Айсдрим (джен)

— На самом деле, людям даже нравится думать, будто они прокляты, — со смехом сказал низкий выразительный мужской голос. — Это придает им значительности в собственных глазах. Ведь если тебя прокляли, значит, у тебя есть враг. Значит, какому-то сильному человеку — прямо вот целому колдуну! — ты настолько мешаешься и жить не даешь. Кто-то значительный неравнодушен к тебе, покой потерял, только о тебе и думает. Это не может не льстить. Как и легкий флер мистики и тайны, конечно. Поэтому если у человека последовательно сломался чайник, перегорела лампочка и забился фильтр пылесоса, то это, безусловно, действие какого-нибудь проклятия, частично разбившегося о защиту, которую ставила подружка, прочитавшая в том месяце аж две эзотерические книжки. И вот, значит, почему в жизни такой бардак, счастья нет, денег нет и никто не любит. И вот почему можно и дальше ничего не делать.

— Не любишь ты эзотерику, — констатировал другой голос, женский.

— Я не люблю шарлатанов, — поправил он. — А также не люблю вот эту вот человеческую дурость, из-за которой оказывается гораздо проще согласиться с человеком, будто на нем висит сто двадцать страшных проклятий и венец безбрачия до кучи, а потом все это эффектно с него якобы снять, чем сказать: "Расслабься, никто никогда тебя не проклинал, кому ты нужен-то". Почему-то от такого сообщения вместо положенного облегчения у людей случается обида: как же так, такой распрекрасный я — и никому не нужен. И как же так, теперь нет оправдания, почему мне так грустно живется. И еще как же так, если никакого проклятия нет, значит, я ошибся. С последним, конечно, сложнее всего. Люди не любят признавать ошибки.

— Ну так уж прямо все люди, — снова вступил женский голос. — Что-то тебя сегодня тянет на обобщения, хотя казалось бы, развешивать ярлыки — не совсем твое амплуа.

— Прости, Ларочка, моя вина. Не надо, конечно, вываливать на тебя все это старческое брюзжание, но ты настолько располагающий к доверию собеседник, что удержаться просто невозможно.

— Слишком простая лесть, попробуй еще разок.

— Вот. Вот как должен реагировать нормальный человек. А не так, как эти. Весь мир против меня, я один такой особенный, противостою судьбе самим фактом своего существования, все вот это вредное вранье. Все особенные, это не повод задирать нос.

— Игорь.

— Прости, прости еще раз. У меня просто слишком специфическая выборка, я понимаю. Ко мне же нормальные люди-то почти и не ходят. Только эти. Проклятые. В основном собственными силами. Да они даже не знают, как настоящее проклятие выглядит! Вот завести их всех в этот магазинчик на третьем этаже, так ведь даже это наверняка не проймет.

— Игорь.

— Все, все, с меня штрафное мороженое, я понимаю. Больше ни слова о работе. Ни слова.

"Ужасно неприятно и уже поэтому похоже на правду. Я ведь и сама...", — грустно подумала Надя, отходя от прилавка с мороженым. Почему-то, ожидая заказа, она постеснялась оглянуться на разговаривавшую у нее за спиной пару, а ведь наверняка колоритные люди, раз вот так запросто рассуждают о проклятиях и всякой мистике, без этого обычного жеманства: ах, мы оба, конечно, ни во что такое не верим, мы просто теоретически, мы просто шутим, хи-хи-хи. Эти — не только верят, но звучат так уверенно, будто знают, о чем говорят. Зато теперь, отойдя немного в сторону, она все-таки обернулась посмотреть, как же выглядел этот знаток проклятий Игорь и его собеседница. Она была уверена, что знала, за каким столиком они должны сидеть. Но за этим столиком никого не было, да и за всеми остальными тоже. Быстро они ушли. И незаметно, как и положено истинно мистическим товарищам. Ну, значит, не судьба на них посмотреть, что поделать.

Надя вышла из торгового центра и наконец-то попробовала мороженое. Это была ее личная традиция: как только становится достаточно тепло для футболок с короткими рукавами, непременно покупать мороженое и есть его прямо на улице. В этом году подходящей погоды пришлось ждать довольно долго, но она все-таки дождалась. А мороженое оказалось просто отличное. Надо запомнить это место и непременно туда вернуться, пока погода, солнце и никаких простуд. Она посмотрела на стаканчик и ожидаемо нашла там название этого — то ли просто лотка, то ли целого кафе (если к прилавку с мороженым добавить кофеварку и несколько столиков, это уже кафе или еще нет?). Icedream, вот как оно называлось. Ну да, действительно, вполне себе мечта, — невольно улыбнулась она. Правильно, так и надо, без всякой ложной скромности.

* * *

Ночью ей приснилось, будто она сидит за одним из столиков в том самом — ладно, пусть все-таки будет кафе, почему бы нет. А напротив нее сидит мужчина неопределенного возраста. То ли под тридцать ему, то ли под пятьдесят. Когда он улыбался, на лице у него проявлялось множество морщинок, такие привычные мимические лучики вокруг глаз и у уголков рта. Тогда он казался почти старым. А вот если хмурился, морщинка была всего одна, на лбу, и общее впечатление от него сразу менялось. Как будто он надин ровесник или даже чуть помладше.

— Что у вас, милая барышня? — светски интересовался он. — Проклятие? Сглаз? Порча? Желаете снять?

Нашел тоже барышню. Вообще-то, в своих снах Надя редко бывала самой собой. Охотницей на дикие жемчужины из другой вселенной, трехголовым пятиногим пауком или просто девушкой с совсем другой биографией и судьбой — это запросто. А вот чтобы помнить, что днем заходила в это самое кафе и слышала там интересный разговор, да еще и опознать теперь в приснившемся мужчине обладателя того самого голоса, — такое с ней случилось чуть ли не впервые.

— Нет, спасибо, не желаю.

— А что так? — удивился он.

— Ну, помня о вашем мнении насчет проклятий...

— А вы, получается, слышали? — почему-то обрадовался он.

— Слышала, да.

— Это прекрасно. Но тем не менее вы это зря. Не стоит ориентироваться в подобных вопросах на чужое мнение. Пусть даже экспертное.

— Честно говоря, это и мое мнение тоже, — призналась Надя. — На самом деле я давно уже поняла, что никто меня не проклинал, просто не осознавала этого. А вот услышала вас, и поняла. Теперь даже неловко за себя, почти стыдно, что столько времени потратила на эту маету.

В ее жизни действительно была такая драматическая история: соперничество за мужчину с темноволосой, черноглазой и длинноносой девицей, совершенно явной ведьмой. Он все никак не мог выбрать, возвращался то к одной, то к другой, а ведьма попеременно проклинала то его, то, собственно, Надю: лично, письменно, по телефону, по электронной почте — что могла, то и использовала. Надя пугалась и плакала, но ощущала себя ужасно значительной персоной. Оказаться более интересной, чем ведьма, -

не каждая может таким похвастаться. Мужчина тем временем сбежал от них обеих, ведьма из надиной жизни исчезла, а проклятия ее остались. И только услышав речь этого самого Игоря, Надя вдруг подумала, что и девица-то была, скорее всего, вполне обыкновенная, хоть и колоритная, и наверняка сама она, в отличие от Нади, давно забыла ту историю и преспокойно живет дальше. И только ей нет покоя, бедной проклятой овечке.

— Это вы тоже зря, — меланхолично заметил Игорь. — Многие люди так бы и жили всю жизнь под властью страшного проклятия и так бы ничего и не поняли, сколько разговоров при них ни разговаривай. А вы мало того, что наяву меня услышали, так еще и с первого раза... но слушайте, вы же ничего не поняли на самом деле.

— Почему это?!

— Потому что всякому освобожденному от проклятия положены облегчение, радость и почти даже эйфория, а вовсе не вот это ваше унылое сожаление о потраченном времени. Поэтому давайте я вам еще раз скажу. Вас как зовут?

— Надя.

— Так вот, Надежда, дорогая. Вас никто никогда не проклинал. Все у вас отлично, на самом деле. Или будет отлично. Или, по крайней мере, может стать отлично в любой момент, так что не прохлопайте его.

И вот тут ей действительно полегчало, да так, что она начала плакать. Так и проснулась, вся в слезах, счастливая, как никогда за последние полтора года, отчетливо помнящая весь свой сон.

* * *

В "Айсдрим" Надя смогла попасть только через неделю, и тогда, уже стоя у прилавка, вдруг подумала, что дрим — это ведь не только мечта, но и сон тоже. Грёза. Мороженое из грёз. Или грёзы о мороженом? Почти не удивилась, когда ночью увидела во сне то же самое кафе и того же самого Игоря.

— Интересная вы барышня, Надежда, — улыбнулся он. — Вам ко мне на прием не надо, вам вообще меня не надо, со своим непроклятием вы прекрасно разобрались сами. И с любой другой мистической ерундой, не сомневаюсь, разберетесь. Другие люди в вашем случае просто видят какие-нибудь прекрасные сны. А вы снова здесь.

— А вы тут, стало быть, ведете первичный прием всяких эзотерически страждущих?

— Верно понимаете. Иногда и вторичный прием, и всяческие регулярные консультации. Случаи разные бывают, попадаются и люди с настоящими проблемами, даже с такими, от которых за один раз не избавиться. Вот и ходят они в "Айсдрим" регулярно, раз в неделю. Мороженое едят. А по ночам ко мне на прием.

Какой восхитительный бред.

— А почему такая сложная система? За мороженым ходить, сны смотреть... не проще вам открыть кабинетик где-нибудь в коридорах торгового центра и вести прием наяву?

— Ну, во-первых, лишняя порция мороженого еще ни одному проклятому не помешала, — вполне серьезно заявил Игорь. — Во-вторых, в сон люди обычно не берут с собой деньги, а работать бесплатно я не согласен. Поэтому покупка мороженого — это и плата тоже. Скромная, но тут ведь дело не в размере, а в принципе. Ну и наконец, в-третьих, наяву меня просто нет, поэтому приходится работать с тем, что есть.

— Как это нет? Я же вас сама слышала, — растерялась Надя.

— Я и говорю: интересная вы барышня, Надежда. Меня нет, а вы слышали.

— Нет, подождите. Дайте мне разобраться. Я услышала в кафе голос, но обладателя не увидела. Но думала, что он реально существует, а вы просто мой сон. А вы, значит, говорите, что все наоборот. Вы существуете, хоть и во сне, а голос в кафе мне просто послышался.

— Не совсем послышался, разговор-то действительно был. Но был он во сне, причем даже не в вашем. И слышать вы его никак не могли.

— Но я же слышала! — беспомощно повторила Надя.

Игорь только руками развел: что, мол, тут поделать, бывают в мире необъяснимые вещи.

* * *

Надя с собой договорилась так: если после третьего мороженого из "Айсдрим" снова увидит сон про Игоря и кафе, то поверит в то, что происходит, и перестанет притворяться перед самой собой, что считает два случившихся с ней сна игрой подсознания. Полночи смотрела сон про колонизацию Марса и была ужасно разочарована. Но потом Игорь все-таки появился.

— Простите, Надежда, очень тяжелый случай попался, бился с ним полночи. Ну и вас подразнить хотелось, не скрою.

— А я ведь почти решила, что вы мне просто приснились.

— Ну так я вам действительно снюсь.

— Ключевое слово "просто".

— С моей точки зрения, это и есть "просто": не консультирую, не учу, не лечу. Кстати, Надежда. Не желаете ко мне в ученицы, раз уж вы все равно ходите сюда вместо того, чтобы колонизировать Марс?

— Издеваетесь.

— Да нисколько.

— Лучше расскажите мне, почему вас нет наяву. Что вы тогда такое? Просто сон? Коллективное бессознательное посетителей кафе?

— Для бессознательного я чересчур человекообразен, вам не кажется? — рассмеялся он. — Нет, было время, я был вполне реален, меня можно было встретить на улице. Но потом я слегка... заигрался. Решил, что мне все можно, нарушил парочку запретов, наделал долгов... и в итоге был оштрафован и сослан сюда. На неопределенный срок. Вот только не надо на меня так смотреть, Надя. Тут вполне комфортно, у меня много посетителей, важная работа, а также мороженое и кофе в неограниченных количествах. Кажется, примерно так многие представляют себе счастье.

— Но не вы.

— Ну, счастье не счастье, но вполне сносная жизнь.

— Вы меня сейчас окончательно разжалобите.

— Поверьте, этого я не хотел. Постарайтесь не плакать о моей скорбной доле, мне это неприятно. И моей доле тоже.

— Ладно. Извините. И как долго вам тут сидеть? Есть какие-нибудь условия вашего освобождения?

— Есть. Когда меня отправили сюда, мне велели, цитирую, "остепениться, перестать творить зло и глупости и найти, наконец, ученика". С первыми двумя пунктами я, хочется верить, разобрался. А вот с третьим пока что нет.

— А я думала, вы искренне предлагаете, — почему-то огорчилась Надя, хотя, как ей казалось, ни на секунду не задумалась о такой возможности всерьез.

— А я действительно искренне предлагаю. Не думаете же вы, что я вцепляюсь в каждого, кого случайно занесет в мой сон? Я не настолько отчаялся, о нет.

Но Надя все-таки обиделась. И от этого проснулась.

* * *

Сколько она ни ходила в "Айсдрим" после этого, Игоря во сне увидеть не удавалось. Сны были совершенно прекрасные, но не те. И можно было бы просто наслаждаться жизнью, хорошей погодой, мороженым и последующими прекрасными снами, но у Нади из головы никак не шел человек, которого, оказывается, на самом деле нет. Нигде, кроме некоторых снов. Интересно, а есть ли он, когда его никто не видит во сне? И если нет, то как же он тогда? А если да, то как так получается? И неужели нет никаких других способов вытащить его оттуда?

За пару дней до лета она наконец-то решилась. Подумала, ладно, разок посмотрят на меня косо, тоже мне, большая беда. Пришла в "Айсдрим", села за тот самый столик, за которым разговаривала с Игорем, и отчетливо сказала:

— Если вы еще не передумали, то я согласна.

— Я очень рад, Надя, — сказал Игорь, усаживаясь напротив. — Но теперь у нас появилась проблема, которую надо срочно решать.

— Что за проблема?

— Нам нужно помещение. Работать в кафе-мороженом — это нонсенс.