Мышка и Паук (гет)

Очаровательно. Это слово идеально описывало его карие щенячьи глаза, застенчивую улыбку и нервный смех, вызываемый смущением. А смущался он почти всегда, что тоже было очаровательно. Как, например, когда во время их второго “свидания” за чашкой кофе он сообщил, что, оказывается, уже около двух месяцев был влюблён в неё, но слишком стеснялся заговорить и несколько недель набирался храбрости, для того чтобы хотя бы оставить комментарий в её блоге.

Это было очаровательно, просто очаровательно.

И сейчас, когда Джим из IT-отдела сидел, положив ногу на ногу, на её диване и смотрел «Glee» (только представьте), пока она ждала на кухне, когда же наконец приготовится попкорн, — это тоже было очаровательно.

В любой другой ситуации, если бы к Молли в гости пришёл мужчина, она бы не стала предлагать ему посмотреть американское телешоу про проблемы подростков, состоящее из каверов на популярные песни, так как такое им обычно не по вкусу (им должны нравиться боевики и порно, так ведь?). Но, опять же, у Молли редко бывали в гостях мужчины.

Она видела плеер Джима и была уверена, что ему понравится. Он был настолько чувствительный, так любил музыку и внимательно следил за жизнью больницы (несмотря на то, что сам в ней не участвовал), что она знала это, просто знала (и ему действительно понравилось). Он был такой очаровательный.

Молли прервала свои наблюдения за смотрящим телевизор Джимом, который сидел к ней спиной, прислонившись к дивану, и ёрзал, легко постукивая пальцами в такт музыке, вероятно, пытаясь удержаться, чтобы не начать подпевать и не поставить себя в дурацкое положение. Она посмотрела на микроволновку, оставалось еще четыре секунды. Как только обратный отсчёт на дисплее дошёл до последней секунды, Молли нажала на кнопку, чтобы избежать звукового сигнала, и открыла дверцу. Носками скользя по плитке, а затем мягко ступая по ковру гостиной, Молли дошла до дивана, донеся попкорн в целости, ничуть его не рассыпав.

Она молчала, чтобы не перекрывать своим бормотанием голоса из телевизора, и поэтому не думала, что Джим заметит её появления. Но он заметил. Джим обернулся, глядя на неё своими большими, очаровательными глазами со смущённой, очаровательной улыбкой. Могло показаться, что он стыдится абсолютно всего, что делает. Словно ребенок, который чувствует себя виноватым, потому что знает, что делает что-то плохое и никто его за это не накажет.

— Я услышал, что попкорн перестал взрываться, — объяснил он, а затем добавил с нервной усмешкой: — Есть хочется.

— Мне тоже, — улыбнулась Молли, обходя вокруг дивана, садясь рядом с Джимом и протягивая ему миску. — Держи… ой! Осторожнее!

Молли не могла сказать, случилось ли это из-за её неуклюжести или неуклюжести Джима, но миска с попкорном выскользнула у них из рук и примерно четверть всего содержимого оказалась на диване.

— Прости! — в одну и ту же минуту извинились Молли и Джим, посмотрев вниз, затем друг на друга и снова вниз.

Серьёзно, Молли даже не думала, что на этой земле есть кто-то такой же неуклюжий, как она, кто-то, кто настолько же плохо представляет, как нравиться людям (не говоря уже о том, чтобы влюблять их в себя). Кто-то, кто тоже не знает, что говорить и как не выставлять себя на посмешище во всех возможных ситуациях.

Но потом она встретила Джима. И именно поэтому у неё появилась теория, что социальные навыки обратно пропорциональны интеллекту (что само собой объясняло бы поведение Некоего Привлекательного Гения, о котором Молли изо всех сил старалась не думать, будучи на свидании с другим человеком).

Джим, подпрыгнув от неожиданности, быстро начал собирать упавший попкорн с дивана и складывать его обратно в тарелку, которая теперь устойчиво располагалась на кофейном столике между диваном и телевизором. Молли делала то же самое.

— Правило пяти секунд, верно? — сказала она, переводя взгляд со своих колен, откуда она собирала попкорн, на Джима.

— Вообще-то, — начал он, поднимая глаза, чтобы встретиться взглядом с Молли, — это, скорее, правило сорока пяти секунд или даже чуть дольше… Я вычитал в интернете, какое-то исследование о том, как уроненная на пол еда собирает микробы…

— О, — ответила Молли. Джим всегда знал все эти странные факты. — Интересно… что ж, тогда хорошо. Можно есть. Никаких микробов.

Она приподняла уголки губ, изображая нечто, что не могло сойти за улыбку, но всё же засчитывалось за героическую попытку быть вежливой.

— Да, никаких микробов, — согласился Джим, но затем вытаращил глаза, осознав, что его слова, скорее всего, обидели Молли. Он отвернулся от неё и торопливо добавил: — Не в том смысле, что твой диван грязный или ещё что-то. Я уверен, что всё чисто. Я только имел в виду, что везде есть микробы, и большинство из них всё равно безвредны, и ты, вероятно, всё время делаешь уборку…

Его речь оборвалась, как и всегда после длительной тирады. Это действительно было очаровательно.

Молли решила засмеяться, её смех был нервный, как и у Джима, но это и вправду был единственный способ убить ту неловкую тишину, которая столь стремительно начала сгущаться над ними. Джим присоединился к ней, и они смеялись вместе, и это было очаровательно.

Когда снова наступила тишина…

(и не неловкая, тяжёлая тишина, а тишина тёплая, как спадающий румянец на лице человека, который осознал, что ему нечего стыдиться, и теперь успокаивался и смеялся над тем, как всё это было глупо)

… Молли и Джим заметили, что руки обоих тянутся к щели в диване, чтобы достать один и тот же кусочек попкорна, в одно и то же время.

Они вместе взглянули вниз, на свои пальцы, на удивление не отпрянув друг от друга, когда почувствовали чужое прикосновение на собственной коже, а затем вверх, друг на друга. Молли хихикнула (нервно и смущённо, разумеется), но замолчала, когда поняла, что Джим не смеётся своими обычными нервными смешками. Его палец (немного влажный, но мягкий) поглаживал её.

Теперь это будто бы превратилось в игру в гляделки, чтобы определить, кто же первым опустит взгляд, разрывая связь. Молли думала, что это будет Джим, но ошиблась. Оказалось, что она неспособна выдержать долгий зрительный контакт, и её взгляд переметнулся к самому законному оправданию — телевизору. Сериал всё ещё шёл… но почти закончился. Молли узнала эту серию, это была одна из её любимых. Та, где главные герои должны были поцеловаться в первый раз.

Почему она смущается? Почему она нервничает? Почему она не может этого сделать?

Молли всегда задавала себе эти вопросы, когда проводила день святого Валентина в одиночестве, или видела счастливую парочку, сидящую рядом, в поезде по дороге на работу, или выставляла себя дурой на свидании, которое устроила ей подруга (или перед Не Называемым По Имени Консультирующим Детективом).

Раньше ответом на всё это была работа. Изучение трупов — не совсем то, что привлекает большинство мужчин, но Молли не была такой уж дурой. Когда она догадалась, что упоминание об её профессии на ранних стадиях отпугивает потенциальных ухажёров, она решила выражаться туманно насчёт “работы в больнице” и не говорить всей правды о своей специальности, по крайней мере, до четвёртого свидания.

Однако отношения Молли всё же редко достигали четвёртого свидания, несмотря на её недомолвки. Но эти отношения должны быть другими. Джим должен быть другим.

Он был таким же скромным, таким же неуклюжим, таким же странным, как и она, если даже не больше. В сущности, вся его личность была будто бы мужской версией её самой, словно доведённой до крайностей. Даже она была куда лучше приспособлена к жизни, чем Джим.

У них было столько общего, что не должно было возникнуть никаких проблем. Но это было не так (потому что Молли никогда не бывает легко, никогда).

«Просто схвати первого попавшегося парня и не отпускай его, — говорила ей её младшая (да, младшая — Молли была понижена до выслушивания непрошеных советов от младшей сестры) сестра, — как сделала я, и теперь я счастлива в браке. Просто вцепись в него мёртвой хваткой и никогда не отпускай».

Ну, что ж, вот он Джим, влюбленный в неё уже несколько месяцев и готовый для захвата (пускай он и скромный, Молли была уверена, что он согласится на всё, если она проявит инициативу).

Так почему же это было так трудно?

Потому, может, что он такой чудаковатый и почти женственный? Нет. Молли была не из тех, кто придирается. Она знала, что ей никогда не достанется накачанный мускулистый спортсмен или учтивый специалист в шикарном костюме. Чёрт, она даже не могла заполучить интеллектуалов из кафе или трудоголиков, которые постоянно что-то печатают в своих ноутбуках, сидя в углу вагона метро.

Потому, может, что он был не тем человеком, о котором Молли не собиралась думать?

Нет…

… ну, не совсем.

Молли как раз решила, что этот Не Называемый По Имени Человек — гиблое дело, завораживающее старинное украшение за музейным стеклом, которым она может восхищаться, но которое никогда не будет принадлежать ей и которое она никогда не сможет надеть.

Так почему же?

Молли не хватило времени, чтобы придумать ответ на свой вопрос. Она невидящим взглядом уставилась в телевизор и даже не заметила, что сериал достиг своей кульминации, а если быть конкретнее — сцены с поцелуем, которая стоила сезона ожидания. Рука, которая уже не гладила, а держала её руку между подушками дивана, коснулась её щеки и нежно повернула голову Молли в сторону от экрана. Молли смотрела в лицо Джиму, который улыбался, но далеко не нервной, застенчивой улыбкой. Уголок его рта был вздёрнут в сторону, как голова озадаченного щенка (но на этот раз он сам не выглядел озадаченным), и он потянулся к ней.

И губы, которые улыбались, встретились с её губами.

Теперь не осталось никаких вопросов, так что не было нужды и в ответах.

Вопросы «Почему она смущается? Почему она нервничает? Почему она не может этого сделать?» теперь не беспокоили её, потому что Молли больше не смущалась, не нервничала и определенно делала это. И вопрос «почему это так трудно?» тоже не беспокоил её. Джим совершил первый шаг, сделав эти вопросы неприменимыми к ситуации.

Но если бы Джим не сделал первый шаг, временно уводя все вопросы на второй план, тогда Молли могла бы в эту самую ночь понять ответ на вопрос, почему это было так трудно.

Джим был чувствительный, милый, заботливый — предельно «хороший парень», из тех, что обычно финишируют последними, что в некоторых случаях совсем не плохо. Настолько, что он был просто очарователен. Джим был идеален. Не безупречно идеален, потому что таких людей не бывает, но он был идеален для неё. Слишком идеален.

Ответ скрывался в том, что, казалось, всё это, неожиданно пришедшее в её одинокую скучную жизнь, слишком хорошо, чтобы быть правдой.

(И, разумеется, так и было).

Становилось мучительно тяжело не смеяться над этим фактом…

… но у Джима Мориарти на это ушли годы тренировок.

И, несмотря на эти годы тренировок, его никогда не переставало удивлять, как невероятно глупы были люди. Это было даже в своем роде очаровательно. Прямо как Молли. Это слово описывало её настолько безукоризненно, будто она старалась казаться такой, старалась быть такой.

(Что, конечно же, она и должна была делать, потому что, когда кто-то настолько очаровательно неловкий, как ещё он может этого добиться, если только слегка не подыгрывать?)

Но это, в свою очередь, значило бы, что Молли достаточно хорошо себя знает, чтобы замечать за собой эту особенность, что отчасти было правдой, потому что она всё время была так смущена своим поведением, добавленным к её неловкости, которая затем добавлялась к её смущению и так далее, и так далее по неизбежному кругу, который был просто совершенно чертовски очаровательным. Жалким, да (как её неуверенные попытки наносить легкий макияж или ходить на свидания), но очаровательным. Таким очаровательным, что Джиму хотелось смеяться, блевать и дрожать в одно и то же время, и от всего этого он воздерживался в присутствии Молли.

Особенно сейчас, так как это испортило бы поцелуй. Их первый поцелуй, прямо как у персонажей из сериала. Он смотрел его более чем пару раз, потому что ему надо было найти себе занятие от скуки… а затем он нашёл Молли.

И Шерлока.

Да, великолепного, гениального (и сексуального) консультирующего детектива Шерлока Холмса, который заинтересовал Джима ещё задолго до того, как раскрыл его небольшую игру с таксистом.

Джим выносил Шерлока на первый план своего вечно гудящего мозга, даже когда ему не было скучно.

И да, прямо сейчас Джиму было скучно. Прямо как в ту ночь, когда он перечитывал блог Джона Ватсона о Шерлоке и совершенно случайно заметил непрекращающиеся комментарии от некой Молли Хупер, которая совершенно случайно вела свой собственный блог, в котором совершенно случайно более чем очевидно прослеживалась её влюбленность в не обращающего на неё внимания Шерлока Холмса.

Очаровательно.

Но кто такой Джим, чтобы осуждать? Хотя бы это действительно объединяло их с Молли, что и заинтересовало Джима в ней изначально. Она была так добра и любезна с антисоциальным всезнайкой, которого недолюбливали все остальные. У неё были чувства к, казалось бы, бесчувственному человеку, к которому остальные не испытывали ничего, кроме раздражения, негодования и скупого завистливого восхищения. Возможно, по началу Молли думала, что раз Шерлок так непопулярен, то у неё определённо есть шанс (чтобы думать так сейчас, ей нужно было быть полной идиоткой, а не обычной, какой она и была).

Как мило, как наивно, как очаровательно.

Молли не была такой уж дурой. Она закончила медицинскую академию, в конце-то концов, благодаря своим мозгам, а не другому месту. Именно поэтому Джим никак не мог сдержать свой внутренний смех, представляя, что ей ещё только предстоит узнать правду о своём новом «парне».

Не ту правду, что Джим Мориарти — единственный в мире международный консультирующий преступник, конечно же… но правду о том, что Джим из IT — отъявленный гомосексуалист с торчащими из шкафа ногами, отплясывающими канкан.

Молли действительно не замечает весьма фруктовый (ха-ха) одеколон, которым он пользуется каждый день? Его обтягивающие футболки? То, как он открыто, нарочно разглядывает каждого мужчину, которого увидит на улице, и заигрывает по крайней мере с тремя из них в кафе? Она действительно настолько слепа?

Нет, Джим так не думал.

Он отказывался верить, что Молли ничего не замечает, так же, как отказывался верить, что молодой медэксперт, который осматривает часто ужасающе изуродованные трупы жестоко убитых людей, до сих пор считает, что человеческая натура по существу своему хорошая, как она говорила ему во время прогулки этим вечером на их третьем свидании (на первом и втором они почти всё время обсуждали потрясающие деяния Шерлока Холмса).

Никто не может видеть такое и всё ещё быть настолько тупым. Но, опять же, идиоты этой чёртовой планеты постоянно, постоянно удивляли Джима.

(«Как всегда, — сказал Шерлок одному из этих идиотов, своему личному идиоту-напарнику Джону Ватсону, — ты видишь, но не наблюдаешь».)

Но Молли наблюдала. Она видела плейлист Джима, где было бесчисленное множество песен из мюзиклов, незаконно скачанных в рабочее время с рабочего компьютера (Джиму правда нравилась его новая работа на полставки в больнице, хотя он предпочитал диско Бродвею), и взяла это на заметку. Вот почему она выбрала «Glee» в качестве вечернего развлечения. Так что Молли не могла не знать или, по крайней мере, не подозревать… Нет, скорее казалось, что она притворяется. Притворяется, что верит в человеческую натуру, притворяется, что верит в себя. Притворяется, что у неё есть надежда.

Надежда на то, что представитель противоположного пола сочтет её достаточно привлекательной и внешне, и внутренне, чтобы влюбиться в неё; надежда, что Шерлок однажды оценит её по достоинству и обратит на неё внимание; надежда, что Джим из IT не гей и не слишком хорош, чтобы быть правдой.

Джим часто играл с идеей самоубийства, но он знал наверняка, что если бы жил скучной, одинокой, безнадёжной жизнью Молли, то давно бы сделал это. Годы назад.

Отсутствие надежды ломает людей.

Человеческие существа могут выносить воистину немыслимые мучения, если у них есть надежда, что они будут спасены и всё наладится. Сломанные люди редко восстанавливаются, намного проще выкинуть их и достать новых. Как только у человека исчезает надежда, исчезает и его желание жить.

Но всё же Молли жила одной надеждой, вопреки всем доказательствам опыта и при своей полной осведомленности в её ложности. Это было очаровательно.

И поразительно. Очень даже.

Только познакомившись с ней, он едва ли мог в это поверить: она отказывалась погрязать в жалости к самой себе, как многие другие нормальные, образованные, одинокие городские жители, и нападать на источник своей депрессии и дисфункции (себя или других; самоубийство или убийство).

Что за крошечная, жалкая, завораживающая загадка была эта маленькая Молли Хупер.

Джиму стало интересно, как сломать кого-то, кто уже потерял надежду и только притворяется, что она у него всё ещё есть. И пока Джим целовал Молли, а рука, которая гладила её пальцы, медленно скользнула вверх по её руке, а затем по шее, пока обе его руки не оказались по обе стороны от её лица, он твёрдо вознамерился это выяснить.