Чайка (джен)

1. Чайка Джонатан

Руки до самых локтей перепачканы начинающими подсыхать и стягивать кожу белилами — щекотно; из юбки выдран приличный клок ткани — влезать по металлическим креплениям водостока это вам не на качелях кататься! — получившийся разрез задорно махрится зелеными ниточками, похоже на побеги весенней травы; босыми ступнями проще удержаться на тонюсеньком уступе рядом с заветным окном, а на коленях, не менее грязных, чем ладони, определенно появится очередной набор ссадин. Ей точно влетит от воспитателей.

Не желающая прятаться в уголках обветренных губ улыбка так и норовит выползти на лицо хитрой лисицей. Длинная грязно-серая полоса на щеке придает ухмыляющемуся девчачьему личику лихой пиратский вид, а в чернильных глазах — сущие черти озорно скачут на тлеющих угольках пережитого приключения. Она зажмуривается, словно довольная кошка, и легко скатывается по водосточной трубе во двор — повторное прохождение ужасно сложного маршрута дается намного проще. Да и горячее возбуждение от свершения задуманного будоражит сознание, убивая страх и наполняя сердце граничащей с безумством отвагой. Теперь ее частичка — та, что мечтает о свободе и лёгких крыльях, — всегда будет жить в Чумной комнате, напоминая обитателям о чайке Джонатане.

Вдох полной грудью и медленный выдох — надо успокоить бьющееся в сумасшедшем восторге сердце. Она обводит смеющимся взглядом пустой двор и еще раз выдыхает. Уф! Всё получилось! Весеннее тёплое солнце мгновенно зажигает в непослушных волосах алый пожар — больно смотреть! Россыпь красноватых веснушек по всей мордашке делает ее еще больше похожей на юркую лисицу, хотя повадки скорее кошачьи. Сияющая сытая улыбка горит уже в полную силу, не уступая по яркости волосам. Хорошо, что никто ее не заметил в этот раз, всё-таки провернуть свой план во время занятий, которые она, естественно, прогуливает, оказалось отличной идеей.

Рыжая аккуратно и тщательно отряхивается, только сильнее размазывая краску по коже и украшая белёсыми разводами одежду и ноги, и, шмыгнув вечно сопливым носом, вприпрыжку взбегает на крыльцо прямо к центральному входу — она привыкла вести себя свободно и независимо. И все остальные тоже к этому привыкли. Еще мгновение, и яркий самовольный огонек исчезает за тяжелой дверью Дома.

Если ее кто-нибудь спросит, зачем столь сложным способом проникать — всего-то! — в мальчишечью спальню, она, конечно же, с легкостью найдет аргумент, и даже не один.

Во-первых, как это так: в Доме есть место, куда доступ закрыт всем непосвященным? Даже ей, той, которую прозвали Сатаной! Той, которая знает каждый уголок этого места, вплоть до практически недоступной ей Изнанки. Да Рыжая б не простила себе никогда, если бы не смогла забраться в Чумную каким угодно способом.

Во-вторых, в комнате этой живут самые явные отщепенцы, выделяющиеся даже на фоне далеко не обыкновенных домашних, что может быть интересней и необычней? А Волк и Кузнечик — ее давние знакомцы — как раз являются основателями Чумной.

И, в-третьих, стена. Нет, Стена! Истории о ней ходили среди мальков наравне с легендами о старших. Рыжая наслушалась их до тошноты и ярчайших снов: она представляла себе стену Чумной чуть ли не как дорогу на другую сторону реальности. И стена ее не разочаровала. Уже ради нее одной стоило лазать по хрупкому тонкому выступу и дребезжащей холодной трубе — стена была прекрасна. Бесконечна и всеобъемлюща. Рыжая потерялась в ее величии и красоте. И жутко, до чесотки в пальцах захотела оставить на стене свой след. Правда... птица вышла кривоватой и какой-то блёклой, но зато она там поселилась! На заветной стене. Как символ свободы и протеста. Как доказательство её смелости. Чайка Джонатан. Белокрылый Летун над морем.

Однако Рыжая никогда не признается никому-никому, даже Смерти, хоть в глубине своей рыжей души и знает, что на самом деле так манило и звало ее в Чумную. Что не давало спать ночами, заставляя продумывать план проникновения на территорию самой странной комнаты младших во всем Доме. И продолжало звать вернуться даже сейчас, после удачно провернутой диверсии.

Бунт.

Само возникновение и существование Чумной — это откровенный бунт. Изгои бросили вызов стае из Хламовника, но не ушли к их противникам Певчим, а демонстративно откололись в совершенно независимое содружество. Самовольно заняли комнату, создали в ней свой закрытый мирок, установили замки на двери и ловушки перед входом, чтобы ни одна принадлежащая Дому душа не сумела проникнуть в таинственное логово Дохляков. Они подняли бунт. И он оказался успешен. Именно эта бунтарская, в чем-то даже разбойничья суть Чумной комнаты и заставляла Рыжую вздыхать по ночам в своей постели и мечтать о столь же яркой необыкновенной выходке, революционной и смелой, чтоб о ней гудел если не весь Серый Дом, то хотя бы малышня.

Потому что, если говорить совсем уж честно и только самой себе, то за исключением копны редкого оттенка огненных волос да рвущейся к свободе бунтарской души в Рыжей нет ничего особенного. Она считает себя самой-самой обычной. Заурядной. Ведь даже путь на другую сторону для нее закрыт.

В темноте коридора первого этажа ярко-красное пламя спутанных волос освещает небольшой участок пространства. Рыжая чумазая девчонка больше не улыбается, она смотрит прямо перед собой решительно и смело; тонкие губы сжаты в упрямую твердую линию, грязные исцарапанные пальцы стиснуты в кулаки. Она станет сильной и особенной. Яркой. Нужной. И важной. И добьётся исполнения своей мечты, пусть Дом не хочет указывать ей дорогу на Изнанку, она сама ее найдет. Рыжая ни о чем никого просить не станет, просто возьмет то, что должно принадлежать ей. Главное — верить.

2. Рыжая

Рыжая открывает глаза и невидяще таращится в светлеющий прямоугольник окна — серый дрожащий свет безлунной ночи. Ее кровати свет не достигает, и в темноте комнаты волосы кажутся чернильно-чёрными, теряя всю свою огненную уникальность, стирая личность и лишая имени. Теперь она лишь одна из спящих и неспящих душ, принадлежащих Дому. Безымянная. Серо-черная. Живая?

По правую руку еле уловимо сопит во сне Русалка, завернувшись в кокон из собственных длинных волос вместо одеяла, над ней мелодично позвякивают подвешенные на полке колокольчики и бубенчики, а прямо под окном темнеет мурчащий клубок из Кошатницы и ее четвероногих питомцев. Кровать Крысы пуста и холодна. Та вновь пропадает где-то в другом месте и времени, не здесь.

А за окном — весна. Запах совершенно такой же, как и тогда, в детстве: ночная роса и молодая, пробивающаяся из земли трава. Весна всегда толкает на решительные шаги, уж Рыжую — точно. Ее одинокая разбойничья душа рвется ввысь, в авантюры, туда, где она станет наконец собой. В детстве ей казалось, что, если она заберется в одно из самых необычных мест Дома, что-то непременно должно измениться. И она сможет стать особенной в этом необычном месте, среди странных людей. Может, и не зря казалось.

В тот раз пусть не надолго, но ведь сработало! Летун над морем, чайка по имени Джонатан на короткий срок до выпуска старших, промелькнувший легкой крылатой тенью, стала важной и неотъемлемой частью жизни сразу нескольких домовят — тех, кому в тот момент она была действительно нужна, Чумных Дохляков. Ведь Джонатан приносил не просто пустяковые мелочи в подарок и подкидывал дразнящие любопытство записки. Он был символом избранности Чумных, их уникальности — ну, еще бы! — собственный призрак только у них одних во всем Доме! Чайка дарила поддержку. Надежду. Являла собой сложнейшую загадку-головоломку-игру. И манила, звала, заставляла докапываться до истины раз за разом.

Рыжая помнит каждый дар, который оставила в Чумной, как бы давно это ни было. Каждое слово каждой записки так отчетливо и ясно, словно это случилось только вчера. Она может и сейчас с легкостью даже с закрытыми глазами пробраться десятки раз пройденным маршрутом через окно Чумной или обойти все когда-либо существовавшие ловушки под дверью. Последние восемь лет она хранит свое самое необыкновенное приключение в хрустальном шаре памяти, бережно перебирая подробности как самую большую ценность.

С тех самых пор как Смерть внезапно перестал быть «не жильцом», встал на ноги и сменил надоевшую за годы жизни в больничной палате кличку, все привилегии Рыжей исчезли. Но Могильник — территория вне законов и правил. Здесь правит только жизнь и смерть. А Пауки — словно прислужники тайного ордена. И потому Рыжая тайком навещает Волка, регулярного посетителя лазарета, незаметно притаскивая ему бутерброды и полевые цветы. Потому что с каждым годом задор в его взгляде всё больше тускнеет, словно затухающая спичка, а жесткая складка возле губ становится глубже — как если бы Волка мучило принятие тяжелого решения.

Рыжая каждый день выслушивает вечные жалобы Кошатницы, помогает ей одеваться и умываться и приносит осенние листья и мелкие камушки с улицы. Потому что той это нужно: сама она никогда не выходит даже из комнаты, а кошки не могут понять желание смотреть на сброшенные желто-багряные одежды деревьев, заботливо развешанные Рыжей на стенах.

Когда Длинную Габи в очередной раз ловят при попытке сбежать в Наружность, Рыжая обнимает ее в коридоре и уверенно запихивает ей за резинку дырявых чулок мятую пачку сигарет — в Клетке всяко пригодится. А после возвращения той медленно расчесывает ее свалявшиеся сосульками неровно подстриженные волосы, мурлыча под нос успокаивающую детскую песенку.

Рыжая заплетает длинные тонюсенькие косы Русалке, привязывая к ним колокольчики и бусинки, потому что вечно витающая в странных мечтах соседка зачастую бросает свою прическу на середине.

Одним из сырых осенних дней Рыжая, невзначай пристав с разговором к всегда нелюдимой Химере, настойчиво провожает ту до удобного подъема на чердак.

Рыжая искренне заботится о Крысе, встречая Летуна после каждого похода в иные миры и иногда буквально дотаскивая умаявшуюся подругу до кровати; потому что та сильная, резкая и до жути похожа на него. А еще она чем-то неуловимо напоминает брата — возможно тем, что так же, как и Смерть-Рыжий, Крыса никогда не уведет ее на Изнанку, хотя тоже может.

Рыжая цепляется за убегающую с каждым днем всё дальше память и белоснежные чаячьи крылья, пропитанные морской солью и истрепанные штормами, чтобы удержаться, дойти до заветного окна и не упасть с тонюсенького выступа своей судьбы.

Она заполняет жизнь разными людьми и целой кучей даже самых незначительных воспоминаний, яркими положительными и отрицательными эмоциями и повседневными событиями, чтобы хоть на короткий миг ощутить себя нужной, важной, особенной. Не пустой. Видимо, это и есть ее суть и судьба. Она привыкла отдавать миру всё, что есть внутри, не задумываясь, надо ли оно кому-то, и не заметила, как именно это стало ее сутью — отдать, чтобы быть важной.

Рыжая живет и тайно надеется, что однажды придёт день, когда чайка Джо снова станет нужна брошенным мальчишкам из комнаты Дохляков.

Когда этот миг настает, Рыжая, стараясь не сойти с ума от нахлынувшего счастья и страха, хватает первую попавшуюся под руку — кажется, Муху, — и тащит ее в открывшую свои двери четвертую.

3. Принцесса-официантка

Сухой горячий ветер гонит мусор по серо-пыльной дороге, убегающей к самому горизонту. Деревья по обочинам редкие и такие же серо-пыльные. Полуразвалившаяся заброшенная заправка таращится на пейзаж осколками стёкол витрины, тускло поблёскивающими на полуденном солнце. Её волосы полыхают алым костром на фоне общей блёклости и безликости; к ногам жмется Толстый, бездумно запихивая в рот тряпичного динозавра. В воздухе разлит тошнотворно-горький «аромат» гари и запустения. Нда, местечко — настоящая помойка, похлеще Чернолеса.

Рыжая тоскливо осматривается по сторонам и замечает покосившуюся автобусную остановку, заросшую желтоватым ковылём. Она прекрасно помнит здешние маршруты. Толстый смотрит на нее своими круглыми доверчивыми глазищами и вопросительно гукает. Тяжелый он. Рыжая подхватывает младенца, сейчас на вид ему можно дать месяцев пять-шесть, и решительно идет в сторону остановки. Осталось только доехать до оговоренного места и ждать. Внутри тихо тлеет радость от того, что способность помнить у нее всё же сохранилась.

Традиционный для этого места серо-пыльный автобус-черепаха довозит их до города, водитель равнодушно машет на прощание, и она, пересадив Толстого за спину, неспешно направляется в сторону небольшого домишки — благо, стоящего на самой окраине, рядом с дорогой, — адрес сообщила ей Крыса, когда высаживала на том пустынном перекрестке. Здесь для них приготовлена комната, спасибо незрячему вожаку.

Комнатка совсем крошечная — только и места, что для продавленного дивана да детской кроватки. Ветхий шкаф со скрипящими дверцами притаился прямиком за дверью, а на подоконнике чахлое растение в потрескавшемся горшочке стыдливо выглядывает из-за выцветшей занавески. Зато этаж самый верхний, с выходом на крышу — никаких помех свободным чаячьим крыльям.

Рыжая сгружает сопящего Толстого в кроватку и оглядывается, запоминая свое новое жилище. Дверь в ванную приоткрыта, из крана размеренно капает вода, рисуя желтоватую ржавую дорожку в раковине, штукатурка на потолке отсырела и местами почернела, а лампочка напрочь отсутствует; в пыльном зеркале с чуть отбитым верхним уголком отражается уставший черный взгляд. Провести рукой по холодной гладкой поверхности, уничтожая следы тоски, и вот уже яркий пожар волос зажигает в глазах привычное пламя бунтарства. Она справится. Они справятся. Так было всегда и так будет сейчас.

Они ведь обещали дождаться.

Наутро Рыжая находит в раковине полоску зеленого мха.

А через месяц жасминовый кустик на окне, заботливо пересаженный в новый горшок, выпускает тоненькую длинную стрелку с крошечным белым бутоном.

Местные не проявляют никакого интереса к матери-одиночке со странным младенцем, лишь равнодушно провожают ее типичным взглядом «пришлая». Рыжая устраивается официанткой в местное кафе с когда-то кричащей, а теперь тусклой вывеской «У Люси». Кто такая «Люси», не знает даже владелец забегаловки, разбитый ревматизмом старик в темно-зеленых зеркальных очках, до жути напоминающих ей оставшегося с той стороны Рыжего.

Периодически на кухонном оконце или на выступе карниза вырастают странного вида грибы. А как-то раз Толстый находит в кроватке горсть лесных ягод. Рыжая не показывает своей радости, боясь спугнуть. Просто благодарит Лес за молчаливую поддержку.

Теперь она умеет общаться не только с посудой, как в прошлый свой визит в этот мир. Та история кое-чему научила самоуверенную девчонку. И еще ей ни в коем случае нельзя терять работу и исчезать из этого городка, она должна оставаться в оговоренном месте, чтобы их могли найти. Поэтому люди и их отношение больше не тревожат ее, все сплетни она пропускает мимо ушей, улыбаясь медленно таящему в темноте деревцу на заднем дворе кафе. Она знает, что местные с легкой руки коллег-официанток прозвали ее «Принцесса», но это правильно. Ведь кто же еще будет ждать Принца, как не Принцесса?

Теперь у нее есть цель и надежда, и она не может нарушить данное слово. Потому что Рыжая знает, что стать важной и особенной можно только для конкретного человека, столь же особенного для тебя. Сейчас она важна и нужна своему ребенку. А скоро к ним присоединится еще один очень особенный человек.

Как долго длится их с Толстым ожидание, Рыжая не знает, да и не считает время, оно всё равно течет здесь по своим законам, однако ванная постепенно зарастает мхом и репейником, на пороге квартиры регулярно появляются грибы, а из ягод уже можно сварить приличную баночку варенья. Жасмин на окошке разросся так, что пришлось сдаться и пересадить его в большое ведро и держать на полу, от запаха хрупких молочно-белых цветков в комнате постоянное ощущение лета. И это — знаки того, что комната и ее обитатели принадлежат лесному жителю, королю эльфов и потомку драконов. Тому, кто не боится ожогов рыжего беспощадного пламени; тому, кто идет за ней сквозь ткань реальности; тому, кто уведет их с Толстым целиком в свой мир.

В одно солнечное весеннее утро, проснувшись на своем старом диване от запаха сырой коры и свежего ветра, смешанного с терпким ароматом жасмина, она видит острозубую улыбку и васильковый взгляд Прекрасного Принца наяву. Она смотрит на родное уставшее лицо, светящееся нездешней улыбкой и слышит радостный смех Толстого из кроватки. И понимает, что теперь они могут вернуться домой.