Без тебя (джен)

— Как это ты отказываешься от меня? — от удивления Сиэль даже чуть чашку с чаем не выронил из рук. Если его дворецкий шутит, то тема точно выбрана не самая удачная. А если нет, то даже страшно представить, что это вообще может значить.

— Прощайте, милорд, — серьезно сказал Себастьян, в последний раз взглянул в глаза своему господину, красные огоньки блеснули как два рубина, а потом погасли.

Сиэль остался стоять посреди комнаты, ошеломленный, потом медленно подошел к зеркалу, снял повязку и увидел, что печать исчезла. Он и правда был теперь свободен. Только хотел ли он этого?

Все было таким же, как и всегда, реальность не перестала существовать после того, как ее покинул Себастьян. Наверное, было бы проще, если бы все же перестала или, по крайней мере, потеряла свои краски. Чтобы потускнели красные розы в саду, словно кто-то прошелся по ним волшебной кистью и высосал всю их алую сущность как мякоть из персика. Чтобы люди перестали улыбаться, громко разговаривать, словно ничего не произошло, и мир не рухнул. Но цветы как всегда были восхитительны, а люди ни за что не желали оставить его в покое.

Сперва Сиэль старался казаться равнодушным. Не зря же он годами оттачивал эту выдержку, аристократическую надменность, которую ничем не прошибить. Он словно назло кому-то одевался самостоятельно, не желая принимать помощи от слуг, Танака однажды понаблюдав за тем, как юный господин долго возится с лентой, непослушными пальцами пытаясь придать ей нужную форму, только покачал головой и вздохнул. Но помогать не стал, чувствуя, что юный граф Фантомхайв этому предложению явно не обрадуется.

Через некоторое время Сиэль отлично справлялся со всем сам.

Потом граф разозлился, по-настоящему, с каждым днём эта детская обида и ярость клокотали в нём, выжигали всё внутри, как огонь уничтожает леса, дерево за деревом, пока не останется одна лишь безжизненная пустошь.

Он так и норовил словно бы случайно уронить на пол чашку чая, заботливо принесенную Танакой, а потом никому не разрешал собирать осколки, будто они были каким-то сокровищем. Как-то раз услышав тяжелый, не терпящий возражений тон, с которым граф Фантомхайв сказал «Я сам», Мэйлин так опешила, что больше помочь уже не пыталась.

Сиэль часто гулял по саду, нарочно всматриваясь в цветы, которые когда-то заставил посадить Себастьяна в таком несметном количестве, вглядывался в зелень, поражаясь тому, как красота равнодушна к нашей боли. А пустота внутри разрасталась с невиданной силой, грозя однажды заполнить его без остатка.

Он бродил так дотемна, благо участок был огромный, а все попытки леди Элизабет составить ему компанию сразу же пресекались. Если она увязывалась следом за ним, игнорируя неприветливый взгляд Сиэля, то не выдерживала долго его молчания. Оно было как удар под дых от сотни невысказанных слов, обжигало холодом, и девушка, зябко ежась даже в самый солнечный и теплый день, вынуждена была оставить графа в столь желанном для него одиночестве.

«Я свободен, больше нет никакого контракта с демоном, никто не заберет мою душу. Но почему же мне от этого ни капли не легче?»

Он упустил тот момент, когда начал привязываться к Себастьяну сильней, чем это требовалось для их союза. И только когда он ушел, Сиэль понял, что потерял не просто верного слугу, идеальное орудие для мести, ведь в конце концов он мог все делать и сам: одеваться, принимать ванну, даже чай себе налить в конце концов. А жажда мести со временем как-то даже поутихла.

Он потерял самое дорогое для него существо. И эту потерю надо было как-то пережить.

Граф не приходил в поместье, пока его, обессиленного от бесцельной ходьбы и непрекращающихся мыслей, не посещало осознание того факта, что Себастьян действительно не вернется. После этого напряжение, сидевшее в нем, отступало и на душе становилось так легко. И пусто. Каждый день он снова и снова приучал себя к этому, и все равно он просыпался утром и ему казалось, что это был просто страшный сон. Он слышал привычный стук в дверь, сразу же подскакивал, а сердце начинало что есть силы биться в груди. Но, услышав чужой голос, он возвращался в постель и, закутавшись в одеяло почти с головой, снова засыпал. Это было неслыханно со стороны графа, который всегда следовал распорядку, не делая исключений ни для каких особых случаев.

— Я не понимаю тебя, Сиэль, — жаловалась Элизабет, устав от тщетных попыток хоть как-то оживить своего возлюбленного, который и раньше-то казался мрачным и отрешенным, а теперь так вообще окончательно утратил способность улыбаться. Девушка перепробовала уже все, даже приготовила любимый десерт Сиэля, который всегда подавал к столу Себастьян, но мальчик к нему даже не притронулся.

— А тебе и не нужно понимать меня, Лиззи.

Он не сразу стал по отношению к ней таким грубым, нет, сперва он старался проводить с кузиной как можно больше времени, словно пытаясь заменить того, кто его оставил. Но, слушая веселое щебетание девушки, находясь с ней бок о бок буквально целыми днями, Сиэль осознал, что она стала его раздражать. И одновременно с этим понимал, что это совсем не ее вина, ведь это не Элизабет бросила его так легко, словно их вообще ничего не связывало. Отыгрываться на ней не хотелось, но он не мог иначе, резкие слова так или иначе обязательно срывались с губ, потому что все в нем отчаянно протестовало против такой замены. Она не могла заполнить ту пустоту, что образовалась в нем после ухода Себастьяна, поэтому он предпочитал просто скрываться в спасительном одиночестве, где он не мог никого обидеть и уколоть своими репликами.

Временами ему казалось, что Себастьян вернется, нужно просто продолжать упорно смотреть в темноту комнаты, когда не получается заснуть. Нужно звать его по имени, очень тихо, едва слышно, испуганно, как ребенок, что проснулся среди ночи и не может найти мать. В ярости шептать его имя, кричать, чтобы от этого отчаянного дикого крика Вселенную разорвало на куски. Нежно произносить любимое имя как заклинание.

Но главное во всех заклинаниях — это вера, непоколебимая как скала, она горит в груди негасимым огнем, и жар ее способен творить волшебные вещи. А юный граф был подавлен, поэтому и вера его была слаба и не могла заставить слова быть не просто словами.

Так проходили дни, одинаково, до тошноты размеренно и предсказуемо: бумаги, очередные дела от королевы, которые он всегда выполнял с каким-то маниакальным старанием, чтобы отвлечься от терзающих его мымлей, очень частые визиты Элизабет, Сиэлю даже стало казаться, будто она потихоньку переезжает в поместье.

И как-то незаметно дни превратились в годы, лорд Фантомхайв из мальчика вырос в молодого и симпатичного юношу. Сиэль не забыл о демоне, но со временем воспоминания перестали быть такими болезненными, поэтому он научился жить дальше, как будто никакого Себастьяна и не было никогда. Правда ту пустоту в душе так никто и не смог заполнить.

Все было хорошо, лучше и пожелать нельзя — компания процветала, скоро намечалась свадьба с Лиззи, которая становилась все более взволнованной по мере приближения этого события. Граф полностью доверил ей организацию и оформление под предлогом, что ничего в этих делать не понимает и будет только мешать процессу, что, судя по всему, прекрасно продвигается и без него. Элизабет хотела было обидеться, настоять на своем и приобщить Сиэля к подготовке, но, подумав, пришла к выводу, что он прав. Она действительно намного больше разбирается в том, что будет красиво, а что нет и сможет принять решение за них двоих.

«Все так хорошо, только почему у меня такое чувство, что моя жизнь давно закончилась, а все происходящее — это страшный сон? — думал Сиэль.

Он не чувствовал радости, но и грусти тоже не ощущал, только пустоту. Она расползалась в нем черной кляксой и поглощала все, до чего успевала добраться. Юноша знал, что не любит Элизабет, да и не любил никогда, но все равно женится на ней, потому что ему, в сущности, все равно, что делать. С того момента, как Себастьян покинул его безо всяких объяснений, просто растворился как сахар растворяется в воде.

Интересно, наблюдал ли за ним демон, хоть раз за все эти годы, хотя бы мельком, чтобы убедиться, что он в порядке или давно забыл о нем? С момента ухода Себастьяна он ни разу не ощущал его присутствия, не видел даже во снах, которые могли бы принести хоть какое-то утешение. Наверное, его и правда предали забвению, как мы вычеркиваем из своей жизни ненужных людей, как выбрасываем или отдаем в приюты одежду, которая нам больше не нравится.

Граф Фантомхайв ощутил себя таким одиноким, словно бы от него отвернулся весь мир и во вселенной ни осталось ни единого существа, которому он был бы нужен. Он стоял перед распахнутым окном, вдыхая тяжелый морозный воздух и смотрел в темноту ночи, будто пытаясь найти в ней ответ или хотя бы утешение. Из-за того, что сегодня не было света, фонари тоже не горели, поэтому казалось, будто все вокруг погружено в сплошной мрак. Такой приятный, он словно манил к себе, обещая покой для скорбящей души.

Интересно, что будет, если шагнуть туда?

Сиэль, не раздумывая, выбрался на заснеженный карниз, чувствуя босыми ступнями как ледяные снежинки впиваются в кожу будто тысячи маленьких иголок.

А правда, что будет, если сделать шаг в темноту?

Кажется, что тут даже не высоко, а падать на мягкий пушистый снег даже приятно.

И почему он раньше об этом не подумал?

Он не спешил, потому что где-то в потаенном уголке души надеялся, что Себастьян каким-то непонятным чувством вдруг ощутит его намерения и остановит. Или может быть подхватит его, как раньше, не дав упасть? Сиэль очень хотел сейчас ощутить эти теплые объятия своего демона, он до ужаса соскучился по его бережным прикосновениям, поэтому воспоминания нахлынули как цунами, заполняя своим бушующим потоком пустоту внутри него.

— Останови меня, — сделав шаг, прошептал Сиэль перед тем, как его поглотила темнота.