Добро пожаловать в Голландию (гет)

Тихонько покачивая новорожденную внучку на сгибе одной руки, Люциус Малфой почти не дышал, опасаясь разбудить малышку. Анжелика Нарцисса Малфой была изящной крошкой, кожа которой казалась голубовато-розовой и почти прозрачной, словно тончайший пергамент, под которым ясно просвечивались вены. Любой волшебник меньшей стойкости оказался бы напуган необходимостью общения с таким хрупким и деликатным существом. И действительно, было время, когда сам Люциус Малфой даже не думал о том, что окажется в отделении интенсивной терапии и магической помощи новорожденным госпиталя Св. Мунго.

Таких случаев, как рождение хрупких и немощных детей, не случалось с Малфоями прежде. Как правило, младенцы этого знаменитого семейства рождались сильными и крепкими, и если такое существо и родилось вдруг у Малфоев, оно бы мгновенно уничтожилось, а его или ее имя тут же вычеркнусь из родословной, что, как правило, и происходило в любой чистокровной семье.

Нет, этот ребенок не был лишен магии. Аура ее силы была заметна еще в утробе матери. Астория Малфой заранее чувствовала уверенность, что ее ребенок родится могущественным и талантливым магом. Да и страшных внешних уродств у девочки не наблюдалось. Ее крошечный кулачок сейчас трогательно обхватывал один из пальцев Люциуса. И его обручальное кольцо смотрелось рядом с ее запястьем как огромная безделушка, которую можно было бы купить для ребенка и умилиться, какие же славные они, эти младенцы.

У Анжелики было то, что маглы называли синдромом Дауна. Когда Драко с Асторией узнали о болезни своей дочери, они поступили так, как поступали практически все чистокровные волшебники ушедших поколений: а именно, сразу же захотели избавиться от нежелательного для своей семьи существа. Конечно, ведь семья Малфоев ни в коем случае не должна быть обременена такой нелепицей, какой стал для них этот ребенок. Драко был очень расстроен и раздосадован тем, что Астория не успела сделать магическое анализы раньше. Она была уже на двадцать восьмой неделе беременности и не проходила никаких исследований, когда начались преждевременные роды. И первые же результаты тестирования плода почти убили родителей.

Узнав о заболевании дочки, Драко с Асторией начали настаивать на том, что мать должна выпить зелье, прерывающее беременность. И тем самым лишить ребенка жизни. Однако персонал Св. Мунго оставался непреклонным в том, что срок уже слишком большой и это решение может стать далеко небезопасным для матери.

На фоне этого жаркого спора Люциус прибыл к плачущей Астории, все еще переживающей схватки преждевременных родов, и к Драко, с побагровевшим лицом угрожающим проклясть сотрудников родильного отделения интенсивной терапии госпиталя. Драко просил отца подключиться к этой проблеме и настаивал, чтобы Люциус немедленно связался с главным врачом госпиталя и заставил бы его прислушаться к их женой пожеланиям.

С этой просьбой и была связана одна маленькая загвоздка: совсем недавно Люциус женился на Гермионе Грейнджер и, несмотря на сильную ненависть Драко к своей маглорожденной мачехе, глубоко полюбил ее. Это произошло вскоре после войны, когда еще проводились общественные работы по восстановлению Хогвартса. Попав в госпиталь, Люциус позволил ей остаться за дверями палаты и услышать тот горячий спор, который, впрочем, наверняка слышало все родильное отделение.

Он внутренне застонал, прекрасно понимая, что уже завтра в «Ежедневном Пророке» обязательно будет упоминание об этом скандале, если только ему не удастся запугать весь персонал отделения, а заодно и всех сегодняшних родильниц.

— Учти, я, как отец этого еще не рожденного ребенка, имею право прекратить его жизнь. У него нет прав на нее! — покрасневшее лицо Драко говорило о весьма вероятной возможности апоплексического удара, но он продолжал требовать, чтобы отец прямо сейчас взялся за решение этой проблемы и отправился разыскивать главного врача.

Ответ старшего Малфоя заставил всех замолчать.

— Нет.

Он прозвучал на редкость коротко и понятно, но даже сам Люциус не мог бы сказать точно, почему принял подобное решение. Уже теперь, оглядываясь назад, он спокойно улыбался этому изменившему его жизнь ответу и точно знал, что в тот момент Гермиона стояла за дверью палаты с милой улыбкой одобрения на лице, которая всегда заставляла его сердце подрагивать от радости.

— Что ты сказал? — низким, угрожающим тоном спросил его сын.

— Я сказал «нет», Драко. И не собираюсь обращаться к главному врачу. Пусть Астория рожает этого ребенка, как и планировалось, и, если вы не хотите его, я возьму младенца под свою опеку и выращу, как собственное дитя.

С трудом веря своим ушам, Драко издал протестующий возглас и продолжил спорить с отцом. Точней, не спорить, а теперь уже просто оскорблять Люциуса, спокойно выслушивающего его претензии. По окончании тирады Драко откинулся на спинку стула и сквозь светлую челку с ненавистью глянул на Люциуса.

Несчастная Астория все это время молчала и плакала, свернувшись калачиком под больничным покрывалом.

С уродливой усмешкой на лице Драко поднялся и дернул подбородком в сторону жены.

— Делай с этим отродьем все, что хочешь. Это не мой ребенок, — и вышел из палаты.

С тех пор Люциус больше не видел своего сына, но дождался, пока рыдающая невестка не родила крошечного, похожего на птичку ребенка, принятого им на руки сразу после появления на свет и в ту же минуту покрытого различными чарами, а также подключенного к продвинутым неонатальным магическим аппаратам. Люциус привел Гермиону, которая вместе с целителями начала успокаивать рыдающую невестку тем, что та родила прекрасную, хотя и очень слабенькую девочку весом всего два фунта и одну унцию. Но ребенок оказался бойцом.

Люциус первым взял крошку после родов и перерезал пуповину. Он не колебался ни мгновения, и после короткого поцелуя в лобик девочку поместили в отделение интенсивной терапии. А Гермиона оставалась с обезумевшей невесткой до тех пор, пока ту не выписали из госпиталя на следующий день. Драко не стал забирать жену, чтобы отвезти ее домой к их «единственному ребенку», еще одному внуку Люциуса, двухлетнему Скорпиусу Малфою.

Спустя еще пару дней Люциус задремал в тепле частной палаты со звучащей в ней тихой колыбельной, передаваемой Волшебным радио, которую он оплатил после рождения внучки.

Малфой не помнил, чувствовал ли он хоть раз столь же щемящую любовь, когда ему подарили Драко. И, конечно, по-своему он любил Нарциссу, но после гибели в Финальной битве, все же вспоминал ее чаще, как дорогого друга, а не как жену и любовницу.

Гермиона же медленно превращала его ожесточенное, непреклонное сердце в нечто большее, пока необъяснимое и все еще развивающееся. И доказательство этого превращения находилось сейчас у него в руках: маленькое тельце трепетно дышало рядом с Малфоем, прислоненное к коже его груди, как прислоняется любой только что родившийся детеныш животного к своей матери. Целители убедили его, что старомодный, но очень эффективный способ улучшить здоровье крошечных младенцев — это касаться родных им людей кожей к коже.

Его прекрасная молодая жена тихо скользнула в дверь палаты, держа в руках поднос с завтраком и стараясь ни в коем случае не шуметь. Она неслышно подкралась к дремлющей у него на груди крошке и легонько поцеловала ее в макушку, пробормотав:

— Люблю тебя, маленькая… — а после этого подарила мужу такой же долгий и нежный поцелуй.

Гермиона кормила Малфоя кусочками завтрака до тех пор, пока не пришел целитель и не забрал девочку в специальную палату, где с ней проводились реабилитационные процедуры.

Люциус жестом предложил Гермионе присесть к нему на колени.

— Есть новости от Драко или Астории? — тихо спросил он, не ожидая ничего нового и отличного от того, что уже знал. С момента ухода Драко из госпиталя, сын делал вид, что девочки просто не существует.

Та отрицательно покачала головой, а Малфой хмыкнул.

Вскоре Анжелику принесли назад, и они продолжали молча смотреть на спящего ребенка, пребывая в состоянии полнейшего единения душ.

— И что теперь? — вдруг резко спросил Люуиус.

— Извини?.. — Гермиона слегка повернулась к нему и медово-коричневые глаза внимательно уставились в серебристо-серые.

— Что мы будем делать, когда привезем ее домой? Я понятия не имею, как заботиться о ребенке с… таким заболеванием. Честно говоря, при всей своей любви к этой несчастной девчушке, я откровенно напуган открывающимися перед нами перспективами.

Люциус выглядел очень серьезным и немного нахмуренным, когда Гермиона тихонько рассмеялась над ним.

— Надо же… Оказывается, сильный, властный и невозмутимый Люциус Малфой боится крошечной девочки?

Фыркнув, Малфой раздраженно усмехнулся.

Гермиона поцеловала его еще раз, чтобы потом прошептать ему на ухо:

— Не бойся, ты не сломаешь ее, Люциус. Младенцы намного крепче, чем ты думаешь.

Он кивнул, задумавшись. А подумать нужно было о многом: о магическом образовании Анжелики, о том, как защитить ее от хулиганов и любых желающих обидеть, как правильно ее воспитать, о том, что они будут делать, когда у них с Гермионой появятся свои дети…

Его задумчивость оказалась прервана отчаянным плачем внучки, и Люциус с удивлением взглянул на это крошечное существо, что испускало в колыбельке такой громкий и возмущенный вопль. Встав с его колен, Гермиона наклонилась над младенцем и начала что-то ворковать над ней, протягивая руки через стерилизационное поле, чтобы ладошкой похлопать по спинке Анжелики, которая почти сразу же успокоилась и снова заснула.

Подойдя сзади, Люциус обхватив ее руками за талию, осторожно положив ладони на живот.

— И как мы будем объяснять всем свое решение?

О… вот этот вопрос и впрямь был очень важен. Гермиона ждала его и боялась. Несмотря на то, что Люциус принял внучку, она знала, что у него все еще есть огромная потребность казаться социально приемлемым для их мира, и, сказать по правде, она не имела ни малейшего понятия, как ребенок с синдромом Дауна впишется в этот ограниченный волшебный мирок, из которого изгонялись даже сквиббы. Волшебное сообщество до сих пор существовало в средневековой беспощадности, как бы ни менялись времена.

Она повернулась к мужу и схватила его за руки. Потом с ослепительной улыбкой отошла назад, взяла один из стульев и уселась на него. Малфой выжидающе смотрел на нее, позволяя собраться с мыслями и зная, что она собирается как-то прояснить эту ситуацию. Эта умница, его молодая жена, делала нечто подобное довольно часто, когда проблема касалась взглядов Малфоя на жизнь. И как бы ему ни хотелось это признавать, зачастую оказывалась совершенно права.

— Люциус, любимый, я хочу сказать тебе кое-что…

Он молча кивнул, внимательно прислушиваясь и время от времени позволяя взгляду оторваться от Гермионы и снова вернуться к спящему в нескольких футах от него ребенку.

— В принципе ты уже знаешь, каково это… иметь ребенка… обычного ребенка.

Он кивнул.

— Так вот… Наличие такого особенного младенца, как Анжелика, не так уж сильно отличается от привычных родительских обязанностей. Это немного похоже на… отпуск за границей.

— Как это так? — теперь Малфой был заинтригован тем, как Гермиона свяжет путешествие за границу с тем, чтобы воспитывать такого ребенка. Это должно быть интересно.

— Когда ты принимаешь решение завести ребенка, это все равно, что планировать какую-нибудь невероятную поездку… ну, например, в Италию. Ты покупаешь кучу путеводителей и строишь множество разных планов: Колизей, Микеланджело, гондолы в Венеции. Учишь фразы на итальянском языке. И все это кажется тебе очень захватывающим.

— …После нескольких месяцев нетерпеливого ожидания день твоего отъезда наконец наступает. Ты берешь собранный чемодан и покидаешь дом. Твой порт-ключ активируется, но вдруг тебя неожиданно приветствует аврор-пограничник, который произносит: «Добро пожаловать в Голландию».

— «Голландия?!» — возмущаешься ты. — «Что вы имеете в виду? Какая еще Голландия? Я же собирался в Италию… Я должен был попасть в Италию. Да я всю жизнь мечтал поехать в Италию!»

— Но… планы судьбы изменились. Ты прибыл в Голландию и должен остаться именно здесь.

— Но я бы просто переехал в Италию, — прервал ее Малфой, все еще не понимая, куда она клонит.

Надо сказать, время от времени Гермиона объясняла свои теории довольно необычно. Она и сейчас одарила его сердитым взглядом, и Люциус понял, что ему лучше закрыть рот и просто послушать ее, если, конечно, хочет получить удовольствие от последующих объяснений.

— Пойми, ты просто попал в Голландию, — продолжила она. — И важно лишь то, что ты не попал в какую-то ужасную, отвратительную, грязную страну, в которой царят эпидемии, голод и нищета. Это просто другая страна…

— Поэтому ты должен пойти и купить новые путеводители. И должен выучить совершенно новый язык. И там ты встретишь целую толпу новых людей, которых никогда бы не встретил.

— Это просто другое место. И да… жизнь в Голландии гораздо медленнее, чем в Италии, менее яркая, чем в Италии. Но после того как ты поживешь там какое-то время и отдышишься, то оглядишься вокруг и начнешь замечать, что в Голландии есть ветряные мельницы… и тюльпаны… и даже Рембрандт.

— Но все твои знакомые говорят тебе, как прекрасно путешествие в Италию, они хвастаются тем, как чудесно провели там время. И ты всю оставшуюся жизнь будешь вздыхать: «Да, именно туда я и должен был отправиться. Это как раз то, что я и планировал».

— И боль от этого разочарования никогда-никогда не исчезнет, потому что потеря этой мечты — довольно горькая и большая утрата.

— Но если ты будешь проводить жизнь, оплакивая тот факт, что так и не попал в Италию, то не сможешь насладиться совершенно незаурядными и очень милыми достопримечательностями Голландии…

Люциус был ошеломлен. Эта великолепная, умная и живая ведьма не переставала удивлять его своей проницательностью и знанием жизни, хотя и была очень молода. В такие моменты он снова вспоминал о том, что женился на очень необычной женщине. И что никогда бы не встретил кого-то, хотя б немного схожего с ней. Ему нравилось… бесконечно нравилось ее интеллектуальное, духовное и физическое превосходство.

В этот момент он точно знал, что она станет замечательной матерью этой маленькой брошенной девочке, несмотря на то, что сын с невесткой отвергли ее. И сейчас не мог дождаться, когда же эта ведьма родит его собственных детей. О-о-о… теперь он ужасно хотел их детей, смеющихся белокурых и кудрявых детей, ничего не знающих ни о ненависти, ни о статусе крови, ни о слепом фанатизме.

Одним легким движением он подхватил Гермиону на руки и крепко поцеловал, словно передавая ей свою любовь, свою страсть и свое восхищение, что обжигали его кожу электрическим током.

Раздался негромкий стук, и, смущенно покраснев, они быстро отпрянули друг от друга. В дверях палаты стоял целитель, который откашлялся, отводя взгляд.

— Да, целитель Сэмпсон, мы можем вам чем-то помочь?

Тот улыбнулся счастливой паре. Новость, которую он принес им, должна была сделать этих людей еще счастливее. С легкой улыбкой он вручил им документы и перо.

Гермиона взглянула на пергамент, увидела имена Анжелики, Люциуса и себя на официальном обязательном сертификате магического происхождения и взвизгнула от радости.

Люциус был первым, кто подставил свое имя с подписью в нижней части документа под именами своего сына и Астории, которые подписали отказ от своих прав на ребенка. За ним последовала Гермиона. Еще мгновение, и их подписи подтвердились, узаконивая их теперешнее право юридической и физической опеки над Анжеликой. Их имена вспыхнули ярко-синим цветом, который тут же превратился в черный. И официальная печать министерства обрела силу.

Пергамент исчез с легкой вспышкой, и целителю оставалось лишь поздравить счастливую пару. Хотя многие в стенах Св. Мунго не колеблясь бы лишили эту несчастную малышку жизни, целитель Сэмпсон не принадлежал к их числу, поскольку бесконечно ценил жизнь, особенно ту, что приходила в этот мир при его участии. И был очень рад, что опекунами этой особенной девочки станет такая прославленная пара. У него вообще было чувство, что в ближайшие годы Гермиона произведет еще невиданный фурор в решении проблемы заботы о таких детях. Ведь в волшебном сообществе это было по-настоящему непаханым полем.

Он оставил их одних и уже уходя, заметил, что, кинувшись поздравлять друг друга, пара снова слилась в страстном поцелуе.

— Если бы ты знала, как я люблю тебя…

— Только если ты любишь точно так же, как и я, Люциус… Сегодня и навсегда.

— Роди мне наших детей, Гермиона. Теперь я хочу большую семью. Очень большую…

— Если хочешь, я согласна…

В последующие годы множество озадаченных взглядов оказалось брошено на эту непростую пару и стайку их белокурых кудрявых детей, отдыхающих два раза в год в небольшом коттедже на одном из побережий Голландии, который они считали своим любимым местом отдыха. И почти никто не знал историю этой семьи и того, почему они так любят эту страну. Но если б кто-нибудь заглянул к Малфоям в то время, когда они были здесь, то обязательно бы увидел красивую маленькую девочку с синдромом Дауна по имени Анжелика, играющую среди прекраснейших тюльпанов в саду своей матери. Разговаривающую с феями и излучающую собственную магию каждым прикосновением к этой чудесной жизни.