Правдивая ложь (джен)

Гарри недолюбливал дядю Вернона не столько за его строгость, сколько за несправедливость.

— Подъем! — рявкал Вернон над ухом у маленького Гарри, срывая с него одеяло ровно в шесть утра. — День начинается с зарядки!

Зарядка по утрам началась так давно, что Гарри уже не помнил те времена, когда ему доводилось, проснувшись, поваляться в постели. Нельзя сказать, что зарядка Гарри не нравилась — под руководством Вернона Дурсли Гарри вырос худощавым, но жилистым пареньком, привычным к физическим нагрузкам. Не нравился Гарри в основном вид дяди Вернона, нависающего над ним в своей огромной пижаме. Да и кому понравится с раннего утра обливаться потом, когда другой и в ус не дует, засунув ноги в пухлые шлепанцы?

Второй несправедливостью, обижавшей Гарри, было то, что к своему родному сыну Вернон Дурсли был снисходителен и добр.

— Дуй на кухню, салага! — командовал дядя Вернон, когда Гарри заканчивал с зарядкой. — Вот спихну тебя со своей шеи через десяток годков, ты ж с голодухи помрешь, даже яичницу себе пожарить не сумеешь. И смотри мне, Дадлик любит, чтобы желток был жидкий!

В результате ежедневного наряда по кухне Гарри уже в семь лет научился готовить неплохо, а к девяти и вовсе хорошо, но похвалы за это так и не дождался. Дадли же тем временем поднаторел в компьютерных играх и пересмотрел кучу мультиков по вечерам — то есть после того часа, когда Вернон Дурсли объявлял для Гарри отбой и запирал его в комнате.

Насколько Гарри знал, когда-то давно, еще до того, как сделаться продавцом электрических дрелей, Вернон Дурсли отслужил в армии и вынес оттуда многое из того, чем он теперь донимал Гарри. Ни в чем другом, однако, краткое армейское прошлое не оставило на Верноне отпечатка — он одевался в просторную мешковатую одежду, ходил вразвалочку и имел вид преждевременно оплывшего и немного опустившегося человека.

Каждую субботу дядя Вернон возился в гараже, приводя в идеальный порядок свою машину и мастеря всякие полезные и бесполезные штуки — однажды он даже сам собрал для Дадли гоночный велосипед, вероятно, поскупившись купить новый, а в другой раз сделал для сына игрушечный пистолет, очень похожий на настоящий. Пистолет понравился Гарри, совсем не тронул Дадли и сильно взволновал тетю Петунью. Петунья отобрала у Дадли пистолет, задобрив капризничающего сына новыми часами, которые она планировала подарить ему на Рождество, и долго что-то выговаривала Вернону вечером, так что Гарри даже стало любопытно, и он прокрался к спальне своих опекунов.

— Житья от них нет, хоть беги! — причитала тетя Петунья, когда Гарри заглянул в замочную скважину и увидел, как грузный и пузатый дядя Вернон в своей обычной пижаме, понурившись, сидит на кровати. — Ты что мне говорил? Ты какие клятвы давал?

— Ладно, пулемета я ему не дам, — согласился дядя Вернон, и Гарри чуть не выдал себя, хрюкнув в замочную скважину: раньше Гарри и не подозревал, что у дяди Вернона неплохое чувство юмора.

На следующий день дядя Вернон ушел в свой кегельбан, куда он ходил каждое воскресенье и откуда он всегда возвращался под вечер, под хмельком и с таким видом, словно играть в кегли было тяжким трудом, и о происшествии с пистолетом Гарри как-то позабыл.

Дадли пистолет все же вскоре пригодился бы — даже если он был игрушечный, изделием Вернона Дурсли можно было как следует врезать по голове, хотя бы той змее, которую в зоопарке выпустила на волю проснувшаяся магия Гарри. Гарри вскочил на ноги, вначале думая воспользоваться отсутствием тети Петуньи и напихать Дадли за толчок и нападение сзади, но потом увидел нависшую над Дадли змею и оттер его плечом.

— Не трогай, — произнес Гарри и наконец понял, что не говорит со змеей, а шипит.

— Я в Бразилию, амиго, — примирительно прошипел в ответ удав и уполз в дверной проем, в котором появился дядя Вернон, встречей с удавом совсем не впечатленный.

— На черта ты это сделал? — неожиданно спокойно сказал Вернон, обращаясь к Гарри и кивая на исчезнувшее стекло террариума. — Засекут тебя, дурила.

С этими словами дядя Вернон подхватил обоих детей под мышки, грубо отпихнув в сторону восторженного человека в странной шляпе и мантии, и Гарри не успел и оглянуться, как оказался на заднем сиденье ревущего автомобиля.

— Сбить их со следа, — приговаривал дядя Вернон, закладывая виражи, от которых Гарри и Дадли попеременно кидало друг на друга. — Сбить со следа!

В очередной раз ударившись головой о стекло, Гарри подумал с досадой, что дядя снова даже не похвалил его за то, что он вступился за Дадли. Но, с другой стороны, заметил себе Гарри, цепляясь за пассажирское кресло впереди, дядя Вернон хотя бы не стал ругаться, а уж как ругалась бы тетя, если бы ее так мотало по всей машине!

Тетя Петунья не обманула ожиданий Гарри: узнав о случае в зоопарке, она кричала на Гарри по меньшей мере четверть часа, обвиняя его в том, что он подвергает опасности всю семью.

— Ну скажи мне, что ты разбил стекло камнем, — требовала от Гарри тетя Петунья, которую раздражало любое упоминание о сверхъестественных и необъяснимых событиях, а уж связь этих событий с Гарри, которую можно было заметить нередко, всегда будила в ней одновременно и страх, и ярость.

— Ладно, — наконец подал голос дядя Вернон, и Гарри снова удивился его спокойствию. — Не было там никакого камня.

Гарри провел остаток дня в своей комнате, на окне которой стараниями дяди Вернона к вечеру появилась решетка, и только ближе к ночи осмелился выползти в коридор, чтобы послушать, о чем вот уже полчаса спорят дядя и тетя в своей спальне.

Когда Гарри заглянул в замочную скважину, Вернон Дурсли, как-то неожиданно подтянувшийся, стоял в середине комнаты со спальником под мышкой.

— Мы не должны уезжать, — говорила тетя Петунья, и по ее голосу Гарри почувствовал, что она повторяет это уже не в первый и не во второй раз. — И ты обещал мне, что он останется нормальным человеком, как все!

Вернон Дурсли вздохнул, махнул рукой и двинулся к двери, так что Гарри не только не удалось ничего услышать, но и едва посчастливилось убраться в свою спальню незамеченным.

Гарри попытался выглянуть из спальни еще раз, но ему так и не случилось что-либо выяснить, кроме того, что дядя Вернон почему-то решил спать под дверью в спальном мешке. «Наверно, он крепко поссорился с тетей», — заключил про себя Гарри и отправился спать.

Следующий день был для Гарри необычным днем — начался этот день не с зарядки, а с того, что дядя Вернон, которому совсем не повредила ночь, проведенная на голом полу, рано утром провозгласил на весь дом грядущий отъезд.

— Через пять минут я жду вас здесь — готовыми к отъезду, — объявил Вернон Дурсли. — Мы уезжаем, так что быстро соберите необходимые вещи — и никаких возражений!

Гарри выскочил из кровати, умылся и привел себя в порядок быстрыми точными движениями — в обычные дни дядя Вернон тоже любил устроить племянничку сборы на скорость — и спустя пять минут уже стоял у входной двери с собранным рюкзаком, так и не сообразив, что происходит странное.

Соображать Гарри начал уже в машине, которая быстро вырвалась из его родного городка и ревя двинулась по бездорожью. Во-первых, в машине не было Дадли, словно дядя Вернон забыл его впопыхах или Дадли не уложился в норматив по сборам. Во-вторых, тетя Петунья, похоже, в норматив уложилась, чего с ней на памяти Гарри не бывало ни разу в жизни. Гарри раньше даже не думал, что мягкий со всеми, кроме него, дядя Вернон может так круто обойтись с собственной семьей.

Дядя Вернон тем временем заехал в чащу леса и двинулся дальше, не обращая внимания на царапающие автомобиль ветки. Тетя Петунья, всегда такая аккуратная и готовая раскричаться из-за небольшого пятна на скатерти, оставленного Гарри, сидела рядом с дядей прямая и молчаливая, и Гарри снова посетовал про себя на ее несправедливость. Еще бы, дяде Вернону можно царапать машину сколько угодно, а Гарри в прошлом году всего лишь два раза попал в нее из лука!

Дядя Вернон за этот необычный день удивил Гарри еще несколько раз, но самым удивительным было то, что вечером, добравшись до моря, Вернон достал где-то лодку, погрузил в нее все пожитки, несмотря на начинающийся шторм, и уверенно сел на весла. Гарри надеялся, что хотя бы тетя Петунья проявит благоразумие и откажется садиться в утлую посудину, но тетя бестрепетно шагнула в лодку, словно и не сомневалась в умении продавца электрических дрелей преодолеть по морю добрую милю до каменистого островка, да еще в такую погоду, в которую в море отважится выйти далеко не каждый рыбак.

В лодке было холодно и мокро, дождь хлестал Гарри в лицо и заливал ему за шиворот, и дорога, казалось, тянулась часами. Когда Гарри стало совсем невмоготу, он поднял глаза на дядю Вернона, упрямо работающего веслами, и с уважением подумал, что дядя Вернон, очевидно, очень силен и вынослив, и холодный дождь ему совсем нипочем. Тетя Петунья, сидевшая на руле, такого восхищения от Гарри не удостоилась, потому что несколько минут спустя дяде Вернону пришло время спрыгивать в ледяную воду и чалиться в шторм к голым камням, с чем он справился с подобающей менеджеру среднего звена легкостью.

К концу недели, проведенной на пустынном каменистом острове, Гарри даже забыл о своем приближающемся дне рождения, думая только о том, что он хочет поступить не в волшебную школу, порой являвшуюся ему во снах, а в тот техникум, где дядя Вернон учился по строительной специальности. В этом техникуме, как оказалось, учили массе великолепных вещей: как упаковать пожитки и ружье так, чтобы в дождь и шторм доставить их на остров сухими, как развести огонь на ветру и насколько важно в шторм забрать с собой весла и вытащить лодку повыше, если не собираешься остаться на острове на всю жизнь. Впрочем, по специальности дядя Вернон тоже на острове поработал, и покосившийся домик с дырами в стенах был приведен им в порядок за несколько дней, словно по волшебству.

Покончив с обязательной программой, дядя Вернон вспомнил, что кто-то давно не делал зарядку, и Гарри накануне своего дня рождения пришлось выполнять невыполнимое.

— Это невозможно, дядя, — в сердцах сказал вечером Гарри, который несколько дней до этого был у дяди Вернона подмастерьем и довольно душевно сошелся не только с ним, но и с тетей Петуньей, которая, как оказалось, тоже кое-что умела. — Либо подтягивание, либо стрельба. У меня руки дрожат и сердце колотится, так никто никуда не попадет.

— Так это оно всегда так, — пояснил дядя Вернон, жаря в камине мясо, и в этот момент кто-то словно грохнул в дверь кувалдой.

— Сиди! — тихо приказал Гарри дядя, мягко подходя к двери сбоку. — Петунья, на огневую!

В дверь ударили еще раз, с такой силой, что она влетела в комнату, дядя Вернон, пригнувшись, кинулся в дверной проем, и вслед за дверью в комнату влетел самый большой человек, которого Гарри приходилось видеть. Он был почти вдвое выше дяди Вернона и втрое шире — и, тем не менее, именно дядя Вернон сидел у него на спине, заломив его страшную руку.

— Где твоя палочка? — потребовал Вернон Дурсли, и великан после секундного колебания кивнул на свой зонтик.

— Подними, Гарри, — приказал дядя Вернон, и Гарри поднял с пола потрепанный зонтик, неожиданно пришедшийся ему по душе. Гарри покрутил зонтик в руках, взмахнул им, и с конца зонтика, к его удивлению, вылетел сноп искр.

Вернон Дурсли, однако же, совсем не удивился такому происшествию и не выпустил своего гостя.

— Что тебе передать велели? — спросил Вернон Дурсли.

— Вода нам как земля, — произнес великан кодовую фразу, которая Гарри показалась странно знакомой — раз в год дядя Вернон все же позволял себе спеть пару любимых песен. — Господин гвардии майор, ну что вы со мной как с Пожирателями. Я с днем рожденья парня хотел поздравить, в школу к нам его пригласить.

— Ну расскажи, расскажи мне про cвою школу, — скептически сказал Вернон, отпуская великана. — Чужого парня я бы, может, туда и отдал, а этот вроде как свой уже стал.

Дадли тем временем находился на попечении дюжего мужчины, внешностью походившего на циркового силача, а тяжелой челюстью и колючими глазами — на профессионального убийцу. Вернон Дурсли действительно не раз клялся жене, что их родной сын останется нормальным штатским человеком, и эти клятвы она припоминала ему и после подаренного пистолета, и в ночь перед отъездом, но трудные времена требовали трудных решений.

— Двадцать пять отжиманий? — скептически хмыкнул силач, наклоняясь над Дадли и посасывая сигару. — И это все, чего я дождусь от сына Вернона Дурсли? Моя дочурка и то в два раза больше отжаться может.

От обиды Дадли запыхтел и смог отжаться еще трижды.

— Еще парочку, до тридцатника, — предложил силач. — Ну же, не разбивай мое любящее сердце!

Разбивать сердце такого человека Дадли не решился и все же выжал свое грузное тело еще два раза, после чего в бессилии рухнул на пол.

— Я больше не могу, дядя Джон, — простонал Дадли, рассчитывая тронуть сердце своего мучителя.

— Для тебя, салабон, не дядя Джон, а полковник Метрикс, — отрезал силач. — Забудь, что было на гражданке, понял? Мать слишком над тобой квохтала: Вернон подарил тебе пистолет, а где он?

— Мама мне дала вместо него часы, — ответил Дадли с пола, так и не собравшись с силами встать.

— Часы, — передразнил Метрикс. — Вот нападут на тебя упыри, которые души из людей высасывают, — и ты что, скажешь им «шесть по Гринвичу»?

— Но ведь упырей не бывает, — нерешительно возразил Дадли, и в этот момент в кармане кожаного жилета, который Метрикс носил на голое тело, затрещала рация.

— Слышу тебя, дружище! — сказал в рацию Метрикс, и Дадли почудилось, что сквозь рев помех он улавливает далекий голос своего отца. — Да уж я понимаю, что магия тебя глушит, ты громче только говори… Что значит в школе нет службы безопасности? … А из охраны только пенсионер с кошкой? … Идешь сюда, братан? На вертушке, похожей на старый фордик? … Буду, буду готов!

Полковник Метрикс выключил рацию, недоуменно покачал головой и повернулся к Дадли, который уже сумел встать на четвереньки.

— Пакуй ранец, салабон! — скомандовал Метрикс. — Хана теперь этому Трындыпольту!