Similia similibus curantur (джен)

Последующие две недели пролетели для Жана Вальжана, как краткий миг и в тоже время как целая эпоха. Он жил одним огромным чувством беспокойства за Козетту, которая места себе не находила, волнуясь за Мариуса. Нет, Вальжану тоже была небезразлична судьба спасенного им юноши, но страх, что не выкарабкайся тот из беспамятства, и его девочка сойдет с ума от горя, был сильнее. Зачем, зачем только она отдала свое сердце именно этому Мариусу, а не какому-нибудь спокойному рассудительному и добропорядочному человеку, который бы мирно жил по законам божьим и защищал Козетту от бед и горестей этого мира?! Иногда Вальжана даже посещала злость на мальчишку. За то, что пренебрег спокойствием Козетты ради идей, способ воплощения которых вряд ли был угоден Богу. И тогда Вальжану становилось стыдно перед дочерью, ведь немаловажную роль в его отношении к Мариусу играл страх, что ей может стать не нужен приемный отец.

Однако каждый раз, когда Козетта уходила навестить возлюбленного, Жан не мог думать ни о чем, кроме того, что на улицах по-прежнему беспокойно. Туссен всегда сопровождала девушку, но это едва ли могло развеять тревоги одинокого отца. С большим трудом он удерживал себя от попыток воспрепятствовать дочери выходить из дома. Затем тянулись мучительные часы ожидания. Какие только страшные картины не приходили Вальжану в голову за время отсутствия Козетты.

Вот и на этот раз не успела за дочерью закрыться дверь, и тревожные мысли тут же захватили его в свой плен, сводя с ума и не давая покоя. Вальжан не мог ничего делать, считая минуты до возвращения Козетты. 

Поэтому, когда раздался стук в дверь, он несказанно обрадовался, что дочь сегодня вернулась пораньше (наверное, с Мариусом все было хорошо), и бросился открывать.

На пороге стоял Жавер. Исхудавший, с заострившимися чертами лица и ввалившимися глазами, как будто почерневший, даже седины на висках, казалось, прибавилось.

— Вы что, идиот? — злобной коброй прошипел инспектор, шапка волос вполне могла сойти за раздувшийся капюшон.

Ошарашенный приветствием не менее, чем неожиданным визитом, Вальжан смог только ответить вопросом на вопрос:

— Почему?

— Не держите меня на пороге — могут увидеть. Позвольте войти в дом, — Жавер каким-то немыслимым образом умудрялся произносить как всегда по-военному четкие слова скороговоркой, не размыкая губ и так, чтобы они звучали тихо.

Вальжан повиновался.

Бросив пристальный взгляд по сторонам перед тем как войти, его личная Немезида поспешно перешагнула порог.

— Вы что напрочь лишились мозгов, раз беспечно отпираете дверь, даже не удосужившись предварительно выяснить, кто и зачем к вам пришел? — набросился на Вальжана Жавер, как только щелкнул закрывающийся замок.

— Я ждал Козетту, — по-прежнему недоумевая, пояснил Жан.

— А где она? — еще с большим недовольством выпалил Жавер.

— Вышла. По делам. — Вальжан сомневался, стоит ли вообще упоминать имя Мариуса при инспекторе.

— А, такая же авантюристка, как и вы! — воскликнул тот. — Впрочем, мне ли этого не знать!

— Она с Туссен, — счел нужным пояснить Вальжан. 

И тут потребность хоть кому-то излить душу оказалась сильнее его.

— Меня она умоляет оставаться дома. 

— Это еще почему? — прищурился Жавер.

Как бы Вальжан хотел рассказать инспектору, что первый раз он ходил вместе с Козеттой и был представлен деду Мариуса. Посидел с ней у кровати раненого. И вот тогда он почувствовал, что его общество тяготит дочь. Опасения подтвердились по возвращении домой. Вальжан в тот вечер попробовал объяснить Козетте, что столь откровенные заверения в любви и серьезные обещания, которые она дает Мариусу, произносить еще рано. После чего дочь неожиданно расплакалась, укоряя его за то, что он не оставляет ее ни на минуту, и поэтому она не может даже поддержать любимого так, как следовало бы. Сильнее всего Жана ранили слова Козетты, что ей вообще тяжело говорить с Мариусом, когда он сидит рядом и все слушает. 

Вот только Вальжан слишком хорошо помнил, кем был Жавер. 

— Боюсь, она меня стесняется, — сказал он только. — Все-таки я бывший каторжник.

— Что за чушь! — воскликнул Жавер. — Да она защищала вас, как львица! Уверен, это ни что иное как ветер в голове у избалованной девицы!

Вальжан хотел было возразить, но вдруг заметил за излучаемым Жавером недовольством и возмущением нечто похожее на обеспокоенность.

— Что-то случилось? — растерянно поинтересовался Жан.

— Пока нет, но если вы и дальше будете продолжать в том же духе, будет странным, если этого не произойдет! — продолжал отчитывать его Жавер.

— В таком случае, чем обязан? — спросил Вальжан, чувствуя непонятное спокойствие. Как будто сейчас все должно было стать на свои места. — Вы пришли за мной?

Жавер сильно смутился. В его глазах промелькнула боль. Прошло некоторое время прежде, чем он ответил уже совсем другим тоном:

— Нет, я пришел к вам.

— Я слушаю, — Вальжан совершенно перестал понимать происходящее.

Жавер неуклюже переступил с ноги на ногу. Складывалось впечатление, что ему очень неловко.

— Дело в том, что согласно той записке, которую я передал перфекту после … эмм… вашего задержания, официально вы… мертвы.

— А. Ну что поделаешь, — Вальжан чувствовал себя все более и более странно.

— Понимаю, что таким образом вы оказались в несколько сложной ситуации, но, поразмыслив, я пришел к выводу, что это наиболее приемлемый вариант, который я мог бы вам предложить, — продолжал Жавер.

Вальжан не нашел ничего лучшего, как ответить:

— Понятно.

— В то же время я вижу, чем это чревато. Вас как бы не существует, но вместе с тем вы есть. Я не хотел бы, чтобы остаток жизни вы провели на нелегальном положении. Вы заслуживаете лучшей доли. К тому же, — Жавер с вызовом посмотрел Вальжану в глаза, становясь похожим на петушащегося мальчишку. — Я по-прежнему буду настаивать, что новую жизнь нужно начинать в соответствии с законом.

— Жавер, послушайте, я уже давно хочу того же самого. Я уже говорил вам, все, что мне нужно — это просто жить в мире.

— Вы меня не понимаете, — расстроился Жавер. — Как вы себе представляете жить по закону и в мире, если вас могут узнать? Станет известно, что вы живы, и вас привлекут к ответственности.

— Ну, раньше мне как-то удавалось избегать этого, — настала очередь Вальжана потупиться в смущении.

Это, казалось, придало Жаверу сил.

— Вам может потребоваться назваться или подтвердить свою личность. Что вы тогда будете делать? Использовать ваше прежнее имя нельзя. Я имею в виду ваше прежнее вымышленное имя, — уточнил Жавер. — Даже из соображений вашей безопасности. Повторюсь, кто-нибудь из соседей может вас узнать. А вы не сможете прожить, ни разу не выйдя на улицу. Постоянно прятаться под покровом темноты тоже не дело, да и не лучшее время для прогулок. Особенно сейчас.

— Я что-нибудь придумаю, — ответил Вальжан.

— Я уже все придумал, — торжественно сообщил Жавер.

Заложив руки за спину, он стал строевым шагом мерить гостиную взад-вперед.

— Я помогу вам обзавестись документами под новым именем. Однако для этого потребуется некоторое время. Не волнуйтесь, ожидание не будет долгим. Все, что от вас требуется — это стараться пока никому не попадаться на глаза. Особенно людям, которые вас знают. За исключением тех, кому вы стопроцентно можете доверять, конечно. Например, я и ваша приемная дочь.

— Да, а что будет с Козеттой? — заволновался Вальжан. — Ей тоже необходимо будет поменять имя и избегать общения со знакомыми?

На ум сразу же пришел Мариус.

— Нет, не обязательно, — ответил Жавер — Она ни в чем не виновата, кроме глупости молодости. Я думаю, тот инцидент с не содействием представителю власти… В общем, ей можно дать второй шанс. Хотя я очень надеюсь, что она не натворит больше ничего подобного. Незачем ей портить себе жизнь. Лучше всего хорошенько образумить девушку. Я очень рассчитываю на вас в этом деле. Или вы хотите, чтобы я все-таки позаботился о новом имени для нее?

— Нет-нет, если это возможно, пусть для Козетты все остается как есть. — Вальжан слишком хорошо знал, что значит жить под чужим именем.

— Значит решено, — Жавер словно сделал пометку в каких-то записях, которые велись в его голове. — Далее. Как видите, вам лучше всего переехать в ту часть Парижа, где вас никто не знает. И желательно, чтобы это был район, населенный добропорядочными гражданами.

— Хорошо, я займусь поисками нового жилья, — вздохнул Вальжан.

— Вы вообще слушаете, о чем я вам толкую? — с укоризной посмотрел на него Жавер. — Как вы это себе представляете, если вам лучше избегать появления на людях? Я уже обо всем позаботился. Неплохой дом на другом конце Парижа. Публика вполне приличная. Ваших будущих соседей я знаю лично и могу поручиться, что они соблюдают закон и являются людьми высокоморальных устоев. К слову, я сам живу неподалеку.

Тут инспектор снова смутился, но чтобы скрыть волнение продолжил деловым тоном:

— Дом готов к тому, чтобы принять новых жильцов, так что чем скорее вы переедете, тем лучше. Мы могли бы сделать это прямо сейчас.

— Боюсь это невозможно, — всполошился Вальжан. — Козетты нет дома, как я уже говорил.

— Я могу подождать, пока она вернется, — заверил его Жавер.

— Я не уверен, что это произойдет скоро.

Вздох инспектора ясно говорил о том, что он думает по этому поводу.

— Кроме того, нам еще нужно собраться. Это, конечно, не займет много времени — мы недавно переезжали. Но все-таки. Мне может потребоваться время, чтобы объяснить ей необходимость переезда. — Смущение Вальжана становилось все сильнее.

— Это тот молодой человек, из-за которого вы отпрашивались и торговались, предлагая взамен свою свободу, не так ли? — проницательно констатировал Жавер.

Вальжан промолчал, потому что врать ему не хотелось.

Жавер тяжело вздохнул. На его лице появилось чувство обреченности.

— Ладно. Не беспокойтесь. Я ведь уже пообещал не преследовать его тогда. Не в моих принципах нарушать данное слово.

— Спасибо, — искренне ответил Вальжан. — За все.

Жавер покраснел, и, видимо, чтобы избежать неловкости, стал прощаться.

— Раз уж вам действительно необходимо время, не буду настаивать. Но завтра я обязательно зайду. — Он что-то прикинул в уме. — Около трех пополудни. И я настоятельно прошу вас быть готовыми к этому времени.

— Я постараюсь, — пообещал Вальжан.

Уже когда Жавер ушел, он вспомнил, что так и не спросил у инспектора, сколько должен ему за беспокойство. Нехорошо как-то вышло. Особенно неприятно было то, что такое хитрое со стороны поведение очень хорошо вписывалось в образ вора и бывшего каторжника. И хотя Вальжан пообещал себе завтра первым же делом задать вопрос об оплате и возмещении расходов, он не переставал корить себя за непозволительную растерянность. В этот раз Козетта вернулась быстро. Он почти и не ждал ее.