↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
Он всем говорил, что у него бессонница.
Говорил это Эрвину, когда шёл налить себе очередную чашку чая в два часа ночи.
Говорил это четырёхглазой, когда шёл на крышу посмотреть на звёздное небо.
Говорил это всем, кого встречал на своем пути в тёмное время суток.
И ему верили.
Они знали его историю, поэтому не могли не верить. И вскоре перестали задавать вопросы.
А было ли это вообще когда-нибудь бессонницей? Возможно. Леви уже плохо помнил.
Всё действительно началось после его первой вылазки. Той самой, которая должна была стать последней для Эрвина Смита, а стала таковой для друзей Леви. Для его семьи.
Леви никогда не верил в Высшие Силы. Но в тот день подумал, что, возможно, это была кара за все совершённые и не совершённые ими преступления. И плевать, что они просто хотели жить немного лучше.
Изабелла и Фарлан расплатились за свои грехи тем, что лишились права умереть как люди. Всё, что им позволили — бесславно сдохнуть смертью забойного скота.
Леви, как их лидеру, полагалось куда более жестокое наказание.
Так и случилось.
Его просто оставили жить с картиной их смерти, навсегда застывшей перед глазами.
И пусть днями эта картина была блёклой, по ночам же она впитывала в себя всю тоску, отчаяние и одиночество, становясь с каждым разом всё ярче и ярче.
Кошмары снились месяц. Потом второй. И каждый раз начало было разным. В одну ночь Леви с товарищами находился за стенами, в другую — в подземном городе. Однажды они даже оказались на площади около королевского дворца. Только вот конец у этих снов всегда был до мороза по коже одинаковым. Словно из ниоткуда появлялась огромная кровожадная тварь и с животным наслаждением сжирала Изабеллу и Фарлана. И ни их крики, ни слёзы, ни мольбы — ничто не могло вызвать в отвратительно улыбающемся титане сострадание.
Самое страшное, что в этих снах самого Леви никогда не съедали. Его вообще не трогали. И всё, что он мог там делать, это отчаянно биться внутри клетки, которой становилось его обездвиженное тело, и наблюдать за бойней, не имея возможности хоть на что-то повлиять. Наблюдать и понимать, что, будучи невредимым, он всё равно из раза в раз умирает вместе с друзьями. Оставаясь живым только снаружи.
В какой-то момент Леви действительно осознал, что не может заснуть. Он проходил две или три ночи, не сомкнув глаз ни на секунду. Возможно, его организм просто дал ему небольшую передышку. Возможно, он был способен понять, что спокойные для всех ночи истощают капитана куда больше, чем дневная работа на полигоне. Леви не знал. Он никогда не разбирался в строении и внутренних процессах человеческого тела больше, чем того требовали навыки оказания первой помощи.
А потом Леви всё-таки заснул. Выключился буквально на два-три часа, которые оставались до подъема. Сон был поверхностным и не сильно эффективным.
Но это не имело значения.
В ту ночь Леви не приснилось ничего. Абсолютно.
Лишь непроглядная чернота стояла перед глазами. То, чего он так долго ждал.
Ответ был найден.
Бумажная работа, протирание пыли, ещё одна кружка чая — теперь Леви занимал свои ночи этим, оставляя себе не больше трех часов на сон, чтобы не сдохнуть.
Он мог спать. Но он не хотел этого делать.
Потому что ненавидел сны.
Потому что во снах иногда бывает всё слишком плохо. Прямо как в его жизни.
Ведь и при свете дня, став частью Разведкорпуса, он слишком часто видел чью-то смерть. И так же, как и в своих кошмарах, слишком часто не имел возможности на это повлиять.
После 57 экспедиции, на которой погиб весь его отряд, Леви не спал двое суток. Потому что был уверен — в этот раз новый кошмар всё равно придёт к нему, независимо от того, насколько вымотанным он ляжет.
Только Леви ошибся. Это был не кошмар. Это было что-то намного хуже.
Он обнаружил себя на холме. На невысоком зелёном холме, где стоял небольшой одинокий домик. Леви остановился перед ним, не зная, стоит ли ему заходить внутрь.
В любом другом случае он не стал бы вламываться в чужое жилище, но этот дом, его сад, да и всё вокруг вызывало внутри разведчика уже давно забытое чувство.
Уют.
Именно его теплые руки подтолкнули капитана открыть калитку.
Из-за дома раздавались голоса. Направившись к звуку, Леви вышел на задний двор и замер от неожиданности.
Тут были все.
И Фарлан, и Изабелла. И Эрвин с этой больной четырёхглазой психопаткой. Был и его отряд. И другие разведчики. И даже проблемный 104 кадетский корпус с недо-титаном во главе.
Абсолютно все.
— Братишка Леви, где ты ходишь?! Мы все тебя уже заждались! — Изабелла как всегда слишком нетерпеливо схватила его за руку и потащила к длинному деревянному столу, который просто ломился от тарелок с едой.
Леви не сопротивлялся. Он мог лишь идти за этой несносной девчонкой и растерянно озираться по сторонам, выцепляя из толпы присутствующих множество лиц, которые по понятным причинам он не видел уже очень давно.
И больше никогда не увидит.
Его усадили за стол, пододвинули тарелку.
И праздник начался.
Отовсюду слышались громкие разговоры ни о чем. Слышался смех, непрекращающийся и заражающий собой всё новых и новых собеседников — настолько искренним и безудержным он был.
Леви огляделся.
Вот Петра разносит всем чай.
Вот Оруо опять слишком много трепется, из-за чего в очередной раз прикусывает свой длинный язык, чем вызывает лишь новую волну смеха.
Вон там Эрвин и один из рядовых пытаются отговорить больного майора от ещё одного невменяемого эксперимента, в котором каким-то образом замешаны Эрен, курица и ручка от лопаты.
А в другой стороне этот самый Эрен уже готов накинуться с кулаками на своего дружка с лошадиным лицом.
Вот, у ели, Изабелла и Фарлан с диким восторгом в глазах склоняются над книгой, которую им показывает Арлет.
А вон там, в правой стороне стола, прожорливая девчонка от жадности давится куском мяса. А бритоголовый мальчишка, не жалея сил, колотит её по спине.
Леви смотрел на них и не мог оторвать глаз.
Он только сейчас заметил, что все они в гражданской одежде.
Только сейчас заметил, что все они счастливы. Не так, как если пытаешься разбавить праздником полную горечи жизнь. А по-настоящему.
Он только сейчас заметил, что, кажется, счастлив сам…
А потом начались танцы.
Совершенно неуклюжие и порой даже ужасные движения. Но разве кому-нибудь есть до этого дела, когда душа так поёт.
Разговоры и смех продолжали течь рекой, а Леви все так же молчал, искренне полагая, что опять будет много болтать, если откроет рот.
Он думал о том, что ему плевать, есть ли вокруг стены. Есть ли за ними титаны. И есть ли другой мир за этими стенами.
Сейчас он видел лишь этот мир с нелепыми танцами и разговорами.
Лишь этот зелёный двор на холме.
Этот маленький уютный домик.
И двух журавлей, что свили гнездо на его крыше.
Видел и осознавал, что уже бесконечно давно не чувствовал такого умиротворения…
Утром, придя в себя ото сна, Леви первым делом подумал, что возьмет у Эрвина дополнительную бумажную работу на эту ночь.
И на все последующие ночи тоже.
Чтобы довести себя до окончательного предела. И чтобы впредь, падая в кресло, уже точно забываться сном без сновидений.
Потому что он ненавидит сны.
Потому что во снах иногда бывает всё слишком хорошо. Так, как в его жизни уже никогда не будет.
Леви шёл на полигон, чувствуя, что заставляет себя это делать.
Шёл и отгонял мысль, что эта ночь что-то надломила в нём, показав, что у него практически не осталось душевных сил и желания сражаться.
Потому что иногда хочется что-то иметь, а не постоянно терять.
Потому что иногда хочется просто сидеть и пить чай, а не снова бросаться в бой.
Потому что иногда хочется жить, а не выживать.
Потому что иногда покой — это тоже свобода.
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |