Космическая принцесса (джен)

В детстве Кэтлин часто снились кошмары. Прямо напротив её кровати висели часы в виде кошачьей головы, и при каждом движении маятника в жёлтых глазах двигались туда-сюда чёрные зрачки. По ночам эти глаза светились фосфорным светом, что доводило маленькую Кэтлин до истерики.

Напрасно родители объясняли ей, что часов бояться не надо, потому что кошка там игрушечная, и напрасно упрекали дочку, что не ценит их подарка. Кэтлин боялась оставаться в своей комнате даже днём, а ночи превращались в сплошной ужас: она пряталась под одеяло с головой и часами лежала без сна, боясь, что кошка сойдёт со стены и усядется ей на грудь.

Хотя детство давно миновало, до сих пор она просыпалась иногда в холодном поту. Но сегодня ей приснилась не кошка, а что-то другое, нечто невыносимо страшное, что заставило её кричать, кричать и кричать.

Она застонала, дрожь пробежала по её телу. Открыла глаза: всё было как в тумане. Почему-то она лежала не в постели, а на полу. Первое, что она увидела, были мелкие белые шарики. А вот и пузырёк. Встала и прислонилась к холодной стене. Затёкшие ноги болели, на руках засохли капельки крови. С недоумением Кэтлин рассматривала свои разбитые руки — она ничего не помнила.

Не оглядываясь на рассыпанные шарики, пошла по коридору. Где-то здесь должна быть ванная. Кэтлин машинально открыла нужную дверь. Около получаса держала голову под струёй холодной воды, и это немного помогло — по крайней мере она поняла, что голодна. Проследовав на кухню — где находится кухня, она тоже безошибочно знала, — приготовила кофе и бутерброд, но несмотря на голод, смогла съесть лишь маленький кусочек. Ей показалось, что у еды горький привкус. Посуду мыть сил не было, и она побросала всё в раковину, а потом долго ходила по коридорам и комнатам, не находя себе места, и в конце концов легла спать на диване в гостиной. Сон пришёл мгновенно.

Кэтлин пять лет. У её ног прыгает пушистый белый комочек — щенок, которого подарила мама. Он такой чудесный, что девочка от радости на седьмом небе. Она поднимает щенка и целует прямо в мордочку, а он норовит лизнуть её языком. Вдруг в комнату входит отец: «Что за зверинец?» — вырывает щенка, распахивает раму и выбрасывает его за окно. Услышав визг, в дверях появляется мать: «Что ты себе позволяешь?» — «А ты что себе позволяешь?» — кричит в ответ отец, и под их ругань малышка начинает громкий рёв. «Прекрати, мы купим нового!» — утешает её мать.

Кэтлин двенадцать лет. Родители собираются в кино, мама в нарядном меховом манто пудрится перед зеркалом, отец раздражённо торопит её. Дочка просит взять её с собой, но мать строго отвечает: «Нет. Тебе рано смотреть фильмы об этом». Они уходят, щёлкает замок, и Кэтлин остается одна. Она включает свет, садится на диван в гостиной и долго-долго думает, что же это за такое таинственное «это», о чём ей рано смотреть. На память приходят недомолвки взрослых и загадочные перешёптыванья подруг, и воображение рисует пугающие картины, от которых холодеет кровь. В детскую идти страшно, и она ложится спать в гостиной, хотя и знает, что за это ей влетит.

Кэтлин четырнадцать лет. Единственный раз в жизни родители взяли её с собой на море, а она, как назло, заболела. И вот она лежит с температурой и пьёт лекарства, от которых только хуже, а за окном искрится море, в котором ей так и не довелось искупаться.

Несколько дней прошли как во сне. Она потеряла чувство времени, не могла ни на чём сосредоточиться — даже думать не получалось, она могла только есть и спать. Она знала, что с ней что-то случилось, но что — не помнила, а способность связно мыслить ещё не вернулась. Правда, она замечала округлые углы интерьера и другие странности, но ей было слишком плохо, чтобы обращать на это внимание.

Проснувшись как-то утром, Кэтлин почувствовала себя значительно лучше, чем накануне. И вновь ей бросились в глаза округлые углы комнаты. Коридор тоже был круглым. Нет, она явно не дома! Но где же тогда? Уж не стала ли она заложницей у бандитов? Решив не тратить время на мрачные мысли, Кэтлин занялась утренней уборкой, благо послушные механизмы были под рукой. Она почистила ковры и хотела смахнуть пыль с мебели, но пыли нигде не было. Раскладывая одежду в шкафу, поймала себя на том, что беспечно напевает песенку. Сложила в корзину вещи, предназначенные для стирки, и подумала: «Надо спросить у матери, что ей постирать».

— Ма! — громко окликнула Кэтлин, но никто не отозвался. Она снова посмотрела на круглые углы, и ей стало страшно.

— Ма! — опять крикнула она — и вдруг отчётливо осознала, что матери здесь нет.

Воспоминания медленно, но неуклонно возвращались. Да, она была не дома. Она принимала участие в какой-то исследовательской работе, связанной с космосом. Ну конечно же, как она раньше не догадалась! Ведь ни в комнатах, ни на кухне нет окон, только лампы дневного света. Сомнений нет — она на космическом корабле. По такому поводу следовало выпить чашечку кофе, может быть, даже с коньяком, и она отправилась на кухню. Впрочем, кухню теперь следовало называть камбузом.

Посуду за эти дни так никто и не помыл — наверно, экипаж состоит из космических лентяев, отметила про себя Кэтлин, хотя не исключено, что сейчас именно её очередь дежурить на кухне. Она сварила кофе и насыпала в вазочку конфет. Особо не надеялась, что коллеги бросят всё и побегут на кухню, но на всякий случай позвала: «Ребята, кофе готов!» Подождала немного, но, как и ожидалось, никто не пожелал оторваться от работы, и ей пришлось наслаждаться кофе в одиночестве.

Она знала, почему на космических кораблях нет иллюминаторов — Комиссия сочла их лишними. Если астронавты будут смотреть на звёзды, это отвлечёт их от работы. Единственным местом, откуда можно было видеть Вселенную, была рубка, но подниматься туда Кэтлин не хотела, чтобы никого не беспокоить. Лучше покамест прибрать на кухне.

Она домывала последнюю чашку, когда в памяти всплыло красивое имя: Розамунда. Всего лишь имя — что за женщина его носила, оставалось тайной. Брошенная чашка звонко ударилась об пол — Кэтлин и не заметила, что швырнула её. Имя почему-то вызвало ярость. В мрачной уверенности, что рано или поздно вспомнит всё, она подняла чашку и вымыла.

В коридоре послышались торопливые шаги. Она выглянула за дверь, но никого не увидела. Всё ещё гадая, были это действительно шаги или ей показалось, пошла в обход корабля. Ей нужно было повидать кого-нибудь из коллег.

С каждым часом она убеждалась, что находится здесь давно. Её руки знали, как поворачивать ручки дверей, а ноги знали, куда идти. Всё было знакомым и незнакомым одновременно. Обошла весь ярус — это заняло примерно полчаса, но никого так и не встретила. Шаги больше не повторялись — на корабле царила тишина.

Она ощущала потребность в работе. До вечера перестирала всё белье, навела идеальную чистоту в помещениях и даже напекла ванильного печенья по рецепту из книжки. Кэтлин очень хотела, чтобы печенье всем понравилось. В гостиной стоял компьютер, и в нём была библиотека, содержащая в основном научную литературу, но хранилось там и несколько женских романов. Она выбрала «Стройные ножки», скопировала книгу в читалку и досидела до глубокой ночи.

А наутро она случайно заглянула в теплицу и ахнула: земля стала серой без полива, а свёклу и морковь пора было раздёргивать. И Кэтлин, засучив рукава, вновь принялась за работу. Теплиц было две. В первой выращивали овощи, вторая предназначалась для фруктовых деревьев — но была там и голубая ель. На Рождество её убирали игрушками. В теплицах поддерживалась имитация земного климата, и растения давали один урожай в год, но, так же как и на Земле, плоды можно было консервировать. В трюме стояло достаточно банок для этой цели.

Труд в теплицах увлёк её, и она почти не выходила оттуда в течение нескольких дней. Надо было прорыхлить почву, полить растения и сделать массу других дел. В отличие от остальных помещений, здесь не чувствовалось пустоты — дышалось легко, а вентиляция создавала эффект земного ветерка, и растения, покачиваясь, словно переговаривались друг с другом. Кэтлин считала, что теплица — лучшее место на всём корабле. Особенно ей нравилось гулять среди деревьев. Карликовая яблоня была вся увешана плодами, а вокруг сливы лежали наливные красные шары. Кэтлин набрала их полное лукошко — Патрик любит сливы.

Едва эта мысль пришла ей в голову, она поставила лукошко на землю и замерла. Патрик, Кит, профессор Йенс — они должны быть где-то здесь. Странно, что она никого из них до сих пор не встретила. Они проектировали оборудование для космических кораблей типа «Магни» под руководством профессора Йенса — Кит, Патрик и много, много других людей, в том числе Кэтлин. Настало время подняться в рубку.

Она забыла о сливах. Нужно было привести себя в порядок, и только сейчас она вспомнила, что на всём корабле нет ни одного зеркала. Отсутствие зеркал было одним из требований инструкции. Не имея возможности навести макияж, Кэтлин ограничилась тем, что распустила волосы — и вошла в лифт.

В нижнем ярусе, или трюме, располагался склад, средний ярус был жилым, а верхний занимала техника. Управление кораблём шло оттуда. Она вышла из лифта в длинный желтоватый коридор с множеством дверей, похожий на трубу, и её окутала волна приглушённых звуков. Это были и насосы, нагнетающие воздух, и многочисленные двигатели, и генератор. Иногда слышался короткий писк из динамиков. Если начнётся метеоритный дождь или утечка воздуха, из этих динамиков раздадутся сигналы опасности.

Кэтлин, озираясь, шла по коридору.

— Капитан, — негромко позвала она. В ответ услышала лишь гуденье генератора. Внезапно её осенила догадка, такая страшная, что не хотелось в неё верить. Она побежала.

Едва она влетела в рубку, как эта догадка стала реальностью. Никто не встретил её, никто не сидел, склонившись над пультом — она посмотрела на мониторы, светящиеся клавиши пульта управления, экран с картой звёздного неба — и с ужасающей обречённостью вспомнила, что, кроме неё, на корабле нет ни души. Из огромного иллюминатора на неё смотрела тысячеглазая бездна.

Кэтлин опустилась на пол. Нахлынули воспоминания.