Двенадцать лет (гет)

Драко недовольно смотрел на начальника Бюро по связям с кентаврами. Он всего-навсего хотел навестить Блейза, но неудачно попался на глаза упомянутому начальнику, который по совместительству являлся также старым приятелем отца. Растерявший лоск волшебник в былые времена часто гостил в Мэноре, и Люциус отзывался о нем с несвойственной ему теплотой. Память об отце не дала Драко просто вежливо кивнуть на преувеличенно любезное приветствие, в чем он стал раскаиваться буквально через минуту. Оказалось, что он позарез нужен на конференции по обмену опытом с ирландскими волшебниками. Более того, конференцию собирались устроить в Мерлином забытой деревушке Дрипси, в графстве Корк, а не в Лондоне или, на крайний случай, в Дублине.

Драко вздохнул. Ладно, можно было смириться с несколькими потерянными сутками (к тому же погода в Ирландии в ближайшую неделю наверняка будет более дружелюбна, чем шотландская), но его сильно озадачил перечень людей, вместе с которыми ему предстояло участвовать в конференции. Ни одной слизеринской фамилии, вдобавок возглавляла сей список Гермиона Грейнджер, которую он в глаза не видел с битвы за Хогвартс, то есть лет шесть как минимум.

Воспоминания о ней причиняли смутную тревогу каждый раз, как только он видел колдографии в газетах. Гермиона Грейнджер то, Гермиона Грейнджер это — бывшая неприятельница вела активный образ жизни. Лишний раз увидеть… Драко едва заметно содрогнулся. Признаться честно, увидеть хотелось, но он опасался, что они снова начнут цапаться, а посреди научной конференции, где бы та ни проводилась, это будет не очень уместно.

— …так что я весьма, весьма надеюсь на ваше участие, мой юный друг! — конец агитационной речи Драко все-таки успел поймать и, подумав, что с него не убудет, решился ответить согласием. Радости отцовского приятеля не было предела, и взгляд хмурившегося до этого момента Малфоя оттаял. В конце концов, надо же иногда приносить и пользу обществу. Он и так целыми днями пропадает в Мэноре, выбираясь только к старым друзьям, как сегодня, к примеру.

Попрощавшись и получив обещание, что сову с инструкциями прибытия ему пришлют по возможности скоро, он поспешил обратно в Мэнор. Понятно, что именно там, под надежной защитой, наряду с остальными сокровищами хранились записи основоположника рода, имевшего дело как с кентаврами, так и с гоблинами еще на заре зафиксированных отношений между людьми и волшебными существами. Оставшихся до конференции двух недель как раз хватит, чтобы подготовить качественный доклад. Он до сих пор был весьма падок на похвалу, но сейчас приходилось ее добывать собственными усилиями. При воспоминаниях о попытках угрожать однокурсникам отцом на губах появилась горькая усмешка. Теперь-то он догадывался, насколько жалко выглядел в те минуты.

* * *

Магическая часть деревушки, вопреки опасениям Драко, оказалась милым местечком. Серые каменные здания с печными трубами и кустарными витражами из разноцветных стеклышек, буйное цветение в палисадниках, небольшая, но быстрая речка, по берегу которой можно было прогуляться и подышать воздухом, напоенным яркими отблесками солнечных лучей от коры деревьев. Видимо, кто-то из деревни приручил дриад, и те создали радующий глаз эффект: ствол и самые толстые ветки отражали свет наподобие зеркального стекла.

Гостиница тоже не заставила разочароваться в себе. Добротный сельский двухэтажный дом, покрытый белой известью, с верандой и дородной женщиной в качестве хозяйки. Она сразу стала выспрашивать о любимой еде нового постояльца, а также предлагать принести кружку доброго Гиннеса, когда гость разложит свои вещи.

— Отдельного человека для таскания чумаданов я не держу, — пояснила она, — у меня бывают только волшебники, и свои чумаданы они могут отвоздушить сами.

Тут Драко не выдержал и прыснул, хотя поначалу решил не выказывать, как смешно ему слышать ее странный говор. Однако хозяйка гостиницы не обратила на это внимания: она уже всецело была поглощена рассказом о постояльцах, с которыми Драко предстоит выступать вместе на конференции.

— И знаете, такая приятная девушка, — вещала она, следуя за Драко по пятам ко второму этажу, — похвалила мои номера, а вы с ней как раз напротив.

«Понятно, жить придется в непосредственной близости от Грейнджер», — догадался Драко, который перечень участников запомнил сразу, как только услышал. Тот содержал только одно женское имя.

Получив обещанную кружку пива, в которой плескалось не менее двух пинт темно-коричневой жидкости с ярко выраженным солодовым запахом, он устроился в кресле-качалке напротив двустворчатого окна и принялся наблюдать за сельским пейзажем. Поля, луга, вдалеке виднеется кромка леса… он улыбнулся. Кажется, согласиться на эту авантюру было не такой уж и плохой идеей. В лесу, как он прочитал в путеводителе еще дома, можно было набрести на речку Дрипси, а ему всегда нравилось смотреть на воду. Решено, он обязательно выкроит время на поход к реке.

Послышался шум энергично захлопнутой двери, и мысли его плавно перетекли от созерцания местности к мероприятию, в этой местности проходящему. Точнее, к одной конкретной участнице мероприятия. Он слыхал (кажется, опять постарался Блейз, которого вообще можно было рекомендовать в качестве справочной, когда речь заходила о личной жизни обитателей магического мира), что Грейнджер, слухи о помолвке которой в первые месяцы после войны мусолили все, кому не лень, рассталась с Уизли. Расставание вышло горячим, по мнению Блейза, ничуть не хуже итальянских. С публичными пощечинами, полосканием грязного белья на людях и прочими атрибутами.

— В основном старался Уизли, — поспешил уточнить Блейз, видя неверие в глазах Драко, — а также его мамаша и сестрица.

Значит, его бывшая однокурсница тоже свободна.

Драко отхлебнул слишком большой глоток, закашлялся и затряс головой, вспоминая разрыв собственной помолвки. В их случае, хвала Мерлину, обошлось без пощечин и скандалов на людях, они с Асторией даже совместно отнесли объявление в Пророк и попозировали напоследок алчным до новостей репортерам. Дружелюбие даже не пришлось изображать: они расстались вполне довольные этим решением и друг другом. Он опустошил кружку и почувствовал, что ирландское пиво такое же хитрое, как и жители соседнего с Британией острова. Пришлось отказаться от запланированной вечерней прогулки и ложиться спать, чтобы к следующему утру быть бодрым и внушающим уважение.

* * *

Неприятности начались, можно сказать, с порога. На начало конференции он опоздал, потому как при пробуждении обнаружил, что ванная комната оборудована только огромным корытом, в которое даже не удосужились налить воды. Мыло также не вызывало доверия, а крохотный размер и жесткость одного-единственного полотенца, сиротливо висящего на вбитом в дверь крюке, заставили Драко поежиться. Он долго прикидывал, как же выкрутиться: чиститься заклинаниями или бежать к реке, в итоге в зал конференций вошел хмурый, дерганый и как раз к середине доклада Грейнджер.

Во время обеденного перерыва она, сверкая глазами, подошла к нему, и Драко подумал, что не стоило так стараться с собственным докладом — красиво отшлифованная и изящно преподнесенная информация не спасет его от гнева.

— Малфой, я понимаю, что для тебя это все кажется незначительным, но ты просто не понимаешь, какие перспективы… — начала было она, но Драко, отступив на шаг, поднял руки в предупреждающем жесте.

— Я извиняюсь, — слова дались с трудом. Непривычное это дело — извиняться, да еще перед Грейнджер, обрывки выступления которой он оценил по достоинству. Еще в школе он с трудом заставлял себя испытывать насаждаемое семьей презрение к этой ведьме: больно умная. И с каждым годом ее ум и его уважение только росли. Он пытался злить ее, чтобы увидеть, как в гневе искажается лицо Грейнджер, и запомнить ее черты именно такими, но выходило плохо.

Драко тряхнул головой и продолжил:

— Не стану винить условия проживания, понимаю, что это, наверное, лучшее, что они могли предоставить, но…

— А что не так? — она, кажется, была искренне удивлена.

— Ванная, — проворчал Драко и хмыкнул, представив, как с полотенцем в руке направляется к речке, а потом так же быстро идет обратно.

И толку было бы от такого умывания? Оказалось, что он произнес это вслух. За спиной послышалось шипение, и перед ними с Гермионой выскочило юркое создание неопределенного возраста. Лицо ведьмы было конопатым, жесткие волосы — рыжими, и сама она была похожа на маленькую, но воинственную курицу. Сходство усилилось, стоило ей заговорить, потому как голос сильно напоминал кудахтанье:

— Вы, твердолобые британцы, вообще не умеете понимать природу! Мыться он в реке надумал, ишь чего! Осквернитель, тьфу! Грязь свою англицкую не в наших водах оставлять будешь, глиста блондинистая!

Драко только беспомощно моргал, чувствуя себя без вины пострадавшим.

«Осквернитель? Ну да, если деревья облюбовали дриады, то наверняка в речке весело плещутся наяды. Понятно, что им запах мыла не придется по душе, не говоря уже обо всем остальном. Но разве об этом нельзя сказать более вежливо? — он начал краснеть от злости. — Откуда мне было…»

— Извините, но ваше поведение на международной конференции неприемлемо! — как сквозь вату услышал он голос Грейнджер. Та распекала обругавшую его местную, не жалея силы голоса. — Драко никак не мог знать, кто у вас тут водится, и…

— Водится? Как вши или кто похуже? — кудахтанье перешло в диапазон, близкий к ультразвуку. — Ну я вам…

И она сбежала прочь, подметая пол длинной цветастой юбкой и бряцая многочисленными браслетами на худых запястьях.

— Сегодня же сварю… бабушка оставила рецепт… — еще донеслось до парочки британцев, только что нарвавшихся на международный скандал деревенского масштаба.

Драко с Гермионой переглянулись.

— Спасибо, — он улыбнулся.

Она махнула рукой, а потом любезно приняла предложенный им локоть: закуски на кофейном столике выглядели достаточно соблазнительно, а склоки всегда вызывали у нее приступы аппетита.

* * *

На следующее утро его разбудило пение петуха. В мыслях пожелав птице поскорее оказаться в супе, он повернулся на другой бок и силился заснуть вновь, поскольку начало конференции было назначено на цивилизованное время, а не в несусветную рань.

Однако петух успел сделать свое черное дело — сна не осталось ни в одном глазу, и Драко, позевывая, побрел к окну. Лес со спрятанной за ним лентой Дрипси казался все более привлекательным, и Драко решился на прогулку перед завтраком.

Воздух был чист и свеж, от быстрой ходьбы в теле постепенно начинала чувствоваться знакомая со времен занятий квиддичем приятная усталость, и Драко даже тихонечко начал насвистывать себе под нос нехитрую мелодию. Привычку свистеть в моменты наслаждения или приятных сюрпризов из него не смогла вывести даже Нарцисса, несмотря на все ее старания.

Лес оказался неширокой полосой лиственных деревьев, закрывающих собой реку. Драко решил пройти к ней и (если ему повезет, и он никого не встретит) может, даже искупаться. Он надеялся, что наяды не будут сердиться, если он перед упомянутой процедурой преподнесет принятую в подобных случаях плату. Он подтянулся, подобрался и проскочил между стволами, среди которых почти все были одарены дриадами и светились еще ярче своих собратьев, растущих в деревушке.

Деревья любезно расступились, пропуская его к воде, плеск которой он услышал издалека, но тут темп его шагов резко сошел на нет. Его взору открылся изгиб реки Дрипси, на противоположном берегу виднелось сооружение с острой крышей и уже знакомым странноватым витражом, а посередине речки совершенно голая Гермиона. Она игралась со своими волосами, а потом выпустила их из рук и просто стояла, переминаясь с ноги на ногу и задумчиво поглаживая живот, позволяя воде ластиться к телу. Изредка руки опускались и ниже, а дыхание Драко учащалось в такт ее движениям. Он понимал, что надо уходить, что неприлично так глазеть на… Мерлин, на столь будоражащую картину. Разум кричал, что нехорошо пользоваться фактом слепоты и глухоты Гермионы, слишком увлеченной нахождением в ласковой воде, но все увещевания, обращенные к собственной совести, в данной ситуации оказались бесполезны.

Да, было заметно, что она не видит ничего вокруг себя. Вдруг Гермиона запела, и по спине Драко побежали мурашки. Она пела низким, не похожим на свой, голосом, язык он опознал как ирландский, но не смог разобрать в этом наречии ни слова. Волосы Гермионы вытягивались на глазах, темнели и закручивались в спирали, колыхаясь, словно под порывами ветра, которые почему-то не достигали Драко. Он начал сомневаться, существует ли этот ветер на самом деле, или творящееся с волосами — составная часть остальных странностей?

Пение резко оборвалось. Зажмурившись из-за слепящих лучей солнца, Гермиона выбралась на влажную от утренней росы траву. Откинув голову, пробежала несколько шагов, поскользнулась и со звонким шлепком рухнула в зеленые прохладные объятия. Белое гладкое тело смирно лежало в зеленой траве, а Гермиона хрипло, прерывисто смеялась. Чувство тревоги в груди Драко усилилось. Гермиона застыла, смех стих, а через несколько мгновений сменился визжанием. Потом она стала извиваться, кусать губы и вырывать клочья травы вместе с комьями земли. Ее кожа приняла синеватый оттенок, а глаза начали закатываться.

Драко подскочил к ней со всей возможной скоростью. Первой мыслью было, что ее укусила змея, но он (вернее, его амулет) не пропустил бы приближение подобного рода опасности. Приглядевшись к лицу и телу голой, но на данной момент совершенно не соблазнительной Гермионы, он выдохнул с облегчением.

«Магическая пляска Святого Витта, как я сразу не догадался! Интересно, кому Гермиона насолила настолько сильно?»

Накладывание соответствующего проклятья — дело муторное, поэтому основательно выматывающее. Причем тут нельзя обойтись купленными зельями, приходится также собственноручно варить все необходимые составы.

«Сегодня же сварю…» — память услужливо подкинула сварливый голос.

Раздумывать над возможностями деревенской колдуньи было некогда.

Следовало неотлагательно заняться спасением той, что защищала его вчера и, видимо, поплатилась за это. Да и он сам… вспомнилось и пение невесть откуда взявшегося петуха, и тропка к реке, как будто нарочно замедляющая его шаг, чтобы он пришел именно в тот момент, когда Гермионе станет плохо.

Он опустился на колени рядом с ней. Кожа уже была не только синеватой, но и вся в пупырышках, как у жабы. Драко поспешно вытащил из кармана палочку. Взмах, другой… тщетно! Что же это такое? Он был уверен, что все делает правильно. Еще несколько минут усилий с тем же результатом, и на лбу Драко начала проступать испарина. В ушах зазвучал голос Снейпа, искаженный эхом подземелий:

«Это заклинание необратимо, если жертвой стала магглорожденная ведьма, — потом учитель хмыкнул и добавил: — Разве что только при невероятном стечении обстоятельств рядом с ней не окажется чистокровный волшебник, безответно влюбленный в нее в течение двенадцати лет. Тот должен успеть поцеловать ведьму, пока она еще шевелится. Сами понимаете, насколько ничтожна такая возможность».

Драко вытер пот со лба и медленно наклонился ближе к лицу Гермионы. Веки ее едва заметно подрагивали. Он прижался ртом к посиневшим и холодным губам и застыл в таком положении, с облегчением чувствуя, как щеки под его руками постепенно становятся все теплее. Наконец Гермиона открыла глаза. Взгляд был таков, что Драко испугался за сохранность своего лица, поэтому поспешно сжал ее предплечья.

Осознав, кто крепко-накрепко схватил ее за руки, она вновь стала извиваться, но, так как синева с её кожи уже сошла и не портила впечатление, дёрганые движения вызвали вполне естественную реакцию: Драко захотелось стиснуть уже не руки, а бедра Гермионы. Он тихо заговорил:

— Ты помнишь, что случилось, прежде чем потеряла сознание?

Очевидно, она вспомнила. Ярость во взгляде сменил испуг, и Гермиона сиплыми голосом спросила:

— Что со мной случилось?

— Магическая пляска Святого Витта, — ответил Драко, неохотно отпуская руки Гермионы и собираясь вставать. Нахождение рядом с голым женским телом все больше создавало определенного рода неудобство.

— Погоди, — теперь уже она схватила его за запястье, — от нее же нет противоядия, если проклятье наслали на магглорожденную!

— Есть, — был вынужден признаться Драко, — нам Снейп как-то рассказал. Только нам, слизеринцам. Он довольно часто так делал, чтобы мы получали лучшие отметки.

Гермиона возмущенно зашипела, но высказываться по поводу нечестной игры не стала.

«Хоть бы и так, хорошо, что Малфой знал, как… а кстати, как?»

Она поспешила озвучить этот вопрос и увидела, как лицо сидящего на корточках Драко стремительно меняет свой цвет.

— Малфой, что бы ты ни делал, я тебя прощу, — заявила понукаемая любопытством и, чего скрывать, благодарностью Гермиона.

— Целовал тебя, — отворачиваясь, буркнул Драко.

— И… все? Не может все быть так просто, если в книгах сказано, что способа отменить проклятие не существует, то простой поцелуй никак не может…

— Необходимо… э-э-э, особое отношение к целуемой, — попытался выкрутиться Драко.

Ему бы просто встать и уйти, но лежащая на траве Гермиона, с деловым видом расспрашивающая о способах отмены заклинаний, была зрелищем настолько притягательным, что он просто не смог себя заставить.

«Ничего дурного не случится, если мы поговорим еще минутку. Утро теплое, а исследовательский огонь в глазах Гермионы греет ее дополнительно», — подумал Драко, как бы невзначай касаясь ее пальцев.

— Ненависть, что ли? Или… презрение? — горько усмехнулась Гермиона, и он понял, что больше нет мочи терпеть.

— Любовь нужна, безответная! — чуть ли не выкрикнул он. Потом, поняв, что пути назад уже, пожалуй, нет, добавил, избегая смотреть ей в глаза: — В течение не менее двенадцати лет.

Последовала тишина, которая давила не хуже тисков василиска, как Драко себе их представлял. Когда ему уже начало казаться, что голова сейчас лопнет от роящихся в ней панических мыслей, он услышал тихий и какой-то надтреснутый голос Гермионы:

— Ты ее очень странно показывал…

Драко ничего не ответил. Ему, конечно, хотелось вылить на нее свои откровения: как злился на себя и на нее, как стыдился этого чувства, как завидовал ее успехам и наличию друзей, что побуждало постоянно держать ее в поле зрения, как сердце разрывалось от беспомощности во время устроенного Беллой, как… Мерлин, он даже давно сбился со счета, сколько раз видел ее во сне, а сколько — представлял во время занятий любовью с другими.

Пожалуй, что-то из этих мыслей отразилось на его лице, потому как Гермиона вдруг приняла сидячее положение и вцепилась в его плечи.

Он медленно развернулся к ней — скорее всего, опять придется терпеть обжигающую боль от пощечин.

Но не пришлось, вместо этого он почувствовал болезненную припухлость губ, когда Гермиона закончила со своим поцелуем.