Карандаш и краски (гет)

Уважаемые читатели,

в переводе была допущена ошибка: во второй главе Джинни забыла в комнате Малфоя не его портрет, а свой автопортрет. Надеюсь, это не помешает вам насладиться продолжением фанфика.

* * *

Джинни добавила немного зеленой краски в голубую и медленно размешала их на своей руке:

— Поможешь?

Драко отрицательно качнул головой, его светлые волосы рассыпались в беспорядке:

— Я не умею рисовать. Плюс ко всему тут холодно.

— Я тебе помогу, — заверила его Джинни. — Если ты не боишься немного испачкаться.

Малфой лишь хмыкнул:

— Я ничего не боюсь.

Эта ухмылка была ей хорошо знакома в отличие от полуулыбок, которые она видела на его лице прежде.

— Я сделаю вид, что верю тебе, хотя это не так, — Джинни взяла его за руку, посмеиваясь про себя, поскольку зеленая краска тут же испачкала его бледную кожу. Она вытерла краску со своей руки об его ладонь, затем приложила его руку к стене, сделала несколько широких мазков вниз: — Мы нарисуем бамбук.

— Бамбук? — озадаченно переспросил он.

— Картина будет олицетворять собой мирное время.

Они работали молча и совсем потеряли счет времени: Джинни рисовала рукой Драко, выбирала цвета и смешивала их уверенными движениями на его ладонях, пока перед ними не возникло зеленовато-голубое небо, незаметно переходящие в темно-зеленые виноградные лозы и высокие изящные деревья бамбука.

Она отступила назад, осматривая их совместную работу, и заговорила, решив, что рисунок закончен:

— Вот. Что думаешь? — Джинни провела рукой по лбу, убирая челку с глаз.

— Я думаю, что ты только что измазала себе лоб краской.

— Это издержки профессии. Я имею в виду, что ты думаешь о нашем рисунке?

Малфой удивленно произнес:

— Он несет в себе заряд мира и спокойствия, — картина была немного выше его и занимала несколько метров в ширину. — Ты хорошая художница.

— Ты ее нарисовал, — напомнила ему Джинни, доставая бутылку с водой из сумки, делая большой глоток и жестом предлагая бутылку ему.

— Нет, ее нарисовала ты. Моя рука была лишь кистью.

Джинни рассмеялась:

— Давай, будем считать наши заслуги пятьдесят на пятьдесят, — она опустилась на холодные камни, глядя на получившуюся картину.

Драко сел рядом и передал бутылку обратно ей.

— Как ты это делаешь? Когда я смотрю на стену, то вижу просто стену.

— Обычно я просто рисую то, что чувствую, а потом смотрю, что из этого вышло. Вчера я нарисовала по памяти своего брата. Я не очень часто так делаю.

— Тебе было трудно?

Джинни медленно кивнула:

— Очень. Но я рада, что сделала это.

— Ты настоящая художница, — Малфой протянул руку, будто намереваясь стереть краску с ее лица, но остановился, взглянув на свои перемазанные руки. — Думаю, я сделаю только хуже.

— Все в порядке. Не волнуйся. Можешь стереть, — она скосила глаза, рассматривая его профиль. Лицо Драко было угловатым, скорее даже резким. У него был идеально прямой нос, и Джинни опять бросились в глаза его неимоверно длинные ресницы. Пятнышко краски украшало его подбородок. — Можно я тебя поцелую?

Малфой взглянул на нее пристально, скользнув взглядом по пятнышку краски и веснушкам на ее лице, и Джинни приготовилась к отказу.

Но он кивнул.

Джинни наклонилась, чтобы поцеловать его, однако Драко подался вперед и обхватил ее лицо руками, мягко накрыв губами ее рот. Она слегка приоткрыла рот и провела языком по его верхней губе, прежде чем их языки встретились. Джинни забыла о краске на ладонях и обхватила его руками за плечи, притягивая настолько близко, как могла, едва не падая ему на колени. Снег кружился вокруг них, но Джинни ощущала лишь исходящий от Малфоя жар. Ей хотелось притянуть его еще ближе, вжаться в него всем телом и почувствовать соприкосновение их обнаженной кожи, но она не смела даже пошевелиться. Вместо этого Джинни провела рукой по плечам под рубашкой, наслаждаясь прикосновениями и теплом его тела.

* * *

Они встречались каждый день, рисуя на стенах рука к руке, а по вечерам за ужином, наперебой обсуждали, что будут рисовать дальше. К собственному удивлению, Джинни вдруг поняла, что с нетерпением ждет каждой их новой встречи в башне.

— Расскажи мне что-нибудь о себе, то, чего я не знаю, — однажды попросил Драко, когда они вместе рисовали гигантский цветок ириса. Джинни настояла, что в сердцевине цветка должен быть изображен взрыв галактики, зарождающийся светло-розовой краской постепенно переходящей в ярко-лазурный цвет.

— Ты практически ничего обо мне не знаешь, — рассмеялась она, вкладывая руку в его ладонь, чтобы получился цвет, который им был необходим. — Мой любимый цвет — зеленый, мне нравится читать маггловские книги, и я хотела бы научиться фотографировать маггловским фотоаппаратом. У меня есть семь братьев, я единственная девочка в семье.

— Я это знал.

— Нет, не знал.

— Я знал, что ты младшая в семье и у тебя очень много братьев, — ухмыльнулся он.

— А ты знал, что маггловские фотографии не двигаются? Они остаются застывшими навечно. Это так странно. Фотография запечатлеет один единственный момент времени, который никогда не изменится. Изображение на фото может оказаться ложью, но ты никогда не узнаешь об этом. Я понятия не имею, чем буду заниматься, когда закончу школу. МакГонаналл сказала, что я должна рассмотреть возможность преподавания, но не думаю, что это по мне. Хотя я люблю отмечать праздники, но вряд ли они когда-нибудь станут прежними, без Фреда, — заметила Джинни, кивнув на портрет, глядевший на них противоположной стены пустыми глазницами. — Может, я уеду в какое-нибудь теплое и милое местечко и буду рисовать на пляже. Гермиона говорила мне, что магглы зарабатывают на жизнь таким образом. В местах отдыха они рисуют картины, за которые туристы готовы выложить неплохие деньги. Их называют уличными художниками. Думаю, у меня есть преимущество, ведь я волшебница, понимаешь?

— А у художников-магглов?

— Они обходятся без магии. Магглы очень интересные. Наверное, мне так кажется из-за моего отца. Он всегда восхищался тем, как у магглов получается создавать разные занимательные вещи без применения магии, — она сделала небольшой шажок назад, облокотившись на Драко, и почувствовала, что он прижался грудью к ее спине.

— Я ничего не знаю о магглах, — заявил он, — и это неудивительно. Мой отец никогда бы не допустил подобного.

— Давай я расскажу тебе что-нибудь интересное о них. Если ты никуда не торопишься.

Малфой слегка наклонил голову, его губы почти касались ее уха.

— Я никуда не спешу.

На следующий день Джинни заявила ему:

— Я вчера целый день говорила о себе. Расскажи теперь и ты что-нибудь.

— А что рассказывать? — произнес он, его взгляд остановился на желтом цвете, который разрастался из центра ириса.

— Да что угодно. Например, почему ты захотел рисовать со мной? Никогда не думала, что тебе понравится пачкаться.

— А я никогда не думал, что заговорю с тобой.

Джинни быстро глянула на него и резко выдернула руку из его ладоней.

— Я не то имел в виду, — тут же заверил он.

— Тогда что ты этим хотел сказать? — она отвернулась от Малфоя, чтобы он не увидел боль на ее лице. Они так много времени проводили вместе, Джинни начинало казаться, что она знает его всю свою жизнь, но эта оговорка напомнила, что ей практически ничего не известно о нем.

— Я имел в виду, что много времени потратил… — Драко с трудом выдавливал из себя слова, — пытаясь угодить всем вокруг. Отцу, Темному Лорду, тете, Снейпу… Всем вокруг, кроме себя. Я провел последние два года, пытаясь сделать все возможное, чтобы мои родители остались живы. У меня не было времени никого узнать, даже самого себя. Но теперь… У меня появилось время... И…

— И… что? — она повернулась к нему спиной.

— И я рад, что мы общаемся, — Малфой притянул Джинни к себе, размазывая желтую краску по ее плечам.

— Я тоже.

— Если кто-то и понимает меня, так это ты, — шепнул он тихо куда-то ей в волосы.

* * *

За три дня до Рождества они наносили толстый слой ярко-оранжевой краски на стену, рисуя пейзаж с алыми и оранжевыми маками.

— Почему ты не с ним?

— Что? — Джинни уставилась на Драко, перестав рисовать, у нее все сжалось внутри. — Я думала, ты не хочешь говорить о нем.

Малфой продолжил свою мысль, осторожно подбирая слова:

— Я не хочу знать ничего о нем. Я хочу узнать тебя. Когда мы были в моей комнате, и ты говорила о нем, то выглядела злой, — Драко заправил прядь волос ей за ухо. — Я — эгоист. Я хочу знать, есть ли еще какая-нибудь причина, чтобы ненавидеть его пуще прежнего.

У Джинни заняло целую минуту, чтобы до конца осознать смысл его слов:

— Оу, — тихо выдохнула она, — нет. Совсем нет.

Драко выжидательно взглянул на нее, и Джинни глубоко вздохнула:

— Ты, правда, хочешь знать?

Малфой долго молчал, но все же выдохнул:

— Да.

Она не знала, как начать разговор, и какие подробности следует опустить:

— Это случилось летом перед шестым курсом. Вся наша семья находилась в Норе, и я знала, что он планирует уехать с Роном и Гермионой. Я знала, что они собираются сбежать, чтобы найти Того-Кого-Нельзя-Называть. Также, шпионя за Орденом, я узнала, что есть большая вероятность, что Гарри может умереть, — Джинни тяжело вздохнула, прикусив нижнюю губу, и посмотрела на оранжевую краску, размазанную по рукам. — Я попросила его не уходить. Я умоляла его. Я думала, что если дам ему нечто большее, найду для него вескую причину остаться, то он передумает. Как глупо с моей стороны. Я предполагала, что этого будет достаточно, и он оставит спасение волшебного мира Ордену. Целую неделю я полагала, что добавилась своего. Но на свадьбе моего брата мы получили сову о том, что Министерство пало, и в тот же час Гарри исчез. Я не видела его до тех пор, пока он не появился в Хогвартсе на последней битве. Я знаю, что для них было опасно связываться с внешним миром, но он даже не подумал о том, чтобы дать мне знать, что он в безопасности и скучает по мне. Когда битва закончилась, он стал героем, а я поняла, что больше не люблю его. Наверное, я просто осознала, что Гарри никогда не сможет жить ради себя. Он всегда будет в первую очередь очень хорошим, особенно по отношению к окружающим, а мне нужен человек немного эгоистичный, в особенности, когда дело касается меня. Это глупо и наивно, но я хочу быть с тем, кто выберет меня, а не весь остальной мир. Мне всегда казалось, что это и есть любовь.

— А как ты считаешь сейчас?

Джинни подняла на него взгляд. Глаза Драко потемнели, а лицо ничего не выражало, но она заметила, что его брови сошлись на переносице.

— Сейчас — я не знаю.

— Думаю, ты права. Это не эгоизм. Просто так поступают любящие люди, — Драко взял ее за подбородок и повернул ее лицо к себе. — Я знаю, как ты относишься к моим родителям, но они бы согласились с тобой… В том, что это и есть любовь. Возможно, они не всегда поступали правильно, но они делали все возможное, чтобы защитить друг друга и меня. Кто, если не любящий тебя человек, пойдет на все ради тебя?

Джинни осела на пол, почувствовав облегчение. Она никогда не осмеливалась произнести эти мысли вслух и тем более не ожидала, что кто-нибудь поймет и согласится с ней. Она поцеловала Гарри на его семнадцатый день рождения, несмотря на то, что он бросил ее на похоронах Дамблодора. Рон застукал их, но не остановил ее. Той же ночью Джинни поймала Гарри в коридоре и потянула в свою спальню. Он не возражал и не пытался остановить ее в ту ночь, как и во все последующие. Гарри приходил к ней по два-три раза в день, когда ему удавалась улизнуть от друзей. Ей постоянно было больно, и Джинни чувствовала дискомфорт во время секса, и, разумеется, секс не был похож на тот, что описывается в любовных романах, но она хотела, чтобы Гарри остался, поэтому послушно исполняла все, что он хочет.

А затем он пропал без объяснений.

Теперь было легче разобраться, почему так произошло, поскольку это больше не причиняло такой боли, хотя это и не отменяло того факта, что Джинни больше не любит Гарри.

— Теперь ты знаешь мой самый большой секрет, — она выдавила из себя улыбку, — мне следовало бы наложить на тебя Обливиэйт.

— Нет, — лукаво произнес Драко, развернув ее к картине. — Спорю, ты не знала, что слизеринцы лучше всех умеют хранить тайны.

* * *

Дни бежали быстрее, чем ей хотелось.

— Ничего себе. Мы почти все стены разрисовали, — сказала Джинни в канун Рождества.

Драко согласно кивнул, вытирая пот и одновременно размазывая по лбу голубую краску. Он достал палочку и наколдовал согревающие чары.

— Что будем делать, когда разрисуем все стены? Возьмёмся за пол?

— Да, давай, — рассмеялась она. — Мы завтра увидимся?

Малфой нахмурился:

— Конечно.

— Завтра Рождество.

— Меня нигде не ждут.

Джинни улыбнулась ему:

— Отлично. Меня тоже.

Драко провел длинными пальцами по краю баночки с зеленой краской:

— Может, когда мы разрисуем всю башню, то я смогу разрисовать тебя, — игриво сказал он, но его взгляд был абсолютно серьезен, он медленно провел руками по плечам Джинни.

Последние две недели они рисовали днями напролет, а по ночам целовались. Прикосновение Драко в данный момент казалось ей самый интимным, что между ними когда-либо происходило.

— Тебе очень идет зеленый, — тихо заметил он, лаская пальцами ее шею. — Теперь я понимаю, почему это твой любимый цвет.

Джинни стояла неподвижно, позволяя ему рисовать причудливые узоры на своей шее и плечах, и стараясь не опускать взгляд, а смотреть ему прямо в глаза. Мурашки пробежали по позвоночнику, но они были вызваны не холодом. Жар разливался между их телами в то время, как Драко гладил ее, оставляя зеленые следы краски на ее коже. Джинни поняла, что дрожит под его прикосновениями, и почувствовала огонь, зарождающийся внутри. Когда Драко скользнул руками под ее футболку, она задержала дыхание. До этого он пару раз дотрагивался до ее обнаженной кожи под футболкой, но теперь все было по-другому. Это было нечто большее, чем обычное желание снять сексуальное напряжение между двумя подростками, его прикосновения было такими нежными, его лицо казалось таким беззащитным, дыхание — тяжелым, на мгновение Джинни показалось, что возможно, только возможно, он влюблен в нее. В то мгновение, она вдруг осознала, что влюблена в него сама.

Джинни набралась смелости и стянула футболку через голову, отшвырнув ее в сторону.

Не мешкая, Драко провел рукой по ее животу, глядя ей прямо в глаза.

— Не останавливайся, — прошептала она, едва сдерживая себя от того, чтобы не отвести глаз из-за опасений получить отказ.

Одну руку Драко положил на ее живот, а другую опустил в баночку с зеленой краской. Он очертил изгибы ее талии зеленой краской, и затем осторожно скользнул ладонью в вырез ее бюстгальтера, аккуратно касаясь округлостей ее груди. Малфой продолжал ласкать ее, нежно поглаживая кожу, и Джинни осознала, что больше не может сдерживаться. Она поймала его запястье и притянула ближе, приподнимаясь на цыпочки, чтобы поцеловать.

Когда Джинни надела свою футболку, они спустились в Большой зал на ужин, она была рада, что всех присутствующих не волновало, почему Малфой и Уизли ужинают вместе и перемазаны краской.

В ту ночь Джинни никак не могла заснуть. Она неохотно смыла краску с себя в душе, потому что не хотела объяснять ему, почему не сделала этого. Она ворочалась в своей постели, не в силах перестать думать о Драко Малфое. Она любила Гарри очень сильно, но только сейчас поняла, что чувства, которые она испытывала к Гарри, совсем отличаются от того, что она чувствовала по отношению к Драко. Джинни представила себе, что Драко лежит с ней рядом, и задумалась, хватит ли ей смелости раздеться перед ним и позволить рисовать по всему ее телу. Она представила, как стоит обнаженной в башне, а его пальцы порхают по ее обнаженной коже.