Трясина (джен)

По заявке: ГП|СС. Джен. Северитус. «Покатай меня, большая черепаха!»

Телевизор показывает какой-то нелепый мультик. Поттер сидит на ковре, пялится в экран и пытается подпевать бессмысленной детской песенке. Идиллия — можно расслабиться и в кои-то веки спокойно почитать.

Но с Поттером ничего не длится вечно:

— Покатай меня, большая черепаха!

Снейп привычно не удивляется:

— Не мешай.

— Покатай! — Поттер дергает его за рукав.

— Я сказал, оставь меня в покое!

— Покатай, покатай, покатай! — заводится Поттер и принимается хныкать.

Снейп не выдерживает и поднимает руку, чтобы оттолкнуть приставучего мальчишку, но Поттер тут же сам отскакивает и забивается в самый темный угол маленькой гостиной. Его рот уродливо кривится:

— Мама! Где мама?

Поттер скребется ногтями о стену, словно хочет выбраться наружу, слезы и сопли обезображивают и без того не смазливое лицо.

— Мамочка! Забери меня!

Снейп не выдерживает, заталкивает внутрь раздражение, подходит и присаживается рядом.

— Держись.

Поттер счастливо взвизгивает и цепляется руками и ногами за подставленную спину. Снейп встает и, пошатываясь, проделывает по комнате несколько кругов — такой вес не так-то просто на себе удержать.

«Черт бы побрал Волдеморта, — обреченно думает Снейп, — черт бы побрал Дамблдора».

— Я люблю тебя. — К его плечу прижимается чужая щека.

«Черт бы побрал этот мир, где семнадцатилетние дети сходят с ума».

Бонус

Северус открывает дверь и тут же оказывается в кольце сильных, крепких рук:

— Я так соскучился!

— Не мешайся, дай разденусь, — деланно ворчит Северус, расстегивая зимнюю мантию. — Ужин приготовил?

— Телятину со спаржей, как ты любишь. — Зеленые глаза преданно сияют.

Вечер проходит в приятной тишине — уже почти забылись те времена, когда Гарри выл, забившись под кровать. Северус и не думал, забирая к себе сошедшего с ума сына Поттера, что однажды по-настоящему к нему привыкнет, но это было так. Он привык к тому, что бывшие знакомые Гарри спрашивают у него про дела мальчишки. Он привык, что сам Гарри всегда ждет его из Хогвартса, куда он со временем вернулся на прежнюю должность. Он привык, что мальчик не умеет лицемерить, и все его эмоции можно трактовать только однозначно. Он привык, но, к своей чести, все-таки сварил то самое лекарственное зелье.

Гарри садится на пол рядом с его креслом и кладет голову ему на колени, молча требуя ласки. Северус перебирает его коротко подстриженные волосы. Тишину нарушает только тиканье часов.

Но, несмотря на все улучшения, Гарри все еще не тот, кем был до войны. Северус прекрасно знает, что Гарри боится выходить на улицу, боится посторонних людей, боится доверять кому-нибудь, кроме него, а еще — не помнит ничего до того, как он взял его в свой дом.

Гарри ловит губами его руку и нежно целует.

— Ты правда меня любишь?

И эта нездоровая потребность в чужой любви...

— Правда, — сдержанно отвечает Северус. Счастливая улыбка Гарри становится ему наградой.

— Я тоже тебя люблю, больше всего на свете, — серьезно заявляет Гарри. — Больше всего, больше всего...

Да, Гарри нуждается в лекарственном зелье. Да, и Северус его сварил. Но разве он сам не достоин награды за свои труды, за свое терпение? Не достоин жить не в одиночестве, быть центром чужого мира? Не достоин?..

— Я знаю.

Он может дать Гарри чудодейственное зелье в любой момент, только не сейчас, но немного позже — обязательно. Ибо куда вернется Гарри?.. К чему вернется он?..

А с нужного фиала пыль всегда можно смахнуть. Даже если зелье в нем хранится уже десять лет.