Мы разводим мутантов (джен)

Сквозь занавески пробивается весёлый утренний луч, за окном оживлённо щебечут птицы. Слышится деловитый гул первых автомобилей, перекликаются люди, спешащие по своим делам. Я люблю это время, когда одновременно со мной просыпается вся страна. Соскочив с кровати, открываю окно, и свежий ветер прогоняет остатки сна. Столько людей, и все куда-то торопятся, каждый чувствует себя нужным в этом сложном, но замечательном мире.

Это чувство собственной значимости передаётся и мне, и я счастливо улыбаюсь. Вот мой институт, всего в нескольких шагах от пристройки, в которой я живу с тех пор как вышла замуж. Через час я снова встречусь с этими знакомыми стенами, с колбами, пробирками и, конечно, с нашими симпатичными зверюшками. Я люблю свою работу. Наш институт занимается важным и нужным для человечества делом. Если вы ещё не догадались, то поясню: мы разводим мутантов.

* * *

В холле, как обычно, поздоровалась с пьяным Яном — это вахтёр, но возле дистиллятора его можно застать гораздо чаще, чем на вахте. На втором этаже меня поймал доктор Зелман и велел срочно идти в отдел крупных монстров. В чём же дело? Оказывается, Грингульес порвал цепи и проломил стену в соседний кабинет, где Георг выращивает ядовитых мух, и они его, Грингульеса, покусали. Несчастный монстр с перепугу встал на задние лапы, и под ним треснул пол.

Георг просто места себе не находит, ведь Грингульес в припадке ярости разметал всю лабораторию и поколол пробирки с протокультурой, и теперь мы вынуждены будем до конца дня ходить в респираторах. Протокультура не опасна, но обладает отвратительным запахом.

Мои ребята меня слушаются. Спешно накинув белый халат, я вбежала в порушенную лабораторию.

— Тю-тю-тю, Грингульесушка, иди к мамочке! — позвала я его, держа на вытянутой руке любимую Грингульесову еду: кусок хлеба, облитый постным маслом.

Неповоротливая туша с трудом крутилась по лаборатории. Учуяв лакомство, Грингульес заурчал, как паровоз, и радостно протянул ко мне сразу оба хобота — и левый, и верхний. Я отступила в пролом, желая выманить животное из кабинета Георга. Это мне удалось. Санитары погрузили бедолагу на мини-трактор, предварительно введя ему под лопатку литр снотворного, и повезли в лазарет. Эти бессовестные Георговы мухи сплошь его искусали.

Я пошла наверх мыть руки и протирать их спиртом — у нас с этим строго — и, конечно, увидела перед дистиллятором Яна. Он подставил колбу под кран и ждал, пока накапает. Уступить, конечно, не согласился, и я разозлилась. Из-за пьяницы-вахтёра я теряю время! Раньше у нас было два дистиллятора, один для Яна, другой для института, но второй недавно взорвался. К слову сказать, это произошло в тот же день, когда моего мужа съели ребята из вивария. Разругавшись с Яном, я вернулась в свой отдел.

Я работаю с мелкими мутантами, но с ними тоже полно мороки. Например, они способны расползаться, и вы не можете знать, где в данный момент находятся некоторые из них — может быть, у вас за шиворотом. Сегодня огорчение другого рода — змееёж Викки проглотила напильник, и теперь не обойтись без операции. Тяжко смотреть, как гибкое, подвижное существо пытается свернуться в спираль и не может.

* * *

Задаю корм. Изголодавшиеся мутанты жадно набрасываются на пищу. Вдруг сзади хлопает дверь — и я от неожиданности едва не роняю вилы. Это в истерике прибежала лаборантка Минна. Что опять стряслось? Да ничего, просто протокультура начала размножаться. На первом этаже ступить негде.

Ума не приложу, почему вся дрянь так любит размножаться. На скорую руку покидав комбикорм в оставшиеся ячейки, бежим с Минной глазеть. В лестничном пролёте столпился едва ли не весь штат. Георг рвёт и мечет. Доктор Зелман не знает, что делать, и поэтому на всех орёт.

Потихонечку протолкавшись вперёд, я увидела блёклую студенистую массу, которая медленно так, жеманно шевелилась.

Ян (глубокомысленно):

— А можно ли из этого гнать?

Нас спас профессор Штыркел. Он приволок аппаратуру, разогнал всех и сказал, что сам всё уладит. Дай бог ему здоровья. Так-то он редко в нашем крыле появляется, обычно сидит в бункере в отделе Чёрных дыр, и характер у него не мёд — но когда нужно быстро что-нибудь убрать, то он незаменимый человек.

* * *

— Пинцет.

У доктора Зелмана дрожат руки, как бы чего не наворочал. Викки под общим наркозом. В растянутом виде она занимает весь стол, но в ширину всего десять сантиметров. Чёрт бы побрал того дурака, что забыл в виварии рашпиль. Этот предмет так похож на сырую рыбу, к которой привыкла Викки… Вычислю — отдам монстрам.

Георг зовёт меня вечером в кино. Я бы пошла, но разве можно бросить Викки?

* * *

Сегодня с утра одно беспокойство. Пришла повестка из полиции — дескать, наши питомцы испортили телебашню, и во всей области нет телевещания. Видимо, ржавки поработали — а я ведь говорила, что нельзя их отпускать гулять без присмотра! Понятия не имею, как Зелман будет выкручиваться.

У меня свои заботы — Викки беременна. Спрашивается, как это произошло? Она же единственный змееёж в природе! По-моему, это чья-то гадкая шутка. Настроение неважное. Не знаю, что бы я делала без Георга: он весь день помогает мне в работе, поит кофе, рассказывает всякие истории. Если снова пригласит в кино — обязательно пойду.

* * *

Между прочим, Зелман выкрутился, и ещё как. Что он им наплёл, не говорит, но от нас отстали. Думаю, что просто напугал. По его настоянию ржавок перевели в подвал. К сожалению, там близко проложены водопроводные трубы, и теперь мы ходим за водой к колодцу. Кому охота пить ржавую воду?

* * *

Темно. Я дежурная. Георг с Минной ушли в кино. Я знаю, что сеанс сегодня отменили, но ничего им не сказала: пусть прогуляются. Сегодня отличный летний вечер. Вот только холодно, как в вытрезвителе — уже третьи сутки температура не поднимается выше трёх Цельсия. Синоптики считают, что это антициклон, а мы с доктором Зелманом считаем, что это наш сбежавший удав-хладогенератор. Да и не всё ли равно, от чего будет чихать Минна?

Кутаюсь в шаль и поглядываю на телевизор. Передают балет. Я уже почти сплю в кресле, как вдруг снизу раздаётся вопль, от которого волосы встают дыбом.

Вбегаю, как ошпаренная, в виварий. Викки!

* * *

Опустив руки, стоим всей командой перед вольерой, где повизгивают и копошатся пятеро маленьких грингульесиков. Викки их облизывает, обернувшись вокруг них в два слоя. Зелман в ступоре. Минна пишет в блокноте. Штыркел суетится, сыплет латынью и предлагает аннигилировать приплод. Ян, по обыкновению, рассказывает гадкие анекдоты, впрочем, подходящие по теме. Георг молчит.

* * *

У Зелмана новый секретный проект. Он днями пропадает в подвале, перетащил туда кучу аппаратуры и часто бегает с первого этажа на третий и обратно. Мы с Минной, понятное дело, сгораем от любопытства, но виду не подаём.

Георг явно что-то знает, но я не хочу с ним разговаривать. С тех пор как он попытался выдать свою дурацкую выходку с Викки за научный эксперимент…

* * *

Я сижу на подоконнике, ем вишню и плюю косточки вниз на полицейских, которые оцепили наш институт плотным кольцом. Георг что-то кричит мне, но я не слышу из-за жуткого гула военных вертолётов. Из-за этого гула бедная Минна даже не может завизжать: какой прок визжать, если тебя никто не слышит?

Зелман бледен, но спокоен. Танк даёт предупредительный выстрел. Мне отсюда хорошо видно, как из-за гаражей высовывается фиолетовое щупальце и скатывает в шарик ближайшую полицейскую машину. По щупальцу врезали огнемётом, но ему, извиняюсь за каламбур, всё фиолетово: наши осьминоги огнеупорны.

Ко мне на колени взбирается мохнатый зелёненький Рикки, мой любимец. Угощаю его хлебом с постным маслом. Рикки способнее своих четырёх братьев, да и растёт быстрее. Что-то из него вырастет?

От раздумий меня отвлекает волна иприта, и я спешу захлопнуть окно. И вот мы все, сотрудники, сидим и спорим: то ли это полиция травит газом питомцев доктора Зелмана, то ли питомцы доктора Зелмана научились синтезировать ядовитые газы и травят полицию.

Как-то мы в суматохе забыли о профессоре Штыркеле, а ведь он не выходил из бункера уже полгода. И вообще всё крыло, под которым находится бункер, куда-то постепенно исчезло, и мне это не нравится. Ну да ладно, сейчас не до этого.

В коридоре шум, топот, вопли. Кто-то сорвался с цепей, кого-то сожрали живьём. На всякий случай спрячу свои записи в сейф — а если всё обойдётся, уничтожу. Нехорошо, если они попадут к газетчикам и о нашем институте пойдут разные слухи.