Приходи ко мне (гет)

Если бы Невиллу Лонгботтому задали вопрос, зачем он наведывается в госпиталь Святого Мунго каждый день, неся в руках какие-то непонятные свёртки и колбы, Невилл бы только грубо ответил, что это не чужого ума дело. Ему и так надоели бесконечное ворчание бабушки и доводы колдомедиков, призывающих одуматься. Невилл понимал, что не может взять и бросить начатое. И пусть другие считали все его затеи глупыми, он искренне верил, что вылечит своих родителей, — пусть даже спустя долгие годы. В сердце теплилась надежда, что Невилл сможет хотя бы облегчить страдания родителей. Оставалось только день ото дня выискивать в книгах всё новую и новую информацию о растениях из самых дальних стран, пытаться своими силами создать зелье, которое сделает огромный прорыв в целительстве, и не падать духом, ведь его успехи пока были скромными. С каждым днём оставалось всё меньше и меньше уверенности, что у Невилла что-то выйдет, однако он не бросал начатое ради родителей. Невилл поставил перед собой задачу и был готов биться до смерти, но достичь желаемого. После войны и Битвы за Хогвартс это стало самой очевидной и единственной его целью.

У друзей наступило долгожданное счастье — все они работали, женились, строили планы на будущее. Пока Невилла могла понять одна лишь Луна, которая не раз помогала ему с зельями, искала в книгах полезные сведения в свободное время и при каждой встрече оптимистично заверяла, что всё будет хорошо. Невилл улыбался ей в ответ, благодарил подругу за помощь и не забывал радоваться, что судьба связала его с этой потрясающей девушкой. А однажды она вернулась из долгой командировки с чудным колечком на безымянном пальце. Невилл в тот день крепко обнял Луну, пожелал ей всего хорошего, а заодно попытался смириться с тем, что ещё одна подруга для него отныне была потеряна. Он не мог винить Луну, как и всех остальных друзей, в том, что они живут полной жизнью. Невилл лишь радовался за каждого и не думал печалиться о себе. Бабушка, в обычной своей манере, бесцеремонно поднимала вопрос свадеб и детей, и Невилл лишь краснел и отмахивался от этих разговоров. Те девушки, кому Невилл искренне симпатизировал, уже связали судьбы с другими, а к остальным Невилл не чувствовал интереса. Если же и возникал у него соблазн пригорюниться за стопкой Огденского и дать волю печальным мыслям об одиночестве, разум заставлял своего обладателя стыдиться собственных желаний. О каких девушках может идти речь, пока его родители больны и несчастны? Однако сердце, не умолкая, шептало, что родители не хотели бы, чтобы Невилл жертвовал собственной жизнью, пусть и ради их благополучия…

В итоге Лонгботтом принимал сторону разума, старательно забывая о себе. Добрую половину времени он проводил за копанием в книгах и пергаментных свитках, где ему время от времени удавалось выудить что-то новое, и злился на себя, когда в очередной раз совершал ошибки. Он варил зелья, сжимая зубы и ругаясь, если что-то путал. Пил зелье «Сна без сновидений» каждую ночь, не боясь побочных эффектов, ведь иначе ему не удавалось спать спокойно — снились кошмары, о которых он хотел, но не мог забыть. Когда Невилл бился с тёмными силами ради мира, он был воодушевлён, чувствовал себя сильным и нужным школе, Армии Дамблдора, да всему волшебному миру. И он даже подумать не мог, что стоит только победить Волдеморта и Пожирателей, как жизнь станет пустой, а все цели осуществятся и забудутся, не принося никакой радости оттого, что всё закончилось. Невилл ненавидел себя за то, что он не может бороться с меланхолией и пессимизмом, но от этого только сильнее впадал в уныние. Он цеплялся за призрачные надежды, потому что позволял себе жить лишь ради чего-то, ради хоть какой-то цели. Умом Невилл понимал, что родителям помочь он не сможет, как понимал и то, что всего лишь хочет отвлечься от пустоты и пресности собственной жизни.