Неприкосновенных нет (джен)

Четыре года после Явинской битвы

Спустя неделю после гибели императора Корусант жил так, будто ничего не произошло. Не рухнули стены дворца, и хаос не захлестнул столичные улицы. Пара жалких попыток превратить траур в празднество и вывести на демонстрации сотню-другую идиотов были пресечены решительно и кроваво, после чего все желающие погорланить о революции (из тех, что остались на свободе) вернулись на кухни и в кантины — как и прежде, вполголоса делиться сокровенными мечтами и шептаться о Новой Республике в тесном кругу единомышленников.

Лишившись повелителя, Империя продолжила функционировать в привычном ритме. Быть может — по инерции. Очень вероятно, что ненадолго.

Сейт Пестаж с тяжелым вздохом отвернулся от окна. Идиллия Правительственного района действовала на нервы: искусственная красота, открыточная роскошь... дурная декорация, заставлявшая верить, что все лучше, чем есть на самом деле. Даже когда огнем запылает вся галактика, Корусант еще долго сможет делать вид, будто не замечает перемен. Исключая, само собой, обитателей дворца, отреагировавших на эти перемены даже слишком оперативно.

Новоявленный император еще не успел толком устроиться на троне, а вокруг уже собралась свора желающих вынести этот предмет меблировки из столичного дворца и установить в каждом втором региональном центре копию помельче.

— Не сочтите за дерзость, но принять предложение Правящего совета было бы разумно. Империи сейчас совершенно ни к чему раздоры из-за слишком... буквального соблюдения последней воли повелителя.

Елейный голос Круэйи Вандрона впору было добавлять в каф вместо сладкого сиропа. Сейта перекосило бы, дай он эмоциям волю: глава КОСНОП был немногим моложе его самого, а все туда же, притворно заискивает, будто недавно прибывший ко двору мальчишка. Мог бы проявить уважение к старому — бывшему — товарищу и сказать прямо, без иносказаний и расшаркиваний: "Ты меня, друг, конечно, извини, но императорскую власть ты не удержишь: вырвут силой, если сам не отдашь".

— Императорский титул ликвидирован не будет, лорд Вандрон. Пойдем на это — и Империя распадется так быстро, что повстанцы даже не сразу поймут, что победили.

— Речь не шла о ликвидации, ваше превосходительство. Всего лишь о...

"Расширении полномочий Правящего совета до абсолютного всевластия, а моффов — до полной неуправляемости. Попробовал бы кто из вас, падальщиков, хотя бы заикнуться о подобном при Палпатине..."

Да только Сейт Пестаж не был Палпатином и понимал это слишком хорошо, чтобы засыпать по ночам без снотворного. В лучшие времена он любил потешить самолюбие приятной полуправдой о том, что величие Империи — его заслуга если не на половину, то уж наверняка на добрую четверть. Это он разработал экономическую программу, что в кратчайшие сроки вывела государство из послевоенного кризиса, он годами дирижировал интересами придворных и провинциальных группировок, не давая им вцепиться друг другу в глотки, он ежедневно подкручивал гайки государственной машины, так и норовящей засбоить то там, то здесь... Все это хаттского честного слова не стоило теперь, когда перед сворой шакалов замаячил шанс урвать кусок Империи послаще.

— Я внимательно слушал вас и лорда Мераба и прекрасно помню, о чем шла речь. Такие решения не принимаются за один день, лорд Вандрон. — К концу фразы Сейт смягчил тон: бескомпромиссная жесткость в его положении неуместна. Особенно в разговоре с человеком, которому — прямо или косвенно, — была обязана должностями половина госаппарата. — Буду с вами откровенен, первый проект реформы отдает лихорадочным переделом власти. Вы умный человек и прекрасно понимаете, к чему может привести переподчинение флотских и армейских подразделений отдельным членам Правящего совета. Мало нам было Зинджа с его бунтом?

— Это не было моей идеей. — Вандрон сочувственно улыбнулся. — Напротив, я до последнего возражал против этого абсурдного пункта, возвращающего нас к диким временам Республики. Эти горячие головы под предводительством лорда Мераба будто с повстанцами заодно, право слово. Коалиция моих единомышленников выступала за куда более умеренные положения, которые вы, как я помню, нашли весьма разумными.

"Если считать вежливое вымогательство разумной альтернативой вооруженному грабежу. "Расширение экономической автономии регионов" и "перераспределение надзорных функций от силовых ведомств к министерствам", формулировки-то какие благопристойные выдумал... И как скоро у меня не останется денег на содержание армии и флота, которые твоя клика так милостиво позволила мне сохранить?"

— Что помешало вам достучаться до разума лорда Мераба и его союзников? — все-таки сказал Сейт, с омерзением признавая, что его вынудили выбирать между грабительским предложением и печью в городском крематории. Он сам провел немало таких переговоров еще в те времена, когда решал разногласия мафиозных кланов, и подход узнал с первого взгляда.

— Полагаю, вы догадываетесь. Как глава Комиссии по охране Нового Порядка, в прежние времена я мог бы задействовать известные рычаги влияния, но сейчас их эффективность оставляет желать лучшего. То состояние, до которого дошла Имперская служба безопасности... — Вандрон сокрушенно покачал головой. — Увы, можно сказать, что Комиссия почти бессильна с тех пор, как его величество пожелал низвести ИСБ до какого-то политического отдела полиции.

— И вы хотите восстановить ИСБ в былых правах? Вопреки реформам его величества?

Сейт был человеком цивилизованным и грубую силу не жалующим, но сейчас ему до зуда в кулаках хотелось по-простецки дать этому "бессильному" по лоснящейся от "инъекций вечной молодости" роже. Главный пропагандист Империи, владыка государственного кадрового резерва и обладатель состояния, заставившего бы любого хатта позеленеть от зависти, нагло требовал себе еще больше власти. Хуже того — предлагал эту власть отобрать у женщины, не привыкшей что-либо отдавать без боя.

Похоже, Сейт был бесконечно одинок в своем желании обойтись без масштабных чисток и кровавых рек. Окружающие явно жаждали зрелищных придворных баталий, причем за его, Сейта, счет.

— Мы оба знаем, по каким соображениям его величество предоставил ведомству мадам Айсард такой объем полномочий. С его гибелью они потеряли всякий смысл, — процедил Вандрон, презрительно морщась. Его моложавое лицо неприятно исказилось в гневе. — Возврат ИСБ к первоначальному облику позволит вам стабилизировать Империю, ваше превосходительство. В противном случае, боюсь, я немногое смогу сделать для вас, как бы сильно ни желал этого.

Отвесив на прощание легкий, почти небрежный поклон, Вандрон удалился. Сейт же бессильно сгорбился в кресле, проклиная про себя повстанцев, придворную шушеру и Палпатина, причем последнего — в самых крепких выражениях. Не возжелал бы его величество лично слетать к Эндору, все жили бы сейчас спокойно, в привычном ритме вялотекущих и обстоятельных интриг.

Зря Сейт думал, что времена, когда Палпатина тянуло на авантюры, а разгребать последствия приходилось ему, остались в далеком прошлом. Некоторые вещи с годами меняются только в масштабах.

Голову как в тисках сдавило, перед глазами заплясали мушки. Не дожидаясь более тяжелых симптомов, Сейт привычно достал из ящика стола упаковку таблеток: хроническая гипертония уже лет десять кряду грозила отправить его к праотцам в самый неподходящий момент, а дорогие товарищи и соратники ей охотно в этом помогали.

Никогда еще перспектива уйти на пенсию не казалась такой заманчивой. Одно останавливало: едва ли верховному визирю и наследнику императора дадут спокойно дожить свой век в окружении детей и внуков. Если позволить Империи развалиться сейчас, он будет первым, кого она погребет под своими обломками.

* * *

Будучи мужем с полувековым стажем и отцом трех взрослых дочерей, Сейт мог с уверенностью сказать: каждая женщина закатывает истерики в собственном неповторимом стиле. Пока Исанн Айсард была единственной дамой на его памяти, умудрявшейся совмещать этот процесс с чем-то конструктивным.

— Вам и правда нравится наблюдать за этим? — Сейт кивнул вниз, в сторону десяти фигур, выстроенных вдоль серой стены. Он не вполне понимал, зачем возводить обзорную площадку над залом для проведения смертных казней, но, как показывала практика, и на такие зрелища находились любители.

Айсард посмотрела на него вскользь, будто правитель Империи был чем-то совершенно непримечательным, и вновь перевела взгляд на приговоренных. В ярком и холодном свете ламп ее точеный профиль казался более резким и грубым, чем был на самом деле, а светлая кожа — бледной до синевы, несмотря на все косметические ухищрения. Вполне возможно, не только в освещении было дело. Последние дни мало кому прибавили сил и здоровья.

— Это умиротворяет. В какой-то мере, — сказала она равнодушно. В тот же момент расстрельная команда открыла огонь. Айсард наблюдала за процессом с той же эмоциональностью, с какой каминоанец созерцает дождь.

Это была уже восьмая группа мятежников за последнюю неделю — и довольно малочисленная по сравнению с предыдущими. Кто-то находился в застенках Разведывательного управления еще до гибели Палпатина, но основная лавина рейдов и массовых арестов прокатилась после того, как подпольщики попытались организовать видимость всенародного ликования после эндорской катастрофы. Испортив им веселье в первый же день, директор дала команду "фас!" своим молодчикам — и все ячейки, за которыми прежде лишь велось наблюдение, были вычищены быстро, беспощадно и с демонстративной жестокостью.

Каждая женщина горюет по-своему. Исанн Айсард оплакивала повелителя в лучших традициях языческих жриц. Если бы Палпатина можно было воскресить принесенными во имя его жертвами, он вернулся бы на трон в первый же день после гибели.

— Среди этих несчастных был кто-нибудь значимый?

— Сброд, и не первой свежести. — Айсард презрительно скривила ярко-алые губы. — Техники выжали из них все, что могло оказаться полезным. Самое время освободить место для более ценных гостей.

Сейта всегда забавляло, кого в ИРУ называли "техниками" — видимо, эвфемизм придумали специально для того, чтобы высококлассные дознаватели и палачи могли спокойно говорить о своей работе в семейном кругу. Весьма трогательная забота о персонале.

— У вас есть конкретные кандидатуры на примете?

— О да. И гораздо больше одной. — Она многозначительно улыбнулась. В ее разноцветных глазах промелькнуло странное выражение — Сейт назвал бы его томным, не знай он, что обычно происходит между Исанн Айсард и ее "гостями". — Вы, кажется, хотели пригласить меня на неформальный разговор, ваше превосходительство?

Сейт привычно проигнорировал обращение по устаревшему титулу. Его власть верховного визиря по-прежнему признавали все без исключений, и пока этого было вполне достаточно. Он не видел нужды раскачивать лодку лишними притязаниями сейчас, пока его положение так непрочно.

— Именно. Но для начала предлагаю сменить обстановку: эти серые стены и мертвые тела — не лучший антураж для беседы.

"Впрочем, все зависит от собеседника", — добавил Сейт уже мысленно, представляя на месте казненных мятежников отдельных личностей из Правящего совета, а также парочку особенно наглых моффов. Теоретически, он имел полное право отдать такой приказ хоть сейчас... тем самым подписав себе смертный приговор с отсрочкой, самое большее, в пару месяцев. Сейт хотел объединить Империю вокруг себя — но не как фигура, которой все желают смерти сильнее, чем друг другу.

— Разумеется. — Айсард с подчеркнутым уважением склонила голову. — Я всегда к вашим услугам, ваше превосходительство.

Контраст с тоном Вандрона был по меньшей мере приятен, и Сейт мысленно записал очко в пользу госпожи директора.

"Ей хотя бы хватает вежливости не начинать разговор с угроз".

* * *

Слуги во дворце были вышколены безупречно: когда Сейт привел Айсард на террасу, где привык принимать пищу и вести неформальные переговоры, стол уже был сервирован на две персоны. Ничего лишнего: холодные закуски — мясные для него, рыбные — для дамы, — пара бокалов и два сорта легчайшего антарианского вина, от которого не захмелеешь, даже выпив всю бутылку в одно горло. Лакей дожидался прибытия господ безмолвной тенью в строгой ливрее и расторопно исчез, получив приказ удалиться. Протокол требовал присутствия прислуги — кто-то же должен наполнять опустевшие бокалы и следить за своевременной переменой блюд и столовых приборов, — но Сейт готов был принести этикет в жертву конфиденциальности. И без того слухи разносились по дворцу слишком быстро: он не сомневался, что Вандрон прознает об этой беседе в течение получаса, если еще не прознал.

— Буду краток, мадам, — сказал он, когда была съедена предписанная этикетом первая закуска и сделан не менее обязательный глоток вина. — Многим кажется, будто Разведка располагает необоснованно широкими полномочиями. Сегодня мне были обещаны довольно значительные политические уступки в обмен на восстановление ИСБ в прежнем статусе. С соответствующими потерями для вас, само собой.

— Поразительно. Лорд Вандрон потрудился соблюсти траур, прежде чем воспользоваться смертью владыки. Это делает ему честь.

Сама Айсард по-прежнему носила черную повязку на рукаве ярко-алого мундира. Сейт никогда не видел ее подавленной и уж тем более — в слезах, но знал о ней достаточно, чтобы не сомневаться: эта женщина искренне горевала по Палпатину. Возможно, куда более глубоко и искренне, чем старый хаттов сын заслуживал.

"Еще одна причина работать именно с ней. Глупо будет развязать войну с Исанн и остаться во дворце единственным сентиментальным идиотом, желающим сохранить Империю в целости".

— И что же? — поторопил он, поняв, что пауза затягивается, и директор не намерена нарушать ее первой. — Разве у вас по этому вопросу нет мнения, которым вы хотели бы поделиться?

— Завещание повелителя обязывает меня подчиниться любому вашему решению, милорд. — Она чуть склонила голову, но смирения в этом жесте было примерно столько же, сколько в фальшивых расшаркиваниях Вандрона. — Если вы сочтете целесообразным дать лорду Вандрону еще больше влияния и полномочий, я, разумеется, не посмею мешать.

"Мешать вам рыть собственную могилу", — отчетливо читалось в ее многозначительном молчании. Сейту невольно вспомнился последний прием, который Исанн посетила вместе со своим отцом около пяти лет назад. Как учтива и благовоспитанна она была, как смиренно держалась позади главы семейства и не смела голоса подать без его разрешения... Не успело и месяца пройти, как она принимала дела главы Разведки, а тело старика Арманда горело в крематории им же созданного ведомства. Аналогия напрашивалась очевидная и до крайности нехорошая.

— Весь вопрос в том, захочу ли я принять такое решение, Исанн. Знаете ли, мне очень не нравится, когда со мной разговаривают в ультимативной форме и навязывают соглашения, которые мне совершенно не выгодны. Почему-то лорд Вандрон решил, будто он имеет на это право.

— Полагаю, это как-то связано с его огромным влиянием на Правящий совет и кадровый состав министерств. Или вы ожидали скромности от человека, которому на протяжении стольких лет было доверено решать, кто и с какими рекомендациями попадет на имперскую службу?

Она улыбнулась поверх бокала, прежде чем поднести его к губам. Сейт привычно подавил раздражение. Палпатин определенно разбаловал молодую Айсард — разбаловал властью, полномочиями, безнаказанностью и собственным вниманием, — но ее самоуверенность и наглость могли сослужить Сейту добрую службу.

"Пусть почувствует себя незаменимой. К тому же, сарлакк ее сожри, сейчас она и впрямь незаменима".

— Оставим это, Исанн. То, как лорд Вандрон получил свое влияние, сейчас не столь важно. Важно то, что этим влиянием он беззастенчиво пользуется, пытаясь навязать мне реформы, преступные не в меньшей степени, чем мятеж Альянса. В прежние времена его судили бы за измену — но я, увы, не покойный император и не могу назвать преступлением то, что находит поддержку в рядах Правящего совета.

Айсард невозмутимо наколола на вилку кусочек рыбного филе. Уже зная, что раунд остался за ним, Сейт терпеливо ждал, пока этот предлог для молчания исчерпает сам себя. Сделка была выгодна им обоим: Айсард никогда не упустит шанса избавиться от влиятельного противника, Сейт же с легкостью переведет гнев Правящего совета на нее — бешеную гончую императора, озверевшую без крепкой хозяйской руки.

— Если не можете наказать за одно преступление, всегда можно вспомнить о других, — почти пропела она, нежно улыбаясь. Сейт невольно засмотрелся на нее дольше, чем следовало: контраст безупречных черт и жестокости, сквозящей в каждом ее слове и взгляде, завораживал. — В Правящем совете нет невиновных, ваше превосходительство. Есть лишь неприкосновенные.

Нехорошая тишина повисла, едва затих ее голос. Казалось, эхо еще гуляет по огромной террасе, и ветер разносит эти слова дальше — по дворцу и за его пределы. Сейта на миг охватило странное, иррациональное чувство сродни тому, что он испытал когда-то давно, — когда осознал, что его контракт с Палпатином закончится лишь со смертью одного из них, и назад дороги не будет.

В этот раз он был тем, кто отдает приказы. Но почему-то не чувствовал себя хозяином положения, произнося слова, которые очень скоро станут для многих роковыми:

— Считайте, что с этого момента неприкосновенных нет.

* * *

Полгода спустя

Сейт ненавидел Корусант. Он осознал это совсем недавно, но ненависть эта оказалась так сильна, что даже смотреть в окно, на идиллически-безмятежный Правительственный район, с некоторых пор было невыносимо.

Чудовищная планета. Столица всегда была такой — алчной, злобной шлюхой, что с готовностью распластается под богатым клиентом и без колебаний предаст его, едва найдет покровителя получше. Смена правителей, войны, катастрофы — ей все едино: пока есть те, кто считает себя властью в этой галактике, Корусант будет процветать, и неважно, сколько крови прольется на окраинах или в дворцовых стенах.

Сейт продержался чуть больше полугода, прежде чем все окончательно полетело под откос. Пусть он по-прежнему сидел на троне, власть просыпалась песком сквозь его пальцы, даже жалких крупиц не оставив. А без власти человек во дворце неизбежно погибает — пожалуй, то был единственный закон, действовавший здесь без оговорок.

— Вы победили, ваше величество. Правящий совет в отчаянном положении, разобщен и напуган. Нет и не будет лучшего времени, чтобы подчинить их своей воле.

Сейт устало закрыл глаза. Смотреть на Исанн Айсард уже не было никаких сил; хотелось заткнуть уши, чтобы не слышать ее медоточивую ложь. Вернее, ложью ее слова были только наполовину: лишившись лидера в лице Вандрона, потеряв доверие армии и флота в бездарных кампаниях, растратив огромные средства на них же, Правящий совет сейчас до боли походил на Совет Конфедерации в последние дни ее существования. Жаль только, что Сейт угодил в ловушку вместе с ними.

— Я не вижу с их стороны подчинения, Исанн. Лишь ненависть.

— И пусть ненавидят. Ненависть ослепляет и подталкивает к ошибкам, ваше величество. Очень скоро эти трусливые изменники уничтожат сами себя. Ждать осталось недолго.

Она даже не смотрела на него — через панорамное окно любовалась столицей, распластавшейся, казалось, прямо у ее ног. Уверенная, сильная, царственная — немного сдав после гибели императора, полгода спустя госпожа директор расцвела вновь. Расцвела ядовитой явинской орхидеей, что растет на мертвых телах.

Будь его воля, он собрал бы остатки сил и отдал приказ о расстреле той единственной, кого следовало уничтожить с самого начала. Но даже на это власти номинального императора уже не хватало: Имперская служба безопасности более не существовала, влившись в стройные ряды Разведки; ее бывшие служащие быстро заразились от новых коллег культом личности Исанн Айсард — деньги и льготы оказались крайне эффективными переносчиками этой инфекции. Ни к чему не привели лихорадочные попытки найти Айсард замену: наиболее опасных конкурентов директор уничтожила при первых же признаках неповиновения, других так сладко прикормила огромными жалованьями и привилегиями, что те и думать о бунте не желали. С ее рук ела полиция; ее защиты искали богачи со всех концов галактики — от войны и от тех, кто счел ее хорошим поводом переделить рынок за чужой счет.

Ни Правящий совет, ни Сейт не могли ничего противопоставить женщине, сосредоточившей в своих руках всю разведывательную и репрессивную систему Империи. Войска же никогда не поддержат слабака, ответственного за катастрофу у Брентаала. Айсард хорошо постаралась, чтобы все узнали "правильную" версию событий: об ошибках самонадеянного глупца-правителя и ее, директора, решительности, позволившей спасти тысячи гражданских из зоны безнадежного, бездарно проигранного конфликта.

Все было готово к тому, чтобы в Империи появилась новая императрица. Все — кроме одной досадной малости по имени Сейт Пестаж, но и это было не так уж трудно исправить.

В Империи больше не было неприкосновенных. Он сам постановил так.