Река трех дорог (джен)

Тойя Койо всегда был уверен, что умрет за гобаном. Го наполняло всю его жизнь с трех лет, когда он впервые взял в руки блестящие выпуклые камушки, вплоть до игры в интернете на ноутбуке в больничной палате, который врачи отнять так и не смогли: махнули рукой, косясь с молчаливым неодобрением — мало ли причуд у стариков? Компьютер принесла из дома Акико, даже не пытаясь спорить. А гобан привез Акира.

— Ну как ты, отец? — поинтересовался он, усаживаясь на неудобный жесткий стул у его кровати.

В черных волосах Акиры таяли снежинки — Пекин занесло внезапной снежной бурей, и чудом было, что сыну вообще удалось прилететь: аэропорт в итоге все-таки закрыли. Передавали в новостях.

— Все еще играю, — Койо кивнул в сторону потухшего экрана.

Но каждый раз, открывая список игроков в сети и подслеповато щурясь, продолжал искать одно заветное имя. Несмотря на то, что навестивший их в один из коротких визитов домой Шиндо, сжимая пальцами рукоять веера с растрепанной фиолетовой кисточкой, сообщил ему перед уходом:

— Сыграть с Саем в этом мире вам уже не удастся, Тойя-сэнсэй.

Его голос тогда надорвался, как лопается натянутая струна: с горьким, обиженным всхлипом.

Акира достал из сумки объемистый сверток и протянул ему: тот оказался тяжелым.

— Прости, нам удалось протащить только складной.

— Вам? — поинтересовался Койо, гладя отполированный бок камня, нагревшегося от прикосновений его ослабевших пальцев.

— Хикару приехал со мной.

Он разложил доску на коленях: совсем новая — от нее едва уловимо пахло древесными опилками; вздохнул, подтянув поближе мешочек с черными камнями, и поморщился, ощутив в груди неприятную тянущую боль. Акира, негромко пожелав им обоим удачной игры, в ответ на его хоси с улыбкой поставил мокухадзуси. Понадобилось почти десять лет, три титула и один Шиндо Хикару, чтобы он перестал играть как по учебнику. Самому Койо оказалось достаточно одной невероятной игры.

Он не отследил момент, в который рисунок на гобане начал расплываться перед глазами, а в ушах вдруг зашумело; кто-то будто щелкнул выключателем, и силы стали уходить: так отлив уносит ракушки с берега обратно в море, и остановить его нельзя. Голос сына доносился до него как сквозь толщу воды, глухой и едва различимый, а Койо жалел лишь о том, что свою последнюю партию с Акирой закончить он уже не успеет.

Тойя Койо никогда не задумывался о том, что ждет за той чертой, проведенной древними богами, трещиной между миром мертвых и миром живых. Каннуси говорили, что ками живут в согласии с людьми, а смерть — лишь временное затухание энергии жизни, которая постепенно восполняется вновь. Служители буддийских храмов советовали класть в гроб шесть мелких монеток; на седьмой день душе предстояло пройти через священную реку Сандзу, отринув прошлое и шагнув навстречу новой жизни, пока ее темные воды с шелестом обкатывали серую гальку. На западе верили в ад, рай и чистилище и ками-сама знает, во что еще, и все это одновременно могло быть и правдой, и ложью. Когда Койо открыл глаза, перед ним лежала тропинка, змеящаяся сквозь заросли серебристого мискантуса, и ветер гнул к земле его тонкие стебли. Где-то вдалеке тоскливо плакала бамбуковая флейта, и он устремился вперед, прибавляя шаг, околдованный ее волшебным звучанием, пока мелодия внезапно не стихла, убаюканная плеском волн реки трех дорог. И все они, сливаясь единым потоком, вели к молодому мужчине в средневековой церемониальной одежде, в задумчивости склонившемуся перед гобаном, чья поверхность светилась багрянцем в лучах закатного солнца. «Кто ты?» — хотел спросить Койо. Но понял, что уже знает ответ.

— Наконец-то мы встретились… Сай.