Демон клана Чхве (джен)

Чхве Ый возбуждённо мерил шагами пространство перед троном, он не любил ожидание и бездействие, больше предпочитал меч спору, но этот обложенный подушками из драгоценных тканей и украшенный золочёной резьбой трон заставлял его ждать всё больше. Рано или поздно этот вожделенный для многих и так презираемый им предмет завладеет его душой, а пока принц теребил гарду драгоценного меча, который был ему так дорог, что он даже придумал этой живой, как он верил, обладавшей собственной волей вещи имя — Квигом. Драгоценный меч мелодичным звоном отвечал на прикосновения хозяина, и принцу казалось, что его душа в унисон стонет от терзающих его сомнений: больше всего сейчас он хотел увидеть отца. С каким бы трепетом он, Ый клана Чхве из Чханвона, просто пришёл к отцу и бросился ему в ноги, но принц Корё не мог этого себе позволить, пока гвардейцы, посланные в погоню за Небесным лекарем, не приведут эту красноволосую кумихо⁽¹⁾ обратно. Чхве Ый твёрдо знал одно: эта женщина лечила его отца, и тому становилось лучше. Два года, два последних года она сохраняла жизнь умирающего короля, остальное было не важно: откуда и зачем она пришла, — лишь бы привести её обратно, пока его отец ещё жив.

Принц услышал знакомый перезвон оружия:

— Ваше высочество, отряд… — донеслось снаружи.

— Впустить немедля… — вскричал Чхве Ый — и двери зала приёмов открылись, как будто воздушный поток, созданный голосом молодого правителя, распахнул их.

Увидев принца, двенадцать воинов замерли за дверями, переглядываясь. Стоящий впереди самый мощный в украшенном серебряными пластинами доспехе тяжело вздохнул, оглянулся на товарищей в тщетном поиске поддержки, отложил меч в руки евнуху и сделал шаг вперёд.

— Вы привели её? Эта женщина в покоях правителя? — нетерпеливо заговорил Чхве Ый, не успели воины ещё опуститься перед ним на колени.

— Ваше высочество, мы заслуживаем смерти! — взревел командир и пал ниц, отряд последовал его примеру.

Чхве Ый замер, онемев от нежелания понимать происходящее.

— Ваше высочество! — продолжал воин, но принц перебил его.

— Вы не нашли её? — Чхве Ый ударил мечом в пол, и воины вздрогнули. — Говори быстрее воин, милостью Небес правитель Корё не может ждать.

— Мы нагнали эту женщину в горах неподалёку от монастыря Тхэгу у каменной Будды. Мы передали ей приказ явиться ко двору и стать главным лекарем, но она посмеялась над нами.

— Женщина посмеялась над отрядом тяжёлых конников? — лицо принца уродовала гримаса ярости, и коленопреклонённые воины перед ним обеспокоенно заёрзали, переглядываясь и подталкивая друг друга в поисках ответа, который позволит им сохранить жизни.

— Ваше высочество, — взвыл их командир, — это была не женщина. Она божество или демон, — гвардейцы согласно закивали за его спиной. — Небеса защищали её. Там возле каменной Будды есть врата в никуда, когда она встала перед ними, её осветил небесный свет, поднялся вихрь, она произнесла пророчество: "Клану Чхве не защитить и не возвеличить эту землю, пока потомки королей не научатся смотреть на золото как на камень⁽²⁾", — и исчезла. Небеса забрали её обратно, ваше высочество, ваши слуги не могли ничего сделать. Ваше высочество!

— Ваше высочество, наши жизни в вашей милости, — пропели воины хором и коснулись лбами пола.

Принц стоял в окружении свернувшихся улитками на полу самбёльчжо⁽³⁾ и молчал. Рот его был открыт, он хрипел, как будто лёгкие плохо пропускали воздух.

— Эта женщина не вылечит моего отца, — прошептал Чхве Ый и, приволакивая за собой меч, направился к дверям. Он прошёл между воинами, никого не задев, и командир, уже успокоившись, облегченно выдохнул и поднялся с колен, когда принц достиг дверей. — Эта женщина не вылечит моего отца! — взревел Чхве Ый, повернулся лицом к воинам и поднял меч. Самбёльчжо испуганно застыли. Одним движением принц сбросил ножны с драгоценного меча, тяжёлый кусок залакированного до блеска чёрного дерева пролетел по воздуху и пробил заострённым концом переносицу командира отряда тяжёлых конников — его тело ещё не опустилось на пол, когда двое других лишились голов. Их тела ещё по инерции жили, дёргаясь, умирающие сердца ещё выбрасывали кровь из разрубленных артерий, а принц искал новых жертв. Воины, трясясь от страха, отползали от молодого правителя, но им было некуда бежать, лезвие меча в руках Чхве Ыя серебрилось голубоватым светом, врезаясь, вгрызаясь в плоть, кровь потоками текла из разрубленных тел, заливая сапоги принца...

Чхве Ый подошёл к телу командира отряда, посмотрел в лицо с белыми бельмами вместо глаз, наступил на мёртвую грудь, вытащил ножны из переносицы, вытер о шаровары конника и вложил меч — сталь с мелодичным звоном легла на место. Принц воздел голову к потолку — безумие отчаяния покинуло его — он оглядел последствия своего злодейства: кровь хлюпнула и брызнула из-под ног — Чхве Ый покачнулся и застонал. "Отец!" — взревел он в голос и бросился прочь.

— Отец! — евнухи за дверями шарахались от него, стражники замирали в ужасе при его приближении, опуская взгляд, придворные дамы взвизгивали и вжимались в стены, уступая дорогу. Чхве Ый распахнул двери опочивальни правителя, бросился к алькову, в запальчивости неловко сорвал занавеси, опрокинул невысокий столик, заставленный керамическими пузырьками с лекарствами, и опустился на колени перед кроватью. — Отец! — укрытый одеялами до подбородка абсолютно седой старик повернул искажённое болью лицо и поднял тяжёлые набрякшие веки.

— Мой сын, — прохрипел он, и Чхве Ый вздрогнул, — мой прекрасный сильный сын пришёл меня увидеть. Я так ждал, мой сын… так ждал тебя и боялся, что ты не придёшь или не успеешь.

— Та женщина... — начал было Чхве Ый, но его отец выпростал из-под одеяла всё ещё хранившую прежнюю силу и мощь огромную руку и приобнял принца.

— Сын, сынок... — запричитал он как-то по-стариковски, заставив Чхве Ыя подвинуться ближе, и теперь тяжёлое дыхание умирающего правителя било принцу в лицо.

— Ваше величество, — хотел проговорить Чхве Ый громко и раздельно, следуя этикету, но его голос сорвался и прозвучал высоко, тонко и тихо, — я заслуживаю смерти, я не смог привести лекаря, который исцелит вас, она исчезла... — принц попытался коснуться лбом кровати, но умирающий не позволил этого, приложившись губами к его лицу. — Батюшка! — выдохнул Чхве Ый, глотая горьковатое от лекарств дыхание родителя.

Чхве У улыбнулся, глаза его сына увлажнились:

— Когда мой прекрасный сын родился, мы с его матерью мечтали о том, что такая красота, здоровье и сила даны ему затем, чтобы он прожил свою жизнь счастливо и беззаботно, не знал людской злобы и растил таких же детей, внуков, которые своими счастливыми голосами украсят нашу старость... Мы мечтали именно о такой участи для тебя, мой сын... — Умирающий сполз с подушек и, свернувшись на кровати, положил свою огромную седую голову на плечо принца, приникнув к его уху, и одобрительно похлопывал того по спине тяжёлой дланью. Взгляд Чхве Ыя упал на другую руку правителя, которую тот прижимал к разрываемой болью груди, — рука посинела и казалась неживой. — Если бы твой брат так рано не покинул нас, нашим мечтам...

Дыхание Чхве У пресеклось, и Чхве Ый, дёрнувшись в ослабевшем полуобъятии отца, зарыдал и упал тому на грудь:

— Отец! Отец, — повторял он сквозь всхлипы, — прошу тебя, не умирай, время ещё не пришло, я не выдержу без тебя... Отец, та женщина, что лечила тебя, она же оставила лекарства...

— Та женщина, сын мой, пришла с Небес, подарила мне два года жизни и успокоила мою душу перед смертью. Запомни её слова. Она сказала, что ты не предашь меня...

— Батюшка! — беспощадный убийца рыдал, лаская седую голову умирающего отца.

— Слушай меня! Слушай! — Чхве У собрал последние силы, чтобы отстранить сына и придать своему голосу прежнюю твёрдость. — Твоя сила в мече — береги его и правь им. Правь мечом подобно моему отцу, не уступай уговорам, они попытаются обмануть тебя — убей.

— Отец, Квигом...

— Сын! — гаркнул Чхве У. — Корёсцы спасутся в крепостях, крепостями мы спасёмся: каждое поселение, даже самое малое, должно быть окружено крепостными стенами, каждое поселение должно иметь защитников, источники воды и пищи в своих стенах⁽⁴⁾. Обещай мне сын и более того обещай мне, что ты сам спасёшься. Обещай и не плачь: твой отец прожил хорошую жизнь...

— Отец, я обещаю...

Чхве У сжал зубы и застонал.

— Обещай мне сын, что ты спасёшься и, что бы не случилось, попытаешься дожить, дожить и хотя бы посмотреть на него...

— Отец, я обещаю всё, что скажешь, только не умирай...

— Я хорошо пожил и счастлив смотреть на моего прекрасного сына. Ты обещал. Доживи, сын мой, и помоги ему, научи его...

— О чём ты, отец, я не понимаю...

Чхве У ослаб в объятиях сына, застонал и повалился на подушки, Чхве Ый склонился над ним:

— Та женщина сказала, что ты всё потеряешь, а он, мой праправнук, всё вернёт... — простонал Чхве У. — Доживи: ты увидишь, как он родится, — обучи и защити его, пока он будет мал.

— Отец, я не потеряю, я сделаю всё, если ты будешь со мной, — Чхве Ый положил руку отцу под голову, а другую прижал к его груди, ощутив как гулко и надсадно бьётся в ней сердце.

В глазах старика показались слёзы:

— Значит, ты потеряешь от того, что меня не будет, — простонал он. — Всё равно, просто мой прекрасный сын должен выжить... Ый-яяя⁽⁵⁾...

Тело правителя вздрогнуло, как будто сломавшись по середине, открылся рот, с всхлипом в последний раз потянулся воздух, замер стон на губах, и старик замолк навсегда...

* * *

Милостью Небес правитель Корё Чхве Ый сидел на золочёном троне, опустив голову, и смотрел на свои огромные привыкшие к мечу руки. Два дня прошло с тех пор, как он похоронил отца, и траурная церемония временами казалась ему сном, но его пустые руки, сковывающая движения одежда и этот ненавистный ему трон подтверждали реальность кошмара. Два дня, уже два дня он приходил сюда, нет, его приводили... его будили... его одевали... он не решал сам, что ему делать, он не принадлежал себе... и его всегда окружали люди... люди... люди, которых он ненавидел до зубовного скрежета. Он ненавидел их слабость, их страх, их стремление выжить любой ценой — все те качества, которых был лишён его отец...

Чхве Ый в ярости сбросил мягкую украшенную вышивкой подушку с трона: он привык к седлу и хотел ощутить под собой твёрдое дерево, — но евнух сразу же поднял этот предмет и понёс обратно, правитель посмотрел в глаза прислужнику — тот вздрогнул и принялся класть поклоны.

— Ваше величество, — донеслось снаружи, и на этот раз Чхве Ый сам с трудом сдержал дрожь, — в вашей милости королева и принц Корё смиренно просят об аудиенции.

Да, у него была женщина, эта женщина родила ему сына. Эти события теперь принадлежали какой-то другой жизни. Да, когда-то эта женщина казалась ему маленьким чудом, нежным теплым созданием, живой игрушкой в руках — всё это было так давно… Сколько он не видел её? А сейчас вот, она стоит за дверями. Что чувствует он?! Нет, он просто никого сейчас не хочет видеть, сейчас она войдёт и придётся что-то говорить, говорить и говорить, а он уже охрип, с утра споря с чиновниками.

— Ваше величество…

— Пускай войдут, — прохрипел Чхве Ый.

Двери открылись. Чхве Ый подался вперёд, пытаясь разглядеть родственников, сколько же они не виделись? Они поженились, когда ему было шестнадцать, и тогда он страстно желал обладать этой женщиной, несмотря на неодобрение отца. Они прожили вместе всего три года, а его сыну… его сыну… сколько же сейчас ребёнку? Теперь у него не было никого ближе, а сын, единственный сын — будущий дед того, о ком он обещал позаботиться…

Чхве Ый уже поднялся и собирался спуститься с помоста: сейчас она как прежде побежит ему навстречу, теряя по дороге с маленьких ножек обувь, и бросится на плечи. Он заранее распахнул свои объятия. Жена? Нет, он не узнал её — она сейчас вовсе не была похожа на человека: огромный шёлковый шатёр плыл по проходу, а над ним маковкой возвышалась небольшая головка в окружении сплетённых в замысловатую причёску чёрных кос. Шёлковый шатёр подплыл к помосту, маковка склонилась перед ним, и тяжёлые от золотых украшений и самоцветов косы покачнулись, съехав с головы. Молодого правителя передёрнуло от отвращения: эта женщина! Та женщина произнесла пророчество о том, что клану Чхве не поднять и не возвеличить эту страну, пока потомки королей не научаться смотреть на золото как на камень. Смотреть на золото как на камень… Сколько золота на этой женщине? Откуда? Сколько мечей можно было выковать? Накормить голодных… снарядить войско… пойти войной на Юань…

— Ваше величество, — шатёр заговорил, и молодой правитель постарался сбросить оковы завладевшего им наваждения, — воля вашего родителя разлучила нас девять лет назад…

«Девять лет? Девять лет…» — повторял про себя Чхве Ый. — «Значит, сыну сейчас одиннадцать, и он уже не дитя. Где же принц?»

Он напрасно старался разглядеть наследника: шелка матери полностью заслоняли от его взора тощего низкорослого нескладного подростка.

— Но теперь, когда Чхве У⁽⁶⁾ мёртв, мы наконец…

Чхве Ый сбежал с помоста, стиснул в руках несоразмерные для маленького тела этой женщины шелка и зарычал:

— Женщина, как ты посмела… — нет, он был уверен, что не ослышался. Эта женщина только что назвала его отца по имени и позволила понять, что довольна безвременной кончиной правителя. Жена принца немелодично пискнула. — Как ты смеешь, женщина? Как ты смеешь произносить своим грязным ртом имя покойного?! Ты ела досыта всю свою никчёмную жизнь его трудами, мой отец мог раздавить тебя как вошь, но не тронул и пальцем, мой отец… Ты не пережила и малой доли того, что перенёс он, ты даже в этих дорогих шелках и золоте не стоишь его мизинца, а твой грязный рот…

Чхве Ый посмотрел в неестественное от белил, сурьмы и румян лицо: уложенные на маленькой голове волосы сбились, страх уродовал черты, — правитель не смог побороть отвращение и оттолкнул жену.

— Матушка! — только сейчас, когда шелка с шуршанием стали расползаться по полу, он заметил подростка. Его сын упал на колени и едва успел поймать голову матери до того, как та встретилась с твердой поверхностью. — Матушка! — звонкий полный отчаяния крик огласил зал приёмов, и Чхве Ыю показалось, что созданный голосом сына воздушный поток выбил из него дух. Молодой правитель покачнулся и едва устоял на ногах.

— Сын! — ребёнок ответил на этот зов полным ненависти взглядом, но Чхве Ый уже совладал с собой: он должен был выполнить наказ покойного отца. — Евнух Пак! — старый прислужник покорно сгорбился по правую руку от короля. — Отведите принца в его покои, моего сына будут учить стрельбе из лука, верховой езде, боевым искусствам и литературе. Её высочество вели себя непочтительно к памяти покойного правителя и будут наказаны: отныне моей жене запрещено появляться при дворе. Самбёльчжо проводят её в Кэгён⁽⁷⁾, где она будет жить в старом дворце. — Подросток отпустил мать, поднялся и застыл в проходе. — Стража!

Двери зала приёмов открылись: воины, держась за гарды своих мечей, вошли внутрь и подхватили встрёпанную женщину под руки, — королева растянула маленький густо напомаженный рот в немом крике, слёзы смесью сурьмы и белил грязными потоками изуродовали её лицо, и только когда из уст его матери вырвался сдавленный вой, принц поборол ступор.

— Ненавижу! — выкрикнул отрок, отпихнул замершего в раболепном поклоне по левую руку от него евнуха и кинулся к отцу. — Ненавижу! — кричал он, молотя правителя кулаками. — Не смей трогать мою мать! Ты — никто для нас и не имеешь права распоряжаться нашими жизнями! Не смей! Не смей! — слабые удары ребёнка оказались для Чхве Ыя неожиданно болезненными, и он, сперва не думая даже сопротивляться, в конце концов был вынужден подхватить сына под локти и взглядом попросить евнуха о помощи, тот ловко спеленал отрока и повёл в след за уводимой под руки матерью: ребёнок, хныча, привалился к грузному телу.

Двери закрылись — и Чхве Ый остался один: тело ломило, ноги не держали — правитель сделал несколько не твёрдых шагов и повалился на ступени помоста — сковывавшие его движения шелка сбились, сделав платье ещё более неудобным, а головной убор покатился к ногам. Чхве Ый вытер испарину со лба, воздел взгляд к потолку и застонал.

— Ваше величество, Чхве Джа милостью короля глава Совета смиренно просит об аудиенции.

Правитель слабо пошевелился и не нашёл в себе сил ответить: его надежда на то, что его оставят в покое, пропала втуне.

— Ваше величество, глава Совета смиренно просит об аудиенции, — челобитная звучала всё настойчивее, и Чхве Ый, собрав последние силы, прохрипел: «Впустите его!»

Принц не чувствовал в себе сил, чтобы соблюсти церемониал, но вошедший не молодой уже мужчина, казалось, этого и не ожидал: он, потрясывая на ходу жидкой длинной абсолютно седой бородой, приблизился к помосту, поднял головной убор правителя и, по-отечески поправив растрепавшиеся волосы, водрузил шапочку на место.

— Дядя! — простонал Чхве Ый и закрыл лицо руками.

— Так племянник, всё так, — говорил глава Совета, похлопывая правителя по плечу. — Мой брат умер слишком рано… слишком… ты не готов.

Да, он был не готов, — молодой правитель отнял руки от лица и уставился невидящим взглядом в пространство перед собой.

— Мой брат никогда не думал о младшем сыне как о наследнике — в этом его ошибка, — глава Совета каждым жестом, каждой ужимкой старался выразить благоволение правителю и всё же… даже по-отечески похлопывая племянника по плечу, он соблюдал расстояние шага, его спина была напряжена, а подрагивание скул и прищур глаз выдавали страх.

— Я был не готов, дядя, — подтвердил Чхве Ый, — но того, что мой брат и отец умерли, не изменить — я стал правителем.

— Милостью Небес, племянник, — Чхве Джа старался вкладывать в слова больше чувства, — и теперь мы можем воплотить в жизнь всё, о чем говорили все эти годы, — наши самые смелые планы. — Слова главы Совета плохо доходили до сознания молодого правителя: «Накормить голодных, выковать мечи, собрать армию, пойти войной на Юань», — эта мысль кровью стучала в висках. — Твой отец ошибался во многом: независимость страны — это всего лишь звук произнесённого имени, чистота и звучность не то ради чего стоит бороться и проливать кровь; эта земля мала и слаба — она убивает все усилия людей; а эти завистливые, трусливые и жестокие люди не заслужили свободы — они не могут и не хотят работать, они сделали свой выбор и не заслуживают лучшей участи. Юаням нужно продовольствие, железо и рабы. Я готов отправиться в Юань и сладкими речами увещевать монгол пощадить наши жизни: за жизнь мы заплатим продовольствием, железом, рабами и именем нашей страны.

— Наша страна мала, — повторил Чхве Ый эхом, отчаянно стараясь справиться с головной болью.

— Ты согласен со мной, племянник, я знал, что ты согласишься! — Чхве Джа сделал шаг, приблизившись к правителю вплотную, и положил руку тому на плечи.

— Наша страна мала, — повторил Чхве Ый, поднял голову и посмотрел дядьке в глаза, — но, кто сказал, что она должна быть слабой — разве сила страны зависит от её размера? Мой покойный отец никогда никому не завидовал и никого не боялся — он человек этой страны, чем он заслужил такую участь? — Чхве Джа вздрогнул и отстранился. — Я тоже человек этой страны. Какую судьбу дядя приготовил для меня? Что мне предстоит: стать рабом, пахать землю или добывать железо? — молодой правитель был абсолютно спокоен, но главе Совета казалось, что воздух вибрирует от звука его голоса, — старик сделал шаг назад, но племянник удержал его за одежду. — Я не могу решить одного, дядя, — главного — человек какой страны ты есть. Ведь если ты человек Корё — малый, слабый, жестокий и завистливый — то я, правитель, должен решить, как наказать тебя за трусость и нежелание работать на благо этой земли.

Чхве Джа попытался совладать с собой и, оставив край своей одежды в руках молодого правителя, проговорил:

— Я слышу слова моего безвременно почившего брата, но мой племянник знает, к чему привела слепая убеждённость покойного короля: люди, ради которых он претерпел столько лишений и стольким пожертвовал, теперь проклинают его; монголы строят флот, подбираясь к острову, на котором правящий клан по словам народа трусливо спрятался; а земля, эта земля, которую ты так отчаянно защищаешь, горит под копытами захватчиков.

Чхве Ый вскочил на ноги и сгрёб одежду на теле старика, приподняв того над полом:

— Всё так, дядя, так как ты говоришь, — прошептал он едва слышно, но Чхве Джа показалось, что громы гремят вокруг. — А значит ты, глава Совета, должен работать. Скажи мне завтра как… как накормить всех голодных, выковать мечи, собрать армию и пойти войной на Юань.

Правитель донёс безвольно трепыхавшееся тело до дверей, поставил на ноги и проговорил громко и раздельно:

— Теперь чиновник первого ранга можешь удалиться.

Двери открылись, и глава Совета вывалился в коридор. Чхве Ый пошёл к трону — больше всего он хотел сейчас лечь в кровать и заснуть, но эта мысль не давала покоя: «Как? Как можно накормить всех голодных, выковать мечи, собрать армию и пойти войной на Юань?»

Мир плыл перед глазами, а звук шагов свиты за спиной — тихий и вкрадчивый — казался шипением ползающих вокруг змей. Чхве Ый остановился у дверей покоев сына. Тихо и спокойно позвать отрока по имени — вот чего он хотел и отчаянно пытался вспомнить, когда последний раз так обращался к собственному ребёнку.

— Евнух Пак, — позвал правитель и прислушался, — его высочество успокоились?

— Милостью Небес, ваше величество, — ответил прислужник.

— Представь мне учителей принца завтра после Совета, я хочу присутствовать на занятии и наблюдать успехи наследника.

— Приказ получил, ваше величество, — проговорил слуга, и Чхве Ый так и не решился открыть решетчатые двери.

* * *

— Ваше величество, вы требуете от этой страны невозможного! Измените своё решение.

Чхве Ый в гневе сжал кулаки и поднялся с трона: чиновники лежали перед ним ниц и выли.

— Ваше величество, если мы сейчас отправимся к монголам, то сможем добиться приемлемых условий…

— Вы предлагаете мне, правителю, вступить в переговоры с захватчиками, которые жгут деревни и монастыри!

— Ваше величество…

— Встать! — заорал Чхве Ый и тяжело схватил ртом воздух. — Именем правителя я приказываю чиновникам Совета подняться на ноги и замолчать! Непослушание будет караться смертью.

Красные спины разогнулись, и Чхве Ый с трудом удержал тело в равновесии на длинных ногах: в его глазах красные мантии чиновников казались пролитой кровью.

— Мильчикса⁽⁸⁾, докладывай о боях и потерях…

— Ваше величество, монголы строят флот и подбираются к острову Канхва. Наше убежище здесь уже нельзя считать безопасным…

— Я сказал тебе докладывать о боях, чиновник! Ещё раз ослушаешься приказа и будешь обвинён в предательстве: я не помилую ни одного из твоих сыновей, жену сделаю рабой и даже кости твоего отца выкопаю и предам поруганию.

Советник огляделся в поисках поддержки, но его товарищи прятали от него лица.

— Нападению подвергся храм Пута, расположенный недалеко от границы, — храм сожжен дотла, все монахи погибли. Свидетели говорят, что они не сопротивлялись захватчикам, лишь били челом Будде, чтобы тот быстрее забрал их души.

— Почему не сгорели те, кто видел это? — спросил Чхве Ый, спускаясь с помоста и заглядывая в глаза чиновнику.

— Об этом ваш слуга не осведомлён, ваше величество, — взвыл советник и попытался опуститься на колени.

— Не смей! — гаркнул Чхве Ый, заставив чиновников вздрогнуть. — Докладывай дальше. Милостью Небес правитель Корё узнал из твоих уст о том, что монголы беспрепятственно миновали границу. На следующем Совете ты доложишь мне о том, почему так случилось, а пока я повелеваю распорядителю двора подготовить королевский поезд для высочайшего посещения приграничных территорий.

— Ваше величество, — грузный мужик с брылями повисшими по сторонам лица дряблыми щеками всё-таки опустился на колени, — и Чхве Ый пинком отбросил его. Советник на спине проскользил по полу и впечатался в стену.

— Это последнее предупреждение, — проговорил правитель неожиданно мягким вкрадчивым шёпотом, и чиновники похолодели от страха. — Если королевский поезд не будет готов, то правитель милостью Небес поведёт на границу личную гвардию клана Чхве, а главный распорядитель двора будет лишён должности и имущества в пользу казны. О боях и потерях, мильчикса… Миновав границу, монголы должны были обойти семь укреплённых крепостей, чтобы продвинуться дальше. Как им это удалось, докладывай!

— Монголы не прошли. Крепость Чхунджу выдержала осаду, — проговорил военный советник и опустил взгляд.

— Крепость Чхунджу выдержала осаду… Крепость Чхунджу выдержала осаду, — повторял Чхве Ый в возбуждении меряя проход шагами. — Крепость Чхунджу неприступна, — так говорил мой отец. Гарнизон этой крепости я хочу видеть, милостью Небес хочу знать этих воинов в лицо, хочу говорить с ними, хочу спросить их как…

— Ваше величество, — голос Чхве Джа громом прозвучал в воцарившейся тишине, — гарнизон крепости полностью состоял из казённых рабов. Это отребье: заговорщики, предатели, беглые, приговорённые к изгнанию, клеймёные…

— Рабы? Ты сказал: «рабы»! — Чхве Ый обратил внезапно озарившееся сумасшедшей улыбкой лицо к дядьке. — Освободить рабов! Милостью правителя Корё освободить этих рабов вместе с родственниками, даровать чины и по сто нян серебром⁽⁹⁾. Командира назначить чиновником шестого ранга и привести ко двору. Освободить рабов… освободить рабов! — молодой правитель воздел голову к потолку и заревел в голос: «Отец!». Чиновники в страхе отпрянули, а Чхве Ый, успокоив крик, стал подниматься к трону. Устроившись на подушках и выпрямившись, он оглядел Совет. — Отныне и впредь запомните, запишите и огласите приказ короля. Дабы успокоить недовольство народа, который обвиняет правящий клан в трусости, я милостью Небес правитель Корё разделю участь простых людей, какой бы она не была. Приказываю двору и Совету вернуться в Кэгён.

Чхве Ый шёл по коридорам, оглядывая красные украшенные резьбой стены, и в неверном свете свечей эти причудливые узоры играли с его глазами, колеблясь, — с потолков по опорам потоками стекала кровь, и совсем неважно было как она пролилась: под ударами драгоценного меча или круглых слов. Что ж, возможно, видения перестанут мучить его в столице, а равнинный, защищённый с севера лишь невысокой горной грядой Кэгён поможет заслужить прощение у народа. Нет, его отец ошибался — ошибался во многом. Он ошибся в главном — он Ый клана Чхве из Чханвона не потеряет ничего из завещанного ему отцом. Чхве Ый вышел из помещения и остановился на опоясывавшей дворец террасе, наблюдая за занятиями сына: раз за разом тот поднимал лук, натягивал тетиву и… стоявший рядом с мишенью стражник размахивал красным флажком — мимо. Чхве Ый вспомнил, как сам в том же возрасте развлекался, сшибая шапки с голов стражей, которые не успевали поднять красный флаг до того, как он натягивал тетиву во второй раз и поражал мишень. Его сын… дрожащими руками в очередной раз вложил стрелу, потянул тетиву, громко и жалостливо всхлипнул и выронил оружие.

Чхве Ый подозвал евнуха:

— Я жду доклад об успехах наследника сегодня, — проговорил он и продолжил свой путь.

День за днём последнюю неделю он пытался поговорить с сыном, но не мог решиться: даже ночью приходил к его покоям и прислушивался к дыханию. Он помнил в какой строгости воспитывался его брат, и как ему напротив всё разрешалось и позволялось, как смеялся отец над жалобами учителей о проказах невоздержанного младшего сына и как плакал, когда старший умер от обычной простуды, — в его жизни было много ошибок, на этот раз нельзя было повторить их.

* * *

— Милостью Небес принц Корё Чхве Он не способен к боевым искусствам, слаб здоровьем и даже в седле держится с трудом, — Чхве Ый поднялся из-за стола и принялся мерить шагами покои, но согнувшийся в полупоклоне перед ним молодой учёный не испугался ярости правителя и продолжал. — Вместе с тем наследник упорен в учении, усидчив, обладает хорошей памятью и легко судит о новом и прежде неведомом.

Чхве Ый остановился перед учёным, дождался, пока тот поднимет на него взгляд, усмехнулся, заметив подрагивание его рук, поспешил прочь и вскоре распахнул двери в покои сына. Отрок спал глубоким детским сном и никак не отреагировал на появление родителя. Правитель поднялся в альков, осторожно присел на краешек кровати и осмотрелся: небольшой столик в головах подростка был завален книгами. Чхве Ый стал рассматривать поистрепавшиеся от старости и совсем новые тома: здесь были отрывки и пересказы Палийского канона, размышления астрономов и предсказателей, «Тысяча лекарственных растений и трав», начертанная на бумаге мудрость целителей — все это в беспорядке вместе с неряшливыми выполненными неровным почерком ребёнка записями было свалено в кучу. Правитель наклонился и поднял с пола ещё одну книгу — «Искусство войны» Сунь-цзы, его любимый том был безнадёжно испорчен: некоторые страницы были замараны тушью, а другие украшали такие знакомые бурые пятна — пролитая кровь преследовала молодого правителя, только на этот раз это была кровь его сына. Чхве Ый вернулся взглядом к ребёнку: сжимавшие одеяло пальцы были нещадно изрезаны тетивой — и король накрыл нежные руки подростка своей жёсткой привыкшей к мечу ладонью.

Отрок пошевелился, открыл глаза и в страхе отпрянул от отца, Чхве Ый попытался сгладить неловкость, отвернувшись:

— Я скажу учителям вашего высочества, чтобы они не занимали вас стрельбой, пока руки не окрепнут, но мой сын должен приложить больше усилий к тем наукам, которые ему доступны. Мой отец черпал мудрость в книгах — я не таков — но, если мой сын станет таким, как был отец, я буду несказанно счастлив и горд. — Отрок собрал бумаги со столика рядом с кроватью и протянул родителю. Чхве Ый улыбнулся, пристроил подушки за спиной сына так, чтобы тот мог опереться и стал рассматривать записи. — Я вижу, что мой сын уже постиг пять главных добродетелей, четыре благородные истины и даже благородный восьмеричный путь, ведущий к прекращению зла, но… ты ещё слишком мал, чтобы понять главное о том, что книги врут, ибо даже в этой тобой любимой сказано: «Не верьте ничему независимо от того, где вы это прочитали, или кто это сказал, если это не согласуется с вашим собственным рассудком и здравым смыслом».

Чхве Он, прежде в предвосхищении ожидавший отцовского одобрения, поджал губы и спрятал взгляд:

— Я уже достаточно взрослый, чтобы понять это. Некоторые книги врут, — ребёнок указал пальчиком на книгу, сейчас лежащую поверх всех остальных, и продолжал, — эта книга не просто лжёт, она учит лгать.

Чхве Ый взял любимую книгу, наказанную за непонимание, разложил записи сына на одеяле и открыл «Искусство воины» — том в его руках привычно развернулся на двенадцатой главе.

— Мой сын умён и упорен в учении, но ещё мал и неопытен. Ты считаешь ложью всё то, что недоступно твоему пониманию, в то время как ложь есть всё, начертанное или сказанное, а правду ты хранишь только в своём сердце. — Чхве Ый прикоснулся своей огромной дланью к груди подростка, и тот на этот раз не вздрогнул и не отстранился. — Если мой сын так решительно судит о том, что есть ложь и правда, если ты выбрал путь бестропого и обречён блуждать без цели и направления, если ты выбрал путь равнодушного, отказался от человеческих привязанностей⁽¹⁰⁾, то как я передам тебе эту страну… — Чхве Он поднял голову и посмотрел отцу в лицо. Чхве Ый, установив зрительный контакт, облегчённо выдохнул, схватил ребёнка за запястья, притянул к себе и жадно прижал к своему телу. — Позволь мне сын, — говорил он, похлопывая подростка по спине, — открыть тебе сердце и показать всё, что увидел и узнал.

* * *

Последние месяцы Чхве Ый провёл в привычных для себя разъездах. Он сумел показать сыну все девятые земли⁽¹¹⁾, узкие проходы, обрывистые высоты, легкодоступные, запутанные, выжидательные и прочие местности⁽¹²⁾. Постигнув девять разновидностей тактики и проведя вместе с правителем месяцы в успешных походах, отрок окреп телом и теперь смотрел на отца с откровенным нескрываемым восхищением, а Чхве Ый думал о том, что легко может гордится сыном, в котором приобрел если не соратника, то благодарного слушателя и внимательного советника, который будет готов делить с ним тяготы правления этой осаждённой со всех сторон страной и верить в то, что крепости выстоят. О правнуке и отцовском пророчестве он не думал — нет, он не загадывал так далеко. Передать страну в надёжные руки сына лучшей, чем она есть сейчас, — только эта мысль занимала его. Тем более теперь он твёрдо уяснил, что для этого нужно сделать. Как заставить людей воевать и работать, как лишить их страхов, которые заставляют забиваться в угол и дышать через раз, — ответы на эти вопросы он знал, а значит мог накормить всех голодных, выковать мечи, собрать армию и повести на Юань, и главное на этом пути ему предстояло сделать сейчас: пока Челодай собирает войска после очередного поражения и готовится нанести следующий удар, правитель Корё милостью Небес должен был навести порядок в своей стране.

— Мой сын скучает по матери, мы скоро встретим её, ты рад? — Чхве Ый оглядел наравне с ним следующего отрока: тонкий серебряный доспех — лишь украшение, но не защита в бою — скрывал птичье изящество ребёнка; его руки с короткими тонкими пальцами хоть и уверенно сейчас держали узду, но так и не огрубели настолько, чтобы справляться с тетивой лука и мечом, — несмотря на все усилия отцу было ясно, что единственный сын никогда не станет воином. Это ничуть не беспокоило правителя, он чувствовал себя как никогда сильным и думал, что сила дана ему для того, чтобы он передал своему ребёнку мир, в котором тот будет жить в благоденствии таким как есть.

— Матушка мало занималась мной, я был ей нужен как сын правителя и никак иначе, — проговорил Чхве Он, подняв взгляд на отца, — но она была моей единственной опорой и родной душой, и я скучаю по ней, — отец и сын улыбнулись друг другу. — Я бы хотел увидеть столицу и участвовать в Совете.

— Я прикажу поставить тебе трон по правую руку от меня, сын, и не молчи, когда захочешь говорить, — это мой тебе отцовский наказ, — Чхве Ый гордо выпрямился в седле и скорее почувствовал, чем увидел, как сын повторил его позу.

Правитель шел по красным украшенным причудливой резьбой коридорам дворца, он не сменил лёгкий походный доспех на шелковые платья и не расстался с драгоценным мечом — лишь отложил его на подушки в руках евнуха: один поворот, и меч в руках готов к бою — но прежде чем вступить в этот главный для него бой, он собирался отдать неоплатный долг матери своего единственного сына. Правитель оглянулся на отрока и в очередной раз улыбнулся, едва ли женщина встретит его благосклонно — что ж он заслужил — и шум лёгких шагов за спиной придавал ему уверенности.

Нет, она не ждала, её не предупредили… Как в годы их юности она бросилась к нему слегка встрёпанная, не успев толком обуться, повисла на плечах, завела в покои, усадила за стол и умоляюще-нежно поторапливала прислужниц, которые накрывали на стол.

— Как ты возмужал, сынок! — она приласкала ребёнка и наполнила чашу мужа вином. Чхве Ый не стал ждать закусок и осушил сосуд. Милостью Небес правитель Корё Чхве У дожил до шестидесяти девяти лет, а он, Ый клана Чхве из Чханвона тридцати двух лет от роду, собирался прожить не меньше. Ему милостью Небес хватит сил, чтобы исполнить все самые смелые мечты отца. Эти месяцы он делал всё: воевал, побеждал, изучал плодородность почв и течение рек, строил укрепления, хоронил мёртвых и смотрел в глаза безутешным вдовам, — но он был способен и на большее. Он будет жить долго и счастливо, если не он, то его сын.

1) девятихвостая лисица, символ коварства, хитрости и красоты

Вернуться к тексту

2) "смотреть на золото как на камень" — жизненный девиз Чхве Ёна

Вернуться к тексту

3) личная гвардия клана Чхве, существовала на доход от принадлежащих клану плодородных земель на юге, на момент правления Чхве Ыя достигала рекордной численности — четыре тысячи человек. Самбёльчжо предали правителя, но оказались недовольны разделением благ, подняли мятеж, заняли те самые южные земли, с которых кормились, и объявили о создании нового государства. Впоследствии были перебиты, а земли превращены монголами в пастбища для своих лошадей

Вернуться к тексту

4) проводимая кланом Чхве политика привела к перераспределению земель в Корё: практически не осталось лично свободных мелких землевладельцев, сложилась характерная для феодального строя система землевладения, когда от одного крупного землевладельца зависят несколько мелких, чаще всего лично не свободных арендаторов

Вернуться к тексту

5) -а, -я — суффиксы родственного обращения, то же что у нас уменьшительно-ласкательные

Вернуться к тексту

6) не так уж сильно погрешила королева против этикета. Этикет запрещал произносить имя живого правителя без упоминания всех титулов, а вот мертвого по имени называть было позволительно

Вернуться к тексту

7) Кэгён (столица) был плохо защищен. Ко времени описываемых событий двор перебрался на остров Канхва

Вернуться к тексту

8) военный советник

Вернуться к тексту

9) приказ правителя был исполнен

Вернуться к тексту

10) имеются в виду цитаты из Палийского канона корёской Трипитаки 179 "Какой тропой поведёте вы этого бестропого, просветлённого, владеющего безграничными сферами, у которого победа не превращается в поражение и чья побеждённая страсть уже не продолжается в этом мире?"

Вернуться к тексту

11) согласно книге "Искусство войны" местности, в которых удобно устраивать засады

Вернуться к тексту

12) классификация дана в соответствии с "Искусство войны"

Вернуться к тексту