро.

— Прости, — схватив брата за щиколотку, Джордж стряхнул с его кожи пепел и виновато улыбнулся. Фред ещё раз попытался пихнуться, но не слишком-то рьяно. — Я не хотел.

— Угу.

Расстояние между кроватями было небольшое, поэтому они прижимались друг к другу ногами. Там, где у одного была пятка, другой упирался спиной в кровать, и наоборот. В принципе, можно было отодвинуться в бок, там-то места было достаточно, но им обоим было комфортнее так.

Наконец, когда от сигарет остались одни фильтры, Фред и Джордж потушили их об пол и Джордж уничтожил бычки простеньким бытовым заклинанием.

— И как тебе? — спросил Джордж, надеясь, что брату не понравилось и тот не захочет ещё. Самого Джорджа курение не впечатлило, хотя выдыхать из рта и носа дым оказалось забавно.

— Ну… Горло першит словно у шлюхи после смены, — тут губы близнецов растянулись в пошлых ухмылочках — возраст был тот самый, когда чем неприличнее шутка, тем она смешнее, — дым прикольный, но его наколдовать не проблема…

— Я тебя понял, братец, — кивнул Джордж, довольный, что и в этом они ничем не различаются. — Я думаю точно так же.

Воспоминание пронеслось перед внутренним взором Джорджа в один миг, отделяя его от остального мира. Впервые с момента как проснулся он полностью осознал, что его личный кошмар под названием «жизнь» продолжилась, и все, что у него было — это воспоминания. Прошлое. Будущего не стало вместе с Фредом. Джорджу было не важно, какой сейчас месяц — смерть брата не имела срока давности. Фред умер три дня назад, Фред умер три месяца назад… Джордж не видел разницы. Какой-то частью себя он все-таки осознавал, сколько прошло времени. Просто теперь для него не было существенных отличий между одним днем и ста днями. Он знал, что теперь всегда будет одинаково, никогда не станет лучше. До самой чертовой смерти. От отсутствия своей половины было негде скрыться.

Когда ноги подкосились, и он начал оседать на ступеньки лестницы, его подхватили чьи-то сильные руки.