Письмо императору (джен)

Свои аудиенции и совещания премьер-министр Дурла предпочитал утверждать заранее. Внеплановые он проводил лишь в случае собственной заинтересованности, а неожиданных посетителей разворачивал. Давая понять, что так и в немилость попасть недолго, разумеется. А для общей профилактики демонстрировал последствия на отдельных примерах. Исключительным правом обладал только император, но тот редко первым выказывал желание увидеть премьер-министра или подкорректировать его график высочайшим волеизъявлением. Необходимость подчиняться которому Дурла все больше и больше склонялся рассматривать в качестве раздражающей формальности и временного положения вещей.

Министр развития Кастиг Лионе абсолютно точно не просил об аудиенции. Однако, как правило, приносил ценные сведения. Да и советы его часто оказывались весьма полезными. К тому же на него возлагались особые поручения. Результаты должны были сыграть роль в предначертанной Дурле великой судьбе. И если в таких делах происходили значимые события, не мешало бы получать доклады незамедлительно и проводить актуальный инструктаж. Иначе инициативные государственные деятели могли неправильно расставить приоритеты. Посему, решил Дурла, ему интереснее узнать, из-за чего обычно мертвецки бледное лицо Лионе наполнилось красками жизни, нежели наказывать того за манеру входить в кабинет премьер-министра, когда заблагорассудится, ограничившись лишь стуком, а не сообщать о своем визите предварительно, и в назначенный час смиренно ожидать приглашения в приемной. Пусть давно пора было поставить на место слишком много возомнившего о степени своего влияния и нужности сторонника, это могло совсем недолго подождать. Чтобы Лионе охотнее делился собственными соображениями и эксклюзивной информацией.

Прервав выдержанную паузу, Дурла отвлекся от монитора и вопросительно-строго посмотрел на нахала с синдромом тактичного кашля.

— Приветствую вас, премьер-министр! Спешу сообщить, у меня есть кое-что, как мне кажется, заслуживающее вашего внимания!

Долговязый министр развития в два широких шага бесконечных ног переместился к рабочему столу и восстал над Дурлой во весь свой немалый рост, напоминая предприимчивый циркуль со сверкающими оживленным блеском глазами. Его длинные тонкие пальцы забарабанили торжественный марш по папке для документов, которую он цепко держал в руках.

— И что же это, Лионе? — следовало подпустить в голос холодка, а во взгляд равнодушия.

— Вполне возможно, компромат, — хищно улыбнулся министр развития. — При определенной доле удачи — факты, что разрушат репутацию. Доказательство несовместимых с патриотизмом настроений, если преподнести должным образом. В идеале — действия должностного лица, которые могут негативно отразиться на благополучии Республики Центавр. Письмо Вира Котто императору.

— Котто?! Зачем нам компромат на этого недотепу?! — Лионе совсем не обязательно было знать, что его добыча обладает какой-либо ценностью.

На вытянутом дромовом лице министра развития отразилось замешательство. Тем не менее, стоило отдать ему должное, он быстро взял себя в руки и с почтительным, но преисполненным достоинства видом поведал:

— В интересах государства нам лучше время от времени проверять граждан Республики на лояльность. Всех без исключения. А тех, кто наделен хотя бы минимальными полномочиями — в первую очередь. Котто, будучи послом на «Вавилоне 5», имеет возможность говорить от вашего имени, а также совершать мало-мальски политические действия, какой бы незначительной и бесполезной ни была его должность в настоящее время. Кроме того, император симпатизирует ему, что само по себе придает вес любому дипломату и чиновнику. Поэтому я взял на себя смелость наблюдать за Котто. Также, как вам должно быть хорошо известно, мне приходится незаметно фильтровать корреспонденцию императора, чтобы оградить его величество от потока ненужной информации. И сегодня в мои руки попало письмо от Котто. Сам факт, что посол не связался с императором по видеосвязи, настораживает. Уж не подозревает ли он о прослушке? Если да, то, значит, ему есть, что скрывать, и это вынуждает нас ознакомиться с содержанием письма.

Тут Лионе сделал торжественную паузу, как будто выжидая чего-то.

— И о чем же там идет речь, коль скоро вы ворвались ко мне в таком воодушевлении? — не выдержал в конце концов Дурла.

Лионе изобразил смятение:

— Я никогда бы не позволил себе вскрыть приватную почту без вашего одобрения.

— Другими словами, вы хотите переложить на меня ответственность за нарушение неприкосновенности императорской корреспонденции на тот случай, если Моллари обнаружит, что некто читал письмо Котто до него.

Глаза Лионе блеснули холодом стали.

— Я полагал, что обязан отчитываться перед своим премьер-министром и не вправе принимать подобные решения без вашей резолюции. Кроме того, за время нашего плодотворного тесного сотрудничества, — он выделил это слово, — особенно в последние годы, вы неоднократно давали понять, что не потерпите самоуправства со стороны подчиненных. Субординация — фундамент, на котором стоит Республика Центавр.

Дурла почувствовал прилив раздражения. Формально Лионе был прав и говорил верные слова. Но Дурла знал, на деле тот благополучно забывает о субординации, стоит отвернуться, точно так же может вторгнуться и в его собственные тайны, несмотря на громкие слова, что они соратники, и, самое главное, считает себя вправе претендовать на власть премьер-министра. Нет, не на сам пост. Пока, по крайней мере. Лионе, судя по всему, пребывал в полной уверенности, что за поддержку, оказанную на рассвете карьеры Дурлы, и несколько полезных услуг имеет право делить с ним власть и возможности премьер-министра. Вот и сейчас подчиненный пришел к равному, к партнеру по управлению государством, к тому, чьими руками можно дирижировать, оставаясь за кулисами. И это выводило Дурлу из себя.

— Если исходить из наших традиций и правил субординации, то вы должны были озаботиться моим мнением, можно ли вообще изымать письмо из корреспонденции императора, предварительно. А не являться и ставить меня в известность о предпринятой самодеятельности, — сказал он.

Его слова оказались для Лионе столь неожиданными и неприятными, что тот даже не сумел скрыть своё смятение и сохранить лицо. Дурла остался доволен собой.

— Я вынужден был действовать оперативно. Боюсь, к тому времени, когда я получил бы ваше одобрение... Если бы вы дали его, конечно, — исправился Лионе. — Мы могли бы вообще потерять шанс незаметно изъять письмо, не то что изучить его содержание и успеть вернуть обратно. А это сама по себе непростая задача. Однако, раз вы возражаете или не видите в проверке необходимости, я тотчас же устрою все таким образом, что конверт окажется на нужном месте среди императорской почты, словно он попал туда сразу и никогда не бывал в этом кабинете.

Дурла не мог вспомнить, испытывал ли он подобную злость по отношению к своему союзнику раньше: ксонов Лионе состряпал-таки ему ловушку. Расчет был тонкий, и сообразил министр развития быстро, приходилось это признать, что только усиливало растущую неприязнь главы центаврианского правительства к человеку, который умело устроился на роль его правой руки и фактического заместителя с самого начала их общего восхождения по вертикали власти. Теперь, отдав приказ предоставить ему письмо Котто для ознакомления, Дурла таким образом подтвердил бы правильность решения Лионе, весьма удачно сообразившего «изъять его для проверки». В противном случае премьер-министр, занятый другими вопросами, мог вообще не узнать об удобной возможности заглянуть не только в секреты нелепого посла Центавра на «Вавилоне 5», но и в тайны самого императора. Для того же, чтобы продолжить воспитательную работу со слишком уверенным в своих силах и заслугах министром развития, необходимо было отправить его обратно, объявив его идею совершенно ненужной и сомнительной, но тогда и с шансом найти факты, полезные для нейтрализации Моллари на пути к предназначенному судьбой величию, пришлось бы расстаться. В момент особенно сильного раздражения Дурла уже готов был обвинить Лионе в нарушении неприкосновенности императорской корреспонденции и тем самым уничтожить как минимум его карьеру, но вовремя вспомнил, насколько они повязаны общими делами.

А потом ему пришло в голову, что Избранному не нужно озадачиваться подобными мелочами и останавливаться перед ними. Пусть лучше Лионе беспокоится о последствиях и думает, как неразумно поступил, попав в немилость Предводителя центаврианского народа. Не стоит даже утруждаться объяснениями своих решений, есть куда более высокие цели.

— Зачем же? Я ведь не самодур какой-нибудь, — сказал Дурла. — Только на будущее сделайте выводы. И помните: вам и только вам отвечать перед императором за чтение адресованного ему письма. Поэтому ознакомитесь с текстом при мне. Но готов поспорить, что Котто не пишет ничего ценного или хотя бы стоящего внимания. И вы сейчас сами убедитесь в моей правоте. Приступайте.

Дурла величественно махнул рукой.

Однако Лионе, пребывая в каком-то замешательстве, не спешил удовлетворять любопытство своего премьер-министра. Дурла заметил блеск негодования в глазах подчиненного.

— Что же вы медлите? Или государственные интересы перестали иметь для вас значение? Каждая потерянная минута приближает вас к встрече с разгневанным императором.

Последние слова, видимо, послужили хорошим стимулом, потому что Лионе прижал палец к сенсорному замку папки и положил письмо на стол перед Дурлой. Тот, естественно, не стал притрагиваться к твердому конверту, приняв насколько возможно более выжидающий вид.

— Во-первых, как вы собираетесь вскрыть его, чтобы это не осталось заметным, просветите меня, будьте любезны?

Лионе расстегнул верхние пуговицы камзола и, скользнув узкой ладонью за отворот, извлек из внутреннего кармана небольшой черный прямоугольник. Быстрые длинные пальцы произвели несколько неуловимых манипуляций, после чего предмет показал прятавшиеся до сих пор кнопки и маленький экран. Лионе поднес устройство к электронной печати посла Центавра и поводил над ней, напоминая колдуна, ворожащего магическим артефактом. Раздался жалобный писк, а затем магнит, скрепляющий конверт, отвалился, не оставив никаких следов на гладкой поверхности.

— Это устройство позволяет подобрать код индивидуального пароля к печатям наших должностных лиц и офицеров, — пояснил Лионе. — Мне пришлось обзавестись им в интересах государственной безопасности.

Дурла про себя решил, что вернется к традициям предков и прикажет изготовить себе восковую печать, а вслух спросил:

— И откуда у вас это чудо техники? Наши инженеры с программистами в один голос утверждали, будто после усиленного мозгового штурма создали практически неуязвимые для взломов электронные печати, и что открыть их может лишь тот, у кого есть специальный ключ. Они очень гордятся своим изобретением, знаете ли.

— На любое действие найдется противодействие, на каждый ум — более гениальный интеллект, а против достижения науки обязательно создадут еще лучшее, чтобы нейтрализовать прежнее. Это закон Вселенной, движущий прогрессом и эволюцией, — пожал плечами Лионе. — Мне предложили такое устройство представители черного рынка и, естественно, я не стал отказываться. Говорили, что в его основе лежат технологии Теней, и никто пока не сумел воссоздать аналог. Я увидел в этом вызов и особый смысл: обратить изобретение врага на службу Республики Центавр.

— Научите меня пользоваться им, и я прощу ваш сегодняшний промах и нарушения субординации, — после некоторых раздумий сказал Дурла. — А также прикрою в случае необходимости перед императором.

Лионе склонил голову и с достоинством выпрямился. Затем, не дожидаясь указаний, извлек из кармана пару белоснежных перчаток, изящно надел их, открыл конверт и достал письмо. В его облике и движениях просматривалось удовлетворение. Дурла усмехнулся про себя. Он не собирался ничего забывать. Просто отложил наказание до вполне определенного момента, когда возьмет у Лионе все, чем тот обладает. А пока выгоднее извлекать максимум пользы из союза со светлой головой, оказавшейся в его распоряжении.

— Хм... Письмо носит название «Отчет посла Котто о внеплановом неофициальном визите на Минбар», — сообщил Лионе, бросив цепкий взгляд на стандартный лист для дипломатической документации.

— Вот как! — оживился Дурла, забыв про высокомерный скепсис. — А мне об этом почему-то ничего неизвестно! Ну-ка, прочтите, что там.

Лионе прочистил горло и продекламировал:

Ваше Величество!

Приветствую Вас и выражаю свое глубочайшее почтение!

Да ниспошлет Вам Великий Создатель долгие годы жизни! Да поддержит Он Ваши помыслы о процветании Республики Центавр и благоденствии нашего народа! И да поможет вынести то бремя, которое Вы на себя взяли, и выстоять против врагов внешних и внутренних!

Дурла поморщился:

— Что за старомодное извращение?

— Моллари консерватор и любит традиции славных времен Республики, — Лионе поднял брови в артистичном жесте, демонстрируя, что все объяснимо. — Вот Котто и старается ему угодить. Он ведь понимает, что его карьера держится исключительно на расположении императора.

— Чудак чудака видит издалека, — прокомментировал Дурла.

Лионе бросил на него озадаченный взгляд. Неужели он все еще воспринимал Моллари как персону, неприкосновенную во всех отношениях?

Дурла скривил губы:

— Продолжайте. Придется продираться сквозь эту безвкусную белиберду ради интересов государства.

Лионе задумчиво склонил голову набок.

— Если вдуматься в суть слов, то любой лидер хотел бы, чтобы подобные пожелания сбылись.

Но поймав взгляд Дурлы, вернулся к так называемому отчету Котто:

— Смотрите, дальше уже более читаемо!

Спешу довести до Вашего сведения, что президент Межгалактического Альянса Джон Шеридан и его супруга Деленн, памятуя о былом сотрудничестве, пригласили меня в гости на празднование дня рождения их сына Дэвида, которому исполнилось десять лет. Естественно, я воспользовался такой прекрасной возможностью и теперь представляю Вашему вниманию отчет о моем визите на Минбар. Отдельно будет освещена судьба принца Диуса Винтари. И я безотлагательно выражаю свое восхищение — Ваш план сработал! Все случилось именно так, как Вы и предполагали.

— Вот оно что! — Дурла вскочил и заглянул в письмо через плечо Лионе. — Это уже интересно! Гораздо больше, чем, казалось бы, можно было ожидать! Отличная охота, министр! Пурпурные файлы на Котто меркнут по сравнению с тем, что у нас будет компромат на Моллари!

Лионе удивленно вскинул брови и уставился на Дурлу, не веря своим ушам. Очевидно, он не понимал еще, какая информация им сейчас откроется, не видел на несколько шагов вперед, ибо был лишен проницательности, позволяющей предугадать, о чем будет идти речь в докладе Котто. Именно благодаря дару предвидения Дурла поднялся столь высоко и был способен на великие свершения, направляя и просвещая остальных, как придется сейчас разжевывать все Лионе.

— По некой счастливой случайности, вы, сами того не ведая, принесли свидетельство измены императора своему народу. Тайные сношения с руководством Межгалактического Альянса, союз и покровительство сыну самого кровавого сумасшедшего из когда-либо сидевших на нашем троне, чуть было не погубившего Приму Центавра в недавнем прошлом — уже этого более чем достаточно для сего печального вывода.

Дурлу охватила эйфория триумфа и гордость за собственный незаурядный ум, обрамленный искусным красноречием. Устремив пламенный взор к потолку, за которым раскинулось бескрайнее небо, он продолжил:

— Конечно же, я должен открыть народу глаза. Но еще важнее повлиять на сбившегося с пути монарха либо взять на себя бремя управления государством. Или как там Котто выражается. Если ноша неподъемна для Моллари, не честнее ли будет уступить ее тому, кто сильнее и подходит на эту ответственную роль лучше?

Но когда взгляд Дурлы спустился на Лионе, он встретил ничуть не изменившееся выражение замешательства.

— При всем уважении, господин премьер-министр, — осторожно начал тот, — я призываю вас отказаться от этой идеи. Нельзя идти против императора.

— Это почему же? — прищурившись, спросил Дурла.

Недоуменно глядя на него, Лионе медлил с ответом, то ли сомневаясь, то ли решая, как лучше преподнести свое ценное мнение. И лишь когда приступ хитроумной немоты приблизился к критической отметке, за которой стал бы непозволительно долгим, комбинатор таки справился со своими затруднениями.

— Какие бы письма не писали императору, это не запятнает его. Белый — вот цвет живого воплощения Примы Центавра. Император всегда сможет доказать, что факты, изложенные в письме Котто, не имеют никакого отношения к его намерениям и проводимой политике, а ваши обвинения, соответственно, лишены всяких оснований и наносят оскорбление трону. Как я уже говорил, субординация — фундамент, на котором стоит Республика Центавр. Неразумно идти против традиций.

Дурле пришлось признать, что по какой-то непонятной причине значительный процент населения считал Моллари уместным на троне. Труд же главного творца всего, чем обладало на данный момент государство, оставался незамеченным. Моллари лишь с неудовольствием, выдающим зависть и страх принимать меры, требующие стального характера, разрешал ему ковать из центавриан силу, которой посчастливится воплотить в жизнь эпохальные замыслы своего Предводителя. А сам только заигрывал с народом: лично участвуя в восстановительных работах, хотя, понятное дело, толку с работника, ранее не занимавшегося строительством, было немного; развлекал себя встречами с детьми, рассказывая им всякие сказки; взращивал среди подданных иждивенческие настроения, разбазаривая бюджетные средства на разнообразные фонды помощи, вместо того, чтобы приучать центавриан обходиться малым, больше работать и меньше ныть; и предавался скорби по плачевно закончившейся утопической попытке сотрудничества с Межгалактическим Альянсом. Моллари старался скрывать свою сентиментальную слабость, но Дурла видел в его глазах чудную смесь тоски и гнева каждый раз, когда приходил утвердить очередной проект в рамках внешнеполитической программы или отчитывался об успехах по наращиванию военно-оборонной мощи. Вывод — недоговаривать и замалчивать, чтобы не обострять отношения с императором — напросился сам собой.

И Дурла не спешил посвящать Моллари во все тонкости и детали далекоидущих планов, не торопился обрисовывать скрытые цели, которых со своим кабинетом министров рассчитывал достичь, разрабатывая новые законы, проводя реформы и воздвигая к звездам грандиозные объекты. Он просто забывал упомянуть в докладе, что средства на перепрофилирование завода в военный найдутся в том числе за счет сокращения финансирования различных фондов поддержки пожилых и инвалидов. В конце концов, пользы от этих дармоедов государству никакой не предвиделось, не стоило и драгоценное время тратить, обсуждая их завышенные запросы. Планируемые объемы производства вооружения можно было преуменьшить, а что техника в дальнейшем понадобится не только для обороны, но и для того, чтобы поставить Альянс на место, раньше времени не говорить. Однако внешняя отрешенная апатичность императора оказалась обманчивой. Моллари каким-то образом знал все. Он видел каждую завуалированную цель любого предприятия и неминуемо задавал дотошные вопросы по нюансам, которые премьер-министр хотел скрыть. В такие моменты император словно пробуждался ото сна, и в его глазах загорался огонь, пугающий своей силой. Поначалу Дурле становилось не по себе от догадок, что будет, если стены, сдерживающие это пламя, падут, и оно вырвется на волю. Но Моллари раз за разом ограничивался лишь словами, мало чем на деле мешая министру идти по намеченному пути. Разве что издавал очередной указ для поддержки незащищенных слоев населения, как император изволил называть балласт на крыльях государства. Прошли годы, и Дурла перестал обращать внимание на странности и неприязнь монарха.

Но сейчас так удачно подвернувшаяся возможность дискредитировать императора в глазах народа мгновенно воскресила в памяти все их трения. И тревоги, что пока трон наделяет Моллари властью, тот однажды может ею таки воспользоваться. Искушение обезвредить потенциальную угрозу было очень велико. Останавливала лишь природная осторожность, которую Лионе пробудил, продемонстрировав, что даже такая поднаторевшая в политических интригах личность еще не готова принять мысль о смещении императора. Вероятно, следовало еще немного повременить и подготовить почву для рискованных действий.

— Давайте для начала вернемся к письму Котто, — со значением произнес Дурла. — Мы все никак не прочитаем его содержание. Что если, ознакомившись с ним, вы охотно согласитесь со мной? Как сделали это, когда я открыл вам глаза, насколько опасен может быть для нас Диус Винтари, который все еще обладает правом претендовать на трон и власть.

Лионе, напряженно следивший за его реакцией на свои слова, склонил голову в церемонном жесте и зачитал:

Помню, как-то раз Вы сказали мне: «Если император получает очередное подтверждение, что центавриане в чем-то превосходят другие расы, это радует Его Величество». Те слова навсегда запечатлелись в моей памяти, и теперь я несказанно счастлив имеющейся у меня возможности сообщить Вам: минбарцы по всем статьям хуже нас.

— Вот видите, я же говорил! — радостно воскликнул Лионе. — Котто из кожи вон лезет, чтобы угодить императору.

— И делает это совершенно топорно, — скривившись, прокомментировал Дурла. Его сейчас беспокоило совсем другое. — А дальше он в том же ключе излагает?

Лионе продолжил:

Первое, что бросилось мне в глаза, как только я ступил на минбарскую землю — облик их городов по-прежнему выдает упадок и культурное загнивание. Среди построек до сих преобладают здания многовековой давности, и это несмотря на отгремевшую двенадцать лет назад гражданскую войну. Казалось бы, вот он шанс создать современные мегаполисы на месте утративших актуальность сооружений, но минбарцы, наоборот, стали еще трепетнее относиться к памятникам прошлого. Можно представить, чем были заняты их мысли во время войны, если уцелелили даже здания, имеющие тысячелетнюю историю. Как нам с Вами известно, это очевидный признак дряхлеющей экономики.

Теперь перейду непосредственно к встрече с лидерами Межзведного Альянса. То, как меня приняли Шеридан и Деленн, свидетельствует, что они полностью лишены четких моральных ориентиров. При этом они активно стремятся распространить свой образ жизни на остальных. Вот и принц Винтари не устоял перед видимостью любезности, неправильно истолковав природу скрытности — и попал под их влияние. Он заметно изменился с тех пор, как покинул Родину. Более того, принц уже утратил некоторые центаврианские черты, ему становятся все больше присущи мягкотелость и привитое декадентство. Чтобы Вы лучше представляли себе масштабы происходящего, приведу наглядный пример. Вам известно, как принц Винтари относился ко мне, обвиняя в смерти своего отца. Но в этот раз он поддерживал со мной разговор, демонстрируя полное отсутствие какой-либо ненависти и праведного желания отомстить. Когда мы на несколько минут остались наедине, принц соизволил сам приблизиться ко мне. Признаться, я уже подумал, сейчас он объявит, чтобы я не обольщался, и объяснит избранную манеру обходиться со мной уважением к семье Шеридана и празднику его сына. Но принц сдержанно сообщил, что в последнее время его мировоззрение претерпело определенные метаморфозы, и он, многое переосмыслив, изменил отношение к некоторым событиям прошлого и к своей судьбе. И хотя вряд ли когда-либо сможет испытывать ко мне теплые чувства, но личным врагом не считает. Не знаю, как Вы, а я был потрясен до глубины души.

Не меньше я впечатлен и Вашей дальновидностью. Буду откровенен, когда Вы решили вырвать принца Винтари из борьбы за власть и престол, устранить из Дворца и вообще с Примы Центавра, отправив к Шеридану, у меня были сомнения практически во всем, что касалось этой ссылки. Но теперь я с радостью констатирую: Ваши надежды оправдались, и сын покойного императора Картажье, лишенный связи с домом, обработанный Шериданом и его сподвижниками, полностью изолированный от соотечественников в разлагающей минбарской среде, утратил какое-либо стремление оказаться на центаврианском троне. Я обнаружил принца Винтари опустившейся личностью, которую буквально поглотили сомнительные удовольствия, присущие этой расе. Они теперь привлекательны для него гораздо больше, чем власть. А то, как принц стыдится своего происхождения, можно увидеть каждый раз, когда он смотрит в лицо Г'Кару. (Который, кстати, также присутствовал среди приглашенных на празднование дня рождения сына Шеридана. Смею Вас заверить, принц исправно исполняет Ваш приказ держаться от Г'Кара подальше и не задевать того ни словом, ни жестом для своего же блага.)

Таким образом, вряд ли уже когда-нибудь Диус Винтари понесет имя Картажье, как знамя, и использует право крови в борьбе за престол Республики Центавр, а методы отца для поддержания и укрепления власти. Вы добились своей цели.

— Вы только посмотрите, как ловко Моллари устранил угрозу в лице наследника императорского рода! — восхищенно воскликнул Лионе. — Отправил сына безумного маньяка в гнездо Альянса, и пусть они там изводят друг друга!

— Да, для нас все сложилось более чем удачно, — кивнул Дурла. — Мы избавились от серьезного соперника. Руками Моллари, без малейших усилий и риска с нашей стороны. Шеридан, наверное, рассчитывает выудить из принца ценную информацию и получить в дальнейшем выкуп за наследника Дома, совсем недавно бывшего императорским, не подозревая, что Винтари совершенно бесполезен для подобных планов.

— Да уж, тут никто за него и фальшивого дуката не даст. — Отца Лионе казнили по приказу Картажье, и поговаривали, что перед смертью опальному лорду пришлось несладко. Поэтому у его сына по отношению к принцу на первом месте было не желание сохранить власть и влияние, а чувство гораздо более личное. И все, в том числе и Дурла, хорошо об этом знали.

— Как видите, содержание письма Котто не позволяет упрекнуть императора в измене своему народу, — осторожно продолжил Лионе. — Скорее наоборот, все указывает на патриотизм Моллари, которому посол усердно подпевает.

— Там есть еще что-нибудь информативное? — Дурла решил оставить последнюю реплику министра развития без комментариев и заглянул в конец листа, бегло просмотрев предыдущие строки.

Надеюсь, это знание наполнит Ваше сердце радостью, а мое письмо принесло несколько приятных минут.

Верю, что однажды всю значимость Вашего правления оценят по достоинству.

Да пребудет с Вами Великий Создатель!

Ваш преданный слуга посол Центавра на «Вавилоне 5» Вир Котто.

— И ничего не написано, о чем говорили за праздничным столом, какие темы обсуждали, — выразил свое недовольство Дурла.

— Они не глупы и вряд ли стали бы делиться секретами в присутствии посла Центавра, — беспечно высказался Лионе. — А Котто никогда не отличался сообразительностью. Зато настолько наивен, что просто не способен разведать важную информацию самостоятельно, особенно если ее стараются скрыть или спрятать. К тому же, вряд ли на дне рождения ребенка поднимались политические темы.

— Котто даже доклад оформил ненадлежащим образом, — не стал скрывать своего раздражения Дурла. — Даром что «отчет о моем визите на Минбар» тремя линиями подчеркнул.

Лионе это, напротив, рассмешило:

— Пусть император сам с ним разбирается по этому поводу. А мы в любом случае получили хорошие новости.

— Вы лучше поторопитесь вернуть письмо на место, чтобы хорошие новости не закончились неприятностями, — отослал Дурла чрезмерно жизнерадостного министра, который не вписывался в его сумрачное расположение духа.

— Да, конечно же, — тот ловко запечатал вскрытый конверт с помощью загадочного черного устройства.

Когда Лионе уже был у дверей, Дурла вспомнил еще кое о чем.

— Министр Лионе!

— Да?

— В следующий раз договаривайтесь об аудиенции заранее через секретаря и дожидайтесь в приемной, пока вас не пригласят.

Лицо Лионе вытянулось, хотя, казалось бы, куда уже больше, и наблюдая, как увядает на нем прекрасное настроение, Дурла решил предаться мысли, что сетовать на мироздание нет причин: ведь день прошел недурно.

Однако следующим утром, не успел он открыть глаза, к нему заявились тревога под руку с любопытством. Кто знает, насколько надежна та вещица, с помощью которой Лионе подбирал код и запечатывал обратно письмо Котто? Что если император тоже обзавелся секретными технологиями Древних, и они позволяют распознать применение даже такого хитрого орудия шпионажа? Как Моллари воспринял своеобразный отчет Котто? 

Самое большое неудобство доставляли вероятные картины императорского гнева, когда тот обнаружит следы взлома посольской печати. Поразмыслив, Дурла решил действовать на опережение. Он вызвал Лионе, и они отправились разведать обстановку.

Царил ясный солнечный день. Воздух бодрил приятной свежестью, заливались на разные голоса птицы в Саду. Но сейчас их трели резали слух, усиливая душевный дискомфорт. Не хотелось думать, что пока всё вокруг наслаждается привычной жизнью, у них могут быть большие неприятности. В коридорах Дворца не наблюдалось никакого особого оживления. Впрочем, как и гнетущей тишины — признака готовой вот-вот разразиться катастрофы. Встречные вельможи привествовали главу правительства и его министра самым естественным образом. Не было никакого особого блеска в глазах, который возникает, когда подчиненному уже стала известна выходящая из ряда вон новость, и он понимает, что прежде влиятельная персона идет навстречу своему краху. Никто не перешептывался при их появлении. Придворные интриганы не замирали, ожидая, что сейчас будет. Тревога несколько отпустила. Ничем не выдавая беспокойства, премьер-министр шествовал подобно пастырю посреди своего стада.

Но тут выяснилось, что его величество как раз незадолго до этого приказали принести почту, изъявив желание почитать ее за обедом. Тогда Дурла устремился к императорским покоям, чем поверг Лионе в изрядное смятение. Сначала тот замер, как вкопанный, но вскоре бросился вдогонку. Поравнявшись, он наклонился к Дурле, и на ходу стреляя по сторонам глазами, зашипел в ухо, длинный и худой, как змея, которая приподнялась над землей и стремительно ползет на нижней части туловища. Казалось, виска вот-вот коснется раздвоенный язык. Дурла невольно дернулся и отшатнулся, но Лионе зашел с другой стороны и снова принялся увещевать монотонным шепотом, нарушая личное пространство. По мнению этого многоопытного шпиона, они могли вызвать ненужные подозрения. Лионе продолжал утверждать, что его устройство не оставляет никаких следов, иначе он не пошел бы на неоправданный риск. Но на тот маловероятный случай, если есть технологии, фиксирующие взлом, ему, дескать, казалось крайне неразумным самим лезть на рожон и подворачиваться под горячую руку. У Дурлы уже заранее был заготовлен контраргумент. Наоборот, тех, кто не прячется по кабинетам, а появляется рядом и берется расследовать вопиющий по своей наглости инцидент, никто не заподозрит. Лионе ничего не оставалось, как подчиниться приказу премьер-министра. При неблагоприятном развитии событий Дурла планировал представить ситуацию, будто он привел Моллари взломщика императорской корреспонденции. В конце концов, так оно и было. Лионе сам все придумал и провернул. Дурла ему ничего подобного не поручал и не приказывал.

Выбрав доклад о чистке фонтанов на придворцовой территории в качестве благовидного предлога и постаравшись принять бесстрастный вид, они уже подходили к императорским покоям, когда раздавшийся из-за дверей взрыв хохота заставил их буквально подскочить на месте. Дурла от неожиданности, ударившей по натянутым нервам, и вовсе едва не заорал.

Не успели они прийти в себя, как послышались громкие шаги, и двери распахнулись.

— Отчет о визите на Минбар, — сквозь смех проговорил Моллари и покачал головой. 

Выйдя в коридор, он заметил затаивших дыхание Дурлу и Лионе. 

— А вот и мои бдительные министры. Всегда на страже государственных интересов, да?

И разразился новой порцией громогласного раскатистого веселья. Вдоволь и с наслаждением отсмеявшись, Моллари смахнул выступившие на глазах слезы.

— И какие благие намерения привели вас на этот раз?

— А мы просто мимо проходили, ваше величество, — неожиданно ляпнул Лионе, отвесив церемонный поклон. — И решили узнать, не можем ли быть чем-то вам полезны.

— Я собирался доложить о плановой чистке фонтанов на придворцовой территории, — процедил сквозь зубы Дурла, недовольно глядя на своего компаньона.

— Вот не можете, к сожалению, — разведя руками, ответил Моллари Лионе. А затем повернулся к премьер-министру.

— Да, Главный Смотритель уже был у меня, и я поблагодарил его и рабочих за труд. Жаль, что душу от грязи нельзя вычистить так, как фонтаны. Не замутненным пороком идеям все сложнее пробиться в наши умы. 

Он прервал речь, словно вспомнив, что отвлекся:

— Если горите желанием поговорить со мной о фонтанах, Дурла, приходите завтра. Сегодня у меня слишком хорошее настроение для этого. И хочется посидеть над другим отчетом.

В довершение Моллари подмигнул им, и снова рассмеялся. Не дожидаясь ответов и церемоний, он развернулся и направился по коридору, заложив руки за спину и что-то напевая.

Два гвардейца, стоявших навытяжку у дверей в императорские покои, синхронно шагнули и последовали за ним на почтительном расстоянии.

— Он просто держит Котто вместо шута! — разулыбался Лионе. — А я-то завидовал! Все гадал, как тому удалось заполучить расположение императора, за что же его величество благоволит ему и оказывает всяческую протекцию.

— Он был пьян. — Дурла не понимал, почему Лионе первым делом волновала благосклонность Моллари, который не подходил на роль лидера государства.

— Император может позволить себе расслабиться во время обеда. — с беспечным видом сказал Лионе. — К тому же он так давно не смеялся, что, мне кажется, у вас могло возникнуть неверное впечатление о степени его опьянения. Моллари держится на ногах и не теряет рассудка. Так что его любовь к бривари еще довольно безобидная слабость. Она, по крайней мере, не превращает жизнь подданных в кошмар. 

Он повернулся к Дурле.

— Не понимаю, чем вы не довольны. Все ведь сложилось наилучшим образом. Я без малейших последствий для нас принес хорошие новости. Котто, как мы в очередной раз убедились, можно не считать за конкурента. Император избавил нашу коалицию и вас лично от проблемы в лице принца Винтари, так что нам не пришлось даже руки пачкать. Его Величество в хорошем настроении. Нам вообще весьма неплохо живется при Моллари.

Лондо нашел Сенну в Саду. Она читала юному племяннику Урзы сказку о странствиях Требакса-ныряльщика по Подводному Царству. Маленькая Лисса сладко спала в коляске под поэтические описания огромных морских чудовищ. Лондо никогда не обсуждал с Сенной, что ее отец лорд Рифа вынудил дядю этих детей искать смерти, спасая Дом Джаддо от бесчестья. Но при дворе вполне мог найтись «доброжелатель», который помнил, как Урзе были предъявлены обвинения, или даже лично принимал участие в фальсификации доказательств. Впрочем, Сенна с присущим ей желанием знать все, особенно если дело касалось правды, и совать свой очаровательный носик туда, где существовала опасность не только получить болезненный щелчок, но и большие неприятности, и сама была способна раскопать подробности той грязной истории. Лондо не исключал, что толчком к этому могли послужить невольные встречи его воспитанницы с вдовой и сестрой Урзы, которые, как и весь Род Джаддо, находились под защитой Дома Моллари согласно обычаю дуэльного общества Кору Придо. Женщины заметно холодно держались с Сенной, и желание понять, почему, было бы естественным. А иногда Лондо задавался вопросом, сколько девочка знала и помнила об интригах своего отца.

Так или иначе, но однажды Сенна пришла к нему и спросила, может ли она принимать участие в судьбе детей Дома Джаддо. Застигнутый врасплох неожиданным разговором, Лондо поинтересовался, каким образом она предполагает это делать. 

— Для начала присматривать за ними. А потом — должно же для чего-то пригодиться мое образование, о котором вы позаботились, — учить, передавать им свои знания. И все остальное, чем может помочь женщина.

Другими словами, она сама еще точно не знала, каким образом, но стремилась сделать хотя бы что-нибудь. И, конечно, Лондо не мог не спросить, почему.

— Что заставляет прекрасную юную леди посвящать жизнь именно этим детям, а не задумываться о своей собственной семье?

Сенна тогда отвела глаза и после небольшой запинки поспешила сказать:

— Просто я могу это сделать.

А затем сообразила, как уйти от ответа, и ухватилась за тему, которая с недавних пор стала у них предметом частых дискуссий:

— Ах, ваше величество, я не могу выйти замуж только лишь из-за того, что пришло время. Прошу вас, не настаивайте.

Лондо и самому было тяжело начинать разговор о тайнах, связанных с Рифой, поэтому он действительно не стал настаивать на объяснении, почему из всех детей Сенна выбрала именно племянников Урзы, и дал ей возможность уклониться от ответа.

— Пока я жив, ты не выйдешь замуж против своей воли, но меня беспокоит, что рядом с тобой нет надежного защитника.

Сенна вскинула голову. В ее глазах читалась свойственная пылкой юности смесь самых разных чувств и стремление немедленно их выразить. Однако в последний момент что-то все-таки остановило ее. Через мгновение истинная центаврианка завуалировала свои душевные порывы, хотя Лондо не понравилась тень боли, промелькнувшая в направленном на него взгляде.

— Не тревожьтесь обо мне, ваше величество, — я не пропаду, — заявила тогда Сенна, самонадеянно задрав прелестный носик.

Она выглядела совершенно потерянной, когда стояла перед Падмел и Мариллией, которые с трудом удерживали свой гнев в рамках приличий, коих требовало присутствие императора и разговор с его воспитанницей. 

Лондо чувствовал, что необходимость считаться с титулом монарха, делала ситуацию еще возмутительнее в глазах объединенного семейства Деради-Джаддо.

— Мы более чем способны сами позаботиться о своих детях, — точно лезвием острой обжигающе холодной льдины отрезала Мариллия, в то время как Падмел встала перед колыбелью дочери в инстинктивном порыве заслонить ее, и поймав за руку играющего сына, притянула его к себе. — Для любой нормальной центаврианки намек, что она не справляется с воспитанием собственного ребенка, оскорбителен. Как вы могли подумать, будто мы вообще нуждаемся в подобной помощи?! 

— Однако же у многих знатных леди есть гувернатки, — мягко сказал Лондо, умышленно игнорируя истинный смысл фразы, которая буквально вырвалась у Мариллии под конец. — Дансени рассказывал мне, что всеми нами любимой Стерцее, которая занимается воспитанием достойных отпрысков Дома Джаддо еще со времен моего невинного детства, уже тяжело уследить за неугомонной молодежью, но сама мысль о заслуженном отдыхе повергает ее в глубокую печаль. Эта сильная привязанность взаимна, и никто из нас не в силах расстаться с ней, как и с любым из дорогих сердцу членов семьи. Сенна могла бы заботиться о детях и принимать участие в их воспитании, когда такая поддержка потребуется. Потому что она тоже член большой семьи, образующей Дом Моллари, и юной леди есть, чем поделиться.

— В помощь Стерцее мы легко можем нанять молодую гувернантку — вашей воспитаннице незачем утруждать себя, — лед абсолютного нуля в кратчайшие сроки приблизился к температуре кипения.

— Я прошу прощения! — голос Сенны дрогнул. — Я не буду расстраивать вас своим обществом.

Ее вмешательство в разговор стало неожиданностью, и когда все обернулись, она обратилась к Лондо:

— Ваше Величество, я сожалею, что инициировала эту неприятную ситуацию. Пожалуйста, будьте великодушны, не настаивайте. 

На лице Падмел читалась смесь удивления и смущения. Казалось, что ее уверенность в своей правоте пошатнулась. Видимо, искренние переживания Сенны тронули и отца детей, до сих пор хранившего молчание. Хотя нельзя было исключать, что Адденда Деради просто испугался, как бы женщины не навлекли на семью гнев императора.

— Дорогая, может, не стоит так сразу категорически отказываться от любой помощи? Вдруг когда-нибудь из-за непредвиденных обстоятельств мы с благодарностью вспомним о любезном предложении леди Сенны.

Даже если это была попытка ответить обтекаемо и неопределенно в надежде потом ссылаться, что пока удается справляться самим, Мариллия и Падмел истолковали ее как свидетельство симпатии к юной красивой девушке. По крайней мере так Лондо понял направленные на несчастного Деради негодующие взгляды буквально задохнувшихся от возмущения дам.

Заплакала малютка Лисса.

Нужно было спасать ситуацию, пока благие намерения не обернулись настоящей войной.

— Не могли бы вы оставить нас с Мариллией наедине? 

Сенна, скомканно откланявшись, тут же поспешила удалиться. Деради, напротив, исполнили церемониал с растерянностью, читавшейся в каждом неуверенном замедленном движении, а затем подхватили на руки детей и вышли. Судя по всему там тоже предстоял серьезный разговор. 

— Не понимаю, о чем можно вести речь в данном случае, — с вызовом сказала Мариллия. — Воспользуешься своей властью, чтобы заставить нас удовлетворить ее каприз, да, Лондо?

— Нет, — он покачал головой. — Приказывать матери... Неужели ты думаешь, я способен поступить так с Падмел, сестрой дорогого мне друга, которую помню еще новорожденной?

— С некоторых пор я понятия не имею, чего от тебя можно ожидать, Лондо.

Что ж, учитывая определенные обстоятельства, обосновавшиеся у него на плече, он и сам не знал, что совершит в следующий момент. Но так как Мариллия не подозревала о них, то имела в виду другое, и ее слова болезненно хлестнули по старой ране.

— Нет, мне нужно, чтобы все было добровольно, иначе сам смысл этой затеи будет утрачен.

— Вот именно — затеи. Зачем вообще дочери проклятого Рифы нужно лезть в нашу семью, к нашим детям? И я не могу понять, почему ты покровительствуешь ей? Почему потакаешь во всем? Даже сейчас, когда ей взбрело в голову немыслимое?

— Потому что я знаю, каково это — испытывать вину за события прошлого и не иметь возможности ничего изменить. — Лондо чувствовал: в отличии от Падмел, которая лишь расплакалась, уткнувшись ему в плечо, в их первую после смерти Урзы встречу, Мариллия до сих пор не могла простить ему случившееся с мужем. — Только Сенна несет свое бремя, будучи ни в чем не виновата. Значит, попытки девочки компенсировать причиненное зло добром тем более заслуживают шанса. Да, возможно, они где-то слепы и неуклюжи. Но идут из самой глубины сердец, которые снедает мука. Поверь мне, я неоднократно убедился, что помыслы Сенны прямо противоположны устремлениям ее отца. 

Мариллия поджала губы.

— Ты спрашиваешь, почему я забрал Сенну из развалин, в которых встретил? Глядя на осиротевшую девушку без будущего, я не мог не вспомнить, какой страшной смертью умер Рифа...

— Ты сочувствуешь этому мерзавцу?!

— Если дослушаешь меня до конца, то узнаешь, что я сочувствую Сенне. И я не вправе забыть, кто заманил Рифу в ловушку, движимый желанием отомстить и наказать врага не только смертью, но и дискредитацией его Дома.

Переменившись в лице, Мариллия схватила его за руку. В ее глазах загорелась радость.

— Так значит это ты все устроил? Ты не оставил его злодеяния безнаказанными?

Ответ она поняла без слов.

— Лондо, ты не должен стыдиться этого и терзать себя угрызениями совести! Рифу необходимо было остановить. Ради блага всех добропорядочных центавриан. Он ведь действительно предавал наш народ, когда использовал его как расходный материал для удовлетворения своей жажды власти. Когда сознательно дестабилизировал обстановку в государстве, искусственно создавал всеобщий кризис, чтобы обмануть потом, изобразив из себя благодетеля. И когда сживал со свету цвет нации, уничтожал лучших. Тебе пришлось действовать подобным образом потому, что его истинные злодеяния невозможно было доказать. Рифа получил по заслугам. И его Дом должен был быть опозорен. Потому что взрастил такого мерзавца, потому что действовал с ним заодно и потому что в противном случае Рифу бы просто сменил другой Рифа.

— Я понял одну простую истину, Мариллия, — сказал Лондо. — Любая месть сильнее всего бьет по невинным и беззащитным. Она лишила Сенну семьи, дома, средств к существованию и будущего. Девочку, которая никому не причиняла вреда.

Его слова озадачили Мариллию. 

— Вряд ли с таким отцом и Главой Дома она была бы счастлива. Кто знает, какой личностью девочка выросла бы и к чему в итоге привела бы ее семья. Не захотела же родня приютить сироту. Побоялись. Отреклись от своей крови, как только фамильные узы перестали быть выгодными. Чтобы сделать вид, будто не имели ничего общего с предателем. Возможно, Сенне наоборот повезло, что судьба вырвала ее из этого Дома.

В голосе Мариллии больше не было неприязни, одно лишь смятение. Лондо пришла в голову мысль, что на самом деле ее гнев, направленный на Сенну, разгорался от обиды на него, из этого источника во многом и подпитывался. А теперь, узнав тайну смерти Рифы, Мариллия увидела в ней успокоение от изводившей душу боли. 

Лондо желал вдове своего друга иного исцеления, но чувствовал, что она не услышит его сейчас. Скорее снова истолкует попытки объяснить разочарование в мести, как недостаточную привязанность к Урзе и предательство их дружбы. Почему-то Мариллии было важно, чтобы Лондо жил мыслью о возмездии. 

Дракхи тоже сделали его орудием своей мести. Как и всех центавриан. И самое неприятное, что горе, боль и жажда не оставить смерть мужа без последствий могли превратить Мариллию в поддатливый инструмент, исполняющий замыслы врага. Дракхам оставалось лишь подобрать ключ и подтолкнуть чувства женщины в нужном им направлении. И тогда, сама того не ведая, она будет приближать триумф захватчиков. Последователи Теней научились у своих кумиров использовать страсти других разумных, чтобы управлять ими. И Лондо уже без помощи пророческого дара видел, как закулисный манипулятор разжигает костер ненависти в центаврианских душах, и его народ погибает в пламени войны, превращая в пепелище другие миры и свой собственный. А именно над этим дракхи и вели целенаправленную работу. Взращивая в сердцах центавриан мстительность, день за днем, капля за каплей внушая им желание заставить Межзвездный Альянс заплатить за атаку на беззащитную планету в 2262 году. Притаившемуся в сумраке врагу нужна была ослепленная толпа, которая стремится доказать свое превосходство. И для этого он старательно рисовал миражи господства в Галактике. Ведь стадо, что смотрит на солнце, не видит теней. Руками его народа дракхи хотели «свершить правосудие над теми, из-за кого осиротели и потеряли дом». Такими словами Шив'кала прикрывал собственное желание отомстить и самим господствовать во Вселенной. А Лондо был лишен всякой возможности пресечь замыслы дракхов на корню. Он понимал, какими смешными и ничтожными являлись попытки бороться в мелочах. Но они стали смыслом его существования. Спасти хотя бы кого-то — он не мог позволить себе сдаться.

— Ты хотела знать, почему я поддержал идею Сенны, Мариллия. Есть еще одна причина. Рифы больше нет, его Дом утратил влияние, но к стыду нашей расы он не был единственным исключением. Есть и другое зло. И на тот случай, если для Примы Центавра все обернется плохо, если меня не будет с вами или я не смогу защитить тех, кого поклялся оберегать, я хотел бы, чтобы дорогие мне люди держались вместе и помогали друг другу. Как в ксоновы времена, когда большие сплоченные Дома, собравшие под своим родовым именем лучшее, чем обладала наша раса, выстояли и встретили Рассвет Счастливого Дня. Поэтому я не хочу обязывать тебя принять Сенну — для меня важно, чтобы ты сделала это добровольно, иначе все рассыпется, как карточный домик, при первом порыве шторма. Но кое-что я все-таки тебе прикажу. Ты не станешь настраивать Падмел, ее мужа и детей против девочки. Ты никогда и ни с кем даже словом не обмолвишься о нашем разговоре. И настоятельно тебе рекомендую не напоминать мне о нем в будущем. Ради твоего же блага.

Лондо был готов к тому, что наказание не заставит себя долго ждать. Но Шив'кала почему-то совершенно не придал значения его действиям. Лишь посмеялся, что Лондо фактически обрел нового врага в лице Мариллии, когда вынудил ее принять девчонку.

— Но ты правильно поступил, сломав эту женщину своей властью. Давно было пора: в ней слишком много вольнодумства и бунтарства.

Лондо не знал, повлиял ли его визит, или Сенна сама все-таки нашла подход к семейству Деради-Джаддо, но их отношение к ней изменилось в сторону потепления. Спустя какое-то время они стали принимать ее у себя. А однажды в пору традиционной зимней эпидемии, не обошедшей стороной и Дом Джаддо, Лондо узнал, что пока взрослые болели, Сенна присматривала за детьми. С тех пор он стал встречать ее гуляющей с Люком в Саду, иногда вместе с коляской.

И сейчас, вспоминая все это, Лондо с удовольствием отметил, что дети успели сильно привязаться к Сенне.

Услышав шаги, она оторвалась от чтения, и, увидев его, отложила книгу, быстро шепнув что-то Люку. Лондо жестом показал им опустить церемониальную часть приветствия императора и быть тихими, чтобы не разбудить Лиссу.

— Вы присоединитесь к нам, ваше величество? — негромко спросила Сенна, почтительно склонив голову. Люк, с любопытством рассматривавший Лондо, поспешно повторил ее движение. 

— Нет, к сожалению. — Лондо чувствовал, что от свежего воздуха алкогольный дурман в голове понемногу начинает рассеиваться. Если он хотел успеть завершить все дела до того, как Страж протрезвеет, лучше было не задерживаться. — Я пришел попросить тебя кое о чем, моя дорогая. Когда будешь разговаривать с послом Котто, передай ему, пожалуйста, что его отчет о визите на Минбар действительно очень порадовал императора. Я горжусь тем, как хорошо он запомнил мои уроки.

Лондо снова не смог сдержать улыбку.

— Ты окажешь мне большую услугу, если передашь мои слова как можно точнее.

— С удовольствием, Ваше Величество. — Сенна снова склонила голову. — Но почему вы сами не свяжетесь с ним? Мне кажется, это доставило бы вам еще большую радость.

— Скорее всего, — кивнул Лондо. — Но будет лучше, если это сделаешь ты.

— Я все запомнила, Ваше Величество. Будьте спокойны.

— Нам очень повезло с тобой, Сенна. 

Он полюбовался Садом, а затем поднял голову и посмотрел на небо.

— Сегодня чудесный денек. Надеюсь, вам удастся в полной мере насладиться всеми его дарами.

Лондо улыбнулся на прощание Люку, зардевшемуся от гордости, и отправился обратно во Дворец.

Сейчас нужно было вызвать к себе своего управляющего и управляющего делами Винтари. И сообщить им, что поскольку принц вряд ли вернется в ближайшее время, все его имущества отныне поступает под покровительство Дома Моллари. О нем обоим управляющим надлежит тщательно заботиться и приумножать. Таким образом Лондо надеялся защитить интересы Диуса, а его имущество от посягательств и расхищения. Для министров во главе с Дурлой событие должно выглядеть, будто император только и ждал, как бы прибрать богатства Картажье к рукам.

И к наступлению темноты Лондо забудет обо всем, что происходило после того, как к обеду принесли отличное бривари. А пока он мог позволить себе надеяться на лучшее. Сегодня и впрямь был хороший день.

А в это время на Минбаре Вир Котто зашел в выделенные ему гостеприимными хозяевами комнаты. Он нуждался в отдыхе после чрезвычайно богатого на бурные события месяца, но был слишком взволнован, чтобы уснуть. Выйдя на террасу, Вир вгляделся в ночное звездное небо, туда, где находилась его родная планета, и мысленно обратился к ее императору, продолжая отправленное письмо.

Как жаль, Лондо, что я не могу сообщить вам обо всем, случившемся на дне рождения Дэвида Шеридана. А поверьте, рассказать есть о чем. Но о самом важном я должен был умолчать. Хотя не перестаю задаваться вопросом, не надеялись ли вы именно на такой исход, отправляя принца Винтари к Джону Шеридану? Но тогда как вам удалось провернуть план, в который заложена цель разрушить замыслы дракхов, и чем пришлось расплачиваться? Надеюсь, однажды мы сможем свободно рассказать друг другу каждый свою часть истории как нечто навсегда оставшееся в прошлом. Наверное, шанс на успех выглядел совершенно незначительным, и это усыпило бдительность поработителей. Вот почему вы не отправили Диуса прямо на Минбар. Дракхи не позволили бы этому случиться и приняли бы меры. Но когда вам пришло приглашение на «Вавилон 5» в связи с десятилетней годовщиной создания Межзвездного Альянса, вы ухватились за совсем небольшую возможность, и послали вместо себя принца Винтари. Учитывая нынешнюю внешнюю политику Республики Центавр, это выглядело ходом в соответствии с линией, навязанной врагами, которые ее, к сожалению, определяют. Отказ от контактов с Шериданом и его людьми — как того должны требовать дракхи, чтобы вы ни о чем не могли предупредить. Изгнание сына Картажье — для Дурлы, которому мешают любые потенциальные претенденты на вожделенный трон. Демонстрация, что император не желает иметь с Альянсом ничего общего — чего хотели и дракхи, и наш великий премьер-министр. Тем, чьи сердца отравлены злобой, а ваша надежда должна уже казаться привычной и беспочвенной, трудно было поверить, что цепочка событий сложится вопреки их логике. Такой делегат, как едва достигший совершеннолетия отпрыск Картажье — изгой, который не мог представлять ни народ, ни реальные политические силы — выглядел скорее насмешкой или намеком: бомбардировка не забыта, и Центавру в вашем лице нечего праздновать с Альянсом. В их картину мира не вписывалось, что Шеридан воспримет все иначе. У принца было больше шансов не долететь до «Вавилона 5» живым, нежели получить от президента Альянса приглашение отправиться с ним в Главную штаб-квартиру на Минбар и поселиться там на неопределенный срок в качестве гостя его семьи. И уж точно враги не ожидали, что мальчик задержится здесь надолго, сблизится с сыном Шеридана и будет присутствовать на его дне рождения наравне с самыми близкими друзьями.

Во время праздничного ужина речь случайно зашла о подарке для Дэвида, который вы передали более десяти лет назад еще только ожидавшим ребенка родителям. И принц Винтари настолько оторвался от своих корней, что позволил себе поставить под сомнение слова императора. Диус очень удивился, когда услышал про традицию в день совершеннолетия дарить наследнику престола запечатанную в Чаше воду из священного источника. Он не мог припомнить ничего подобного. Особенно учитывая тот факт, что подземным водам, протекающим под Императорским Дворцом, никогда не приписывалось особого ритуального значения. Когда же он увидел Чашу, то опознал в ней сувенир, привезенный императору Картажье послом Центавра на Земле, о чем не преминул объявить во всеуслышание. 

Эта новость привела присутствующих в смятение. Каждый пытался найти вашим словам разумное объяснение. И только мистер Гарибальди стал убеждать Шеридана и Деленн на всякий случай вскрыть печать и посмотреть, что находится внутри чаши. Он предлагал, если там обнаружится сюрприз, не показывать его Дэвиду до шестнадцатилетия. Или просто подарить на этот день рождения. Так как на самом деле мне известно о дракхах и той мерзости, которую они на вас посадили, я, заметив неловкость, которую испытывали Шеридан и Деленн в нашем с принцем Винтари присутствии, предложил временно забрать подарок и вскрыть, а затем запечатать обратно и вернуть. Однако, увидев, что я не оскорблен предложением мистера Гарибальди, они тотчас же захотели посмотреть содержимое чаши сами.

Великий Создатель! Как жаль, что я не мог узнать об этом подарке раньше! Я прихожу в ужас от мысли, сколько лет проклятое чудовище находилось рядом с Дэвидом. Мне страшно подумать, чего стоило вам сделать такой подарок. Думаю, вы понимаете, что присутствовавшие были шокированы и очень злы. Особенно родители Дэвида и капитан Иванова. От меня потребовали объяснений. И тогда принц Винтари выступил вперед со словами, что он понятия не имеет, почему и как в вашем подарке оказалась подобная мерзость, но уверен — вы на такое не способны. Однако, на мой взгляд, этим лишь окончательно вывел из себя капитана Иванову и Шеридана. Президент, нависнув над Диусом, очень громко и с использованием обсценной лексики напомнил, что видел вас «впаривающего чашу», как он выразился, собственными глазами. К чести принца, тот не испугался и продолжил отстаивать свое мнение. Но боюсь, нас никто не стал бы слушать. Если бы Г'Кар не поддержал Диуса словами, что вы никогда не поступили бы так по собственной воле. Воспользовавшись шоком присутствовавших и тишиной, я раскрыл вашу тайну, Лондо. Ту, которую вы носите на своем плече, не имея возможности ни разделить ни с кем, ни избавиться от нее. А также общую для всех центавриан, но неизвестную им самим тайну, что дракхи незаметно захватили Приму Центавра и сделали ее своей базой.

Принц Винтари тут же объявил о своем намерении немедленно и любым способом отправиться домой. Г'Кар сказал, что полетит вместе с ним. Остальные безуспешно пытались их остановить, попутно обсуждая грядущую военную кампанию, которая избавила бы Галактику от опасности в лице дракхов. Меня снова никто не слушал. Все могло закончиться катастрофой. Но, к счастью на этот раз голос разума заговорил устами мистера Гарибальди. Он сказал, что родителям Дэвида надо прийти в себя от потрясения, чтобы рассуждать и действовать хладнокровно. Г'Кару и принцу Винтари втолковал не лететь на верную смерть, которая ничем не поможет ни вам лично, ни нашей расе. Всех вместе призвал разработать план тщательно продуманной операции. Мистер Гарибальди понял мой страх, что, решив покончить с последователями Теней, флот Межзвездного Альянса лишь разнесет Приму Центавра, но так и не достигнет своей цели.

Сейчас мы работаем над тем, чтобы обезвредить исходящую от дракхов опасность, изгнать их, но при этом дать нашей расе возможность обойтись минимальными потерями. Надеемся, разоблаченный Страж не успел ничего сообщить своим хозяевам. Его быстро «отключили», проще говоря, вырубили, после чего заблокировали ему телепатическую связь с дракхами, и доктор Франклин очень тщательно изучает это порождение биологических технологий.

И сейчас я прошу вас, мой император! Выиграйте для нас время! Выстойте, выдержите! И мы обязательно найдем способ спасения!