Фло (гет)

— А как тебе эта демка, милый, — Фло сегодня особенно весела, и ее, кажется, совсем не печет то, что Лео сегодня как на иголках. — Мне особенно нравится, как он интонирует.

— Он? — Лео тяжело вздохнул. — Я думал, это она.

— Нет, это он, — радостно щебечет Фло. — Совсем молодой музыкант, такой милый мальчик, знаешь, у него даже щетина не растет, и он так нервничал, так поджидал тебя после концерта, так хотел вручить эту демку, что я не удержалась. Он такой добрый, знаешь, угостил меня выпивкой, а сигареты у него совсем дешевые, я такие даже не видела, на вкус как дерево…

Леопольд потирает седеющие виски. Ему всего тридцать, всего тридцать лет. Из которых тринадцать в музыкальном бизнесе.

Леопольду тридцать лет, и все те, кто знал его со школы, все те, что когда-то смеялись над ним, сейчас дают интервью, в котором пафосно рассказывают о том, что были с ним лучшими друзьями и всегда видели в нем талант. Ну да, ну да.

Леопольду тридцать лет, и все говорят, что ему не о чем мечтать. Гитарист популярной рок-группы, альбомы, расходящиеся пачками, кучи красоток, готовые на все, гонорары, исчисляющиеся миллионами, и горячая жена. Чего еще ты хочешь? Ну, чего?

Только вот стоит Лео заговорить о том, чего он хочет, то тут же все вокруг стекленеют и начинают неловко смеяться. После этого разговора отец поджал губы и сказал, что если он, щенок, так носится со своей депрессией — выдумали же слово, подумайте! — то он просто бездельник, которому все достается за так, и лучше бы он пошел работать, а не занимался этой своей ерундой.

Нет, отца можно понять. В конце концов, он вырос в Кардиффе, где принято работать, не жаловаться на жизнь, а потом опрокидывать пинту пива в ближайшем пабе и идти домой. И так тридцать лет. Иногда меньше.

— Да ну тебя, — Лео откладывает очередную запись в сторону. — Он — если это он, а не она — так фальшивит, что у меня кровь из ушей течет.

— Не прикидывайся, — Фло хлопает глазами. — Это очень талантливый мальчишка. Ты вообще слышишь, какой у него голос?

— Что-то ты мужчин не по голосу оцениваешь, — хмыкает Лео.

Фло дуется и уходит в ванную, хлопая дверью. Чтобы потом, через пять минут, вернуться и снова окутывать его своей милой болтовней.

С Флоренс он познакомился на очередном концерте, точнее, на том цирке, что обычно творится после концерта. Сначала Лео затащил ее в постель, а только потом узнал ее имя.

Флоренс носит огромные шали и мужские рубашки вырвиглазных, ярких, барреттовских расцветок. Флоренс любит классическую музыку и бренчание Боба Дилана — но почему-то вешается на таких псевдогрустных недоумков, как Лео. Флоренс («Просто Фло, милый, зови меня Фло, меня так всегда звала мама») вся обвешана тряпичными вязаными браслетами, каждый из которых имеет для нее какое-то сакральное значение. А еще Флоренс любит апельсины, горький кофе, дорогие сигареты — только без самокруток, пожалуйста! — и легкий алкоголь.

Лео не спал уже четыре дня, а потому все вокруг звенящее и натянутое, как будто вот-вот мир лопнет с громким звоном и рассыплется на куски. Он закуривает, тоскливо смотрит на невыносимо сияющее солнце и начинает слушать очередное демо, тщетно надеясь, что из ушей у него не польется кровь.

Его группа была известна постоянными перестановками, и неудивительно — он гитарист, он автор песен, он указывает, что и как играть, а если какие-то ублюдки открывают на него свой поганый рот и пытаются взять власть в свои руки — что ж, дверь там.

Так он лишился Рона. Вообще, Рон из всей группы задержался с ним больше всего. Казалось, только Эдвардс мог терпеть его постоянные «скандальные выходки», по которым так любит прохаживаться пресса. Добрый, теплый парень, готовый выслушивать его пьяные излияния в четыре часа утра и вытягивающий своим голосом очередного недоумка-басиста, которого Лео и взял-то потому, что басистов в наше время далеко не пруд пруди.

Рон выгодно отличался от всех этих дуралеев, собирающих выехать на его славе. Он не подлизывался к Лео, не склонен был идеализировать его прескверную игру на гитаре и писаться от восторга над каждым черновиком, как маленькая девочка, не напрашивался выпить с ним по пиву. А, самое главное, Рон знал свое место, не лез вперед и не пытался отодвинуть Лео на второй план, чего он никогда не любил.

Обычно все песни они писали именно с Роном. Могли сидеть часами, запершись в номере, катать на языке очередную рифму или случайно возникшую в голове строку, отшлифовывать текст до состояния круглого камешка и, самое главное, находить баланс между абстрактной песней про любовь и личные переживания, которые, как знает каждый музыкант, нельзя выпячивать напоказ. А то не так поймут.

Да и расстались они вполне мирно. Просто Рон, этот вечный гуляка, наконец остепенился. Свадьбу они сыграли в феврале, и Лео даже на ней появился, стараясь не привлекать внимание папарацци, чтобы не превратить это волнующее для друга событие в фарс.

Просто-напросто Рон наигрался, насочинялся, и теперь, как он говорит, «музыка больше в голове не играет». А вот у Лео она играла всегда, с того времени, как он родился.

Однажды, в детстве — он не помнит этого, совсем тогда был клопом, мама рассказывала — он играл с кубиками, а потом плюхнулся на задницу и разрыдался. И на своем ломаном детском языке рассказал маме про музыку, которая играет в голове, и она такая красивая, и никто ее никогда не услышит, и это так грустно, так грустно! Кажется, после этого мама и купила ему гитару.

С Роном он мог быть кем угодно. Как там гласят все эти пафосные статьи? Непонятый гитарный гений? Ну вроде того.

Но теперь Рона нет, и из всей кучи недоумков он должен выбрать наименьшего недоумка, которого он сможет терпеть хотя бы во время тура.

— Сделай мне кофе, будь добра. Еще пятьдесят записей слушать. И все говенные.

— Ты даже их не слушал, к чему такие выводы? — браслеты Фло звякают подвязанными монетками, да и сама она походит на цыганку: рыжая, кудрявая, смуглая, в пышной юбке из дешевой ткани, да еще и босая.

— Потому что я знаю, Фло. Нормальные люди не связываются с чужими группами, нормальные люди открывают свои проекты и становятся знаменитостями. А если ты надеешься непонятно на что, то ты либо дурак, либо искатель славы.

— Либо мечтатель, — смеется Фло. — Ты совсем забыл про мечтателей, милый.

— Мечтатели, — бурчит Лео. — К черту ваших мечтателей, мне всего лишь нужен кофе. Как обычно, без сахара. Пять ложек.

— Ладно, ладно, — Флоренс уходит, и позвякивание браслетов раздается уже на кухне. — Но займись этим милым пареньком, я тебя прошу.

Лео не считает Флоренс своей девушкой, да и к чему это? Группи — это не девушки. Группи приходят и уходят по своему желанию, и для музыканта это всего лишь приятный бонус.

Только вот с Флоренс все совсем по-другому. Она готова болтать с ним до утра, начать с Боба Дилана и закончить обсуждением классической английской поэзии — когда-то Фло была студенткой гуманитарного колледжа, но поддалась хипповским веяниям и забрала документы — готова лежать в постели вместе с ним и перебирать ему волосы, гладя виски. Эти идиотские седые виски.

Фло не скрывает, если идет куда-то. Впрочем, он тоже. Ведь он музыкант, а эти люди в принципе не отличаются верностью и хорошим характером. А она группи — и это все объясняет.

Только вот когда Лео узнал ее имя, тогда, в первую же ночь, он тут же спросил ее, придет ли она еще. А Флоренс засмеялась, сказала что-то про выставку, на которую она непременно хочет сходить, и, послюнявив ручку, синими чернилами написала номер у него на ладони.

Они проболтали всю ночь — и это был первый раз в череде их длинных разговоров.

Всякий раз, когда Фло уходит, Лео чувствует необъяснимую тоску, из-за которой ему хочется писать грустные песни и надираться в барах. Что он и отлично практикует уже десять лет.

С женой у Лео такого нет. Мэгги, бывшая однокурсница, отличница всего потока, всякий раз громко выражала свое сожаление о том, что она вообще связалась с музыкантом. Едва только Лео приезжает домой, как Мэгги моментально находит повод для ссоры.

Он совсем не скучает по ней.

Фло приносит кофе, как раз такой, как ему нравится. Ворует сигарету из пачки и затягивается, выпуская дым в форточку.

— Я не помню, для курящих этот отель или нет. Еще оштрафуют.

— Я сама заплачу, милый, я далеко не нищенка, — голос чуток подрагивает. Фло прикрывает глаза и расслабленно улыбается.

— Знаешь, — Лео откладывает записи и неспешно попивает кофе. — Я бы хотел детей. Очень хотел.

— А Мэгги? Она не хочет?

— Фло, Мэгги к черту не нужны дети. Она учитель, и детей она повидала столько в жизни, что…

— Воспитывать своего ребенка я просто не смогу, Леопольд, — тянет Фло смешным манерным голоском. — А ты попросту безответственен.

Иногда Лео думает, что было бы, если он вдруг да предложил Фло узаконить их отношения. Все по-божески, все как у людей: развестись, переписать дом жене, снова жениться, а потом уехать отсюда, и они с Фло были бы только одни на всем белом свете. И тогда они оба были бы счастливы.

Но затем он вспоминает, что Фло младше его на семь лет, у Фло звенящие браслеты, Фло закручивает кудри и Фло преданно любит всех музыкантов, которых когда-либо слушала. А еще, если он вдруг это скажет, она рассмеется и будет нести какую-то чушь.

Ведь Фло не была бы Фло, если бы хотела постоянства.

Кофе горький и горячий, виски гудят, и Лео ужасно хочет спать.

— Отдохни, милый, — ладонь Фло, маленькая, холодная, накрывает его лоб, и Лео становится легче. — У тебя вечером пресс-конференция.

В горле набухает какой-то ком, и Лео пытается его проглотить, но получается только сморгнуть, и весь мир становится размытым, как будто без очков.

— Слушай, — Лео жмурится, стараясь промокнуть все эти расплывчатые силуэты. — Пойдем гулять после пресс-конференции?

Фло удивленно хмыкает.

— Ты собираешься повести меня в кафе? Чем тебя не устраивает отель?

— Нет, господи, нет. Я просто… ладно, забей. Включи мне еще раз свою любимую демку.

В наушниках воет молодой вокалист. Кажется, Лео даже видел его, краешком глаза, когда шел в гримерку после концерта. Совсем мальчишка, правда, в каком-то рванье, что-то кричал ему, махал кассеткой…

Голос, конечно, не ахти, но это хотя бы лучше, чем миллион подделок под Рона.

— Ладно, Фло, ты была права. Возьму этого.

— Вот видишь, — Фло касается его лба губами. — А теперь иди в кровать. Кажется, ты совсем переутомился.

Когда-нибудь Лео соберется с силами и скажет ей правду. О том, что Фло — самая невероятная женщина, которую он видел в своей жизни. И, наверное, в этот момент он будет настолько пьян, что даже не заметит, как Фло рассмеется и уйдет.

Но пока что он только тридцатилетний мальчишка с серебрящимися висками, и он хочет спать, а еще хочет к маме, а через пять часов у него пресс-конференция.

Лео засыпает, крепко вцепившись в эту маленькую ладонь. Когда он просыпается, Фло уже нет. И он прекрасно знает, на каком она сегодня будет концерте.