Пока война не разлучит нас (гет)

Гермиона не включила свет в гостиной, зато задернула шторы.

Она и Малфой сидели на диване, забравшись на него с ногами, и словно ждали чего-то.

Чай в чайнике давным-давно остыл, так и не налитый в чашки.

— Который час? — тихонько спросила Гермиона, стаскивая со спинки дивана плед и заворачиваясь в него.

— Скоро десять, — ответил Малфой. — А зачем тебе?

— Пойдем спать? — все также негромко предложила она, поднимаясь с дивана, по-прежнему завернутая в плед, и протянула ему руку.

— Я могу спать здесь, если не хочешь, — осторожно сказал он.

Гермионе внезапно захотелось попросить его так и сделать.

Но чувство внутри взбунтовалось, требуя, чтобы Малфой был рядом.

Всегда. Чтобы никогда никуда не уходил. Никогда-никогда-никогда...

— Нет, — помотала она головой. — Пойдем.

— Не надо, — попросила она, когда Малфой собрался включить свет. — Я не хочу.

— Ладно, — пожал он плечами.

Она уселась на кровать, глядя на него.

Страшно. Так страшно ей еще не было.

И он ни за что не обидит ее.

— Иди сюда, — тихо сказала она.

Кровать прогнулась под его весом, когда он сел рядом с ней. Она вздохнула и решительно повернулась к нему.

— Ты ничего не должна, ты же знаешь, — пробормотал Малфой, внимательно глядя в ее глаза. — Ни мне, ни кому-то еще.

— Я знаю, — кивнула она. — Но мне это нужно. В смысле, — она опустила вспыхнувшее смущением лицо. — О Мерлин, ну... Я просто люблю тебя, — и, увидев, насколько он удивился, смущенно добавила, — наверное.

Ты сошла с ума. Какая, к черту, любовь?

Нет, нет и нет.

Он осторожно взял ее пальцы в свои.

— Послушай, ты не обязан ничего мне говорить, — рассеянно прошептала она. — Я... Я не знаю, зачем я это сказала. И я не...

— Я тоже, — внезапно перебил ее он. — Я... тоже. Наверное. Люблю.

Она медленно кивнула, не до конца веря, пока внутри все плавилось от невозможной нежности.

— И что мы будем с этим делать? — поинтересовалась она, страшно занятая сплетением их пальцев.

Он пожал плечами:

— Ничего. Жить здесь, как и собирались. Это же ничего не меняет. Для меня, во всяком случае.

Сердце пропустило удар, когда Гермиона услышала эти слова.

Все как раньше. И для нее.

Она мягко улыбнулась и, наклонившись вперед, поцеловала его.

Не как раньше. Уверенно и бесстрашно.

Без следа былого испуга.

На секунду отстранившись, она, словно запоминая его черты, внимательно вгляделась в его лицо, а потом стянула с себя джемпер.

Малфой прерывисто вздохнул, когда она потянулась к нему и начала расстегивать пуговицы его рубашки. Он сидел, стараясь не двигаться, словно боясь все разрушить одним единственным движением.

Ее пальцы осторожно дотронулись до бледной кожи, лаская. Она наблюдала за своими собственными руками, словно не веря в то, что собирается сделать.

А что я собираюсь?

Время куда-то исчезло, издалека наблюдая за тем, как она прижимается к нему, словно желая раствориться в нем, как он целует ее шею, прокладывая тропинку из поцелуев до самых ключиц. Как она внезапно всхлипывает, когда он спускается со своими поцелуями ниже. Как все это кажется ей нереальным. Не бывает так... правильно. Хорошо. И нужно.

И каждое касание губ – отчаянное, испуганное, уверенное и неуверенное одновременно, и как будто последним.

Хотелось... Непонятно чего. Какое-то страшное томление. И бабочки в животе.

И безумное, захлестнувшее с головой счастье.

Она сама потянула его за собой, откидываясь на кровать.

Думать не хотелось, только чувствовать.

Знать что он рядом, верить, что так будет всегда.

— У тебя сердце так стучит, — тихонько пробормотал он, поглаживая выступающие ключицы. — Какая же ты...

— У тебя тоже, — шепотом сказала она, хватая ладонь и прижимая к своей груди. — Чувствуешь?

Он кивнул – ее сердце колотилось как безумное.

— Это потому что я тебя люблю, — негромко обронила она.

Он внезапно улыбнулся.

А она сама потянулась к нему и впилась в губы поцелуем.

Утро пришло серыми обрывками света. Тусклые лучи солнца пробивались сквозь плотные шторы, отражались в зеркале и падали на кровать, освещая белоснежные простыни и темное покрывало, небрежно откинутый в сторону плед и разбросанные вещи.

Гермиона крепко обнимала Малфоя, прижимаясь к нему изо всех сил даже во сне. Его руки сильно сжимали ее талию, словно боясь, что ее отберут у него.

Будильник зазвенел, словно напоминая, что реальный мир все еще продолжает существовать. Испуганно подскочив во сне, Гермиона проснулась. Выключив расшумевшийся будильник, она повернулась к Драко, который продолжал лежать, но его глаза были открыты.

— Привет, — неуверенно сказала Гермиона.

Вместо ответа он опять притянул ее к себе, зарываясь лицом в ее волосы.

— Мне уже пора, — глухо пробормотала она, прислоняясь лбом к его плечу. — У меня дежурство утром.

— И мне надо идти, — вздохнул он. — У нас... сбор.

Он замялся.

А она закрыла глаза, пытаясь сдержать внезапно появившиеся слезы.

Ну почему всегда так?

В их жизнь?

— Конечно, — улыбнулась она Малфою – Иди. Только я в душ первая.

Он тоже улыбнулся. И продолжал улыбаться, пока она шла в ванную комнату, шлепая босыми ногами по холодному полу. Просто чтобы не закричать.

Она постаралась расставить свои дежурства так, чтобы они не приходились на ночь. Просто так она вообще бы не виделась с Драко.

Она буквально умоляла всех уступить дневные дежурства, заверяя, что ночью ей не так страшно спать.

И все верили.

Каждый день она отправлялась то в Министерство, то в больницу Святого Мунго. Иногда даже в Гринготтс.

Рон был с ней. Всегда.

Гарри не выпускали никуда. Он был заперт в собственном доме, как некогда Сириус. И его это злило. То, что он ничего не делает. То, что в нем видят не сильного волшебника, а просто символ, из-за которого люди продолжали бороться. То, что из-за него, вместо него, умирают другие.

А они действительно умирали.

Только Гермиона этого не видела.

На ее дежурстве еще не было ни одного нападения.

Но все хорошее когда-либо заканчивается.

Это случилось в августе.

Она была на очередном дежурстве в Святом Мунго. Позавчера сюда привезли раненых Пожирателей, пойманных взрослыми аврорами во время очередного нападения на деревню в Северной части Англии.

И они вместе с Роном и Тонкс сторожили их палаты. Пожирателей, после того как минует смертельная опасность, собирались отправить сначала в Визенгамот, а затем и в Азкабан.

И она действительно этого хотела.

Потому что у них была Беллатриса Лейстрейндж.

Она одна – достаточный повод для того, чтобы Пожиратели ворвались в Святой Мунго. И это не считая Руквуда и Мальсибера.

Потом, раздумывая над тем, что случилось, Гермиона понимала, насколько они были самоуверенны, когда полагали, что Пожиратели не попробуют забрать своих.

Они появились из ниоткуда. Она и Рон одни остались у дверей палаты, Тонкс отошла в ванную комнату.

Их было столько, что она даже не дала себе труд посчитать их.

Просто закричала, предупреждая Рона.

И тут началось настоящее безумие.

Повсюду вспыхивали лучи заклинаний: смертельных и просто замораживающих, Пожирателей и ее с Роном.

Появившаяся Тонкс громко выкрикнула:

— Экспекто Патронум!

Появившийся серебристый волк мгновенно исчез, отправленный в Гриммаулд-Плейс, 12.

Гермиона на секунду перевела дыхание: скоро будет подмога.

Но мир не собирался давать передышки.

Все вокруг рушилось, кто-то кричал, что-то взрывалось...

— Пригнись! — заорал Рон, толкая ее на пол.

Мимо них пролетел зеленый луч.

И только потом она поняла: они едва спаслись.

В тот момент в ней что-то перевернулось.

Когда она поднялась с пола, былое оцепенение и страх пропали.

Теперь и она, наравне с Тонкс и Роном, сыпала заклинаниями, не брезгуя и запрещенными. И только молилась всем богам, которых помнила, чтобы Драко не оказался очередным поверженным магом.

Когда пришла подмога, все стало еще сложней.

Мир крутился, словно в калейдоскопе.

— Черт! — громко воскликнул Билл, бьющийся очередным Пожирателем рядом с ней.

Гермиона на секунду повернулась к нему и увидела, как рукав его мантии пропитывается темной кровью.

Сердце пропустило удар.

Яростно обернувшись к Пожирателю, чье лицо по-прежнему было скрыто капюшоном, она, не задумываясь, выкрикнула:

— Авада Кедавра!

В тот момент ей действительно хотелось, чтобы он просто-напросто сдох.

И когда он упал, не успев отреагировать, ее затопил жуткий страх.

Не обращая внимания на слова Билла, что надо помочь Флер, сражающейся сразу с двумя Пожирателями, она наклонилась и сорвала с мага маску.

И тут же пожалела.

Внутри все превратилось в лед, когда она увидела... Блейза Забини.

И только сейчас она поняла, что она наделала.

Опустившись на колени рядом с трупом своего бывшего сокурсника, она изо всех сил трясла его, сминая темную мантию, кричала и захлебывалась слезами.

Пока подбежавший Рон резко не поднял ее и влепил пощечину.

— Все в порядке! — рявкнул он. — Так было надо! Иди, там нужна помощь!

И оттолкнув ее, сам побежал к Джинни, которая сражалась с Джагсоном.

Она сделала несколько неуверенных шагов, потом обернулась и в последний раз взглянула на Блейза.

А потом побежала вперед.

Они выиграли. Если, конечно, это была победа. Святой Мунго превратился едва ли не в руины.

Они сумели не дать Пожирателям забрать Беллатрису. Но было столько погибших и с их, и с той стороны, что Гермиона не знала, стоило ли оно того.

Она брела среди трупов, срывая маски, всякий раз надеясь не увидеть его лица.

И тут раздался безумный, полный невыносимой боли крик.

Рон.

Она быстро обернулась и, поскальзываясь на крови, которой был залит пол, побежала к нему.

Рон стоял на коленях, весь перемазанный кровью, своей и чужой, и крепко сжимал в пальцах руку... Джинни.

Джинни лежала на полу. Ее голова была откинута назад, обнажая ужасную рану на шее.

Фенрир.

Это мог сделать только он.

Джинни хрипела, и в глубинах ее горла что-то булькало. Кровь, которой была залита ее майка, пузырилась.

Гермиона замерла в нескольких шагах от них, чувствуя, что внутри все превращается в лед.

Она не умрет, не умрет, не умрет...

— Рон! — тем временем хрипела Джинни. — Мне...

— Тсс, — прошептал Рон, дрожащими пальцами вытаскивая палочку. — Все хорошо, малышка. Я вылечу тебя. Мы тебе поможем....

Билл подбежал к ним и бухнулся на колени рядом с сестрой.

— Малыш, — всхлипнул он, зарывая пальцы в ее волосы. — Черт, Джинни, я рядом. Мы рядом. Ты... все будет хорошо.

Рон, не прекращая ни на минуту, шептал заклинания, заставляя рану затягиваться. Но спустя секунду кровь с прежней силой опять начинала течь. И даже подошедшие целители были не в силах помочь.

Джинни внезапно выгнулась дугой и вскрикнула. Рон, рыдая, крепче сжал ее в своих объятиях.

— Не умирай, не умирай, — бормотал он. — Не уходи, Джинни... Ну же...

Глаза его сестры широко раскрылись. А потом она внезапно обмякла в его руках.

Ее больше нет.

Билл громко закричал, словно умоляя небо вернуть ее.

Она аппарировала прямо в квартиру и сразу направилась в спальню, на ходу срывая с себя грязную одежду.

Живи, живи, живи...

Малфой сидел на кровати и смотрел пустыми глазами прямо перед собой.

Она испытала невероятное облегчение, увидев его.

И тут же зарыдала, как не плакала еще никогда.

Он перевел взгляд на нее и, мгновенно вскочив с кровати, подбежал к ней.

Она вцепилась в него, до боли сжимая его плечи, все еще чувствуя тупую боль где-то в животе. След ее страха.

— Ее нет, понимаешь! — шептала она. — Нет, нет, нет...

А потом вспомнился Блейз.

Ее руки – по локоть в крови.

И она заплакала еще сильней.

А Драко крепко обнимал ее, шепча что-то утешающее.

— Я не хотела! — выкрикнула она. — Правда! Драко, мне так жаль...

Гермиона оттолкнула его и согнулась пополам от боли, которая сжигала ее внутри.

— Блейз... — стонала она. — Он не должен был умереть... И Джинни...

— Блейз? — медленно переспросил он. — Блейз… умер?

— Я! — продолжала кричать она. — Я! Я, я, я убила его...

Малфой замер, глядя, как она сползает на пол и обхватывает руками колени.

Безумие играло по своим правилам.

Война смело диктовала им свою волю, коверкая их жизни по секундной прихоти.

— Там столько крови, — вдруг тихо сказала Гермиона, глядя в никуда. — Моя, Билла, Чарли, Флер и... Джинни. Никогда не видела столько крови. А он... Не его кровь. Не Блейза.

Драко сел рядом с ней и крепко ее обнял.

— Мне жаль, — шептал он, целуя ее в макушку. — Мне так жаль, Гермиона...

С этого дня кошмары стали постоянными спутниками ее ночей и снов.

Гарри ни с кем не разговаривал.

Рон тоже.

В ту ночь погибли не только Блейз и Джинни, а еще многие пациенты больницы, включая маму Невилла, и Гестия Джонс.

Из Пожирателей, кроме Забини, погибли Селвин и Гиббон.

Но было столько раненых...

Луне, которой как и Джинни не полагалось сражаться, повезло больше чем сестре Рона. Но ненамного. Она ничего не помнила. И не умела.

Она стала похожа на родителей Невилла.

Днем Гермиона поддерживала всех: и Молли, убитую горем, и Рона, и Гарри, и Билла с Флер...

Всех.

Но по ночам... По ночам Гермиона извивалась, кричала, плакала, каждый раз переживая один тот же день.

И если бы не Драко, она знала, она бы сошла с ума.