Холодное танго (гет)

8 октября 1996 г.

Ворох пергаментных листов вперемешку с учебниками разлетается по каменному полу. От гогота учеников звенит в ушах. В перерывах в коридорах Хогвартса всегда толпится множество студентов, однако никто не приходит ей на помощь. Хрупкая студентка опускается на колени, подбирает конспекты с пола. Густая копна светлых кудрявых волос падает на лицо, скрывая его ото всех. Но разве уродство можно скрыть?..

— Ябеда-Уродина! Уродина! — раздаются насмешливые крики пробегающих второкурсников. На нее показывают пальцем. Над ней потешаются и злорадствуют.

 — Каково тебе ходить с прыщавой рожей, а, Эджком? — хихикает какая-то полная гриффиндорка, проходя мимо. Эджком ее даже не знает. Зато ее саму теперь знают все.

Мариэтта опускает глаза в пол, прижимая к груди конспекты. Хочется исчезнуть. Просто навсегда исчезнуть, чтобы не слышать этих оскорблений. Злые шутки преследуют юную волшебницу каждый день. На занятиях и после занятий. На лекциях и в Большом зале во время обеда.

Мариэтта предпочитает прогуливать уроки. Невыносимо чувствовать взгляды студентов и преподавателей, которые, кажется, тоже ее ненавидят.

Эджком позволяет себе вновь разрыдаться лишь в женском туалете, вдали от посторонних глаз. Слишком больно. А еще одиноко. Единственное, о чем Мариэтта мечтает — это оказаться дома с семьей. Она склоняется над раковиной, поднимает взгляд на треснувшее зеркало.

— Уродина!

Пронзительный крик и издевательский смех все еще звенят в ушах. Глухой всхлип, и вместе со слезами по щекам размазываются и остатки туши. Кажется, никому нет дела до того, что сейчас где-то рыдает ученица. И от этого становится еще более горько.

Мариэтта проводит пальцами по щекам и носу. Уродливые прыщи. Они покрывают некогда нежную кожу. Они складываются в мерзкое клеймо. Горят отвратительными красными буквами. Из зеркала на нее смотрит жалкое подобие себя прежней. Нет больше хорошенькой ведьмочки, которая сводила мальчишек с ума своим задорным смехом, которую звали на вечеринки и на прогулки в Хогсмид. Она — изгой из-за своей изувеченной внешности, — и осознание этого давит на Мариэтту, заставляя ее задыхаться от боли и собственного бессилия.

Несколько месяцев посещения целителей в Мунго — и это только ради восстановления памяти. Долгий, мучительный процесс, чтобы только узнать, кто ее изувечил. Выяснить, кто стер ей целый отрезок жизни — те события, которые послужили началом ее персонального ада. Лучше бы она, наверное, не знала этого. Правда оказалась еще невыносимей, чем неведение.

Чувство обиды буквально душит Мариэтту изо дня в день. Обиды и несправедливости. Они не имели права так поступать с ней. Не имели права уродовать ее, отравлять жизнь издевательствами и унижениями.

В отчаянии Мариэтта царапает свои щеки, давясь рыданиями. Память снова услужливо подбрасывает воспоминания, которые Кингсли стер по приказу Дамблдора. Лечение не прошло напрасно: ей удалось вспомнить практически все.

Дамблдор. Одно только имя заставляет волшебницу дрожать от ярости. Двуличный старик, который раньше был для нее идеалом доброты и порядочности. Он отдал приказ лишить ее памяти, позволил этому проклятию остаться на ее лице, он лгал в глаза ее матери о том, что не знает виновных. Проклятый старик покрывал их: Грейнджер и Поттера… Всех, кто был причастен к ее увечьям, ее каждодневным унижениям. Тех, по чьей милости едва не лишили должности ее мать.

Мариэтта сдавленно всхлипывает, чувствуя кровь на подушечках пальцев. Все же она расцарапала себе щеку. Красная капля почти мгновенно смывается водой в грязной раковине. Полными слез глазами Мариэтта смотрит за тем, как бежит холодная струйка воды, а затем медленно опускается на пол, сжимаясь у кафельной стены. У нее больше нет сил. Нет желания идти куда-либо. Она не хочет, чтобы сокурсники видели ее такой. Такой отвратительно-уродливой. Объектом всеобщих колких шуток. Бледные пальцы судорожно сплетаются в замок, каблуки туфель ученицы скользят по полу.

Она всего лишь хотела защитить свою семью. Свою мать.

На голую коленку капают соленые слезы. Они оставляют блестящие дорожки на перепачканных в косметике щеках девушки. Прозрачные слезинки теряются в белокурых кудрявых волосах, небрежно спадающих на плечи Мариэтты.

Впереди еще три пары. А значит, несколько часов прилюдного унижения и оскорблений.

Дверь уборной со стуком распахивается. В проеме мелькает знакомая каштановая шевелюра. Покрасневшие от слез глаза Мариэтты сталкиваются с карими Грейнджер. На губах гриффиндорки мелькает самодовольная улыбка. Заносчивая отличница проходит мимо Эджком, не удостоив и словом. Все написано на ее лице. Гермиона вполне довольна своей «работой».

В туалете появляется еще одна знакомая ученица — младшая сестра Рона. Подружка Поттера. О ее похождениях уже знает весь Хогвартс. Рыжая выскочка невероятно популярна, хотя и не блещет особыми талантами.

Мариэтта медленно поднимается с пола, поспешно смахивая ресницами остатки слез, и отворачивается к зеркалу. Невыносимо их видеть. Обеих.

Комок подкатывает к горлу Эджком, и та сжимает палочку в складках мантии. Ей первый раз хочется применить непростительное. И желательно — Круцио. На обеих, прямо сейчас. Мариэтте отчаянно желает услышать их крики, увидеть их слезы… В последнее время она все чаще представляет себе это. Как расправляется с каждым, кто оскорбил и унизил ее. Но, к сожалению, это происходит лишь в мыслях.

Слышится звук удаляющихся шагов, громко хлопает дверь. Гриффиндорки уходят, и Мариэтта вновь остается одна наедине со своей болью. Гнетущая тишина и рвущиеся наружу рыдания. Ее душа жаждет мести. И она обязательно отомстит. Когда-нибудь.

* * *

12 ноября 1997 г.

Каблуки Мариэтты дробно стучат по холодному мрамору пола. В просторных коридорах девятого уровня, освещенных приглушенным свечением, царит атмосфера спокойствия и упорядоченности: неспешно следуют волшебники, разбавляя звенящую тишину негромким шелестом мантий, да отстукивают в едином ритме печатные машинки под скрип быстропишущих перьев в кабинетах.

На шелковой блузке Мариэтты отливает альмавировая брошь — весь ее вид выражает полное удовольствие и самодовольство. Она работает на этом уровне вот уже вторую неделю, и ей есть чем гордиться. Молодая сотрудница, вчерашняя выпускница Хогвартса, проработавшая пару месяцев в качестве стажера в отделе своей матери — мадам Абели Эджком, по-прежнему возглавляющей Отдел по контролю за летучим порохом, — получает полноценную должность личного секретаря мистера Валиеса Хоффмана — начальника отдела Международного магического сотрудничества. Новая власть — новые порядки, новые кадры. Тогда, когда чистка в Министерстве от неугодных и грязнокровок идет полным ходом, когда многие ее сокурсники вынуждены позорно скрываться, она, на правах волшебницы из приличной чистокровной семьи, может спокойно строить столь желанную ей карьеру.

Мариэтта уже привычно вежливо стучится, прежде чем войти в просторный кабинет своего непосредственного начальника. Помещение тут же наполняют ароматы нежных духов Мариэтты с нотками пряных камелии, горячего шоколада и сладких булочек, испеченных домашним эльфом по распоряжению Мариэтты для мистера Хоффмана.

— Я подготовила отчеты по последнему слушанию Комиссии, как вы и просили, мистер Хоффман. Мадам Амбридж назначила дату нового слушания. Необходимо ваше присутствие — будут допрашивать мистера Перкинса. Он уличен в подделке родословной, вот, нужна ваша подпись…

Шуршат пергаментные листы в тишине кабинета. Мариэтта, как и всегда, аккуратна и исполнительна. Ее мягкий приятный голос со сладковатыми нотками, должно быть, ласкает слух мистеру Хоффману, когда она докладывает всю необходимую информацию о проделанной работе.

«Нам нужны молодые амбициозные сотрудники. Вы, мисс Эджком, идеально подходите в качестве моего секретаря. У вас очень хорошие рекомендации», — сказал ей мистер Хоффман в самый первый рабочий день, когда она, заметно волнуясь и чуть смущенно опуская взор, выслушивала его первые распоряжения.

Её лицо всегда скрывает дымчатая вуаль, а аккуратно уложенные медовые кудри венчает кокетливая мурановая шляпка в тон приталенному жакету и юбке. Всегда элегантно одетая, в тонких перчатках и шелковых чулках — Мариэтта производит приятное впечатление хорошенькой куколки. И мало кто из волшебников-коллег догадывается, каких трудов ей стоит сохранять на карминно-алых губах очаровательную улыбку.

— Превосходный шоколад, мисс Эджком. То что нужно в такую погоду, — Валиес одаривает Этту пронзительным взглядом, прежде чем убрать чашку в сторону и заняться документацией.

В руках Мариэтты оказывается очередная пачка пергаментных листов. Она вежливо улыбается, уже привычно интересуясь у мистера Хоффмана о сроках сдачи.

Она не испытывает чувство страха перед ним — лишь некий трепет, догадываясь о том, кем он является; и что за тканью дорогой мантии на предплечье мужчины явно выжжена Черная метка. Совершенно не секрет, что все ведущие должности и посты возглавляют Пожиратели смерти.

Мариэтту охватывает ощущение девичьего смущения, стоит ей взглянуть в пронзительно-синие, холодные, как льдины, глаза Валиеса Хоффмана; увидеть усмешку или улыбку, играющую иной раз на его тонких губах, когда он разговаривает с ней, делая дежурный комплимент, многочисленный из тех, которые адресует другим молодым колдуньям. Мариэтта краснеет и всегда старается стыдливо отвести глаза, спешно поправляя вуаль, содрогаясь при мысли, что сквозь кружева мистер Хоффман рассмотрит эти ужасные прыщи, уродующие ее лицо. И тогда он непременно брезгливо поморщится и больше никогда ей не улыбнется. Эти мысли доводят Мари до отчаяния и пугают ее. Она все чаще ловит себя на мысли, что думает о Валиесе Хоффмане не как о своем начальнике, а как о мужчине. Он статен и хорош собой. Мариэтта знает, что он чистокровный колдун и, по слухам, имеет фамильный особняк где-то в Германии. Валиес Хоффман — образец мужской элегантности, безукоризненного вкуса и холодной сдержанности.

Его лицо — с проницательным взглядом, прямым носом — носило неуловимый отпечаток властности. Одного ледяного тона было достаточно, чтобы провинившийся подчиненный бледнел, пускаясь в оправдательно-извиняющиеся объяснения. Какая-то опасная хищность мелькала в его взоре, когда он был недоволен некомпетентностью сотрудников, однако его галантные манеры, внешняя стать и приятное аристократичное лицо в обрамлении иссиня-темных волос не оставляли равнодушными волшебниц. Мариэтта была прекрасно осведомлена о том, кто и когда проводил ланч или ужин в компании мистера Хоффмана. Руку Пожирателя смерти не украшало заветное кольцо; мужчина не был женат, и этот факт будоражил тех барышень, кто жаждал обеспечить себе привилегированное положение при новом тоталитарном режиме.

Мариэтте оставалось лишь пребывать в грезах о возможном свидании. Если бы на ее лице не было порчи… она бы непременно не упустила случая легкого кокетства с таким привлекательным и влиятельным колдуном. Она всегда мечтала об этом, практически жила с мыслю все школьные года, что после выпуска непременно выйдет удачно замуж, у нее будет супруг из хорошей семьи, она будет устраивать барбекю в парке их дома, утопающего в розовых цветущих кустах, а ее муж будет с гордостью представлять гостям свою красавицу-жену….

«Красавица… давно ли ты была ею, Мариэтта?» — усмехается ядовитый голосок в голове, вызывая лишь глухую боль. Все ее мечты были перечеркнуты, жестоко искалечены, как и некогда нежная кожа на щеках, и выдраны из сердца, оставив лишь зияющую пустоту. Лицо было изувечено порчей, уродливым проклятьем выжженного воспалениями клейма.

«Ябеда» — детское обзывательство, слово, которое пересекало нежные щеки и заставляло любого волшебника либо стыдливо отводить глаза, как от прокаженной, либо старательно давить усмешку.

Мариэтте оставалось лишь прятать свое лицо. Смотреть на себя в зеркало без слез было просто невыносимо.

У Мариэтты было всего два пути: остаться затворницей, проводить дни в стенах дома или какой-нибудь магической лечебницы, или пересилить себя и идти вперед несмотря ни на что. И Мариэтта выбрала второе. Она закончила выпускной год, пошла на стажировку. Мариэтта много времени уделяла своей внешности, научилась делать макияж более профессионально, использовала пудру и маскирующие средства. Ее можно было бы назвать хорошенькой куколкой с золотистой пеной кудрей, ниспадающих чуть ниже плеч и точеной фигуркой, если бы не та порча, которую Мариэтта так стыдилась, отчаянно пряча ее за тональным кремом и тканью вуали. Это помогало скрывать воспаления от посторонних глаз, но Мариэтта знала и не могла смириться с тем, что стоит ей снять вуаль и убрать слои пудры, то на некогда нежных щеках снова будут гореть красные воспаления, складывающиеся в одно-единственное слово. Думать об этом было слишком больно. Это пробуждало внутри нее какое-то злорадство, когда, перебирая списки, она видела знакомые имена.

«Нежелательное лицо — Гермиона Грейнджер, Гарри Поттер».

Мариэтта с каким-то наслаждением всегда перечеркивала их красными чернилами, выдавливая у движущихся снимков глаза, уродуя распечатки. Все менялось слишком стремительно, и Мариэтта только сейчас начала ощущать то, что ее положение намного более привилегированно, чем у тех, кого она ненавидела всем ожесточившимся, истерзанным юным сердцем.

«Ты забрала мою красоту, Грейнджер, а я буду скоро смотреть, как ты корчишься от боли. Тебя постигнет участь во много раз хуже, грязнокровка. Когда-нибудь ты будешь страдать так же, как и я. Ты будешь визжать от боли и молить о пощаде, а я буду смотреть на это и наслаждаться каждым мгновением твоих мучений».

Ее нежные губы, подкрашенные помадой, кривились в усмешке, а зеленые глаза лихорадочно блестели сквозь дымчатое кружево ниспадающей со шляпки вуали.

— Ваши знакомые, мисс Эджком?

Бархатный голос Валиеса выводит Мариэтту из задумчивости. Она вздрагивает, отрывая свой взор от стопки листовок с изображениями преступников нового режима.

— Простите, мистер Хоффман? Вы сказали — «мои знакомые»? Нет, это просто…

Мариэтта поспешно старается найти объяснение и подобрать нужные слова, испугавшись, что мистер Хоффман ненароком решит, что и она связана со зреющим Сопротивлением. За последнюю неделю и без того было выявлено несколько неблагонадежных в Министерстве.

— Вы же учились с ними вместе, не так ли, мисс Эджком?

Валиес огибает стол. Мариэтта слышит, как стучат его лаковые, идеально начищенные — не иначе как эльфами — ботинки по вымытому до блеска паркету.

Мужчина останавливается рядом с ней практически вплотную — и Мариэтта чувствует, как предательски краснеют щеки. Она вздрагивает, когда ладонь мистера Хоффмана касается ее руки в тонкой перчатке. Он осторожно, но настойчиво забирает смятые листовки из тонких пальцев.

— Да, я училась. Они были на курс младше с Гриффиндора, а я…

— Равенкло, я в курсе, мисс Эджком, — Валиес кивает, чуть усмехнувшись. — Гриффиндорку я бы не взял к себе в помощницы. Безнравственные вздорные девицы мне здесь не нужны. Я предпочитаю элегантность и изящество… во всем, — мягче добавляет Пожиратель смерти, вглядываясь в блестящие, как два изумруда за вуалью, глаза Мариэтты.

Не выдержав проницательно взора мужчины, Мариэтта чуть спешно отстраняется, опуская глаза с пушистыми ресницами.

— Сочувствуете им?

Валиес внимательно смотрит на Мариэтту; она не видит этого, но буквально чувствует, как он прожигает ее, изучает внимательно каждую черточку лица, скрытого вуалью.

— Ненавижу.

Свой тихий звенящий голос Мари слышит словно со стороны. Он разрывает тишину и режет собственный слух.

Их взгляды с мистером Хоффманом вновь пересекаются, и на сей раз она видит в его ледяном взоре какое-то мрачное удовлетворение от ее ответа.

— Я верю вам, мисс Эджком. Можете быть свободны, — произносит отрывисто мужчина.

Валиес провожает взглядом хрупкую фигурку молодой волшебницы, которая уходит, дробно стуча высокими каблуками по начищенному до блеска полу. Он оценивающе смотрит на ее стройные ноги в тонких шелковых чулках и бедра, что столь соблазнительно обтягивает ткань деловой зауженной юбки.

— Вы можете не прятать свое лицо, мисс Эджком. Я знаю, что с вами случилось — и кто к этому причастен, — произносит ей в спину мистер Хоффман. Мариэтта вздрагивает — ворох листов веером летит на пол из ослабевших пальцев.

— Как только они будут пойманы — я возьму дело под свой контроль. Если захотите, можете присутствовать во время допроса… Мариэтта.

Валиес произносит последнюю фразу с едва заметной тонкой усмешкой, скользнувшей по губам. Он словно пробует ее сладкое имя на вкус. Мариэтта чувствует, как пунцовеют щеки. Она опускает ресницы, и ей кажется, что в эти мгновения ее скованное холодными тисками переживаний сердце переполняет чувство сладостного предвкушения.

* * *

30 ноября 1997 г.

Промозглый туман стелется над мостовой. Тусклый свет фонаря слабо пробивается сквозь дымку, разбавляя полумрак. Холодная осень окутывает мрачный, пронизанный тьмой Лондон. Тьма не только снаружи, она внутри каждого волшебника. Захватывает сердца в леденящие оковы страха.

И лишь в сердце Мариэтты вновь цветет весна. Она идет по вымощенной брусчаткой мостовой — и дробно, игриво стучат красные каблуки ее туфель по сырому от дождя камню. Она улыбается. Совершенно счастливой и лучезарной улыбкой, совсем как раньше, в Хогвартсе, и рука ее в тонкой белой перчатке покоится на локте Валиеса Хоффмана. Он что-то ей говорит, пристукивая лакированной тростью о мостовую, улыбается — и Мариэтта ловит его улыбку все с тем же смущением и улыбается в ответ, прикрывая от удовольствия глаза, когда руки Валиеса оказываются на ее талии. Он обнимает ее, целуя. По-настоящему, по-взрослому. Совсем не так, как робко целовал ее Даниэль на Святочном Балу. Нет. Для Мариэтты теперь все иначе. Она буквально тает в сильных и властных руках мужчины. Валиес захватывает в плен ее алые губы, заставляя испытывать чувство легкого головокружения от нехватки воздуха и удовольствия. Мариэтте остается лишь полностью отдаваться во власть этого опытного мужчины, который доводит ее до сладострастного дурмана. Их роман длится вот уже пару недель. Все началось с приглашения на кофе — Мариэтта согласилась не раздумывая, не смея поверить, что мистер Хоффман обратил на нее внимание, увидел в ней привлекательную колдунью.

«Он еще не видел моего лица без вуали и макияжа», — печально и горько думает Мари, и эти мысли терзают ее. А потому она старается наслаждаться каждым мгновением, проведенным наедине. Дальше поцелуев их встречи не заходят, а Валиес не делает ни единого лишнего намека. Он сохраняет между ними ту незримую грань вежливых ухаживаний, не переходя ее. Но Мариэтта никому не рассказывает об этом. Даже маме. Она слишком боится осуждения. Ведь она знает, что мистер Хоффман — Пожиратель Смерти. Он палач, убийца. И его руки наверняка в крови. Но имеет ли это значение для нее? Ведь он так хорош собой и так вежлив с ней.

Границы добра и зла давно стерты. Ее искалечили те, кто провозглашал себя «надеждой магической Британии». Теперь они были ее врагами. Мариэтта выбрала свою сторону окончательно. И когда Валиес отстраняется от ее пылающих губ, когда он кладет ладонь в черной кожаной перчатке на ее бедро, спрашивая, согласится ли она разделить с ним ужин в его особняке, Мариэтта отвечает: «Да».

Она знает о последствиях. Знает, к чему это идет, но единственное, чего она боится — это то, что Валиес оттолкнет ее, увидев ее изуродованное лицо. Мариэтта отчаянно страшится, зная, какую это причинит ей боль, но она хочет стать женщиной. Хочет, чтобы ее первым мужчиной был Валиес Хоффман.

Огонь мерно потрескивает в мраморном камине.

Мариэтта полулежит на мягком обитом бархате дивана полуобнаженная. Кружево алого пеньюара совершенно не скрывает ее округлой белоснежной груди, горящей от поцелуев. В ее золотых кудрях, разметавшихся по темно-изумрудной обивке, играют яркие блики. Мариэтта чувствует себя уставшей, но по-настоящему счастливой. Ласки и прелюдии были долгими и умелыми, настолько, чтобы ее юное невинное тело было подготовлено для полноценной близости.

Пальчики Мариэтты нежно касаются окантовки Черной метки на руке мужчины, она наклоняется, касаясь ее губами; Валиес улыбается, вплетая пальцы в нежную пену кудрей белокурой волшебницы.

— Валиес, ты многих пытал? — спрашивает Мариэтта, и ее наивно-распахнутый взгляд сталкивается с его насмешливым взглядом холодных глаз.

— Праздное любопытство, или у тебя есть конкретное предложение, Этта?

Валиес мягко прикасается пальцами к ее щеке, по-прежнему скрытой вуалью. Мариэтта не решилась ее снять, не позволив и своему любовнику.

— Почему ты до сих пор скрываешь от меня? Ты можешь мне полностью довериться.

Валиес делает глоток красного вина из фужера, выжидающе глядя на Мариэтту. Ладонь собственнически скользит по ее голому бедру, обводит бархатную повязку на спущенном чулке.

Мариэтта еще никогда не чувствовала себя столь развратно-порочно. Она всегда была правильной девушкой, а теперь нарушает все возможные нормы морали.

— Я не могу.

Мариэтта вновь чувствует страх, который сковывает ее. Это и стыд, и ощущение собственной беспомощности. Она не хочет, чтобы Валиес видел ее уродства.

— Эта порча. Я… я… не могу ее убрать. В Мунго тоже не смогли помочь. Заклятия плохо скомбинированы, они просто легли одно на другое, как мне объяснили…

Мариэтта еще что-то бессвязно говорит, чувствуя копящиеся в глазах слезы, а Валиес протягивает руку — убирая вуаль.

Мариэтта вздрагивает, невольно сжимаясь. Ее полные слез покрасневшие глаза со страхом смотрят на мужчину, лицо которого меняется почти за мгновение. Черты искажаются от ярости.

Мариэтте мгновение кажется, что он сейчас ударит ее — и испуганно закрывает лицо руками, задыхаясь от слез. Она омерзительна сама себе. Каково Валиесу смотреть на ее испоганенное порчей лицо?

— Это сделала та грязнокровка? — Валиес почти рычит, сжимая ее хрупкие плечи. — Это сделала та мразь, Этта?

В его словах сквозит брезгливость, но явно в отношении Грейнджер.

Жар его шепота обжигает покрасневшее ушко Мари, в котором поблескивает рубиновая сережка. Она робко отнимает руки от опухшего из-за слез лица. Валиес вовсе не бьет ее. Он обнимает, немного грубо, но явно от нахлынувших на него эмоций. В синеве хищно прищуренных глаз полыхает неприкрытый гнев.

— Грейнджер, — тихо выдыхает Мариэтта. Ее голос дрожит, а тело трясет в сильных руках Валиеса. Тушь смазывается на ее щеках, покрытых яркими румянами и тональным кремом поверх красных воспалений. — П-подруга Поттера. Она и он… они заставили… я подписала… потом мне восстановили память, но я не могу убрать… я…

Мариэтта судорожно ловит ртом воздух, стараясь побороть приступ тихой истерики. Она прижимается к плечу Валиеса в попытках найти защиту.

— Грязнокровка Грейнджер, — Валиес почти выплевывает это, смотря, как языки пламени пляшут в камине. Его пальцы нежно вплетаются в сбившиеся кудри волшебницы. — Не переживай, моя дорогая Этта, она получит свое. Рано или поздно. Теперь ты не одна, милая Этта.

«Ты не одна, Этта».

Голос Валиеса еще долго звенит в голове Мариэтты, отражаясь теплом в сердце. Он принял ее с ее уродством. Принял, а не оттолкнул.

* * *

25 декабря 1997 г.

Бордовые капли дорого вина, словно камни граната, блестят на белоснежной коже упругой груди Мариэтты. Валиес покрывает ее горячими поцелуями и пьет губами благородный напиток прямо с нее. Его ладони ласкают юное тело — и Мариэтта сладко вздыхает от наслаждения. Томный взгляд изумрудных глаз, отблеск свечей золотом и кораллом игриво скользит по нежным кудрям Мариэтты.

— Моя кошечка, — хищная улыбка скользит по губам мужчины. Он словно упивается своей властью над ней, ее доступно-порочным видом. Карминная помада горит на припухших от поцелуев губах, шелк чулок чуть приспущен, и Валиес по-хозяйски проводит ладонью по нежной коже бедра, сжимая до красноты — и срывая еще один сладострастный вздох с губ Мари.

Его руки по локоть в крови, он способен пытать — он палач. Он — каратель. Но он ее любимый мужчина. И Мариэтта готова отдаться ему вся без остатка. Валиес кружит ее в своем диком, страстном танце — и она с каждым днем готова падать в пучину порока все глубже.

«Как жертву зверь сжимаешь ты мои запястья, я променяла бы любовь на это счастье…» — напевает голос в старом патефоне, и пластинка тихо скрипит под звуки их вздохов и сладких женских стонов, что наполняют гостиную, овеянную ароматами горького шоколада и нотками камелий — духов Мариэтты.

Быть желанной — вот настоящий дурман. Мариэтте это кружит голову. Она согласна быть даже любовницей. Есть в этом нечто запретно-волнующее, и юное сердце сжимается в сладостном предвкушении, когда она ловит взгляды Валиеса на работе и во время совещаний. Она знает, что после они непременно отправятся на ужин в один из респектабельных магических ресторанов, распахивающих свои двери лишь для чистокровных и полукровок, достойных находиться там, где среди привилегированной публики они будут вести неспешные беседы, пробуя изысканные блюда, танцуя под старинные мелодии.

Винный бархат оттеняет белизну ее алебастровой кожи, оголенных плеч и спины с откровенным вырезом платья до линии бедер.

— На меня все смотрят. Мистер Хоффман, признайтесь, вы нарочно выбрали для меня именно этот наряд? — улыбается Мариэтта, и в ее весеннем взоре играют лукавые искорки. Ладонь Валиеса покоится на ее талии, но собственнически перемещается ниже, когда он ведет ее в танце.

— Я же знаю как вы любите внимание, Мариэтта, — тонко усмехается Валиес. — А я люблю, когда смотрят на мою даму. Прекрасным созданием должны любоваться, не так ли?

Он притягивает ее к себе, прикасаясь к щеке, очерчивая контур ее лица — и запечатлевая поцелуй на алых как кровь губах. Симфония звучит где-то в отдалении, лица и мерцание ламп сливаются в яркий расплывчатый калейдоскоп красок, где-то далеко полыхают заклятия, и где-то совсем далеко остаются все прежние страхи Мари. Она словно вновь пробуждается из забытья, раскрывает свои подпаленные крылышки подобно прелестной бабочке.

Она готова отдаваться своему возлюбленному Пожирателю Смерти — снова и снова. Ей льстит то внимание, что теперь приковано к ней, те слухи и сплетни завистников, что витают в коридорах Министерства и за его пределами; ей нравится, что их отношения обсуждают. И Мариэтта жалеет лишь об одном: что не может увидеть лица ненавистных ей гриффиндорцев. Ей доставляет радость и чувство удовлетворения от того, что сейчас их жизнь не так сладка, как в былые времена.

Они надеялись, что сломали ее? Надеялись увидеть ее унижение и падение — хотели лишить ее будущего, но у них ничего не вышло. Теперь она будет наслаждаться своим триумфом и новым положением.

Мариэтта, как и всегда, покидает очередной ресторан под руку с Валиесом, чуть гордо вздернув аккуратный припудренный носик. Ее каблуки дробно стучат по мраморному полу, а шлейф остро-сладких духов еще долго будет витать в воздухе, пропитанном запахами дорогих вин и табака.

* * *

5 апреля 1998 г.

Уютно обставленную комнату наполняют ароматы кофе и свежеиспеченных булочек с корицей. Розовый фарфоровый кофейник, повинуясь магии, разливает по изящным чашкам горячий шоколад. Все кажется таким же, как и раньше, в бытность тех школьных летних каникул, которые Чжоу проводила в усадьбе Мариэтты, гостя по несколько недель, засиживаясь до глубокой ночи и болтая с ней обо всем на свете. Те же мягкие пуфы и кресла, пудровый пушистый ковер на полу и пурпурные розы, цветущие под самыми окнами, сейчас влажные от дождя, нещадно хлещущего по стеклам, прикрытым голубым атласом штор. Но все же что-то неуловимо изменилось: нет больше той теплой атмосферы, что царила здесь прежде.

Бледные пальцы Чжоу чуть нервно сжимают горячую чашку. Взгляд темно-карих глаз то и дело взволнованно скользит по лицу подруги, устроившейся в кресле напротив. Нежная бирюза кружевного платья Мариэтты подчеркнута малиновым атласом пояса, перетянувшим тонкую талию. Мариэтта напоминает Чжоу фарфоровую куклу из тех, что раньше украшали ее спальню: такая же красивая. И такая же холодная.

— Теперь ты с ними, Мариэтта? — голос Чжоу звучит приглушенно. Она словно боится озвучить эти мысли вслух.

Губы Мариэтты трогает слабая усмешка.

— Все меняется, Чжоу. Неужели ты думала, что я проведу остаток дней затворницей?

— Нет… я… Мари, я вовсе не это имела в виду, — Чжоу нервно кусает губу. Она чувствует напряжение, возникшие в их отношениях уже давно; их встречи становятся все реже. И Чжоу уже знает — Этта никогда не простит Гарри. И даже, возможно, она винит во всем и ее. — Но ведь этот твой Валиес, он Пожиратель смерти, он…

— Ну и что, Чжоу? — щеки Мариэтты вспыхивают, она порывисто поднимается с кресла. — Признай, что просто завидуешь мне! Наконец-то в моей жизни есть мужчина, которому нравлюсь я. Он богат, хорош собой и… добр ко мне. И я теперь с ним. До конца.

Мариэтта облокачивается бедром о кресло, а Чжоу не находит слов, чтобы ответить. Они уже не в школе, но ей до отчаяния хочется как и раньше позвать Мари с собой. Девушке сложно осознать и поверить в то, что все изменилось. Они уже взрослые девочки.

— Если бы ты присоединилась к нам…

Чжоу произносит фразу неуверенно. Ее пальцы сжимают золотой галеон.

— О, очередное известие о времени сбора, — Мариэтта улыбается, а в зеленых глазах пляшут ядовитые искорки. — И когда назначена встреча, м? Поделишься, Чжоу? Когда и где твой ненаглядный Поттер собирает отряд?

Мариэтта чуть подается вперед, протягивая ухоженную руку с алым маникюром, но Чжоу вовремя и чуть запоздало одергивает свою, сжимающую галеон.

— Ты хочешь сообщить своему любовнику! — выдыхает Чжоу, пронзенная неожиданной догадкой. В глазах отражаются слезы. — Почему? Почему ты не можешь простить их, Этта?! Если бы ты пришла… уверена… они бы тоже простили, все можно было бы исправить… если бы ты была с нами в эту ночь…

Речь Чжоу обрывается смехом Мариэтты. Она заливисто смеется, чуть запрокинув голову с копной золотистых кудрей.

— Что? Простили?! Меня? — Мари насмешливо хмыкает, крутя в тонких пальцах волшебную палочку. Выражение ее лица меняется. В глазах отражается гнев. Эта перемена настроения подруги пугает Чжоу. — Это они должны просить у меня прощения! После того, что они сделали со мной! Посмотри, Чжоу! Посмотри, как твой Поттер с этой мразью Грейнджер изувечили мое лицо! — Мари почти шипит.

— Но ведь уже не так видно, — тихо и неуверенно произносит Чжоу. Она видит, как сквозь пудру и тональный крем проступают пятнышки воспалений.

— Неужели? — Мариэтта кривит губы в злой усмешке. — Ты бы хотела ходить с таким лицом, Чжоу? Жить с ним?

Мариэтта переводит дыхание, поправляя рукой корону своих золотистых кудрей, отходя к окну, по которому стекают дождевые капли, оставляющие грязные разводы.

— Мы по разные стороны баррикад, Чжоу. Но если ты присоединишься к своему ненаглядному Поттеру, я не смогу тебе помочь.

Мариэтта оборачивается и смотрит подруге прямо в глаза. Чжоу дрожит. Она тоже поднимается, а затем делает шаг назад.

— Мне жаль, Мари. Ты же знаешь, я никогда не хотела, чтобы с тобой случилось нечто подобное. Я не ожидала этого от Гарри! Я порвала с ним ради тебя! Я просто… просто хочу, чтобы закончилась эта война! — Она почти кричит с каким-то отчаянием, и слезы текут по ее щекам.

— Я тоже хочу, чтобы все закончилось. Чжоу. Но я желаю видеть, как будет подыхать в мучениях этот придурковатый Поттер и грязнокровка Грейнджер. Ты сделала свой выбор, Чжоу. Я сделала свой. И я буду ждать своего любимого с победой в этой войне. — На губах Мариэтты цветет мрачная улыбка, а Чжоу уходит, чувствуя тяжесть на сердце. Она уже потеряла двух самых близких людей — сначала Седрика, а теперь и лучшую подругу.

* * *

2 мая 1998 г.

— Мисс Эджком, нужна ваша помощь в лазарете!

Мариэтта в нежно-голубом платье с красным вышитым крестом и темно-синем накрахмаленном переднике, вместе с остальными двумя волшебницами-добровольцами, облаченными в сестринские платья вместо привычно деловых костюмов, спешит по коридору. Раненых слишком много — число Пожирателей смерти и тех, кто поддерживает их, здесь, в Министерстве значительно меньше, и требуется незамедлительная помощь. Все силы брошены на атаку Хогвартса. Большая часть волшебников, прежде присягнувших Лорду и новой власти, просто старается бежать, желая оказаться вдали от сражений. Но Мари остается. Тогда, когда Валиесу так нужна ее поддержка, она просто не может оставить его.

— Этта!

Мариэтта резко оборачивается — баночки с целительными травами выскальзывают из рук, но вовремя оказываются обездвижены в воздухе магией ее любовника. Зеленый взгляд Мариэтты скользит по его лицу — щеку пересекает порез от чьего-то заклятия. Капли крови видны на узорчатом темно-изумрудном жилете и тугом накрахмаленном воротнике некогда белоснежной рубашки. Рука в черной перчатке зажимает плечо.

— Валиес… ты ранен… — тихо выдыхает Мариэтта. Она порывисто бросается к нему, осторожно обнимая, чувствуя, как сильно он стискивает ее в своих объятиях, пачкая нежно-голубое платье в своей крови, но она вовсе не против. Она сама льнет к нему, плачет и срывает с его губ горьковато-солоноватые поцелуи.

— Ты ранен, я сейчас помогу, нужно уйти отсюда…

Мариэтта вздрагивает от очередного грохота где-то уровнем ниже. Ее сердце готово выпрыгнуть из груди от лязга чего-то жуткого. Ей кажется, что еще немного и сюда ворвется яростная толпа.

— Нет, Этта. Оставь это, это все не важно. Это пустяки. Я сам справлюсь.

Валиес выдавливает усмешку. Его пальцы любовно перебирают ее светлые кудри, уложенные в замысловатую прическу.

— Я должен уйти. Сейчас. Я пришел попрощаться, — его голос звучит чуть хрипло, но взгляд непоколебим. Мариэтта всхлипывает, отчаянно качая головой. Дрожащие пальцы цепляются за ткань его дорогой мантии, отороченной мехом на воротнике.

— Нет, нет… Валиес! Нет!

Она почти кричит, и ей уже не важно, кто и что подумает о них в эти минуты. Они стоят почти на обломках — их мир рушится, ее мир рушится в эти мгновения.

Валиес обхватывает ее заплаканное, покрасневшее от слез лицо ладонями, заставляя посмотреть на себя.

— Сегодня все решится, Этта. Я должен, пойми это. Ради нас с тобой. Ради нашего будущего.

— Давай сбежим, Валиес. Я прошу тебя! Мы… мы еще можем уйти… вместе, мы… у нас еще есть время!

Мариэтту почти трясет, она судорожно вцепляется в своего возлюбленного, почти готова упасть на колени, чтобы молить его изменить свое решение идти до конца, но Валиес не позволяет ей этого сделать. Он качает головой, твердой рукой отцепляя тонкие дрожащие пальцы с мерцающими колечками от ткани своей мантии.

— Не могу, Этта. Я ждал этой ночи. Я сражался ради этого весь этот проклятый год. Это мой шанс задушить эту грязь и гниль раз и навсегда! — Валиес сжимает ее худенькие плечи, не позволяя дать слабину ни ей, ни себе.

— Я дал слово отомстить за тебя, Этта. И я сдержу его. Ты — моя женщина. Это мой долг.

Мариэтта чувствует, как предательски дрожат губы, как тушь щиплет глаза. Еще один пьянящий поцелуй — Валиес терзает ее губы до изнеможения. Мариэтта вновь чувствует солоноватый привкус собственных слез и шепчет прощальные слова.

— Я найду тебя, где бы ты ни была. Моя кошечка…

Валиес любовно перебирает золотистые кудри, прежде чем запечатлеть поцелуй на ее щеке. Где-то в отдалении хлопают двери, и слышится характерный треск, а затем выкрики. Мариэтта пронзительно вскрикивает, когда первый красный луч проносится прямо перед ее лицом и, если бы не молниеносная реакция Валиеса, она бы получила ранение. Кровь все еще сочится из его раны на плече, но, кажется, он совсем не обращает на это внимания. Его лицо мгновенно меняется, становится хищным, а правильные черты — жесткими.

— Уходи отсюда! Быстро!

Он прикрывает ее собой, настойчиво веля уходить — даже несмотря на ее слабые попытки остаться рядом с ним.

— Этта! Этта! Идем!

Ее хватает за руку перепуганная Элиза — молодая чистокровная волшебница, коллега. Она растрепана, напугана, но настойчиво увлекает Мариэтту за собой, пока им в спину летят заклятия, а Валиес дает возможность безопасно уйти.

Портал переносит их куда-то на окраину Лондона и там, оказавшись коленями на холодной земле, Мариэтта дает волю слезам. Она плачет, как раненый зверь, и ее безуспешно старается успокоить Элиза. Тихий шепот сливается с шелестом листьев и завыванием холодного ветра. Страх ледяной змеей сковывает сердце Мариэтты — она знает, чувствует, что это конец. Ничего уже не будет. Она снова одна.

* * *

15 июня 1998 г.

— Мари, милая, Эндрю будет здесь с минуты на минуту. Ты собрала вещи?

Мадам Эджком появляется в дверном проеме, и Мариэтта молчаливо кивает маме. Ее руки слегка дрожат, когда она сворачивает очередную кофточку. Девушка укладывает вещь магией на дно чемодана почти безучастно. Ее губы непривычно бледны, а сама она облачена в черное траурное платье. От Валиеса не было никаких вестей — и Мариэтта знает, он мертв. Погребен где-то там, среди обломков, вместе с остальными. Иначе он непременно пришел бы за ней.

— Напиши мне обязательно, когда устроишься на новом месте. Хорошо, Этта?

Мама крепко ее обнимает — и Мариэтта утыкается ей в плечо, чувствуя тепло родных рук.

— Моя девочка… моя бедная девочка. Все обойдется. Обещай мне, что не будешь изводить себя.

Мама целует ее в щеку, и Мариэтта едва сдерживает слезы. Она обещает, что будет осторожна и меньше пить снотворного и успокоительных. Она кладет ладонь на свой живот, пока еще плоский, обтянутый темным атласом платья. Мариэтта чувствует тепло — три месяца. Невероятно, срок ее беременности составляет уже целых три месяца. Почему только она не посетила лекаря раньше, когда Валиес был жив? Он знал бы, что у них будет малышка…

«Маленькая принцесса».

Мариэтта слабо улыбается. Она знает, что у нее будет девочка. У них с Валиесом. Его дочь. Она носит под сердцем его ребенка — и от этого сердце сжимается от боли сильнее. Ее возлюбленному уже никогда не суждено подержать на руках их дочь.

Мариэтта отбывает во Францию, чувствуя лишь там себя в относительном спокойствии, обустроившись в уютной усадьбе своего кузена — Эндрю, в живописной провинции Ля-Рошель. Природа предместий Парижа пошла ей на пользу. После тех страшных дней, когда объявили о падении Лорда, свержении режима; когда начались бесконечные аресты и вызовы на допросы всех сотрудников, и ее в том числе, вместе с матерью — Мариэтта чувствовала, что наконец-то может ощутить себя в безопасности. Ей не грозил Азкабан, но оставаться в Британии, когда кресло Министра занял Кингсли, а Поттера и Грейнджер стали чествовать как героев — она не могла и не хотела. Девушка с ненавистью смотрела на их лица, мелькающие на обложках газет и магических журналов. Одни только имена вызывали у нее приступ бессильной ярости, и Мариэтта вновь пила перед сном успокоительные настойки.

Почти незаметно пронеслось около полугода. Маленькая златокудрая малышка, нареченная Катэриной, родилась холодным ноябрьским вечером. В честь ее рождения и счастливой молодой мамы кузеном Эндрю была откупорена лучшая бутылка дорогого французского шампанского. Многочисленные родственники Эджкомов наслаждались фуршетом в просторной гостиной — и каждый норовил поздравить Мариэтту, вручая подарки новорожденной.

— Она вылитая ты в детстве, Мари, маленький ангелок, — тепло улыбалась миссис Эджком, заботливо поправляя вышитое кружевами одеяльце на сладко спящей в колыбели малышки. — Она очень красивая, это правда.

Мариэтта завороженно смотрела на дочь. В нежном серебристом платье девушка смотрелась в этот вечер необычайно свежо. Наконец-то на ней не было черного траурного цвета, который Мари предпочла любимым прежде ярким оттенкам все эти месяцы. Материнство словно пошло ей на пользу — в зелени глаз вновь появился былой теплый искрящийся блеск, а на бледных щеках, все еще покрытых следами от воспалений, проступил персиковый румянец.

— Я пойду прилягу, хорошо, мама? Я все еще чувствую слабость.

Лишь оставшись один на один со своими мыслями, вдали от шумных поздравлений, Мариэтте удается расслабиться. Она слишком устала. После родов, несмотря на восстанавливающие целебные настойки, она отходила тяжело — они выдались отнюдь не легкими.

Мариэтта опускается на мягкую двуспальную постель с многочисленными взбитыми подушками, обтянутыми кремовым шелком — Эндрю не пожалел выделить ей одну из лучших спален, — и не спеша расстегивает тонкий блестящий ремешок аккуратной туфли, затем проделывает тоже самое со второй — с характерным стуком высокие каблуки ударяются об пол.

— Знаешь, Этта, мне всегда нравились твои ножки. Они у тебя чертовски сексуальны… впрочем как и ты сама.

Бархатный, чуть хрипловатый голос с ироничными нотками раздается где-то за спиной. Мариэтта вздрагивает, чувствуя как холод бежит по пояснице, — и резко оборачивается.

Ледяной воздух наполняет спальню. Окно распахнуто настежь, и ветер нещадно колышет раздвинутые шторы, открывая обзор на чернеющее осеннее небо. Комнату пропитывают ароматы каштанов, растущих в старом парке вокруг усадьбы и нежных роз с цветущей сиренью, не теряющих своей красоты даже в холодные времена года — благодаря наложенным на них заботливым домовиком чарам. Но вместе с тем Мариэтта остро чувствует солоноватый запах крови.

— Прости, я запачкал твой ковер, — усмехается до боли знакомый мужской голос. Блеклый свет от торшера падает на темный силуэт мужчины, тот делает шаг навстречу — и Мариэтта едва сдерживает рвущийся наружу крик.

— Валиес… — шепчет она одними губами, чувствуя, что сейчас просто лишится рассудка или сойдет с ума от осознания того, что это один из ее дурманящих снов. Что стоит ей протянуть руку, и иллюзия, вызванная ее больным воображением, исчезнет, оставляя после себя лишь глухую боль. Но этого не происходит.

Все так же улыбаясь, мужчина приближается к ней.

— Я здесь, Этта. Я — живой.

Валиес касается кончиками окровавленных пальцев ее щеки, она жмется к нему, чувствуя тепло прикосновений. Сознание спасительно шепчет — он реален. И тогда в глазах Мариэтты копятся слезы. Слезы настоящего счастья.

— Валиес… Валиес, я думала ты умер, я… — Мариэтта не находит слов, чтобы выразить все эмоции. Она чувствует боль и обиду — из-за того, что он заставил ее так страдать — и радость, переполняющую все её существо.

— Я же говорил, что найду тебя, моя кошечка? Говорил?

Валиес обхватывает ладонями ее щеки. Его всегда ухоженное лицо покрыто легкой щетиной, а кровь, казалось бы, пропитала насквозь жилет и рубашку. Но Мариэтта не видит ран. Значит, эта кровь не его?..

— Почему ты не пришел раньше? Я сходила без тебя с ума. Я…

Мариэтта чувствует, как предательски дрожат губы. Она хочет сказать еще что-то, но Валиес не позволяет ей этого сделать, прерывая поток сбивчивой речи требовательным поцелуем.

— Я все знаю, милая. Знаю, — его шепот опаляет ее ушко, в котором переливается маленький изумрудный камешек. Ладони Валиеса скользят по тонкому стану, проникают под легкую ткань серебристого шелка. Он целует и ласкает ее — и они падают вместе на простыни, хрустящие от чистоты. Их страсть похожа на какое-то безумие. Мариэтте совершенно все равно, что теперь и она перепачкана кровью. Валиес сжимает ее запястья до хруста, жестко, по-звериному, и она отвечает ему с таким же пылом, растворяясь под новой порцией ласк и головокружительной близости…

«Валиес вернулся. Ее Валиес вернулся».

Лишь эта мысль бьется в сознании. И вновь тихо играет пластинка в старом патефоне, и сладкий голос томно напевает:

«И я свожу тебя с ума под звуки танго. Бокал холодного вина ты словно ангел…»

— Я принес тебе подарок, Этта.

Валиес поглаживает Мариэтту по обнаженному бедру, раскинувшись с ней на смятых простынях. Кружево нижней комбинации Мари одиноко брошено куда-то на пушистый ковер.

— Что за подарок?

Глаза Мариэтты загораются любопытством. Валиес лишь усмехается, целуя ее голое белоснежное плечо.

— Надеюсь ты это оценишь. Он стоил моего отсутствия.

В руках Валиеса оказывается маленький серебристый флакон, наполненный каким-то зельем, и пара снимков.

— Что это?

Мариэтта рассматривает фотокарточки — ее лицо резко бледнеет, а испуганный взор устремляется прямо на своего возлюбленного.

— Что ты сделал, Валиес?..

— То что ты хотела, Этта. Отомстил за тебя. Все ради нашего будущего. Нашей семьи, забыла? — он усмехается, оглаживая ее белоснежную грудь и покрывая жаркими поцелуями.

«Как жертву зверь сжимаешь ты мои запястья — я променяла бы любовь на это счастье».

Женский голос эхом звенит в голове Мариэтты. Она, словно тряпичная кукла, обмякает во властных руках мужчины. Отец ее ребенка. Ее возлюбленный. Пожиратель смерти. Палач… Разве она не знала это? Разве она не хотела этого? Тогда почему ей сейчас так страшно?..

* * *

13 октября 1998 г.

Гниющие доски скрипят под отполированными до блеска ботинками. Кажется, что запах гнили витает здесь повсюду. Сгустки темноты выхватывают силуэт мужчины — он одет неподобающе хорошо для этого места: кипельно-белая рубашка с туго накрахмаленным воротником, перетянутым изумрудным шелковым шарфом. Классические прямые брюки идеально отглажены. Его движения отточены до идеальности, как и весь облик. Мужчина пытает с особой изощренностью, не позволяя жертве забыться в беспамятстве до того, как она прочувствует каждой клеточкой своего тела и мозга весь спектр боли. До того момента, пока он не извлечет из ее головы нужную информацию. Начать с Круциатуса? Для Валиеса это слишком банально.

—…Я слышал, твои родители дантисты? Как думаешь, как долго будут отрастать твои зубы, грязнокровка?

Валиес усмехается, блеснув белозубой хищной улыбкой. Он нарочито-медленно закатывает рукава белоснежной рубашки, натягивая на руки черные перчатки, перебирая разложенные инструменты.

— Ты же не против музыки? Она напоминает мне о моей невесте.

Бархатный голос тонет в звуках старого патефона. Пластинка крутится и сладкозвучно напевает мелодичный голосок ведьмы:

«И я свожу тебя с ума под звуки танго…»

Холодный красный шелк обнажает нежную как бархат поясницу Мариэтты. Точеная ножка в ажурном чулке мелькает в разрезе платья — девушка кружится в страстном танце, изгибается в его руках, и он ласкает ее, ощущает ее тепло, вдыхает головокружительный аромат остро-сладких духов.

Кажется, что он даже чувствует эти нотки камелии и сандала здесь, среди этого зловония, они доносятся сюда вместе с игривой музыкой. Он маэстро, дирижер, который сегодня ночью исполнит одну из своих лучших партий.

Этта, его славная Этта. Златокудрая прелестница, что кошкой мурчит на его груди. Она — живое воплощение страсти и огня, и мужчина открывает самые порочные стороны этого нежного ангела, когда Мариэтта оказывается на его полированном столе в кабинете, когда он раздвигает ее стройные ноги, когда холодный шелк скользит с алебастровой кожи плеч — ниже, бесстыдно обнажая белоснежную грудь, которую он ласкает с особым наслаждением. Он пьет шампанское с ее невинного тела, теперь всецело принадлежащего ему. Его юная чистокровная чаровница. Этта будет прекрасной женой и матерью. Он нуждается в том, чтобы по коридорам его особняка вновь порхало чудное создание. После смерти Лисбет там не хватало света и тепла…

«Этта… моя славная Этта… я знаю: сейчас ты оплакиваешь меня. Ты будешь вознаграждена за ожидание».

Валиес усмехается, поднося на блеклый свет от одинокой свечи, тлеющей на расшатанном подгнивающем от плесени столе, выбранные щипцы.

— Как думаешь, это подойдет? — металл угрожающе щелкает в его руке, а грязнокровка заходится в беззвучном крике, отчаянно дергаясь в путах, сковывающих намертво ее руки и ноги. Ее зрачки расширяются, должно быть, девушка сейчас захлебнулась бы от крика, не будь в ее рту железных пластин, не позволяющих сомкнуть челюсть. Мужчина ломает ей зубы, вырывая с корнем, с хрустом выдирая их железными щипцами. Ему нравится наблюдать за тем как рот грязнокровки наполняется кровью.

— Это только начало. Только начало, Грейнджер… — Валиес усмехается. Он думает о Мариэтте, и это заставляет его пытать с особым наслаждением. За каждую слезу его Этты. За каждый день, полный боли…

Грязнокровка визжит у его ног, захлебываясь собственной кровью из беззубого рта. Как долго зубы будут отрастать? Его магии хватит, чтобы продлить это «удовольствие» на несколько лет.

Кровь за кровь. Боль грязнокровки за боль чистокровной ведьмы.

Никто не услышит и не придет в этот заброшенный сгнивающий дом, пропитанный запахом грязных крыс и чьих-то испражнений. Валиес пинает ботинком лицо грязнокровки, ломая ее нос. Он мог бы ее убить, но это ему совсем не нужно.

— Ты будешь страдать. Как страдала моя Этта, — цедит Валиес. Его палочка рассекает воздух, словно острие, пронзает кожу на лице извивающейся от боли Гермионы.

Красные язвы-воспаления, похожие на уродливые фурункулы, вспыхивают один за другим, уродуя лицо волшебницы, перепачканной кровью и собственными слезами. Язвы гноятся, источая мерзкий запах.

Валиес брезгливо морщится, прикладывая к носу надушенный платок.

— Пару снимков на память. Ты же не возражаешь, грязнокровка?

Яркие вспышки озаряют подвал.

Его Этта непременно оценит это. Валиес не сомневается. Флакон с извлеченными воспоминаниями оказывается надежно спрятан в складках мантии — их будет достаточно, чтобы восстановить хронологию скомбинированных заклятий и сварить нужное целебное зелье. Благо у него есть знакомые зельевары, которые могут этим заняться. Его Этта больше не будет прятать свое прекрасное лицо.

Валиес вполне доволен своей работой. Грязнокровку найдут здесь не скоро — со стертой памятью и без палочки ей будет проблематично связаться с кем-либо. А у них с Эттой будет время начать все заново. Старые связи позволят сделать и новое имя, если то потребуется. Он заберет ее в Германию.

* * *

5 сентября 2004 г.

— Мамочка, хочу эту куклу!

Девичий, юный звонкий голос с капризными нотками раздается среди шумной толпы волшебников, спешащих по Косому переулку.

Маленькая златокудрая волшебница в изящной шляпке, шелковом платье вишневого цвета с оборками и черными кружевами на вышитом воротничке, в бархатной накидке, отороченной мехом, держит за руку свою маму, облаченную в элегантное лазурное платье. Медовые кудри ниспадают на плечи аккуратными локонами, на молодом ухоженном лице волшебницы играет теплая улыбка, а в зелени глаз пляшут веселые искорки.

— Катэрина, солнышко, конечно я куплю тебе эту куклу, но, по-моему, в Париже папа накупил тебе множество куда более дорогих и изящных подарков. Зачем тебе этот третьесортный товар?

Мариэтта едва заметно презрительно кривит пухлые алые губки. Магические кварталы шумной столицы Франции с ярчайшими витринами и дорогими бутиками для волшебниц теперь привлекают ее куда больше Косого Переулка, где разношерстная публика оставляет желать лучшего. Впрочем, что еще было ждать от страны, где ведущие места в политике занимают грязнокровки, ущемляющие права приличных волшебников? Франция и Германия, где ныне проживала чета Хоффман, поддерживали чистокровные законы. Если бы не деловая встреча Валиеса с партнерами по его бизнесу, они бы с дочерью и не прибыли сюда.

— Но я хочу эту куклу! — капризно произносит малышка Кэтти. Мариэтту умиляет, когда ее принцесса так настойчиво требует свое. Она была настоящей маленькой проказницей, прекрасно зная, что отец и мать души в ней не чают. Если в кругу волшебников Валиес слыл циником, и его жесткий нрав в делах был известен, то в кругу семьи он был крайне заботлив и ласков.

— Ну хорошо-хорошо, милая.

Мари улыбается, заводя девочку в магазин.

— Мадемуазель, чем могу быть полезен? — пухленький волшебник расплывается в радушной улыбке, стоит им переступить порог его лавки. Должно быть, украшения и дорогие меха посетительниц дают ему верное представление об их состоятельности. Мариэтта уже слишком привыкла к этому, она знает, какое впечатление производит на волшебников — в ее безупречной красоте теперь никто не может усомниться.

Пока волшебник расхваливает товары, демонстрируя их маленькой посетительнице, Мариэтта скучающе оглядывает лавку с игрушками. Она не производит на нее особого впечатления, как и все остальное в Британии.

—…Знаешь Джинни, я уже и не знаю, когда все успеть. Нужно столько всего приобрести.

Знакомые голоса заставляют Мариэтту обернуться. На карминных губах расцветает приторно-сладкая улыбка. Такую возможность блеснуть перед бывшими сокурсницами она просто не может упустить.

Их взгляды встречаются; Джинни и Гермиона умолкают, в растерянности глядя на нее. О, они определенно ее узнали — она не сильно изменилась за эти несколько лет, разве что похорошела еще больше. Мариэтте даже льстит такое замешательство на лицах бывших гриффиндорок, вызванное столь неожиданной встречей. Впрочем, здесь, в Косом Переулке, в это время можно повстречать многих бывших знакомых.

Молчание затягивается. Мариэтта скользит насмешливым взглядом по лицу Гермионы — на нем все еще видны красные воспаления: Валиес постарался на славу. Выглядит это слишком отвратительно, словно всю рожу Грейнджер обнесло какой-то заразой.

— Чудная сегодня погода, не находите?

Мариэтта не может удержаться от еще одной очаровательной улыбки, которая, она знает, доподлинно бесит этих двоих намного больше, чем если бы они обменялись колкими фразами. Им нечего сказать друг другу.

— Мадемуазель, прошу вас… у вашей чудной дочурки отменный вкус!

Хозяин лавки, сияя, как начищенный галеон, услужливо кланяется Мариэтте, спеша упаковать нарядную фарфоровую куклу в яркую подарочную упаковку.

— Идем, милая.

Покачивая модной сумочкой из крокодиловой кожи и дробно стуча каблучками по затертому паркету, Мариэтта не спеша следует к прилавку, чтобы расплатиться, держа Катэрину за руку.

— Ты знала, что она замужем?

Голос Гермионы хоть и приглушен, но Мариэтте хорошо слышен. Это вновь заставляет ее усмехнуться, пока она отдает продавцу галеоны.

— Я слышала, ее вызывали на слушанье в Министерство по делу о сотрудничестве с Пожирателями во время войны. Но… видимо она хорошо пристроилась. Азкабана она и ее матушка избежали явно, — цедит Грейнджер.

— Разоделась на денежки муженька. Тот еще мутный тип, — хмыкает Джинни. В ее голосе явно слышны нотки зависти и раздражения. — Между прочем, этой Мариэтте теперь принадлежит сеть бутиков в Париже «LE BON MARCHÉ». Не читала? Об этом писали статьи.

— Я не выписываю журналы о моде, — не менее отрывисто и раздраженно отвечает Грейнджер.

Мариэтта про себя усмехается.

«Еще бы. Ты и в школе одевалась так себе, Грейнджер. А сейчас и вовсе превратилась в офисного планктона в бесформенных мрачных костюмах с гривой торчащих неухоженных волос», — Мариэтта покидает лавку, преисполненная прекрасного настроения и надменности во взоре. Впервые за эти пару дней пребывания в туманном Лондоне ее настроение можно было назвать приподнятым. Еще бы — она наконец-то наглядно убедилась, что ее положение вновь куда лучше этой грязнокровки, когда-то посмевшей посягнуть на ее счастливую жизнь. Грейнджер попыталась забрать у нее красоту — и поплатилась за это. Одно то, что ее муженьком стал рыжий недотепа-Уизли, уже веселило Мариэтту. Пока Грейнджер впахивает в Министерстве, стараясь пробиться по карьерной лестнице, таща на себе, как ломовая лошадь, всю семейку, она, Мариэтта, наслаждается беззаботной жизнью в Париже, устраивая то приемы в их с Валиесом прелестной усадьбе, обставленной по ее вкусу с прованским шиком, то проводя вечера в его фамильном немецком замке в графстве Бюргау.

— Как прошел день, Этта? Не скучали?

Валиес обнимает девушку поперек талии, любуясь ее отражением в зеркале. Его ладони скользят по аппетитной груди, сжимая ее сквозь ткань шелкового платья.

— Более чем хорошо, милый, — мурлычет Мариэтта, довольно прикрывая глаза, чуть запрокинув голову, и беззащитно обнажая шею с поблескивающим изумрудным ожерельем. — Я бы даже сказала, сегодня был превосходный день. Я смогла насладиться делом твоих рук воочию. Ты был изощрен.

— О, Мерлин, Этта, ты все еще не можешь успокоиться? — Валиес не сдерживает усмешку. — Речь ведь об этой грязнокровке Грейнджер? — он насмешливо изгибает темную бровь в вопросе. — Кажется, эту грязь пора вычеркнуть из нашей жизни. Она — прошлое. В будущем нас ждут куда более важные вещи…

Валиес ослабляет туго накрахмаленный воротник, и Мариэтта видит отблеск дорогих запонок на белоснежных манжетах. От Валиеса всегда чертовски приятно пахнет дурманящим мужским парфюмом. И Мариэтта уже вздыхает от предвкушения их очередной пылкой ночи в этом изысканно обставленном номере отеля, благо, малышка Катэрина в соседнем номере уже мирно спит под присмотром няни.

— Какие вещи, Валиес? — все же не удерживается от любопытствующего вопроса Мари. — Это же не связано с твоим нелегальным борделем, замаскированным под Кабаре? — она не удерживается и от ехидной улыбки.

Конечно, помимо вполне легального бизнеса в магическом мире, на котором Валиес приумножает состояние, являясь владельцем сети элитных ресторанов в магической Европе «L’Abeille», супруг — бывший Пожиратель смерти, а ныне предприниматель и известная персона в аристократичных кругах чистокровных — является владельцем и теневого, где крутятся крупные галеоны. Элитный бордель для волшебников, где колдуньи-куртизанки содержатся в прекрасных условиях, имея неплохую прибыль и одеваясь как барышни обеспеченных магических домов, служит не только местом выставления дорогого товара на продажу, но и является прикрытием для кругооборота на черном рынке ныне запрещенных к реализации зелий и артефактов.

Мариэтта нисколько не возражала против такого бизнеса своего супруга, разумно полагая, что пока он ее обеспечивает, устраивать капризы не стоит. Да и к тому же она сама была не прочь иной раз полюбоваться на красочные выступления «пташек» в Кабаре ее мужа.

Валиес усмехается, поглаживая Мариэтту по кромке чулка, не спеша приподнимая подол ее платья.

— Нет, моя кошечка. Нас в скором времени ждут колоссальные изменения. Нужно набраться сил, чтобы вновь указать грязнокровкам и другому отребью их место…

Хищная белозубая улыбка Валиеса отражается в зеркале, а Мариэтта чувствует какое-то триумфальное воодушевление.

Конечно, кто сказал что все закончилось? Сколько бы лет ни прошло, десять или больше, непременно наступит тот день, когда магический мир потрясут новые войны, и они, чистокровные, нанесут новый сокрушительный удар под черными знаменами очередного сильного лидера.

— Ты готова идти со мной до конца, Этта? — шепчет Валиес, и его руки вновь сжимают до красноты ее запястья. Она его. Его женщина, его жена. Его ведьма, что отдается вся и без остатка… Она сводит с ума его, а он ее. Их отношения — не любовь — это яд, дурман. Валиес сделал из нее, не прилагая усилий, настоящую темную ведьму — так Мариэтте кажется иной раз.

Злыми колдуньями не рождаются. Ими становятся. Становятся вопреки всему, пройдя через боль, познав унижение от падения, изранив душу и сердце о холодное безразличие. Жажда мести — вот двигатель всего. Познав удовольствие от боли один раз, уже нельзя остановиться никогда.

— Мне нельзя было встречать тебя, Валиес. Нельзя, — шепчет Мариэтта в полумраке комнаты, покрывая поцелуями шрамы от окантовки Черной метки, выжженной на руке ее возлюбленного. — Теперь я с тобой до самого конца.