Карпатский цветок (джен)

Мое имя — София Долохова, я внебрачная дочь Антонина Долохова. Кем была моя мать, я не знаю, мой отец никогда не говорил о ней. Скорее всего, она была обедневшей чистокровной или нищей полукровкой, бывшей у отца на содержании. На грязнокровок такие, как мой отец, внимания не обращают. Когда я перестала нуждаться в материнском молоке, меня забрали у матери, чтобы воспитать достойным членом рода, вычеркнув из жизни такое мелкое недоразумение, как женщина, даровавшая мне жизнь.

Я росла в закрытом мэноре среди привезённых из далёкой Руси нянек, учивших меня русскому языку, рассказывающих мне легенды и сказки и воспитывающих во мне безграничное почтение и беспрекословное повиновение к отцу. С пелёнок я знала, что моя жизнь будет идти по чёткому сценарию. Я выучусь, выйду замуж за человека, которого выберет отец, буду рожать детей и заниматься тем, чем позволит мне муж.

В семь лет отец стал отправлять меня к своей бабке — карпатской мольфарке Иоанне. Я хорошо помню их первый разговор, намертво запечатлевшийся у меня в памяти.

— А ты чего ждал, непутёвый? Не зря в семейке вашей дитяток только в браке законном рожали. Ну, чего есть, того не воротить. То, что не сквибка девка, — говорю точно. Но и ведьмой не быть ей хорошей. Давай так, милок. Привози-ка ее сюда на лето, до одиннадцати лет, разберемся.

Здесь, среди величественных лесов и бесконечных полей, я могла бы быть просто ребенком, обычной маленькой девочкой, не обременённой правилами и жёсткими рамками.

Я уплетала за обе щеки тёплый хлеб из печи, запивая его парным молоком.

Я могла бегать босиком по цветущему лугу, лазить на яблоню, есть лесную малину прямо с куста. Здесь я почувствовала, что значит быть любимой.

Ненавязчиво бабушка учила меня тому, что знала сама. Неграмотная и необразованная, она знала гораздо больше многих колдунов. Я видела, как из вихрей аппарации появлялись маги, шедшие к бабушке со своими делами и проблемами. Я видела, как маги, от которых отказались, выходили из бабушкиной избы своими ногами.

Здесь я училась слышать голос деревьев, шёпот воды, шелест трав и цветов. Я училась слышать лесных мавок и понимать тихое пение русалок. Я впитывала как губка каждое слово старой мольфарки, запоминала каждый заговор и молитву. К десяти годам я могла прикосновением затянуть неглубокую ранку, сварить отвар, дающий ясность разума, знала, как вышить оберег и как защитить дом от нечисти.

К одиннадцати годам стало ясно, что школьную программу Хогвартса мне не освоить.

Я помню, с каким презрением тогда посмотрел на меня отец. Нежеланный, нелюбимый ребёнок, вдобавок оказавшийся обделённым магической силой.

— Непутевый, чего на дитё взъелся! — голос прабабушки грохотал в избе раскатами грома. — То, что слабая, — твоя вина полностью, сам дитё сгубил — на себя и пеняй. Найду ей палку, будет колдовать, как все. А ты или здесь ее оставляй, буду учить, как меня учили, или перестань дитё мучить.

Тогда отец решил, что если бабушка найдёт мне подходящую палочку, то я буду учиться дома с нанятым учителем. Светить внебрачную, и к тому же магически слабую, дочь Долохову не хотелось.

Осенью я вернулась в Англию с волшебной палочкой. Не знаю, где бабушка нашла её, скорее всего, помог кто-то из магов, исцеленных ею в прошлом.

Дома меня ждали привезённая из Франции гувернантка и учитель немец. Они были опутаны Непреложными обетами, как паутиной, что гарантированно не давало им упомянуть о моём существовании за пределами этого дома.

Жёсткий регламент, сухое общение, наказание за каждую провинность или недостаточное усердие в учёбе — такой стала моя жизнь в дальнейшем. Каждый год я ждала лета, чтобы убежать из этого склепа к такой родной и любимой бабулечке, чтобы ощутить свободу, чтобы дать волю всему, что так тщательно сдерживалось в стенах отцовского дома.

Когда мне исполнилось семнадцать, любимой прабабушки не стало. Я успела сдать экзамены и похвастаться своим слабеньким аттестатом.

Я сидела возле бабушкиной постели и тихо плакала.

— Софийка, родненькая моя. Ты пошла в наш род мольфарский. Не грусти, что не можешь многого. Зато умеешь то, что другим не под силу. На отца своего непутёвого зла не держи, помни, чему у меня училась.

* * *

Сразу после похорон мы вернулись в Англию.

С наступлением осени я много времени проводила на улице, стены угнетали меня, хотелось хотя бы на минутку вернуться в дикие карпатские леса.

В нашем доме всегда было пусто и тихо, отец не любил гостей, если приходили редкие посетители, не позволял мне выходить из своей комнаты.А в саду бурлила жизнь, я слушала пение птиц, кормила уток в пруду, нежилась под лучами последнего теплого солнца.

В один из таких дней я сидела на скамейке и любовалась закатом. Водная гладь нашего озера была спокойна и безмятежна. Тёплый ветер играл с прядями моих волос и ласкал кожу. Водоплавающие птицы бесстрашно подплывали к кромке воды и брали еду из моих рук. Вдруг передо мной появился Патронус отца, велевший мне срочно возвращаться в дом. Через несколько минут я уже стучала в дубовые двери кабинета, ожидая позволения войти внутрь.

Двери открылись, и я впервые за много лет увидела постороннего человека, сидящего в кресле перед камином и стоящего перед ним с опущенной головой отца.

— Подойди, София, — сказал мне отец, — познакомься, это мой господин — Лорд Волдеморт.

Я склонилась в глубоком реверансе, разглядывая Лорда из-под опущенных ресниц. Этот человек был божественно красив, но эта красота была обманчива и губительна. От него несло опасностью, а его мощь сплющивала всё мое естество в лепешку.

— Подойди, дитя, — глубокий голос завораживал и вынуждал подчиниться. Я приблизилась к Лорду, опустив голову и глядя на носки своих туфелек. Он прикоснулся к моему подбородку и поднял мою голову вверх. Мои глаза встретились с его лишь на мгновение, но в этот момент я поняла, что отец позвал меня в кабинет не для простого знакомства.

— Милорд оказал нам большую честь, — глухо проговорил отец. — С сегодняшнего дня ты полностью принадлежишь ему и будешь выполнять всё, что тебе прикажут.

— Антонин, мой верный соратник, твоя дочь — настоящий цветок, — пальцы Лорда заскользили по моей щеке, и я почувствовала, как дикий страх сковал мою душу. — Завтра в это же время я зайду за ней, всё должно быть готово.

Лорд исчез практически мгновенно, но я ещё долго чувствовала его холодные пальцы на моей коже.

— София, — голос отца вывел меня из оцепенения, — Тёмный Лорд силен и велик. Ты приглянулась ему, а Лорд всегда получает то, что хочет. Это огромная честь и такая же большая ответственность. Будь покорной, выполняй его приказы, старайся угодить и ни в коем случае не перечь ему. А теперь иди, завтра тебе предстоит трудный день.

В ту ночь мне так и не удалось уснуть. Я знала, что Антонин Долохов выдаст меня замуж за того, кто будет ему выгоден. Я знала, что он никогда не любил меня, но то, что он фактически отдал меня в рабство, стало шоком. Я вспоминала те скудные вечера, когда отец рассказывал мне про свою жизнь, про то, почему он уехал жить в Англию. В эти редкие дни, когда у отца было хорошее настроение, я ловила каждое его слово, откладывая его в глубинах своей памяти. Его рассказы о Лорде были пронизаны безграничным восхищением и такой же безграничной собачьей преданностью. Это почитание глубоко врезалось в моё сознание, и я не знала, что может быть иначе. Я была готова почитать идола на расстоянии, но не была готова стать его собственностью. О жестокости Тёмного Лорда ходили легенды даже среди его верных Пожирателей, и мне было очень страшно.

Весь следующий день я бродила по поместью, прощаясь с его мрачными стенами, прощаясь с любимым и таким родным садом, подарившим мне часы тихой радости.

Я собрала свои вещи в безразмерную сумку и навсегда покинула дом отца. Я была уверена, что больше никогда не увижу его — женщины, надоевшие Лорду, исчезали навсегда. Мне оставалась только призрачная надежда, что экзотическая девочка, воспитанная карпатской мольфаркой, будет интересна ему немного дольше, чем все остальные.