Абонент недоступен (гет)

— О, здесь ужасная связь, дорогуша! Попробуй позвонить из более подходящего места!

Фриск грустно улыбнулась: Меттатон, чьим голосом говорил автоответчик, остался где-то позади, истративший весь заряд своих аккумуляторов; а вместе с ним где-то позади осталось и Ядро, далёкий гул которого почти что сливался с окружающей тишиной.

Жемчужно-серый квартал столицы ужасно походил на Руины: такой же тихий, погружённый в молчание, иногда нарушаемое доносящимися невесть откуда короткими разговорами монстров; можно было даже запросто подумать, что во множестве красивых домов, тускло отсвечивавших занавешенными окнами, вовсе никто не жил.

Напористо ткнув в экран телефона, Фриск снова набрала номер — будь он бумажным, затёрся бы уже до дыр.

— О, здесь ужасная связь, дорогуша!.. — сочувственно произнёс Меттатон в динамике.

— Я знаю… — растерянно ответила Фриск. — Ну а вдруг?..

«Вдруг» не случилось и на этот раз, и на следующий. Механический — всё более механический с каждым разом — голос снова и снова просил позвонить из «более подходящего места».

Фриск удручённо вздохнула.

«Ужасная связь…»

Сообщение автоответчика длилось ровно четыре шага.

«…из более подходящего места».

Очередные четыре шага — и Фриск едва не столкнулась со стеной.

И вместо голоса Меттатона в динамике вдруг послышался длинный гудок.

* * *

— Оставь в покое телефон!

Мимо Папируса, чудом не задев, со свистом пронеслось копьё. Скелет, соскочив от неожиданности с дивана, ошалело уставился на Андайн — та буравила его раздражённым взглядом.

— Последний звонок тебе… — на демонстративное помахивание его собственным мобильником, который Андайн ловко выхватила прямо из рук, Папирус среагировал возмущённым возгласом. — был час назад! И весь этот час ты только и делал, что дёргался к телефону!

— Андайн, ну как ты не понимаешь?! Там коварные враги! Ужасные головоломки! — воскликнул скелет. — Лазеры! Огонь! Жар! Безумие! И она даже не зво…

— Она ушла в Ядро, забыл? — не дав ему договорить, отрезала Андайн. — А связь в Ядре…

— А связь в Ядре прямо как ты! — продолжил неспешно шедший мимо Санс, подмигивая брату из-за её спины.

— Величайшая в Подземелье? — как-то неохотно подыграл назревающей шутке Папирус.

— Ужасно ловит, — ответил Санс и в следующий миг скрылся за дверью.

Андайн сумрачно взглянула на Папируса и вернула ему телефон.

— Я волнуюсь не меньше твоего, — она села на диван, сложив руки на груди. — Наша подруга ушла в Ядро — а значит, скоро встретится лицом к лицу с Асгором. Умрёт… — её голос чуть дрогнул, будто в страхе перед последующей фразой: — или покинет нас, забрав его душу. И знаешь, Папирус… — Андайн шумно вздохнула и прижала пальцы к вискам. — Я буду верить, что в этой битве Асгор не про…

Звонок телефона был неожиданным и неприлично громким. Андайн, бросив на Папируса испепеляющий взгляд, тут же рывком поднялась с дивана и покинула дом, яростно хлопнув дверью.

Папирус, непонимающе покачав головой, взглянул на экран.

Если бы у него было сердце, оно бы, совсем как в десятках прочитанных им сказок, непременно заколотилось чаще. Если бы у него была кожа, по ней бы, словно в примерах из самоучителя по свиданиям (глава «Правильные ощущения: как распознать, что свидание удалось»), побежали мурашки. Вспотели бы ладони, захватило бы дыхание, зашевелились бы и волосы на голове — но не могли. Зато к скулам подступило тепло, а глаза загорелись — так, что на экране телефона на секунду вспыхнули блики их отражения.

И его надрывный от счастья возглас был похож на боевой клич.

— Великий Папирус слушает тебя, человек!

* * *

— Папирус! — вскричала Фриск. И её вскрик — его имя — зазвенел по пустынному кварталу, отражаясь от каменных стен.

— Ты у Ядра? Как ты звонишь?! Там же нет связи! — торопливо заговорил Папирус. — С тобой всё в порядке?

— Я в столице. Здесь ужасно пусто. Вокруг столько домов, а на улицах никого нет. Двери в Жаркоземье заблокированы, и я…

К глазам подступили слёзы, но Фриск запрещала себе смахивать их, запрещала опускать голову, опускаться на колени от подступившего бессилия. Одно неосторожное движение — и неведомым чудом появившаяся связь исчезнет, оставив на своём месте — на месте голоса Папируса — пронзительный раздражающий визг.

Динамик затрещал — словно бы вспомнил, что связи здесь нет и быть не должно.

— Папирус, я по тебе скучаю! — затараторила Фриск быстрее, чем способен был сам Папирус, быстрее, чем она успевала обдумать сказанное, быстрее, чем нужно было для таких сокровенных слов. — Хочу вернуться к тебе в Снежнеград и больше никогда не уходить, хочу восхищаться тобой, всегда быть рядом…

Динамик взорвался оглушительным дребезгом.

— Я люблю тебя, — шепнула Фриск, не надеясь, что её услышат.

— Что ты только что ска…

Голос Папируса, едва послышавшись, завяз в помехах — визжащих, назойливых, липких, впивающихся в мысли.

В последний раз взглянув на имя, высвечивающееся на экране, Фриск сбросила вызов и убрала телефон в карман. Тишина столичных улиц снова опустилась на неё звенящим негостеприимным пологом, изгоняя прочь последнюю тень надежды.

Среди почти безжизненной серости делать было уже нечего.

* * *

— Что?! Я не ослышался?!

Папирус затряс телефоном так, будто это сумело бы вернуть связь, но сколько бы он ни тряс несчастный аппарат и ни топал ногой — для верности, — кроме коротких гудков, так ничего и не добился.

Скелет щёлкнул челюстями от избытка чувств, переполнивших его настолько, что слов для их выражения неожиданно не хватало. Мысли заполнились непривычной зудящей тревогой.

Ещё совсем недавно он, Великий (ещё не) королевский стражник, пылал собственным наваждением: повергнуть человека, схватить, посадить под замок, привести его к Андайн, связанного и беспомощного.

А там, впереди — распоряжение, подписанное самим королём Асгором: «Настоящим документом скелету Папирусу присваивается звание рядового Королевской Гвардии Подземелья»; там, впереди — признание и почёт, всеобщая любовь и уважение, письма о вечной дружбе и вечном обожании…

Ещё совсем недавно Папирус глядел в глаза человека, не понимая, почему вместо жажды битвы они горят искренним неудержимым восхищением; он говорил с человеком, ожидая вызова или испуга, а в ответ получал восторг и комплименты; он строил головоломки для того, чтобы устрашить и поймать человека — человек находил их решения с неподдельным энтузиазмом.

И в тот миг, когда он, Великий (ещё не) Королевский стражник, и она, человек с сильной душой и доброй улыбкой, сошлись в битве у окраины Снежнеграда, Папирус заранее знал, что ни в коем случае не причинит ей вреда.

А ещё знал, что после всего произошедшего между ними он просто обязан позвать её на свидание.

На первое и самое отстойное свидание в его жизни.

Он ещё долго не мог понять, как это произошло — или просто разбирался в свиданиях не так хорошо, как думал. Пальцы человека робко тянулись к его руке, глаза искрились счастьем, и в каждом её жесте, в каждом прикосновении читалось признание в любви — настоящей, такой, о какой Папирус пока только читал в книгах…

И ничего.

Ни холода по всему телу — только жар напряжения — ни мурашек по спине, ни дрожащих рук. Ничего такого, о чём упоминалось в последней главе заветного справочника, если верить которому, их свидание закончилось настоящим провалом. Папирус даже из дома поспешил исчезнуть, осознав, насколько он переоценивал собственную силу свидания.

«Можешь звонить мне когда угодно… Платонически»

Она позвонила тут же, прямо из его собственной комнаты. А потом из Водопадья, не успев миновать и первой сторожевой станции.

Она звонила ему когда угодно: когда была чему-то удивлена, или восхищена, или напугана; звонила, если в комнате было слишком темно, чтобы найти путь; звонила из Жаркоземья и, путаясь в словах, рассказывала, как не сумела решить головоломку с цветными плитками; звонила из МТТ-отеля и долго не клала трубку, услышав, что не сможет звонить вблизи Ядра…

Вблизи Ядра.

Её звонки, да и она сама успели стать настолько привычными, что Папирус и значения тогда не придал тому, что на самом деле означает фраза «человек в Ядре».

Ядро, Королевский дворец, и за ним — Барьер. Окончание её пути. Не будет больше звонков, не будет её голоса в динамике; и этот дурацкий рингтон на его телефоне, который так раздражал Андайн, замолкнет на долгое время...

И из жизни Папируса исчезнет, словно бы не существовало её никогда, та, что честно и искренне была готова говорить, делать и чувствовать всё на свете только ради него.

Будь у Папируса сердце, оно бы пропустило удар; будь у него кожа, по ней бы сейчас пробежал холод.

Не до конца понимая, что вообще задумал, он отыскал среди контактов номер Санса.

— Мне нужна твоя помощь! — выпалил Папирус, стоило брату взять трубку.

И тут же, не дав ему ничего ответить, добавил:

— Я хочу поймать человека.