Мистические рассказы (джен)

Это произошло в семьдесят шестом году в одной из деревень Черноземья. Асфальт тогда клали не везде, дороги в сельской местности были грунтовые, а гужевой транспорт считался обычным делом. Нередко можно было увидеть — и услышать — телегу на деревянном ходу. В деревнях ложатся спать засветло, потому что к половине четвёртого утра нужно быть уже на ногах: выгнать корову в стадо, почистить хлев, выйти в огород, а потом успеть на работу… Телевизор тогда был не у всех, зато в каждом доме целый день звучало радио.

В старом деревянном домишке на окраине села семья заканчивала ужинать, когда, перекрывая симфоническую музыку, за окном загремела телега и послышались мужские голоса. В деревне любое движение на улице — событие, и все домочадцы: молодые супруги, трое детей и бабушка — посмотрели в сторону окна.

— Приглуши радио, — попросил муж, и жена убавила звук.

В дверь постучали. Хозяйка пошла открывать, дети с топотом побежали за ней, не обращая внимания на гневные окрики бабушки.

На пороге стоял усталый грибник с двумя кошёлками белых.

— Добрый вечер, хозяюшка. Вот заплутался и на автобус опоздал. Не пустите переночевать?

— Проходите, — пригласила хозяйка. — Сейчас что-нибудь придумаем.

Опоздал на автобус — ничего странного, с кем не бывает. Вскоре гость уже сидел за столом и распивал с хозяином бутылку самогона. Грибы отнесли в погреб, чтобы не зачервивели. Поскольку погода была тёплая, было решено, что гость заночует на сеновале.

Обе хозяйки, молодая и старая, возились на кухне и тихо переругивались. Детям было велено спать. В деревне мама никогда не подойдёт к детской кроватке и не скажет «спокойной ночи», там и теперь не принято баловать детей, а что уж говорить про семидесятые, когда в воспитании главенствовал принцип: «Любить ребёнка нужно, но так, чтобы он об этом не догадывался». «Убирай игрушки и ложись спать!» — вот что слышали дети перед сном. Двое младших уже лежали в постели, а старшая девочка засиделась за книжкой в углу, не обращая внимания на беседу отца с новым приятелем. Мужчины говорили о грибах, лошадях, огороде и прочих важных делах.

Вдруг на колени гостю прыгнула кошка. Он отшвырнул её с криком:

— Брысь!

— Извините, — сказала молодая хозяйка, выходя из кухни. — Муська, Муська!

Она вынесла кошку на улицу, и мужчины рассмеялись.

— Дядя, не обижай Муську, — сказала девочка. — Кто кошку обидит, у того в доме заведётся Мурлыка.

— Кто ж её обижает, — вступился за товарища отец. — Её просто согнали.

— Я их терпеть не могу, — признался гость. — Я из-за этих кошек семью потерял, не поверишь. Вот такая же кошатина на стол залезла, ну, я её и… того. Об этот стол. А жена на меня осерчала, детей забрала и уехала в тот же день. Насовсем. Вот и живу теперь бобылём.

Девочка со страхом смотрела на него. Книга её больше не интересовала.

— К тебе Мурлыка придёт, — шёпотом сказала она.

— Чего зря не болтай, — проворчала бабушка, ставя на стол графин с компотом. — Вы, мил человек, её не слушайте, она дитё малое.

— И вообще ей спать пора, — заявил отец. — Марш в кровать!

Девочка убежала. Хозяин с гостем прикончили бутылку, поговорили ещё немного, и гость отправился на сеновал. В доме погасили свет, и воцарилась тишина. Утром гость уехал на рейсовом автобусе, и в той деревне о нём больше не вспоминали.

* * *

Семён Шипов по прозвищу Шипун разменял четвёртый десяток, когда его бросила жена, а новую жену он так и не нашёл. Хозяйничал один, сажал огород, а если случался выходной — ходил за грибами. Работал он шофёром у лесничего, так что много выпивки себе не позволял. Графика в такой работе почти что нет: в любой момент могут вызвать на начальственную рыбалку или, не дай бог, на пожар.

В тот воскресный день он привёз домой целую гору грибов. Собирать грибы — это одно, а мыть и обрабатывать — совсем другое, и Шипун в который раз посетовал, что нет в доме хозяйки. Грибы он сушил — другие способы заготовки были ему не по плечу. Полдня ушло на обработку добычи. Вечером позвонил начальник и велел завтра быть с машиной к семи утра: предстояло ехать в Управление. К семи так к семи. Шипун отставил початое вино, покурил на крылечке и завалился спать.

Снилась ему сцена из детства: будто бы горит на столе керосиновая лампа, родители с гостями играют в лото, а они с сестрой лежат на печи и гладят кошку, и кошка умиротворённо мурлычет. Внезапно Шипун проснулся, словно его выдернули из сна. Что-то в доме было не так. Он чиркнул спичкой, но ничего странного не увидел: комната как комната… Вот только звук кошачьего мурчания ему не приснился. Шипун ругнулся, вылез из койки и, натыкаясь на мебель, прошёл через всю комнату к выключателю. Хлопнул по нему рукой, зажмурился от света. Мурчание оборвалось.

— Ты где, проклятая?

Он прошёлся по дому, заглядывая во все закоулки, но кошки не нашёл.

— Поймаю, убью, — пообещал он, выключил свет и снова улёгся. И только сейчас вспомнил, что никаких кошек в родительском доме не было. Отец не позволял.

Понедельник прошёл суматошно, поездка растянулась на весь день, а на обратном пути они чуть не влетели в аварию из-за дурака на старом буханке. У этого буханка не работали поворотные огни, и перед поворотом направо дурак резко затормозил. Шипун, ехавший сзади на начальственной «волге», чудом не вылетел на среднюю полосу под колёса огромной «колхиде».

— …! — во всю глотку прокричал Шипун из окна, но дурак на буханке его не услышал. Он благополучно повернул и теперь газовал по грунтовке куда ему было надо.

— … — добавил лесничий, злобно оглядываясь на буханок.

Больше в тот день происшествий не было. Когда Шипун загнал машину в гараж, на часах было девять вечера. «Чёрт с ним», — подумал Шипун и налил себе стакан красного. На ужин сегодня, как и вчера, была яичница с помидорами, да ещё и без хлеба. Вчера вроде осталось полбулки, но сегодня он почему-то не нашёл в буфете ни крошки. Трапеза, прямо скажем, не ахти. «Чертова тварь», — подумал он. Если бы не та наглая кошка, сейчас он был бы не один и ел на ужин домашние котлеты с картофельным пюре.

Телевизора у Шипуна не было, и вечера он коротал, слушая симфонии по радио. Где-то на середине стакана он осознал, насколько противна ему такая музыка, и выдернул штепсель из розетки. Воцарилась тишина — но ненадолго. Не успел он закончить с ужином, как за спиной его раздалось довольное урчанье. Шипун замер. На этот раз звук был низкий, больше похожий на гуденье мотора на холостых оборотах, и слишком громкий для кошки. Захмелевшему Шипуну это очень не понравилось, но нужно было как-то реагировать, и он яростно заорал:

— А ну, пошла прочь, окаянная!

Он вскочил, перевернул скамейку, отодвинул драный диван, но кошки нигде не было. Звук раздавался из стены. Шипун перебежал в зал. Там было тихо.

— Что за чертовщина, — трезвым голосом сказал Шипун, и в этот момент всплыло воспоминание о позавчерашней ночёвке у чужих людей.

Что там девочка маленькая говорила? Вроде как у всех, кто обидел кошку, дома заводится какая-то Мурлыка — или какой-то. Бред, выдумки, бабьи сказки! Ему ли, здоровому мужику, в это верить? Перепил, вот и померещилось. Да и день был тяжёлый. Сегодня они с лесничим едва остались живы, после такого что угодно может померещиться.

Он вернулся на кухню и зажёг свет. Мурчанье смолкло, но не вдруг, а постепенно понижая обороты, словно выключили мотор. Шипун протёр глаза. Нужно было выспаться перед рабочим днём, но засыпать в обществе этой чертовщины не хотелось. В конце концов он оставил свет включённым и улёгся в кухне на диване лицом к стене. Сны ему снились отвратительные: он то и дело просыпался от явственного ощущения, что по спине ходит кошка.

Через неделю односельчане начали замечать, что с Семёном Шиповым творится неладное. Он стал злобным и раздражался по пустякам, а пить стал вдвое больше против обычного, и лесничий сделал ему замечание:

— Гляди, Семён, уволю.

Как-то выдался отгул посреди недели, и сосед-пенсионер пригласил Шипуна на весь день на рыбалку. Семён не раздумывая согласился. Ехали на «козле». Официально машина числилась за лесничеством, но фактически принадлежала соседу, бывшему водителю. Такой номер иногда проворачивали в организации: заказывали для директора новую машину, а старую якобы списывали. Сосед всю дорогу ворчал, какая у него жена змея, и Семён вяло поддакивал.

— Тебе повезло, что твоя сбежала!

Тут Шипун смолчал. Кабы сосед знал, как ему, Шипуну, повезло! Но часами двумя позже летнее марево и яблочное вино развязали ему язык, и он выложил соседу всё как на духу.

— Оно ходит по мне, понимаешь? Словно кошачьи лапки переступают — сперва по полу, потом на койку вспрыгивает, потом по мне идёт. Когда к голове подбирается, я не выдерживаю, стряхиваю его. Каждую ночь. И продукты со стола пропадают. Всё метёт — и хлеб, и объедки. По ночам кости грызёт, а как нажрётся — так мурлычет. Уже две недели, почитай, сплю со светом. Да что ему свет. Это оно раньше боялось, а теперь и при свете мурлычет. С каждым днём всё громче и громче, уже и на мурлыканье не похоже — что твой мотор рокочет. Загонит оно меня в гроб, помяни моё слово.

Сосед недоверчиво покачал головой.

— А не заливаешь, брат? Может, у тебя с перепою белка приключилась?

— А из-за чего я, по-твоему, пью? — обиделся Шипун. — За брехуна меня держишь?

— Да верю, верю. На свете чего только не бывает. Мне бабка рассказывала…

Погожий безветренный день, проведённый на берегу озера, заставил Шипуна забыть о Мурлыке, и на обратном пути они с соседом, оба поддатые, травили политические анекдоты и дружно хохотали. Быстро темнело, и, выезжая с грунтовки, сосед включил фары. Шипун по привычке смотрел на дорогу и завидовал: повезло же человеку прикарманить списанный «козёл».

Вдруг под колёса кинулось что-то тёмное, и сосед резко затормозил. Машина вильнула.

— Ушла, не попала, — с облегчением произнёс сосед и выругался.

— Кто?

— Да кошка, чтоб ей пусто было. Я животных никогда не давлю. А то вдруг у меня тоже что-нибудь заведётся, — поддел он Шипуна и загоготал.

— Пошёл ты, — пробурчал Шипун.

— Чего злишься-то? — хохотнул сосед. — Это ж шутка такая! Тебе не из-за фамилии прозвище дали, а оттого, что шипишь на всех. Добрей надо быть — и к людям, и к животным, тогда и не будет ничего заводиться под печкой.

Шипун неуклюже отшутился, но больше разговор не поддерживал. В одиннадцатом часу он вернулся домой, светя под ноги рыбацким фонарём. В другой руке нёс ведро с карасями. Ещё с порога услышав дребезжанье телефона, чертыхнулся, поставил ведро в сенях и в сапогах протопал по половику. Звонил лесничий, велел завтра подъехать к девяти утра, а заодно спросил, как рыбалка.

— Штук двадцать карасей, — похвастался Шипун. — Крупных. Мелочь не брал.

— Ну и добро. Гляди, не пей сегодня.

Семён побожился, что, кроме чая, ничего не пьёт, и положил трубку. И решил, что и вправду не мешает вскипятить чайку. В буфете оставались сухарики и нетронутая с прошлого года баночка мёда — самое то, что надо! Переобулся в тапки, пошёл на кухню, набрал воды… Порадовался, что наконец-то провели водопровод, а то сейчас пришлось бы тащиться через всю деревню к колодцу. Поставил чайник и невзначай отметил, что баллон пора менять — огонёк был красный и еле горел.

Он включил радио, слегка убавил громкость и под музыку Римского-Корсакова вымыл вчерашнюю посуду, потом поставил на стол нехитрые сладости и белый заварник с отбитым носиком. Там был крепкий чёрный чай, заваренный в понедельник. Когда чайник закипел, Шипун налил себе полную кружку и предался раздумьям о своей невесёлой жизни. Может, его судьба сложилась бы иначе, не убей он тогда злосчастную тварь.

По радио начали читать какой-то роман, и Шипун заслушался, но внезапный звон и грохот в прихожей заставили его бросить всё и вскочить. Он дёрнул шнур приёмника. «Чёрт, я же забыл положить рыбу в морозилку!» — вспомнил он и побежал в сени, но тут из-за двери раздалось низкое урчанье вперемешку с чавканьем, и Шипун замер на полпути.

Он простоял столбом несколько минут, покрываясь холодным потом и лихорадочно придумывая разумные объяснения. Наверняка он забыл закрыть входную дверь, и в сени пробралась лиса или собака. Для кошки урчание было слишком мощным — разве что это была очень большая кошка. С колотящимся сердцем Семён понял, что звуки изменились, став ещё более густыми и громкими, словно тот, кто жрал рыбу, одновременно с этим увеличивался в размерах. «Растёт, — отметил Шипун точно во сне, — растёт на хорошей жратве».

По полу заскребли аршинные когти. В одну секунду Шипун понял, что надо бежать — но как? Маленькие скруглённые наверху окна не открывались, как и в большинстве старинных домов, а рамы были вмурованы так, что с размаху не высадишь. Просто бить стекло бесполезно, в такую крошечную ячейку пролезет только ребёнок. Можно отсидеться в подвале. Нужно как-то обмануть эту… это… В сенях раздался стук упавшей мебели, потом оглушительный хлопок, и свет погас. Потянуло горелой изоляцией, и Шипун, вполголоса матерясь, попятился, наткнулся на табуретку и чуть не полетел на пол.

А потом он услышал скрип открываемой двери. Этот домашний и знакомый звук поверг Шипуна в панику: он нашарил в кармане спички и стал зажигать одну за другой, роняя на пол, но никого не видел. Пробираясь вдоль стены к подвальному люку, он отчётливо слышал тяжёлое дыхание, будто кто-то принюхивается. На миг Семёну показалось, что на высоте человеческого роста в дверном проёме сверкнули два зрачка, и он выронил спичку. На потёртом коврике из нейлонового волокна тут же образовалась дыра, но Семён этого не видел: он пытался нашарить ногой железную петлю в полу.

Оно заурчало и шагнуло вперёд. По полу застучали когти. Семён судорожным движением выхватил сразу несколько спичек и чиркнул по коробку, выкрикивая проклятия, сел на карачки и стал искать люк рукой. Огонь обжёг его, и он с шипеньем отбросил спички, но темноты больше не было. Пламя взвилось по нейлоновой занавеске, быстро охватывая обои и деревянные карнизы.

Семён сорвал с дивана покрывало и с криками начал бить по пламени, в помрачении рассудка отбиваясь также от невидимой жути, которая не боялась огня и подходила всё ближе — он уже слышал низкий рокот её урчания в шаге от себя.

Шипун так и не увидел, что это было. Последнее, что он почувствовал, были острые клыки, сомкнувшиеся на его шее.

Деревенские жители очень бдительны. Соседи заметили пожар почти сразу и вызвали наряд. В лесничестве всегда имеется снаряжённая пожарная машина, так что огонь был потушен в считанные минуты. Дом не пострадал, но хозяина так и не нашли.

И ещё долго по окрестным деревням гулял слух, что будто бы милиция обнаружила в доме Шипова обгрызенный кусок человеческой кости…