Дред и Фордж (джен)

— Я Джордж Уизли, как уверен, все вы меня знаете — загонщик гриффиндорской команды по квиддичу, хогвартский шутник, совладелец «Волшебных Вредилок» и вторая половина Фреда Уизли, — начал печально Джордж с натянутой улыбкой, которая тронула только губы. — Фред был-есть мой лучший друг и всегда им будет. Но я стою здесь не для того, чтобы рассказать вам историю жизни одного человека, прожитую двумя людьми. Я здесь для того, чтобы поделиться с вами чем-то, что случилось после великой войны, что заставило меня, наконец, понять — Фред ушел навсегда. И насколько сильно я люблю его, — сидящие в зале с грустью посмотрели на скорбящего рыжеволосого парня. — А потом, может быть, я расскажу вам о некоторых из наших лучших шуток, — добавил он, и по рядам прозвучало несколько смешков.

— Мы только начали восстанавливать Хогвартс после войны, и наша небольшая группа нашла это зеркало. Гарри назвал его Зеркалом Еиналеж, сказал, что оно показывает самые горячие желания нашего сердца. При этом он выглядел печально и тоскливо, и посоветовал не слишком засматриваться, потому что это только разрушит наши нынешние надежды на счастье. И, конечно, каждый по очереди заглянул в него, и почти все отходили с печальными лицами после увиденного. Я остался последним, и вот, посмотрел в зеркало и увидел себя. «Как такое возможно?» — размышлял я мысленно. — «Я думал, ему предполагалось показать самое горячее желание моего сердца, не меня?» — Джордж судорожно вздохнул и продолжил, — Я застыл на несколько минут, прежде чем кое-что заметил: у моего отражения оба уха были на месте, оно стояло в чуть другой позе, и на его лице красовалась проказливая усмешка, очень не похожая на мой хмурый вид. Я осознал: это был Фред. Я почти сломался прямо там, и все время думал — да и сейчас думаю: он был белым, а я черным, и вместе мы составляли серый; он был арахисовым маслом, а я джемом, и вместе получался сэндвич; он был водой в моем океане, глазурью на моем торте, молоком к моему печенью, моим лучшим другом, и, что важнее всего, — кульминацией моих шуток. И когда я понял, что он ушел, меня словно ударило обухом по голове, и ни с того, ни с сего, я вспомнил все те вещи, которые мы делали вместе, которые теперь я буду делать один. Мне даже сложно закончить свою речь, потому что я продолжаю думать, что это сделает за меня Фред. «Торжественно клянусь, что замышляю только шалость» — я никогда не говорил это в одиночку, и я никогда снова не сыграю шутку вместе с ним — или не закончу его шутки.

Джордж сделал глубокий вдох.

— Но Фреду бы не понравилось, что мы просто сидим здесь без дела и оплакиваем его — мы должны встать и дальше жить своей жизнью, но не забывать о нем! Если вы хотите почтить его память, не скорбите, что он потерял свою жизнь, помните, что до этого она у него была потрясающей! Я имею в виду, мы, по крайней мере, должны пойти выпить сливочного пива или что-то еще! Мерлиновы панталоны, Волдеморт мертв! И пусть даже мы всегда будем «Дредом и Форджем», может быть, я должен попытаться стать «просто Форджем» и в конечном счете я присоединюсь к Дреду, рано или поздно мы снова будем в порядке — даже если сейчас это причиняет боль.