Какой конь не спотыкается? (джен)

Слухи разносятся быстро... Не прошло и месяца, как каждый на базаре рассказывал о бедном пареньке, который в мгновение ока, капризом судьбы стал султаном. Магрибинец спешил — поиски второго, такого же, были ошибкой — природа скупа и не позволяет выживать чистым сердцем — не стоило оставлять мальчишку в подземелье, но ещё не поздно всё исправить — добро бесхитростно и наивно, его легко обмануть — колдун кинется в ноги мнимому племяннику, и тот без сомнения дарует своё прощение... а если нет, то можно поступить иначе...

— Где же дворец? — магрибинец, опираясь о посох, прошёл по знакомым улицам и не нашёл то, что искал, на положенном месте. — Где же дворец? — остановленный старик покачал головой, магрибинец остановил женщину в чадре — она вскрикнула и убежала; колдун схватил за руку юношу — тот ничего не ответил, магрибинец кинулся в ноги ребёнку.

— Здесь никогда не было дворца, — промолвил малыш.

Магрибинец упал на колени и упёрся ладонями в землю — земля ещё помнила тяжесть стоявшего на ней дворца, но ничего не знала о том, куда он исчез. Магрибинец произнёс заклинание, и тень дворца расчертила рыночную площадь. Тень медленно таяла перед взглядом колдуна, и ничего не могла рассказать о том, куда исчез дворец султана.

Магрибинец встал и пошёл прочь из города, спрашивая каждого встречного, куда пропал дворец, но никто не давал ему ответа. Его одежда истрепалась от ветра, обувь износилась, кожу опалило жаром, волосы выцвели от солнца, и даже песчинки причиняли ему боль, раня плоть под сорванной кожей. Колдун не знал отдыха ни днём, ни ночью, не чувствовал вкуса еды, вода не утоляла его жажду — он творил заклятие за заклятием, но даже тени дворца не возникало перед его взором.

Магрибинец, с трудом переступая босыми ногами по обжигающему песку, брёл по пустыне, он постарел и ссохся, одежда превратилась в рубище, и он больше не чувствовал в себе сил произносить заклятия. Небольшой, расположившийся у подножья горы с плоской вершиной оазис показался ему спасением: он на глазах праздных зевак напился воды из колодца и привалился к стене ближайшего дома как к долгожданной опоре. Каждый звук оживлённого города вокруг него кровью стучал в висках, распирая череп так, что любое слово заклинания должно было разорвать его. Рядом с магрибинцем устроились для игры в камушки дети — колдун не пугал их своим видом, лишь запах давно не мытого тела их отталкивал.

— Дитя! — позвал магрибинец ближайшую к нему девочку, и она оглянулась. — Приблизься ко мне, дитя, — мне тяжело говорить, — девочка сделала несколько шагов, и колдун не стал тянуть с вопросом в страхе, что та убежит. — Не видела ли ты летающий дворец?

Девочка указала пальчиком на вершину горы.

— Там живёт наш добрый султан, — проговорила она, и магрибинец резко вскочил на ноги — он не видел ничего. Колдун заплакал, и девочка уже из сочувствия подошла ближе. — Отчего вы плачете? — спросила девочка.

— Накорми меня, дитя, прошу тебя именем Аллаха.

— Матушка велит мне привечать нищих в Ид аль-Фитр, — проговорила девочка, убежала и вскоре вернулась с глиняной миской, в которой лежал ломоть хлеба, кусок жирной баранины и козий сыр. Магрибинец ковырял дрожащими пальцами еду и, мешая со слезами, отправлял в рот.

Насытившись, он подложил пустую миску под голову и заснул. Нет, надежда не посещала его даже во сне — чары, защищавшие дворец от его взора, были наложены кем-то бесконечно могущественным, покорившим законы мироздания. Магрибинец проснулся от того, что разносящиеся по улицам городка крики взорвали его голову болью.

— Падайте ниц перед милостивым и достославным султаном… Падайте ниц…

Запахи дорогих специй, вкусной еды и благовоний защекотали обоняние магрибинца, и он открыл глаза. В проходе между домами показалась процессия: лицо возглавлявшего её на белом жеребце молодого мужчины было почти отрешённым, тёмные глаза задумчивы, по сторонам от него шли слуги с опахалами, а за ними грозные сардаукары с ятаганами наголо; следовавшие за ними слуги разбрасывали в толпу золотые монеты, раздавали горячий ароматный плов, лепёшки с розовым вареньем и молоко.

Магрибинец, недолго думая, бросился под копыта лошади и взвыл:

— Сжалься над презренным нищим, о, благородный правитель!

Белый иноходец остановился, повёл ушами, и султан посмотрел в лицо просителю. Противоречивые чувства — от горечи и сострадания до ярости и гнева — недолго сменялись на прекрасном лице, и в следующее мгновение юноша протянул оборванцу руку и помог тому забраться на коня у себя за спиной. Магрибинец отчаянно вцепился грязными руками в белые одежды султана.

Процессия миновала город и остановилась на границе пустыни, султан спустил нищего со своего седла:

— Обещаешь ли ты не вредить мне? — произнёс молодой правитель. — Джинн надёжно защищает мою семью и людей, и я готов поверить твоему слову.

— Обещаю. Клянусь именем Аллаха, — произнёс магрибинец.

— Я ничего не забыл и знаю, что у моего отца не было братьев. Я поступлю с тобой также, как ты со мной, но дам тебе путь к спасению, — с этими словами молодой султан снял кольцо с пальца и протянул нищему.

Магрибинец упал на колени и заплакал. Аладдин слез с коня и попытался надеть кольцо на палец колдуна — оно не держалось. Султан оторвал полоску белого шёлка от своего плаща и примотал кольцо к пальцам нищего. Магрибинец прижал замотанную перевязями руку к груди и поклонился молодому правителю в ноги. Алладин коротко кивнул в ответ, вскочил на коня и, пришпорив иноходца, вскоре скрылся. Магрибинец сделал шаг босыми ногами по горячему песку — этот песок не ослаблял жара только потому, что ещё не знал, кто ступает по нему, но так будет недолго. Небо на горизонте потемнело, ветер поднял песок. Колдун сделал шаг навстречу непогоде, оглянулся на город, неприятная улыбка изуродовала его лицо, и песок поглотил его.