Без тебя (джен)

— Как это ты отказываешься от меня? — от удивления Сиэль даже чуть чашку с чаем не выронил из рук. Если его дворецкий шутит, то тема точно выбрана не самая удачная. А если нет, то даже страшно представить, что это вообще может значить.

— Прощайте, милорд, — серьезно сказал Себастьян, в последний раз взглянул в глаза своему господину, красные огоньки блеснули как два рубина, а потом погасли.

Сиэль остался стоять посреди комнаты, ошеломленный, потом медленно подошел к зеркалу, снял повязку и увидел, что печать исчезла. Он и правда был теперь свободен. Только хотел ли он этого?

Все было таким же, как и всегда, реальность не перестала существовать после того, как ее покинул Себастьян. Наверное, было бы проще, если бы все же перестала или, по крайней мере, потеряла свои краски. Чтобы потускнели красные розы в саду, словно кто-то прошелся по ним волшебной кистью и высосал всю их алую сущность как мякоть из персика. Чтобы люди перестали улыбаться, громко разговаривать, словно ничего не произошло, и мир не рухнул. Но цветы как всегда были восхитительны, а люди ни за что не желали оставить его в покое.

Сперва Сиэль старался казаться равнодушным. Не зря же он годами оттачивал эту выдержку, аристократическую надменность, которую ничем не прошибить. Он словно назло кому-то одевался самостоятельно, не желая принимать помощи от слуг, Танака однажды понаблюдав за тем, как юный господин долго возится с лентой, непослушными пальцами пытаясь придать ей нужную форму, только покачал головой и вздохнул. Но помогать не стал, чувствуя, что юный граф Фантомхайв этому предложению явно не обрадуется.

Через некоторое время Сиэль отлично справлялся со всем сам.

Потом граф разозлился, по-настоящему, с каждым днём эта детская обида и ярость клокотали в нём, выжигали всё внутри, как огонь уничтожает леса, дерево за деревом, пока не останется одна лишь безжизненная пустошь.

Он так и норовил словно бы случайно уронить на пол чашку чая, заботливо принесенную Танакой, а потом никому не разрешал собирать осколки, будто они были каким-то сокровищем. Как-то раз услышав тяжелый, не терпящий возражений тон, с которым граф Фантомхайв сказал «Я сам», Мэйлин так опешила, что больше помочь уже не пыталась.

Сиэль часто гулял по саду, нарочно всматриваясь в цветы, которые когда-то заставил посадить Себастьяна в таком несметном количестве, вглядывался в зелень, поражаясь тому, как красота равнодушна к нашей боли. А пустота внутри разрасталась с невиданной силой, грозя однажды заполнить его без остатка.

Он бродил так дотемна, благо участок был огромный, а все попытки леди Элизабет составить ему компанию сразу же пресекались. Если она увязывалась следом за ним, игнорируя неприветливый взгляд Сиэля, то не выдерживала долго его молчания. Оно было как удар под дых от сотни невысказанных слов, обжигало холодом, и девушка, зябко ежась даже в самый солнечный и теплый день, вынуждена была оставить графа в столь желанном для него одиночестве.

«Я свободен, больше нет никакого контракта с демоном, никто не заберет мою душу. Но почему же мне от этого ни капли не легче?»

Он упустил тот момент, когда начал привязываться к Себастьяну сильней, чем это требовалось для их союза. И только когда он ушел, Сиэль понял, что потерял не просто верного слугу, идеальное орудие для мести, ведь в конце концов он мог все делать и сам: одеваться, принимать ванну, даже чай себе налить в конце концов. А жажда мести со временем как-то даже поутихла.

Он потерял самое дорогое для него существо. И эту потерю надо было как-то пережить.

Граф не приходил в поместье, пока его, обессиленного от бесцельной ходьбы и непрекращающихся мыслей, не посещало осознание того факта, что Себастьян действительно не вернется. После этого напряжение, сидевшее в нем, отступало и на душе становилось так легко. И пусто. Каждый день он снова и снова приучал себя к этому, и все равно он просыпался утром и ему казалось, что это был просто страшный сон. Он слышал привычный стук в дверь, сразу же подскакивал, а сердце начинало что есть силы биться в груди. Но, услышав чужой голос, он возвращался в постель и, закутавшись в одеяло почти с головой, снова засыпал. Это было неслыханно со стороны графа, который всегда следовал распорядку, не делая исключений ни для каких особых случаев.

— Я не понимаю тебя, Сиэль, — жаловалась Элизабет, устав от тщетных попыток хоть как-то оживить своего возлюбленного, который и раньше-то казался мрачным и отрешенным, а теперь так вообще окончательно утратил способность улыбаться. Девушка перепробовала уже все, даже приготовила любимый десерт Сиэля, который всегда подавал к столу Себастьян, но мальчик к нему даже не притронулся.

— А тебе и не нужно понимать меня, Лиззи.

Он не сразу стал по отношению к ней таким грубым, нет, сперва он старался проводить с кузиной как можно больше времени, словно пытаясь заменить того, кто его оставил. Но, слушая веселое щебетание девушки, находясь с ней бок о бок буквально целыми днями, Сиэль осознал, что она стала его раздражать. И одновременно с этим понимал, что это совсем не ее вина, ведь это не Элизабет бросила его так легко, словно их вообще ничего не связывало. Отыгрываться на ней не хотелось, но он не мог иначе, резкие слова так или иначе обязательно срывались с губ, потому что все в нем отчаянно протестовало против такой замены. Она не могла заполнить ту пустоту, что образовалась в нем после ухода Себастьяна, поэтому он предпочитал просто скрываться в спасительном одиночестве, где он не мог никого обидеть и уколоть своими репликами.

Временами ему казалось, что Себастьян вернется, нужно просто продолжать упорно смотреть в темноту комнаты, когда не получается заснуть. Нужно звать его по имени, очень тихо, едва слышно, испуганно, как ребенок, что проснулся среди ночи и не может найти мать. В ярости шептать его имя, кричать, чтобы от этого отчаянного дикого крика Вселенную разорвало на куски. Нежно произносить любимое имя как заклинание.

Но главное во всех заклинаниях — это вера, непоколебимая как скала, она горит в груди негасимым огнем, и жар ее способен творить волшебные вещи. А юный граф был подавлен, поэтому и вера его была слаба и не могла заставить слова быть не просто словами.

Так проходили дни, одинаково, до тошноты размеренно и предсказуемо: бумаги, очередные дела от королевы, которые он всегда выполнял с каким-то маниакальным старанием, чтобы отвлечься от терзающих его мымлей, очень частые визиты Элизабет, Сиэлю даже стало казаться, будто она потихоньку переезжает в поместье.

И как-то незаметно дни превратились в годы, лорд Фантомхайв из мальчика вырос в молодого и симпатичного юношу. Сиэль не забыл о демоне, но со временем воспоминания перестали быть такими болезненными, поэтому он научился жить дальше, как будто никакого Себастьяна и не было никогда. Правда ту пустоту в душе так никто и не смог заполнить.

Все было хорошо, лучше и пожелать нельзя — компания процветала, скоро намечалась свадьба с Лиззи, которая становилась все более взволнованной по мере приближения этого события. Граф полностью доверил ей организацию и оформление под предлогом, что ничего в этих делать не понимает и будет только мешать процессу, что, судя по всему, прекрасно продвигается и без него. Элизабет хотела было обидеться, настоять на своем и приобщить Сиэля к подготовке, но, подумав, пришла к выводу, что он прав. Она действительно намного больше разбирается в том, что будет красиво, а что нет и сможет принять решение за них двоих.

«Все так хорошо, только почему у меня такое чувство, что моя жизнь давно закончилась, а все происходящее — это страшный сон? — думал Сиэль.

Он не чувствовал радости, но и грусти тоже не ощущал, только пустоту. Она расползалась в нем черной кляксой и поглощала все, до чего успевала добраться. Юноша знал, что не любит Элизабет, да и не любил никогда, но все равно женится на ней, потому что ему, в сущности, все равно, что делать. С того момента, как Себастьян покинул его безо всяких объяснений, просто растворился как сахар растворяется в воде.

Интересно, наблюдал ли за ним демон, хоть раз за все эти годы, хотя бы мельком, чтобы убедиться, что он в порядке или давно забыл о нем? С момента ухода Себастьяна он ни разу не ощущал его присутствия, не видел даже во снах, которые могли бы принести хоть какое-то утешение. Наверное, его и правда предали забвению, как мы вычеркиваем из своей жизни ненужных людей, как выбрасываем или отдаем в приюты одежду, которая нам больше не нравится.

Граф Фантомхайв ощутил себя таким одиноким, словно бы от него отвернулся весь мир и во вселенной ни осталось ни единого существа, которому он был бы нужен. Он стоял перед распахнутым окном, вдыхая тяжелый морозный воздух и смотрел в темноту ночи, будто пытаясь найти в ней ответ или хотя бы утешение. Из-за того, что сегодня не было света, фонари тоже не горели, поэтому казалось, будто все вокруг погружено в сплошной мрак. Такой приятный, он словно манил к себе, обещая покой для скорбящей души.

Интересно, что будет, если шагнуть туда?

Сиэль, не раздумывая, выбрался на заснеженный карниз, чувствуя босыми ступнями как ледяные снежинки впиваются в кожу будто тысячи маленьких иголок.

А правда, что будет, если сделать шаг в темноту?

Кажется, что тут даже не высоко, а падать на мягкий пушистый снег даже приятно.

И почему он раньше об этом не подумал?

Он не спешил, потому что где-то в потаенном уголке души надеялся, что Себастьян каким-то непонятным чувством вдруг ощутит его намерения и остановит. Или может быть подхватит его, как раньше, не дав упасть? Сиэль очень хотел сейчас ощутить эти теплые объятия своего демона, он до ужаса соскучился по его бережным прикосновениям, поэтому воспоминания нахлынули как цунами, заполняя своим бушующим потоком пустоту внутри него.

— Останови меня, — сделав шаг, прошептал Сиэль перед тем, как его поглотила темнота.

— Господин? — голос Себастьяна как спасительный луч достиг дна того колодца, куда Сиэль провалился, заблудившись в своем нескончаемом лабиринте и наполнил все вокруг слепящим светом. Мальчик почувствовал, как его легонько трясут за плечо, прикосновение было очень бережным и настоящим, наверное, ему снова приснилось, что его демон вернулся. Что ж, даже если это сон, то он прекрасен, что хочется остаться в нем навсегда, потому что пробуждение в мире, где он вынужден жить без него, подобно смерти.

А может он уже умер и попал в ад, где Себастьян будет его личным демоном и мучителем?

— Просыпайтесь, господин, — кажется, его стали трясти все сильней и настойчивей, будто во что бы то ни стало собирались разбудить. Он нехотя открыл глаза, щурясь от яркого света, который бил в не зашторенное окно. А потом увидел Себастьяна, который обеспокоенно склонился над ним:

— Вы так всю жизнь проспите.

«Уже» — подумал мальчик. Сиэлю было так приятно снова увидеть эту усмешку на таком любимом лице, что он едва не расплылся в идиотском улыбке, такой, какой никогда еще ни для кого ни улыбался. Но даже размякшее, слабое ото сна тела все еще слушалось графа, он последние усилия направил на то, чтобы не позволить этой глупой выходке выдать свои чувства.

— Сколько я проспал? — хриплым голосом спросил Сиэль, пребывая в уверенности, что это было никак не меньше вечности. Казалось, что с того момента, как он лег в постель, минули годы, потому что этот кошмар был таким тяжелым, вязким, словно вытряс всю душу. Поэтому ответ Себастьяна его удивил:

— Ну, вы проснулись на полчаса позже, чем обычно, господин. Утром я постучался к Вам, но за дверью была тишина. Поэтому я стал немного волноваться, ведь вы всегда встаете в одно и то же время. Простите меня, милорд, но мне пришлось выбить дверь, ведь вы не реагировали на мой зов, — сказав это, Себастьян сделал самый виноватый вид из всех возможных, но, заметив, что Сиэль не собирается возмущаться, продолжил, — Попав, наконец, в комнату, я увидел, что вы крепко спите. Надо признаться, вы меня здорово напугали, господин.

Сиэль вспомнил то гнетущее и тяжелое ощущение пустоты, которое он чувствовал там, во сне, когда понял, что больше никогда не увидит Себастьяна. Как Лиззи зачастила в поместье, пытаясь хоть как-то утешить его. Как шли годы, а он будто умирал изнутри. Зыбкие как рисунки на песке картины вновь захватили мальчика в свой плен. Он заново пережил то отчаяние, разрывающее душу на тысячи частей. Несмотря на то, что это был всего лишь сон, он казался настолько реальным, что граф всё еще не мог поверить в то, что все хорошо.

Как понять любишь ты человека или нет? А ты представь, что его не станет навсегда... Вот так внезапно. Ответ появится через секунду. Сиэль посмотрел на своего дворецкого и ощутил, как волна необъяснимой нежности затопила все в груди так, что стало трудно дышать. Казалось, еще мгновение и его просто разорвет от чувства слишком сильного, чтобы его возможно было испытать. Ему захотелось обнять Себастьяна, крепко, уткнувшись носом в шею и долго вдыхать такой родной запах, иначе он не выдержит, ни минуты больше не сможет.

Мальчик почувствовал, как защипало предательски в глазах, не хватало только расплакаться от обычного кошмара. Может быть, пока он спал, кто-то поменял его местами с Элизабет? Иначе почему он сейчас такой слабый и сентиментальный, дрожит в собственной постели и пытается усилием воли остановить слезы, которые уже начали чертить соленые дорожки на его щеках? Он не смог сломить своё смущение, поэтому не потянулся к тому, кто сейчас сидел на краешке кровати, вместо этого зарылся сильней в одеяло и неожиданно разрыдался. И плакал долго и горько, как давно уже не плакал, словно маска бесстрастности, ставшая уже такой привычной за долгие годы, вдруг стала трескаться.

Сиэль почувствовал, как его гладят по волосам, так осторожно и так заботливо, что он уступил этой нелепой, но такой приятной ласке и положил голову на колени Себастьяна, который успел как-то незаметно оказаться рядом, чтобы утешить своего маленького господина.

— Милорд, я же говорил Вам, что не стоит пить это адское зелье.

И тут Сиэль вспомнил, что, расследуя очередное дело королевы, они заглянули к Гробовщику, чтобы вызнать у него информацию о найденных телах, а он умудрился каким-то образом всучить ему пузырек с подозрительной лиловой жидкостью. Интересно, зачем же этот психопат дал ему свою склянку? Ах, да, жертвы были самоубийцами, и Сиэль очень ясно дал понять, что считает таких людей слабаками.

— О, мистер Фантомхайв, бывает такое, что человек словно превращается в тело без души, как пустая скорлупа. В такие моменты все внутри обрывается

Себастьян недоверчиво посмотрел на Гробовщика:

— Тебе-то откуда знать о человеческих чувствах, жнец, ты же подобных эмоций и близко не испытываешь?

— Верно, демон, но я прочитал столько прекрасных книг… — мечтательно протянул жнец. — Так что, граф, на вашем месте я бы не был таким категоричным. Хотя, возможно вы никогда не теряли что-то, без чего ваша жизнь лишилась бы смысла и поэтому так легко бросаетесь словами?

Этот вопрос показался Сиэлю таким абсурдным, что он не сдержал легкой улыбки. Он, наследник корпорации «Фантом» потерял все, что может быть у человека. Едва ли какой-то другой ребенок сталкивался с таким количество испытаний, которых он нахлебался в этом океане лжи и коварства. Поэтому теперь он не боится расстаться ни с чем, даже с собственной жизнью.

Тогда Гробовщик рассказал ему про какое-то особое зелье, которое показывает человеку тот кошмар, который способен толкнуть его на самый отчаянный шаг.

— Выпейте это только если точно уверены, что сможете справиться, — напутствовал его Гробовщик, пока искал среди кучи хлама то самое зелье. — Потому вы ты пока просто не понимаете, что это за вещь, граф. Это вовсе не игрушки.

Сказав это, жнец рассмеялся и закружил по комнате, будто вспомнил какую-то давно забытую мелодию, мальчику даже почудилось, что он стал превращаться в Грелля Сатклифа, эксцентричности которого можно было только позавидовать.

Да, Гробовщик тот еще псих, но, пожалуй, не больше, чем он сам, раз решил выпить эту сомнительную микстуру. Этот сон, казалось, длился вечность — мучительно долго, он как кристаллики соли, падающие прямо на свежие раны. Неужели именно исчезновение Себастьяна оборвало ту ниточку, что связывало его со всем этим миром?

— Господин? — голос дворецкого вырвал мальчика из омута воспоминаний. — Вы сейчас просто сам не свой, никогда не видел Вас таким. Могу я узнать, что Вам приснилось после зелья кошмаров?

Если бы он рассказал о том, что видел во сне свою жизнь без Себастьяна, то это было бы подобно признанию, а о своих внезапно открывшихся чувствах граф был сообщать не намерен.

Внезапно мальчик ощутил легкое, почти невесомое прикосновение теплых пальцев к своей щеке, они повторили соленую дорожку, оставленную слезами, мягко стирая ее.

— Это был всего лишь сон, мой господин. Я никогда Вас ни оставлю, что бы ни случилось.

От слов дворецкого мальчик напрягся, на мгновение Сиэлю даже показалось, что он едва не разучился дышать. Как бы не был всемогущ его демон, мыслей он все же читать не в силах, и в сны его доступа не имел, и юный граф был этому сейчас очень рад.

— Себастьян, будь добр, принеси мне чай, — сказал граф Фантомхайв, чувствуя, как к нему вновь возвращается его привычное самообладание. Сиэль перелег с таких уютных колен дворецкого на подушку и теперь искоса посматривал на него. мальчику показалось, что в его взгляде он увидел что-то, такое неуловимое, как едва заметный луч, промелькнувший вдруг во мраке. На долю секунду, а потом погас, как свеча, задуваемая резким порывом ветра. Себастьян улыбнулся ему своей обычной улыбкой, вежливой и обворожительной, и спросил:

— Вам как обычно "Эрл Грей", милорд?