Письмо императору (джен)

Свои аудиенции и совещания премьер-министр Дурла предпочитал утверждать заранее. Внеплановые он проводил лишь в случае собственной заинтересованности, а неожиданных посетителей разворачивал. Давая понять, что так и в немилость попасть недолго, разумеется. А для общей профилактики демонстрировал последствия на отдельных примерах. Исключительным правом обладал только император, но тот редко первым выказывал желание увидеть премьер-министра или подкорректировать его график высочайшим волеизъявлением. Необходимость подчиняться которому Дурла все больше и больше склонялся рассматривать в качестве раздражающей формальности и временного положения вещей.

Министр развития Кастиг Лионе абсолютно точно не просил об аудиенции. Однако, как правило, приносил ценные сведения. Да и советы его часто оказывались весьма полезными. К тому же на него возлагались особые поручения. Результаты должны были сыграть роль в предначертанной Дурле великой судьбе. И если в таких делах происходили значимые события, не мешало бы получать доклады незамедлительно и проводить актуальный инструктаж. Иначе инициативные государственные деятели могли неправильно расставить приоритеты. Посему, решил Дурла, ему интереснее узнать, из-за чего обычно мертвецки бледное лицо Лионе наполнилось красками жизни, нежели наказывать того за манеру входить в кабинет премьер-министра, когда заблагорассудится, ограничившись лишь стуком, а не сообщать о своем визите предварительно, и в назначенный час смиренно ожидать приглашения в приемной. Пусть давно пора было поставить на место слишком много возомнившего о степени своего влияния и нужности сторонника, это могло совсем недолго подождать. Чтобы Лионе охотнее делился собственными соображениями и эксклюзивной информацией.

Прервав выдержанную паузу, Дурла отвлекся от монитора и вопросительно-строго посмотрел на нахала с синдромом тактичного кашля.

— Приветствую вас, премьер-министр! Спешу сообщить, у меня есть кое-что, как мне кажется, заслуживающее вашего внимания!

Долговязый министр развития в два широких шага бесконечных ног переместился к рабочему столу и восстал над Дурлой во весь свой немалый рост, напоминая предприимчивый циркуль со сверкающими оживленным блеском глазами. Его длинные тонкие пальцы забарабанили торжественный марш по папке для документов, которую он цепко держал в руках.

— И что же это, Лионе? — следовало подпустить в голос холодка, а во взгляд равнодушия.

— Вполне возможно, компромат, — хищно улыбнулся министр развития. — При определенной доле удачи — факты, что разрушат репутацию. Доказательство несовместимых с патриотизмом настроений, если преподнести должным образом. В идеале — действия должностного лица, которые могут негативно отразиться на благополучии Республики Центавр. Письмо Вира Котто императору.

— Котто?! Зачем нам компромат на этого недотепу?! — Лионе совсем не обязательно было знать, что его добыча обладает какой-либо ценностью.

На вытянутом дромовом лице министра развития отразилось замешательство. Тем не менее, стоило отдать ему должное, он быстро взял себя в руки и с почтительным, но преисполненным достоинства видом поведал:

— В интересах государства нам лучше время от времени проверять граждан Республики на лояльность. Всех без исключения. А тех, кто наделен хотя бы минимальными полномочиями — в первую очередь. Котто, будучи послом на «Вавилоне 5», имеет возможность говорить от вашего имени, а также совершать мало-мальски политические действия, какой бы незначительной и бесполезной ни была его должность в настоящее время. Кроме того, император симпатизирует ему, что само по себе придает вес любому дипломату и чиновнику. Поэтому я взял на себя смелость наблюдать за Котто. Также, как вам должно быть хорошо известно, мне приходится незаметно фильтровать корреспонденцию императора, чтобы оградить его величество от потока ненужной информации. И сегодня в мои руки попало письмо от Котто. Сам факт, что посол не связался с императором по видеосвязи, настораживает. Уж не подозревает ли он о прослушке? Если да, то, значит, ему есть, что скрывать, и это вынуждает нас ознакомиться с содержанием письма.

Тут Лионе сделал торжественную паузу, как будто выжидая чего-то.

— И о чем же там идет речь, коль скоро вы ворвались ко мне в таком воодушевлении? — не выдержал в конце концов Дурла.

Лионе изобразил смятение:

— Я никогда бы не позволил себе вскрыть приватную почту без вашего одобрения.

— Другими словами, вы хотите переложить на меня ответственность за нарушение неприкосновенности императорской корреспонденции на тот случай, если Моллари обнаружит, что некто читал письмо Котто до него.

Глаза Лионе блеснули холодом стали.

— Я полагал, что обязан отчитываться перед своим премьер-министром и не вправе принимать подобные решения без вашей резолюции. Кроме того, за время нашего плодотворного тесного сотрудничества, — он выделил это слово, — особенно в последние годы, вы неоднократно давали понять, что не потерпите самоуправства со стороны подчиненных. Субординация — фундамент, на котором стоит Республика Центавр.

Дурла почувствовал прилив раздражения. Формально Лионе был прав и говорил верные слова. Но Дурла знал, на деле тот благополучно забывает о субординации, стоит отвернуться, точно так же может вторгнуться и в его собственные тайны, несмотря на громкие слова, что они соратники, и, самое главное, считает себя вправе претендовать на власть премьер-министра. Нет, не на сам пост. Пока, по крайней мере. Лионе, судя по всему, пребывал в полной уверенности, что за поддержку, оказанную на рассвете карьеры Дурлы, и несколько полезных услуг имеет право делить с ним власть и возможности премьер-министра. Вот и сейчас подчиненный пришел к равному, к партнеру по управлению государством, к тому, чьими руками можно дирижировать, оставаясь за кулисами. И это выводило Дурлу из себя.

— Если исходить из наших традиций и правил субординации, то вы должны были озаботиться моим мнением, можно ли вообще изымать письмо из корреспонденции императора, предварительно. А не являться и ставить меня в известность о предпринятой самодеятельности, — сказал он.

Его слова оказались для Лионе столь неожиданными и неприятными, что тот даже не сумел скрыть своё смятение и сохранить лицо. Дурла остался доволен собой.

— Я вынужден был действовать оперативно. Боюсь, к тому времени, когда я получил бы ваше одобрение... Если бы вы дали его, конечно, — исправился Лионе. — Мы могли бы вообще потерять шанс незаметно изъять письмо, не то что изучить его содержание и успеть вернуть обратно. А это сама по себе непростая задача. Однако, раз вы возражаете или не видите в проверке необходимости, я тотчас же устрою все таким образом, что конверт окажется на нужном месте среди императорской почты, словно он попал туда сразу и никогда не бывал в этом кабинете.

Дурла не мог вспомнить, испытывал ли он подобную злость по отношению к своему союзнику раньше: ксонов Лионе состряпал-таки ему ловушку. Расчет был тонкий, и сообразил министр развития быстро, приходилось это признать, что только усиливало растущую неприязнь главы центаврианского правительства к человеку, который умело устроился на роль его правой руки и фактического заместителя с самого начала их общего восхождения по вертикали власти. Теперь, отдав приказ предоставить ему письмо Котто для ознакомления, Дурла таким образом подтвердил бы правильность решения Лионе, весьма удачно сообразившего «изъять его для проверки». В противном случае премьер-министр, занятый другими вопросами, мог вообще не узнать об удобной возможности заглянуть не только в секреты нелепого посла Центавра на «Вавилоне 5», но и в тайны самого императора. Для того же, чтобы продолжить воспитательную работу со слишком уверенным в своих силах и заслугах министром развития, необходимо было отправить его обратно, объявив его идею совершенно ненужной и сомнительной, но тогда и с шансом найти факты, полезные для нейтрализации Моллари на пути к предназначенному судьбой величию, пришлось бы расстаться. В момент особенно сильного раздражения Дурла уже готов был обвинить Лионе в нарушении неприкосновенности императорской корреспонденции и тем самым уничтожить как минимум его карьеру, но вовремя вспомнил, насколько они повязаны общими делами.

А потом ему пришло в голову, что Избранному не нужно озадачиваться подобными мелочами и останавливаться перед ними. Пусть лучше Лионе беспокоится о последствиях и думает, как неразумно поступил, попав в немилость Предводителя центаврианского народа. Не стоит даже утруждаться объяснениями своих решений, есть куда более высокие цели.

— Зачем же? Я ведь не самодур какой-нибудь, — сказал Дурла. — Только на будущее сделайте выводы. И помните: вам и только вам отвечать перед императором за чтение адресованного ему письма. Поэтому ознакомитесь с текстом при мне. Но готов поспорить, что Котто не пишет ничего ценного или хотя бы стоящего внимания. И вы сейчас сами убедитесь в моей правоте. Приступайте.

Дурла величественно махнул рукой.

Однако Лионе, пребывая в каком-то замешательстве, не спешил удовлетворять любопытство своего премьер-министра. Дурла заметил блеск негодования в глазах подчиненного.

— Что же вы медлите? Или государственные интересы перестали иметь для вас значение? Каждая потерянная минута приближает вас к встрече с разгневанным императором.

Последние слова, видимо, послужили хорошим стимулом, потому что Лионе прижал палец к сенсорному замку папки и положил письмо на стол перед Дурлой. Тот, естественно, не стал притрагиваться к твердому конверту, приняв насколько возможно более выжидающий вид.

— Во-первых, как вы собираетесь вскрыть его, чтобы это не осталось заметным, просветите меня, будьте любезны?

Лионе расстегнул верхние пуговицы камзола и, скользнув узкой ладонью за отворот, извлек из внутреннего кармана небольшой черный прямоугольник. Быстрые длинные пальцы произвели несколько неуловимых манипуляций, после чего предмет показал прятавшиеся до сих пор кнопки и маленький экран. Лионе поднес устройство к электронной печати посла Центавра и поводил над ней, напоминая колдуна, ворожащего магическим артефактом. Раздался жалобный писк, а затем магнит, скрепляющий конверт, отвалился, не оставив никаких следов на гладкой поверхности.

— Это устройство позволяет подобрать код индивидуального пароля к печатям наших должностных лиц и офицеров, — пояснил Лионе. — Мне пришлось обзавестись им в интересах государственной безопасности.

Дурла про себя решил, что вернется к традициям предков и прикажет изготовить себе восковую печать, а вслух спросил:

— И откуда у вас это чудо техники? Наши инженеры с программистами в один голос утверждали, будто после усиленного мозгового штурма создали практически неуязвимые для взломов электронные печати, и что открыть их может лишь тот, у кого есть специальный ключ. Они очень гордятся своим изобретением, знаете ли.

— На любое действие найдется противодействие, на каждый ум — более гениальный интеллект, а против достижения науки обязательно создадут еще лучшее, чтобы нейтрализовать прежнее. Это закон Вселенной, движущий прогрессом и эволюцией, — пожал плечами Лионе. — Мне предложили такое устройство представители черного рынка и, естественно, я не стал отказываться. Говорили, что в его основе лежат технологии Теней, и никто пока не сумел воссоздать аналог. Я увидел в этом вызов и особый смысл: обратить изобретение врага на службу Республики Центавр.

— Научите меня пользоваться им, и я прощу ваш сегодняшний промах и нарушения субординации, — после некоторых раздумий сказал Дурла. — А также прикрою в случае необходимости перед императором.

Лионе склонил голову и с достоинством выпрямился. Затем, не дожидаясь указаний, извлек из кармана пару белоснежных перчаток, изящно надел их, открыл конверт и достал письмо. В его облике и движениях просматривалось удовлетворение. Дурла усмехнулся про себя. Он не собирался ничего забывать. Просто отложил наказание до вполне определенного момента, когда возьмет у Лионе все, чем тот обладает. А пока выгоднее извлекать максимум пользы из союза со светлой головой, оказавшейся в его распоряжении.

— Хм... Письмо носит название «Отчет посла Котто о внеплановом неофициальном визите на Минбар», — сообщил Лионе, бросив цепкий взгляд на стандартный лист для дипломатической документации.

— Вот как! — оживился Дурла, забыв про высокомерный скепсис. — А мне об этом почему-то ничего неизвестно! Ну-ка, прочтите, что там.

Лионе прочистил горло и продекламировал:

Ваше Величество!

Приветствую Вас и выражаю свое глубочайшее почтение!

Да ниспошлет Вам Великий Создатель долгие годы жизни! Да поддержит Он Ваши помыслы о процветании Республики Центавр и благоденствии нашего народа! И да поможет вынести то бремя, которое Вы на себя взяли, и выстоять против врагов внешних и внутренних!

Дурла поморщился:

— Что за старомодное извращение?

— Моллари консерватор и любит традиции славных времен Республики, — Лионе поднял брови в артистичном жесте, демонстрируя, что все объяснимо. — Вот Котто и старается ему угодить. Он ведь понимает, что его карьера держится исключительно на расположении императора.

— Чудак чудака видит издалека, — прокомментировал Дурла.

Лионе бросил на него озадаченный взгляд. Неужели он все еще воспринимал Моллари как персону, неприкосновенную во всех отношениях?

Дурла скривил губы:

— Продолжайте. Придется продираться сквозь эту безвкусную белиберду ради интересов государства.

Лионе задумчиво склонил голову набок.

— Если вдуматься в суть слов, то любой лидер хотел бы, чтобы подобные пожелания сбылись.

Но поймав взгляд Дурлы, вернулся к так называемому отчету Котто:

— Смотрите, дальше уже более читаемо!

Спешу довести до Вашего сведения, что президент Межгалактического Альянса Джон Шеридан и его супруга Деленн, памятуя о былом сотрудничестве, пригласили меня в гости на празднование дня рождения их сына Дэвида, которому исполнилось десять лет. Естественно, я воспользовался такой прекрасной возможностью и теперь представляю Вашему вниманию отчет о моем визите на Минбар. Отдельно будет освещена судьба принца Диуса Винтари. И я безотлагательно выражаю свое восхищение — Ваш план сработал! Все случилось именно так, как Вы и предполагали.

— Вот оно что! — Дурла вскочил и заглянул в письмо через плечо Лионе. — Это уже интересно! Гораздо больше, чем, казалось бы, можно было ожидать! Отличная охота, министр! Пурпурные файлы на Котто меркнут по сравнению с тем, что у нас будет компромат на Моллари!

Лионе удивленно вскинул брови и уставился на Дурлу, не веря своим ушам. Очевидно, он не понимал еще, какая информация им сейчас откроется, не видел на несколько шагов вперед, ибо был лишен проницательности, позволяющей предугадать, о чем будет идти речь в докладе Котто. Именно благодаря дару предвидения Дурла поднялся столь высоко и был способен на великие свершения, направляя и просвещая остальных, как придется сейчас разжевывать все Лионе.

— По некой счастливой случайности, вы, сами того не ведая, принесли свидетельство измены императора своему народу. Тайные сношения с руководством Межгалактического Альянса, союз и покровительство сыну самого кровавого сумасшедшего из когда-либо сидевших на нашем троне, чуть было не погубившего Приму Центавра в недавнем прошлом — уже этого более чем достаточно для сего печального вывода.

Дурлу охватила эйфория триумфа и гордость за собственный незаурядный ум, обрамленный искусным красноречием. Устремив пламенный взор к потолку, за которым раскинулось бескрайнее небо, он продолжил:

— Конечно же, я должен открыть народу глаза. Но еще важнее повлиять на сбившегося с пути монарха либо взять на себя бремя управления государством. Или как там Котто выражается. Если ноша неподъемна для Моллари, не честнее ли будет уступить ее тому, кто сильнее и подходит на эту ответственную роль лучше?

Но когда взгляд Дурлы спустился на Лионе, он встретил ничуть не изменившееся выражение замешательства.

— При всем уважении, господин премьер-министр, — осторожно начал тот, — я призываю вас отказаться от этой идеи. Нельзя идти против императора.

— Это почему же? — прищурившись, спросил Дурла.

Недоуменно глядя на него, Лионе медлил с ответом, то ли сомневаясь, то ли решая, как лучше преподнести свое ценное мнение. И лишь когда приступ хитроумной немоты приблизился к критической отметке, за которой стал бы непозволительно долгим, комбинатор таки справился со своими затруднениями.

— Какие бы письма не писали императору, это не запятнает его. Белый — вот цвет живого воплощения Примы Центавра. Император всегда сможет доказать, что факты, изложенные в письме Котто, не имеют никакого отношения к его намерениям и проводимой политике, а ваши обвинения, соответственно, лишены всяких оснований и наносят оскорбление трону. Как я уже говорил, субординация — фундамент, на котором стоит Республика Центавр. Неразумно идти против традиций.

Дурле пришлось признать, что по какой-то непонятной причине значительный процент населения считал Моллари уместным на троне. Труд же главного творца всего, чем обладало на данный момент государство, оставался незамеченным. Моллари лишь с неудовольствием, выдающим зависть и страх принимать меры, требующие стального характера, разрешал ему ковать из центавриан силу, которой посчастливится воплотить в жизнь эпохальные замыслы своего Предводителя. А сам только заигрывал с народом: лично участвуя в восстановительных работах, хотя, понятное дело, толку с работника, ранее не занимавшегося строительством, было немного; развлекал себя встречами с детьми, рассказывая им всякие сказки; взращивал среди подданных иждивенческие настроения, разбазаривая бюджетные средства на разнообразные фонды помощи, вместо того, чтобы приучать центавриан обходиться малым, больше работать и меньше ныть; и предавался скорби по плачевно закончившейся утопической попытке сотрудничества с Межгалактическим Альянсом. Моллари старался скрывать свою сентиментальную слабость, но Дурла видел в его глазах чудную смесь тоски и гнева каждый раз, когда приходил утвердить очередной проект в рамках внешнеполитической программы или отчитывался об успехах по наращиванию военно-оборонной мощи. Вывод — недоговаривать и замалчивать, чтобы не обострять отношения с императором — напросился сам собой.

И Дурла не спешил посвящать Моллари во все тонкости и детали далекоидущих планов, не торопился обрисовывать скрытые цели, которых со своим кабинетом министров рассчитывал достичь, разрабатывая новые законы, проводя реформы и воздвигая к звездам грандиозные объекты. Он просто забывал упомянуть в докладе, что средства на перепрофилирование завода в военный найдутся в том числе за счет сокращения финансирования различных фондов поддержки пожилых и инвалидов. В конце концов, пользы от этих дармоедов государству никакой не предвиделось, не стоило и драгоценное время тратить, обсуждая их завышенные запросы. Планируемые объемы производства вооружения можно было преуменьшить, а что техника в дальнейшем понадобится не только для обороны, но и для того, чтобы поставить Альянс на место, раньше времени не говорить. Однако внешняя отрешенная апатичность императора оказалась обманчивой. Моллари каким-то образом знал все. Он видел каждую завуалированную цель любого предприятия и неминуемо задавал дотошные вопросы по нюансам, которые премьер-министр хотел скрыть. В такие моменты император словно пробуждался ото сна, и в его глазах загорался огонь, пугающий своей силой. Поначалу Дурле становилось не по себе от догадок, что будет, если стены, сдерживающие это пламя, падут, и оно вырвется на волю. Но Моллари раз за разом ограничивался лишь словами, мало чем на деле мешая министру идти по намеченному пути. Разве что издавал очередной указ для поддержки незащищенных слоев населения, как император изволил называть балласт на крыльях государства. Прошли годы, и Дурла перестал обращать внимание на странности и неприязнь монарха.

Но сейчас так удачно подвернувшаяся возможность дискредитировать императора в глазах народа мгновенно воскресила в памяти все их трения. И тревоги, что пока трон наделяет Моллари властью, тот однажды может ею таки воспользоваться. Искушение обезвредить потенциальную угрозу было очень велико. Останавливала лишь природная осторожность, которую Лионе пробудил, продемонстрировав, что даже такая поднаторевшая в политических интригах личность еще не готова принять мысль о смещении императора. Вероятно, следовало еще немного повременить и подготовить почву для рискованных действий.

— Давайте для начала вернемся к письму Котто, — со значением произнес Дурла. — Мы все никак не прочитаем его содержание. Что если, ознакомившись с ним, вы охотно согласитесь со мной? Как сделали это, когда я открыл вам глаза, насколько опасен может быть для нас Диус Винтари, который все еще обладает правом претендовать на трон и власть.

Лионе, напряженно следивший за его реакцией на свои слова, склонил голову в церемонном жесте и зачитал:

Помню, как-то раз Вы сказали мне: «Если император получает очередное подтверждение, что центавриане в чем-то превосходят другие расы, это радует Его Величество». Те слова навсегда запечатлелись в моей памяти, и теперь я несказанно счастлив имеющейся у меня возможности сообщить Вам: минбарцы по всем статьям хуже нас.

— Вот видите, я же говорил! — радостно воскликнул Лионе. — Котто из кожи вон лезет, чтобы угодить императору.

— И делает это совершенно топорно, — скривившись, прокомментировал Дурла. Его сейчас беспокоило совсем другое. — А дальше он в том же ключе излагает?

Лионе продолжил:

Первое, что бросилось мне в глаза, как только я ступил на минбарскую землю — облик их городов по-прежнему выдает упадок и культурное загнивание. Среди построек до сих преобладают здания многовековой давности, и это несмотря на отгремевшую двенадцать лет назад гражданскую войну. Казалось бы, вот он шанс создать современные мегаполисы на месте утративших актуальность сооружений, но минбарцы, наоборот, стали еще трепетнее относиться к памятникам прошлого. Можно представить, чем были заняты их мысли во время войны, если уцелелили даже здания, имеющие тысячелетнюю историю. Как нам с Вами известно, это очевидный признак дряхлеющей экономики.

Теперь перейду непосредственно к встрече с лидерами Межзведного Альянса. То, как меня приняли Шеридан и Деленн, свидетельствует, что они полностью лишены четких моральных ориентиров. При этом они активно стремятся распространить свой образ жизни на остальных. Вот и принц Винтари не устоял перед видимостью любезности, неправильно истолковав природу скрытности — и попал под их влияние. Он заметно изменился с тех пор, как покинул Родину. Более того, принц уже утратил некоторые центаврианские черты, ему становятся все больше присущи мягкотелость и привитое декадентство. Чтобы Вы лучше представляли себе масштабы происходящего, приведу наглядный пример. Вам известно, как принц Винтари относился ко мне, обвиняя в смерти своего отца. Но в этот раз он поддерживал со мной разговор, демонстрируя полное отсутствие какой-либо ненависти и праведного желания отомстить. Когда мы на несколько минут остались наедине, принц соизволил сам приблизиться ко мне. Признаться, я уже подумал, сейчас он объявит, чтобы я не обольщался, и объяснит избранную манеру обходиться со мной уважением к семье Шеридана и празднику его сына. Но принц сдержанно сообщил, что в последнее время его мировоззрение претерпело определенные метаморфозы, и он, многое переосмыслив, изменил отношение к некоторым событиям прошлого и к своей судьбе. И хотя вряд ли когда-либо сможет испытывать ко мне теплые чувства, но личным врагом не считает. Не знаю, как Вы, а я был потрясен до глубины души.

Не меньше я впечатлен и Вашей дальновидностью. Буду откровенен, когда Вы решили вырвать принца Винтари из борьбы за власть и престол, устранить из Дворца и вообще с Примы Центавра, отправив к Шеридану, у меня были сомнения практически во всем, что касалось этой ссылки. Но теперь я с радостью констатирую: Ваши надежды оправдались, и сын покойного императора Картажье, лишенный связи с домом, обработанный Шериданом и его сподвижниками, полностью изолированный от соотечественников в разлагающей минбарской среде, утратил какое-либо стремление оказаться на центаврианском троне. Я обнаружил принца Винтари опустившейся личностью, которую буквально поглотили сомнительные удовольствия, присущие этой расе. Они теперь привлекательны для него гораздо больше, чем власть. А то, как принц стыдится своего происхождения, можно увидеть каждый раз, когда он смотрит в лицо Г'Кару. (Который, кстати, также присутствовал среди приглашенных на празднование дня рождения сына Шеридана. Смею Вас заверить, принц исправно исполняет Ваш приказ держаться от Г'Кара подальше и не задевать того ни словом, ни жестом для своего же блага.)

Таким образом, вряд ли уже когда-нибудь Диус Винтари понесет имя Картажье, как знамя, и использует право крови в борьбе за престол Республики Центавр, а методы отца для поддержания и укрепления власти. Вы добились своей цели.

— Вы только посмотрите, как ловко Моллари устранил угрозу в лице наследника императорского рода! — восхищенно воскликнул Лионе. — Отправил сына безумного маньяка в гнездо Альянса, и пусть они там изводят друг друга!

— Да, для нас все сложилось более чем удачно, — кивнул Дурла. — Мы избавились от серьезного соперника. Руками Моллари, без малейших усилий и риска с нашей стороны. Шеридан, наверное, рассчитывает выудить из принца ценную информацию и получить в дальнейшем выкуп за наследника Дома, совсем недавно бывшего императорским, не подозревая, что Винтари совершенно бесполезен для подобных планов.

— Да уж, тут никто за него и фальшивого дуката не даст. — Отца Лионе казнили по приказу Картажье, и поговаривали, что перед смертью опальному лорду пришлось несладко. Поэтому у его сына по отношению к принцу на первом месте было не желание сохранить власть и влияние, а чувство гораздо более личное. И все, в том числе и Дурла, хорошо об этом знали.

— Как видите, содержание письма Котто не позволяет упрекнуть императора в измене своему народу, — осторожно продолжил Лионе. — Скорее наоборот, все указывает на патриотизм Моллари, которому посол усердно подпевает.

— Там есть еще что-нибудь информативное? — Дурла решил оставить последнюю реплику министра развития без комментариев и заглянул в конец листа, бегло просмотрев предыдущие строки.

Надеюсь, это знание наполнит Ваше сердце радостью, а мое письмо принесло несколько приятных минут.

Верю, что однажды всю значимость Вашего правления оценят по достоинству.

Да пребудет с Вами Великий Создатель!

Ваш преданный слуга посол Центавра на «Вавилоне 5» Вир Котто.

— И ничего не написано, о чем говорили за праздничным столом, какие темы обсуждали, — выразил свое недовольство Дурла.

— Они не глупы и вряд ли стали бы делиться секретами в присутствии посла Центавра, — беспечно высказался Лионе. — А Котто никогда не отличался сообразительностью. Зато настолько наивен, что просто не способен разведать важную информацию самостоятельно, особенно если ее стараются скрыть или спрятать. К тому же, вряд ли на дне рождения ребенка поднимались политические темы.

— Котто даже доклад оформил ненадлежащим образом, — не стал скрывать своего раздражения Дурла. — Даром что «отчет о моем визите на Минбар» тремя линиями подчеркнул.

Лионе это, напротив, рассмешило:

— Пусть император сам с ним разбирается по этому поводу. А мы в любом случае получили хорошие новости.

— Вы лучше поторопитесь вернуть письмо на место, чтобы хорошие новости не закончились неприятностями, — отослал Дурла чрезмерно жизнерадостного министра, который не вписывался в его сумрачное расположение духа.

— Да, конечно же, — тот ловко запечатал вскрытый конверт с помощью загадочного черного устройства.

Когда Лионе уже был у дверей, Дурла вспомнил еще кое о чем.

— Министр Лионе!

— Да?

— В следующий раз договаривайтесь об аудиенции заранее через секретаря и дожидайтесь в приемной, пока вас не пригласят.

Лицо Лионе вытянулось, хотя, казалось бы, куда уже больше, и наблюдая, как увядает на нем прекрасное настроение, Дурла решил предаться мысли, что сетовать на мироздание нет причин: ведь день прошел недурно.