Полуживая, полумертвая (джен)

Когда умер отец, мать ушла следом. Всегда шла с ним вместе, рука об руку, не отставая, не отстала и в этот раз. Так и вышло, что только они друг у друга и остались: брат и сестра, младший и старшая. Остался им от родителей добрый дом, да еще дары такие, какие людям лучше не показывать, а больше ничего не осталось. Погоревали и стали дальше жить: сестра в поле работать стала, а младший мал еще был, с нею ходил, помогал, чем мог.

Как-то раз молодой купец увидел девицу, понравилась она ему, в душу запала. Пришел он к ней и сказал:

— По сердцу ты мне, будь моей женой. В золото тебя одену, жемчугами украшу, а брат твой будет мне названным сыном.

Приглянулся ей купец, был он хорош собой и человеком был хорошим, а все же отказала она ему, подумала: нравится ему пригожая девица, а как узнает он, кто ее родители были и кто ее брат есть, ох, не обрадуется. Пожалеет, небось, что связался. Опечалился купец, ничего больше не сказал, ушел восвояси.

А с младшим тем временем неладное стало твориться. Был он зверь, как и отец, легко превращался, легко возвращался. А тут возвращаться перестал вовсе. Перекинется в зверя и так сидит, обратно-то не может. Уж звала сестра его, звала, да с каждым разом все трудней было докричаться до него, стал зверь все больше власти забирать над человеком.

Стала сестра молить брата: не превращайся более, потерпи немного, вижу я, что злое колдовство на тебе лежит, а твоя тоска его питает. Пройдет тоска — и чары пройдут, а коли перекинешься снова, так зверем и останешься, как-то люди тогда на нас смотреть станут?

Все понимал брат, во всем с ней соглашался, а все же было ему невмоготу. Раз пришел к ней и говорит:

— Нет больше сил моих, не могу терпеть, стану снова зверем хоть ненадолго!

— Не надо, братец, — взмолилась она. — Потерпи немного, не то останешься зверем — надолго, навсегда.

Вздохнул брат, голову повесил, а ничего не поделаешь: права сестра.

На следующий день снова то же сказал он сестре, и снова отговорила его сестра.

А на третий день не послушал он сестру, перекинулся в зверя, а обратно — не смог. Уж плакала сестра над ним, плакала, а все без толку: слышать может, говорить может, а человечий облик принять — нет.

Мимо как раз купец проезжал, тот самый, что к сестре сватался. Увидел он, как она убивается, подошел и расспросил, что случилось. Тут она все ему и рассказала. Думала, уедет тут же, и хорошо если не проклянет напоследок, а он вместо того сказал:

— Брата твоего я расколдовать бессилен, а вот с людьми помочь могу. Выходи за меня замуж — и не посмеет никто на вас косо смотреть, и будет твой брат моим названным сыном — такой, какой есть.

Подумала-подумала сестра, да и согласилась.

Жили они с купцом в мире и согласии, и хоть было ей горько смотреть на брата зачарованного, а все же счастливо жилось и ей, и ее брату.

А однажды пришла на порог ее дома женщина, сказала:

— Знаешь ты тайну отца, знаешь тайну брата, знаешь и то, что мать твоя ведьмой была. Но того не знаешь, что дар свой она тебе завещала. Если хочешь принять его, то пойдем со мной.

Обрадовалась сестра, проснулась в сердце ее надежда, что теперь-то расколдует она брата своего, теперь-то победят они чары злые. Так обрадовалась, что пошла за женщиной, не раздумывая, никому не сказавшись, никого не спросясь.

Пришли они на берег речной, и сказала ей женщина:

— Чтобы взять дар у матери, надобно с ней встретиться. Ты бери камень да ложись на дно, как утонешь, на тот свет пойдешь и там встретишься с матерью, а как вернешься, сниму я камень с твоей шеи и выпущу тебя с речного дна.

И легла она, и захлебнулась, и умерла. А потом обратно вернулась, уже другой, знающей, полумертвой, полуживой. Но не сняла женщина камень с ее шеи, а рассмеялась:

— Пусть ты и вернулась, а из реки выйти не сможешь никогда. Лежать тебе здесь вечно — вот моя месть твоей матери и твоему отцу. С отцом твоим я расправилась, с матерью и расправляться не пришлось, вот и твой черед настал. Будешь ты теперь на тот свет ходить да матери рассказывать, как плохо тебе лежать на дне речном. Пусть знает она, пусть и после смерти не будет ей покоя. А я теперь за брата твоего примусь, и как изведу его, так и прервется ваш род.

Приняла ведьма облик сестры, пришла так в ее дом, и никто подмены не заметил, кроме брата, а того она заколдовала, чтобы не мог он ни слова об этом сказать. Сказала она купцу:

— Узнала я верный способ излечить брата моего: на полную луну надо будет вонзить кинжал в его грудь, да волшебные слова сказать, и тогда воскреснет он человеком.

Не сразу он ей поверил, все боялся, сомневался, а она его уж так обхаживала, уж так чаровала, что сдался он, сказал:

— Если хочешь, сделаю так, как ты говоришь, сразу как полная луна настанет.

А брат и сказать ничего не мог, и сбежать не мог, только оставаться и смерти своей ждать.

Но сестра его, на дне лежавшая, полуживая, полумертвая, стала силы собирать, такие силы, каких ни у кого из ведьм живых, под водой день и ночь не лежавших, не было, мертвые силы; стала понемногу чаровать, стала зов свой сплетать, и услышал брат тот зов, и пришел на берег, но не смог ее выпустить, не смог снять камень с шеи ее, даже в воду войти не смог, только метался по берегу и звал.

Стала сестра еще сильнее зов сплетать, всех из дома звать. Снова пришел брат на берет, а за ним слуга пришел, да подслушал, как мечется он по берегу, как плачет и сестру зовет. Пришел он домой, все купцу рассказал.

Пошел купец сам на берег. Трудно ему шлось, сильна была ведьма, его чаровавшая, да только и жена его была сильна отчаянием своим, смертью своей и всеми, кто с того света ей силы давал. Пришел он, увидел ее, зашел в воду, снял камень с шеи ее. И встала она, и снова стала живой, лишь левая ладонь у нее навсегда осталась мертвой.

Как встала она, взмахнула живой рукой, взмахнула мертвой. И упала замертво ведьма, и стал брат вновь человеком — то ли она расколдовала, то ли сам на радостях сумел.

Стали дальше жить, лучше прежнего.