Оползень (гет)

Кончик пальца проследил узкую дорогу вдоль береговой линии, остановился и изменил ее курс на несколько сантиметров только для того, чтобы уткнуться в плотную бумагу. С глубоким вздохом Гермиона подняла ладонь с карты, изучаемой последние несколько часов, и потянулась за миксом из соков грейпфрута и маракуйи. В Европе она ничего похожего до сих пор еще не пробовала, и оно понятно: полинезийские грейпфруты оказались сочными и достаточно сладкими без привкуса привычной легкой горчинки.

Втянув несколько глотков через соломинку, украшенную гибискусом, Гермиона огляделась, бросая взгляд в чистое голубое небо, раскинувшееся над бирюзовым морем, на котором расположились несколько надводных бунгало. Первые два дня своего путешествия она останавливалась на Бора-Бора, и, сказать по правде, это очень расстраивало ее. Остров, переполненный туристами и с множеством отелей, стоящих один за другим, показался ей многолюдным и даже немного разочаровывающим местом.

До Хуахина, особенно сейчас, в сезон дождей, добиралось, как правило, очень немного туристов. И до сих пор Гермиона не видела даже никаких признаков надвигающегося тропического ливня. Ее обычно бледная кожа выглядела уже слегка тронутой солнцем, хотя она и проводила время, сидя в тени отеля и изучая карты и пергаменты, которые были сложены, а не свернуты в свиток, чтобы казаться не такими подозрительными.

Отказавшись от изучения документов, Гермиона осмотрела безмятежный ландшафт, состоящий из глубоких зеленых зарослей и изрезанных вулканических пород. Здесь она была бы не прочь остаться немного дольше, чем требовалось. Это место ужасно напоминало ей рай, случайно оказавшийся на земле. Во всяком случае, так казалось Гермионе.

Она откинулась на лежак и прикрыла глаза.

«Можно немного подремать…» — подумала она.

— Думаю, вы понимаете, что находиться без головного убора на полинезийском солнце чрезвычайно опасно?

Глаза Гермионы сразу же открылись, а рука потянулась к палочке, которой она закалывала копну волос.

Мужчина, стоящий над ней, казалось, просто сиял на ярком полуденном солнце, и его длинные волосы создавали вокруг головы почти светящийся ореол. Она совсем не ожидала увидеть Люциуса Малфоя здесь и увидеть в чем-то еще, кроме тяжелой темной мантии, в которой привыкла встречать его в Британии. Но Малфой стоял здесь, рядом, источая богатство и мужское обаяние. И на удивление одет был сегодня в светлые льняные брюки и белую рубашку, вероятно, стоивших дороже всего ее пребывания в этом очаровательном маленьком отеле.

— Люциус, — раздавшийся голос прозвучал высоко и капризно. — Мне жарко на этом солнце.

Рядом с ним стояла высокая, пышногрудая почти неодетая блондинка, играющая венком из крупных цветов, висящим на шее, — традиционным приветственным подарком, которым одаривают всех приезжающих в Полинезию. Очевидно, они только прибыли на остров.

— Знаю… — скучающе ответил Малфой, не сводя глаз с напрягшейся на лежаке (и судорожно пытающейся скрыть с его глаз карту и другие документы) Гермионы.

— Но я хочу коктейль! — сказать по правде, это нытье уже слегка раздражало Гермиону.

Не глядя на спутницу, Малфой достал бумажник и вынул несколько купюр полинезийских франков, передав их полуодетой красотке, даже не считая.

— Тогда иди и купи себе…

Добившись от него внимания и наличных, развернувшаяся блондинка направилась к бару у бассейна, покачивая бедрами и кокетливо улыбаясь двум местным танцорам, присевшим там же. Обильно татуированные парни выглядели так, будто сошли с обложки какого-нибудь дамского романа о знойных мачо с длинными черными волосами и хорошо натренированными телами. Гермиона подозревала, что они не просто танцоры вечерних шоу в отеле, а еще и проституты, не дающие прохода ни одной туристке. Во всяком случае, именно так и показалось ей вчера.

Без приглашения Люциус Малфой присел на шезлонг рядом с ее ногами и оперся на низкий столик из резного дерева кокосовой пальмы.

— Пожалуйста, скажите, мисс Грейнджер, вы по-прежнему работаете главным инспектором Министерства магии по изучению волшебных артефактов? И по-прежнему носите эту фамилию?

Его локоть покоился на карте и очень близко от пометки, которой она четко обозначила места, представляющие для нее интерес.

— Это правда, я все еще главный инспектор министерства и по-прежнему ношу фамилию Грейнджер, мистер Малфой, и не собираюсь становиться в ближайшее время Уизли. Точней, вообще никогда. Рита Скитер никак не могла угомониться и обсуждала наш разрыв больше двух месяцев. Но наконец-то ее кричащие заголовки, вой и ненавистные заявления почти смолкли.

— Ах, да, я припоминаю кое-что, регулярно упоминаемое в Ежедневном Пророке за последние месяцы… — он лениво посмотрел на карту, лежащую под локтем.

— И сейчас я в отпуске, — сымпровизировала Гермиона, пытаясь отвлечь его внимание.

— Одна? — в насмешливом удивлении поднял брови Люциус.

— Да, — Гермиона начала собирать свои пергаменты и карты. — Чтобы побыть в тишине и покое, наслаждаясь тропическим солнцем. Именно это мне и нужно после двадцати двух месяцев работы в министерстве без отпуска.

А когда поднялась, чтобы уйти, запястье обхватила рука. Гермиона многозначительно посмотрела на Люциуса, но тот сделал вид, что не замечает ее молчаливого протеста.

— Новый музей волшебства. Я слышал о нем. Вы работаете над его Международной коллекцией, правда?

Глубоко вздохнув, Гермиона освободила руку и повернулась, чтобы вернуться в свое маленькое бунгало.

— Помимо всего прочего, да, я работаю над ней.

А уже подходя быстрым шагом к небольшой хижине, покрытой пальмовыми листьями, снова услышала голос:

— Мисс Грейнджер, надеюсь, мы все же сможем обсудить это за ужином…

«Боги, ну почему Малфой должен был оказаться именно здесь? Почему? И мало ли ходит слухов, предупреждающих о нападениях на коллекционеров и охотников за артефактами? Не может же он быть одним из таких... Неужели Люциус тоже охотится за жезлом?»

* * *

Появиться на ужине, проходившем на красиво освещенной террасе, Гермиона, конечно же, не осмелилась. Вместо этого пришлось обойтись без морских деликатесов всего лишь крошечными бананами, свисающими с кровли каждого бунгало. Увы, доставку ужина в номер бюджет ее командировки не предусматривал.

Наутро же, решив, что не допустит своей голодной смерти из-за присутствия Люциуса Малфоя, Гермиона пришла на завтрак и присела там за малюсенький столик, рассчитанный только на одного.

Она заполнила тарелку кусочками свежего ананаса, папайи и манго, подающихся к завтраку бесплатно. Хотя демонстрация багетов, круассанов и каких-то "экзотических" для этой местности джемов, например, из клубники и вишни, сказать по правде, опечалила ее. Гермиона даже увидела лежащую на улице брошенную маракуйю, которую проигнорировали постояльцы, решившие этим утром потратить небольшое состояние на новозеландские яблоки.

Решив купить один из маленьких пластиковых контейнеров с красной спелой вишней, она взглянула на крышку с напечатанной этикеткой. Произведено в Бельгии.

«Мерлин, зачем везти это из такой дали? Да еще и так дорого…»

И все же, твердо собравшись сделать что-нибудь для укрепления местной экономики, Гермиона вернула вишню обратно.

«Нет уж! Во время своего пребывания здесь буду баловаться только местными фруктами, сладостями и здешней едой. И вообще, надо будет сделать упор на плоды хлебного дерева, которым когда-то капитан Кук так отчаянно пытался накормить родную Англию в надежде побороть голод».

Поправив длинное парео, традиционное полинезийское платье, являющееся не более чем тонким куском хлопчатобумажной ткани, завязываемым самыми разными способами, она уселась за столик, наслаждаясь еще прохладным утренним воздухом. После вчерашнего дня, проведенного в плотных шортах и закрытой футболке, сегодня она предпочла одеться в местный наряд. А впечатления от спокойствия и красоты острова просто бальзамом лились в ее напряженное сознание. До того, как взяться за это задание, она и не задумывалась, насколько перегружена работой, что даже немного перегорела.

«Может быть, после открытия нового музея я смогу договориться об официальном исследовании этого жезла (а именно он и был разыскиваемым ею полинезийским артефактом) с участием какого-нибудь местного шамана? В конце концов, я же буду действовать от лица английского, а не французского министерства. Это должно сыграть свою роль, ведь раны от колониализма и миссионерства, нанесенные этому народу, все еще должны оставаться глубокими».

Сидя в противоположном конце ресторана, Люциус Малфой внимательно наблюдал, как грязнокровочка смакует сочные кусочки фруктов из своей тарелки. Рядом с ним сидела его вчерашняя спутница, Хлоя. Без умолку болтавшая о знаменитом дизайнере ювелирных украшений из черного жемчуга, продающем свои шедевры в столице Полинезии. Папеэте. И о том, как шикарно они смотрелись бы с ее новым платьем на следующем торжественном приеме. Наконец, Люциус, которому порядком надоела эта трескотня, досадливо ущипнул себя за переносицу и передал ей чек. Чувствуя, что совершает чудовищную ошибку, он даже не подумал, на какую сумму он выписан, поскольку это означало лишь одно: непрекращающаяся болтовня наконец-то прекратиться. И впервые за все утро обратился к своей спутнице:

— Ради Мерлина, женщина. Найди уединенное место и аппарируй оттуда сама, наконец. Купи себе этот чертов жемчуг, только прекрати болтать о нем.

На мгновение Хлоя показалась обиженной, но быстро пришла в себя и широко улыбнулась ему. Чек сразу же исчез в сумочке, она наклонилась вперед, чтобы коснуться губами щеки Малфоя, выдыхая:

— О-о-о… Я так благодарна тебе, дорогой.

Люциус собирался еще понаблюдать за Грейнджер, за которой и следил все утро, но за тот короткий промежуток времени, что уделил Хлое, Гермиона уже закончила завтракать и покинула столовую.

* * *

— Нет, нет, нет! Я зарезервировала этот электрокар для себя. У меня есть факс, который я вам отправляла и готова показать его прямо сейчас!

Гермиона была близка к тому, чтобы начать гневно топать ногами, одетыми в прочные ботинки специально для этой экскурсии.

Но менеджер отеля казался дружелюбным, хотя и непреклонным, как сталь. Он сказал, что отлично понимает негодование мисс Грейнджер. Что был бы также расстроен на ее месте. И что ему очень жаль. Сказал еще, что в качестве компенсации Гермиона получит бесплатный ужин в последний вечер своего пребывания здесь, включая место за лучшим столом для просмотра праздничного шоу, устраиваемого администрацией каждые выходные.

Но все это не могло изменить того факта, что она стояла рядом с последней из огромных тележек, похожей на багги для гольфа, по другую сторону от которой недовольно хмурился Люциус Малфой.

Менеджер на стойке регистрации аккуратно взял копию ее факса и указал на штамп подтверждения услуги отелем.

— Вот видите? — спросил он с легким французским акцентом. — Услуга индивидуальной поездки предоставляется только при условии ее доступности. К сожалению, места в этой поездке полностью забронированы, поэтому одноместных электрокаров просто нет, а поскольку вы и мистер Малфой как раз едете на эту экскурсию в одиночестве, то вполне можете разделить имеющийся кар на двоих или же дождаться следующего тура, который будет через два дня.

Раздраженная Гермиона откинула назад распущенные волосы.

«Два дня! Да к тому времени Малфой вместе с жезлом уже доберется до Англии!».

— А есть ли на этом острове какая-нибудь другая возможность арендовать автомобиль? — даже ее собственным ушам отчетливо слышалось то отчаяние, что звучало в голосе.

Извиняясь, менеджер отеля развел руками.

— Боюсь, что не сейчас, когда сезон низок. В конце концов, Хуахин это же не Таити или Муреа.

— Хорошо, Малфой, — выплюнула Гермиона, обращаясь наконец к Люциусу, — но за рулем поеду я.

И, плюхнувшись за маленькое рулевое колесо, попыталась не смотреть, как тот элегантно опускается на пассажирское сиденье.

— Да упаси меня боги пытаться остановить вас, мисс Грейнджер.

* * *

Два часа спустя они уже посетили местный магазин ванили, выставку изделий кустарного промысла вместе с примыкающим к ней магазинчиком производителей парео и прочего рукоделия. Группа сопровождающих их туристов скупила почти половину острова, у Гермионы даже голова заболела от этих бесконечных возгласов восхищения над каждым уродливым сувениром. Наконец, они почти добрались до жемчужной фермы на противоположной стороне острова, что означало окончание коммерческой части экскурсии. И Гермиона не могла дождаться, чтобы увидеть исторические достопримечательности острова.

На последнем привале Малфой стоял в стороне от группы, наблюдая за тем, как спутники их энергично снуют между небольшими столиками. Но внезапно покинул свое место и исчез в гигантском кусте гибискуса, или, вернее, в зарослях дерева гибискус.

— С вашими волосами, хотя и посветлевшими от солнца, вы очень похожи на местную Vahine, мисс Грейнджер, — пробормотал он позади Гермионы и сунул ей за ухо большой цветок гибискуса. Дернувшись, та повернулась к нему лицом, и Люциус удивленно посмотрел на нее.

— Хотя, должен сказать: мне очень жаль, что вы сменили то прекрасное платье, которое надевали вчера, на это… довольно плебейское одеяние, — он указал на ее длинные льняные брюки, хлопковую рубашку с короткими рукавами и крепкие ботинки. — Вряд ли стоило одеваться столь по-походному для такой прекрасной прогулки. Или вы планируете что-то еще?

— А вы, мистер Малфой, почему не покупаете никаких сувениров? — Гермиона целиком и полностью проигнорировала его вопрос и вернулась к кару, не поддаваясь желанию оглянуться на него через плечо. Она чувствовала его взгляд, направленный ей в спину, это заставляло что-то покалывать в районе позвоночника, подчиняясь первобытному инстинкту преследуемой добычи, что бежала в сомнительное убежище довольно хрупкой тележки.

— Может, я жду, что обнаружу более изысканный сувенир, — голос Люциуса прозвучал настолько чувственно, что ее кожа покрылась мурашками, несмотря на удушающую жаркую погоду. Гермиона крепче сжала руль. В конце концов, Малфой был врагом.

— И что же это может быть?

Малфой изобразил нарочитое удивление.

— Как это что? Черный жемчуг, конечно!

— Ах, да… Действительно, — сказала Гермиона больше для себя, чем для него, и помрачнела.

— Скажите, мисс Грейнджер, что вы будете делать с жезлом, если найдете его?

Глаза Гермионы расширились, но она продолжала смотреть на становящуюся все более крутой дорогу.

— Если бы я наткнулась на этот артефакт, о котором я вам, кстати, не говорила, то, конечно, не забрала бы его в свою личную коллекцию и уж точно не продала бы какому-нибудь богатею.

— А что тогда? Скажите, что бы вы сделали?

— Я бы отдала его волшебному сообществу, которому он и принадлежит.

Люциус фыркнул.

— Как по-британски… Не кажется, что это очень колониальное решение с вашей стороны?

В по-прежнему голубом небе над ними начали собираться облака.

— Дело в том, что я никогда не буду красть артефакты, и не заберу его, мистер Малфой. Но… если б кто-нибудь решил выразить мне свою благодарность и одолжил нашему музею для временной выставки, я бы не отказалась...

Люциус Малфой откинулся на спинку сиденья, обхватывая шею руками.

— Так вот как это называется в наши дни?

Первые тяжелые капли дождя уже падали на крышу их электрокара, когда до них донесся громкий крик гида:

— Тропический ливень! Стоп, стоп! Это тропическая гроза, остановитесь, надо подождать, пока она не закончится!

А через несколько секунд зрение и звук отключились из-за проливного дождя, падающего уже даже не каплями, а потоками воды. Температура значительно упала, и воздух оказался наполнен гулом падающей воды.

Без всякого предупреждения с холма, по которому они ехали, сполз целый поток грязи и мусора, захватывая с собой камни, заросли и даже небольшие деревья. Их тележка шла последней в этом маленьком туристическом караване. Ударив по нему сбоку, грязевая волна свалила их тележку и ее кувыркающихся и кричащих обитателей вниз.

* * *

— Мисс Грейнджер… Мисс Грейнджер!

«Черт… Черт! Как можно привести кого-то в сознание без Энервейта?..»

Тележка, ставшая им словно бы небольшой клеткой, успешно защищала от больших камней и крупных обломков деревьев. И Люциус не мог сделать ничего, чтобы помешать им свалиться вниз под воздействием этого неожиданного оползня. Тем более что, будучи непристегнутыми, они вполне могли оказаться не просто выброшенными из нее, а еще и столкнуться с каким-нибудь огромным камнем, их масса как раз выступала над естественной террасой, по которой они ехали. Несколько минут Малфой провел в непосредственной близости от поврежденной тележки, с трудом пробираясь сквозь густую грязь, переворачивая в ней камни, ветки и листья. Отчаявшись окончательно, он разжал пальцы и задумался изо всех сил.

— Акцио, палочка! Aкцио… палочка…

Ничего не произошло.

Дождь до сих пор не прекратился, и каждая холодная капля колола его кожу острой иглой.

Мисс Грейнджер так и не пришла в сознание, но к счастью, Люциус не увидел у нее открытых ран. Хотя, все равно не мог без палочки проверить на предмет внутренних повреждений. Он был совершенно уверен, что лежать в мокрой и холодной луже грязи ей не годится, но в то же время ужасно боялся пошевелить Гермиону.

Палочки в волосах у нее сегодня не было. Люциус подумал, что их нужно срочно высушить, а еще применить некоторые диагностические заклинания и аппарировать обратно в отель. Медленно, не решаясь сделать это с беспомощной женщиной, он расстегнул на Гермионе блузку. Вместо нижнего белья на ней было надето бикини, и Малфой вспомнил, что в этот день был запланирован перерыв на плавание и сноркелинг.

Он провел руками по липкой коже ее живота и по бокам и тоже не обнаружил никаких признаков травм, кроме царапин и ушибов. Однако не нашел и хоть каких-то признаков ее палочки.

Потом, глубоко вздохнув, сунул руки под колени и плечи. И со стоном поднял ее. Теперь, когда шок от аварии прошел, он все больше и больше чувствовал боль. Колени заныли, выпрямляясь под дополнительным весом, напоминая о том, что он отнюдь не мальчик.

— Надеюсь, я не убью тебя своей помощью… — пробормотал он, неся бесчувственное тело дальше. Вопреки мнению общественности, а также мнению своей бывшей жены, Люциус был далеко не бессердечным человеком… да и вообще сожалел о некоторых выборах, которые сделал в юности и молодости, или, скорее, о выборах, которые сделал его отец, будучи главой семьи.

На небольшом плато, на котором они и попали в эту передрягу, единственная тропа, ведущая в сторону, шла по крутому склону холма, под которым разбивалось о скалы море.

Пока Малфой боролся с густыми зарослями, пробираясь наверх, он вдруг почувствовал себя совершенно одиноким и никому не нужным. И уж тем более, ничего не зная о разжигании огня, призывах к спасению или оказании первой медицинской помощи без применения магии.

Он чуть не заблудился, чтобы вернуться на то маленькое плато, когда джунгли внезапно закончились, уступив место мерцающему на поляне Мараэ (этому древнему, сакральному для полинезийского народа, святилищу), стоящему посреди нее. Высокие каменные плиты на вершине искусственного плоского холма были как всегда прямые, а тщательно выложенный каменный пол казался безупречен. Магия сохраняла это место словно замороженным во времени, защищенным от чужаков и от разрушения корнями деревьев.

— Кажется, мы действительно нашли то, за чем именно тащились сюда, мисс Грейнджер, — негромко пробормотал удивленный Малфой, проходя через охранные заклинания, признавшие в нем мага и с легкой рябью на поверхности своей куполообразной структуры пропустившие их внутрь.

Он вошел в Мараэ и решил поискать убежища в одном из углов, расположенного на стыке двух каменных плит, образующих стены храма. Гермиона по-прежнему не шевелилась, и Люциус все больше начинал волноваться. Ее губы казались совсем синими, теперь она сильно дрожала. Дождь начался еще раз, и Люциусу ничего не оставалось, как лечь с нею рядом, притягивая к себе ближе и хоть как-то укрывая замерзшее тело собой.

* * *

Должно быть, он погрузился в неглубокий усталый сон. А когда открыл глаза, небо уже стало черным фоном для огромного количества звезд, виденных им когда-нибудь. Дождь снова закончился, и воздух стал достаточно теплым, а на другом конце Мараэ горел огонь.

Люциус напрягся. Мисс Грейнджер по-прежнему рядом с ним, и он очень надеялся, что ее неподвижность означает лишь то, что она спит.

«Но кто зажег огонь? И как?»

— Итак, вы проснулись…

Выпрямившись, Люциус сбросил странное одеяло, сделанное из листьев и каких-то растительных волокон, чем и напугал очнувшуюся Гермиону.

Перед ними стоял древний волшебник, одетый в плащ из такой же травяной ткани, вокруг головы которого виднелся венок из пальмовых листьев. Мерцание в глазах почему-то делало этого волшебника чем-то похожим на Альбуса Дамблдора, только темноглазого и безбородого.

— Кто вы? — без палочки Люциус чувствовал себя невыносимо уязвимым. Прохладный морской ветерок пронесся над ним, охлаждая кожу. Странно, но во время сна его рубашка оказалась снята. У его ног пошевелилась мисс Грейнджер и приподнялась на локте, застегивая распахнутую блузку.

Старик улыбнулся.

— Вы пришли сюда в поисках его. Впервые за много-много лет. Я уже боялся, что о нем почти забыли. Пожалуйста, садитесь к огню, присоединяйтесь ко мне.

Поднявшись на ноги, Гермиона встала рядом с Люциусом.

— Заметил? Он даже не пошевелил губами, да? — прошептала она в плечо Малфоя сзади.

Люциус покачал головой: нет. Он не заметил, но вариант легилименции легче всего объяснял происходящее. А еще… объяснял то, почему он вообще смог понять этого старого волшебника. Тем более что старик-полинезиец не был похож на того, кто будет изъясняться по-французски или по-английски.

Они осторожно приблизились к огню, наслаждаясь его теплом, и присели рядом, скрестив ноги.

Шаман делал глубокие глотки из всё еще мягкого зеленого, но теперь наполовину отрубленного кокосового ореха, который и служил ему кубком. Потом передал кокос Гермионе, решившей: жажды и того факта, что старик пил первым, будет достаточно, чтобы рискнуть выпить свежего кокосового молока. После нескольких жадных глотков она передала напиток Люциусу, который немного помедлил, а потом все-таки тоже выпил.

Шаман тяжело опирался на небольшой посох, утыкаясь им прямо в землю. Сложные резные фигурки покрывали верхнюю часть посоха, обволакивая собой огромную черную жемчужину.

Гермиона ахнула, когда поняла, на что же она сейчас смотрит. Люциус тоже просек это, только не стал удивляться так громко.

— Мана, магическая сила, сильна в вас обоих, — шаман бросил в огонь нечто похожее на какие-то семена или зерна. Шипя, они сгорали, источая ароматные пары, из-за которых Гермиона и Люциус почувствовали слабость. — Вы оба сожалеете о решениях, принятых вами в жизни, некоторые из которых были приняты давно, а некоторые совсем недавно… — шаман посмотрел на Гермиону, — ты еще очень молода, волшебница, но повидала много. Ты постарела раньше времени, хотя и изнутри.

Гермиона поморщилась.

«Он что… только что назвал меня старой?»

Направив свой посох на Люциуса, старый волшебник продолжил.

— А ты уже отмечен волшебником раньше, но не для того, чтобы укрепить или защитить тебя. Злой колдун отметил тебя лишь своей силой. Эту темную метку нужно уничтожить, чтобы ты смог наконец найти утешение.

Люциус правой рукой сжал левое предплечье, где все еще виднелась темная метка, правда, уже как слабый серый контур.

«Но как этот старик узнал?»

— Сначала нужно поесть, а потом мы сделаем то, что вам нужно…

Он начал выкладывать на большие листья рыбу, овощи и фрукты. Еда пахла так аппетитно, что голодный желудок Гермионы заболел. Она потянулась к одному из листьев, но Люциус многозначительно посмотрел на нее.

— Что? Думаешь, он решил накормить нас перед тем, как зажарить и съесть?

Вздохнув, Люциус потянулся к своему листу.

— Вы, как всегда, полны красноречия, мисс Грейнджер, не так ли?

Она пожала плечами и откусила свежеприготовленную рыбу.

Чувствуя себя голодным, Люциус преодолел отвращение к еде руками и попробовал салат из маринованной сырой рыбы. Тот оказался свежим и таким приятным, что он подумал:

«Мда… давненько я не ел чего-то такого же вкусного».

Что поделать.. Домашние эльфы Малфой-мэнора не отклонялись от строгого классического меню французской кухни, принятой в поместье даже после того, как предпочитавшая ее Нарцисса оставила и мэнор и его хозяина. А сам Малфой никогда не видел необходимости рассказывать домовикам о том, что жутко устал от одних и тех же блюд, что готовили ему вот уже больше двадцати лет.

Сытая и сонная Гермиона зевнула, прикрывая рот ладошкой. Не в силах предотвратить неминуемое, она опасно наклонилась и вынуждена была спиной прижаться к грубому камню за собой.

— Вы накачали нас наркотиками, да?

Странно, она понимала, что сейчас не может заставить себя ни о чем позаботиться. Слишком приятной казалась теперешняя дымка в голове, одновременно усыпляющая и, в то же время, какая-то проясняющая.

— Нет, просто дал вам легкий толчок к путешествию, которое вы сейчас предпримете… — старый шаман улыбнулся.

Люциус прищурился. Он не почувствовал никакого наркотического эффекта, который, похоже, испытывала мисс Грейнджер, но однозначно ему не нравилась возможность получить дозу чего-то одурманивающего от этого странного волшебника, возникшего из ниоткуда, особенно, пока отсутствует его палочка.

Рука мисс Грейнджер дрожала, и он поймал ее как раз перед тем, как она упала на пол. Несмотря на то, что Люциус был ошеломлен и чувствовал себя весьма удобно, он вздрогнул от ее прикосновения. С сильным наклоном, толкающим ее вперед, Гермиона попыталась отстраниться от него.

— Не трогай меня! — она снова качнулась. — Ты же не будешь себя обманывать, правда?

Люциус не мог удержаться от беспокойства в связи с этим комментарием. Он подобрался к ней еще ближе.

— Хватит! — прогремел у них в головах голос шамана, заставивший обоих вздрогнуть. — Вы пришли сюда, чтобы исцелиться, и должны оставить прошлое в прошлом, если не хотите быть пойманными в его ловушку и задыхаться в нем вечно!

— Исцелиться? Сказать по правде, скорее, чтобы украсть твой прекрасный жезл. Если бы я знал, что его все еще охраняет кто-то, то никогда не пришел бы сюда...

— Так помоги исцелиться своей женщине.

И снова они вздрогнули.

«Интересно, откуда у шамана создалось впечатление, что мы с ней тесно связаны? — подумалось Люциусу. — Может, из-за того, что нашел нас спящими, прижавшимися друг к другу в углу Мараэ?»

Он чувствовал себя странно успокоенным, найдя это единственное объяснение категоричным заявлениям старика.

— Хм… я… я прошу прощения, мисс Грейнджер. Пожалуйста, поймите и поверьте, что мои былые убеждения уже и впрямь в прошлом, — негромко начал он, и, только заговорив, понял, что это действительно так.

Несколько минут Гермиона выглядела удивленной, но потом ее глаза снова стали стеклянными, и она сонно моргнула.

Шаман еще раз взмахнул своим жезлом, и она вдруг с готовностью обнаружила, что тело повинуется его движениям.

Не доверяя молчаливому согласию и миролюбию Люциуса, она неохотно откинулась назад. Но его грудь оказалась тёплой и твердой, это ощущалось спиной, и она почувствовала какой-то странный прилив покоя, охвативший ее.

«Безопасность и покой, — подумала Гермионона. — Как странно чувствовать себя в безопасности, опираясь на реабилитированного Пожирателя Смерти…»

Люциус согнул ногу в колене, и Гермиона машинально положила правую руку поверх его колена, словно так и надо.

Загипнотизированная, она видела, как приближается шаман, а его низкое пение звучит у нее голове. Когда он умолк, рядом появилась чаша с черным порошком, а сам старик вытащил какой-то грозный инструмент, похоже, что костяной. Вскоре острые зубцы инструмента вонзились в кожу ее руки, перенося угольный порошок прямо в слои эпидермиса. Гермиона тихо ойкнула, из костра в воздух полетели искры.

Происходило нечто совершенно непонятное: человек, которого она вообще не знала, способный к магии, которую она совсем не понимала, наносил на ее кожу какую-то татуировку, и, возможно, навсегда. А оказавшись полностью ошеломленной, Гермиона удовлетворенно улыбнулась, искренне веря, что все будет хорошо.

Ее голова откинулась назад, опираясь на плечо позади нее. Закрыв глаза, она почувствовала, как теплая, сильная рука сжала левое плечо, а большой палец начал ласкать ее плоть. Это была изумительная и пугающая ситуация, но она не могла заставить Гермиону беспокоиться об этом.

Она плавала в теплом уютном коконе, когда старый шаман осторожно встряхнул ее. Жезл коснулся нежной кожи на тыльной стороне руки, и ее пронзило приятное покалывание.

На правой руке была вытатуирована черная декоративная черепаха, на которую Гермиона уставилась. Она была почти уверена, что на работе ей нипочем не разрешат делать какие-то бросающиеся в глаза татуировки.

Голова черепахи вдруг повернулась к ней и, словно чувствуя ее сомнения, медленно начала двигаться в сторону запястья и дальше по руке. Казалось, черепашка мягко плавает под ее кожей.

Гермиона улыбнулась. Она чувствовала мгновенно появившуюся связь с этим крошечным существом, и, словно отвечая на этот прилив счастливых эмоций, черепашка слегка взмахнула одним из своих плавников.

Приглушенный звук заставил ее обернуться.

Люциус выглядел истощенным. Должно быть, он слишком долго держал ее и терпел, не жаловался.

— Почему бы и тебе не отдохнуть немного? — услышала она голос шамана, снова прозвучавший в голове, но спрашивать его о чем-то вслух почему-то не хотелось.

А вот Малфой мгновенно подчинился. С остекленевшими, невидящими ничего глазами он сполз на пол и устроился у нее на коленях. Рука Гермионы сразу же коснулась волос, которые всегда выглядели мягкими и приятными на ощупь. Правда, теперь они казались жесткими и колючими, словно оказались намочены морской водой.

Ловким движением шаман приложил свой костяной инструмент к запястью Люциуса. Вскоре на руке возникли двойные полосы, чередующиеся с черными пустыми квадратами, словно на шахматной доске, а второй рукой Люциус схватился за локоть и застонал.

— Смотри, Вахин, это ты. Ты будешь держать его в руках. И именно твоя любовь сделает его сильней.

«Любовь?»

Внутри нее знаменитое рациональное «эго» громко протестовало, возмущенно взмахивая руками и ударяясь о призрачные границы, установленные странной магией шамана.

И прямо внутри шахматных линий старик уверенно разместил ряды треугольников, похожих на острые зубы.

— Жертвенность, умение вести войну, преданность своей семье — вот главные черты этого человека, — старик кивнул в созерцании. — В душе твой мужчина хороший человек, Вахин.

В третьей строчке появился ряд черных квадратов над и под Темной меткой. Темная паста упорно приближалась к отметке, отражая движение костяного гребня по запястью Люциуса.

— Ему нужна сильная женщина, которая удержит его от ошибок, — сказал шаман в голове Гермионы, когда тонкая полоска древесного угля начала переплетаться вокруг квадратов, внутри и снаружи, назад и вперед.

В тот самый момент, когда последний удар костяного гребня закрыл чернильные линии, Темная Метка вдруг ожила. Змея взволнованно задвигалась, молча шипя по периметру своих границ.

— Ему нужна женщина-друг, которая сможет защитить его, когда понадобится, — в голосе шамана звучала убежденность и уверенность.

Он переместил руку Люциуса на холодный зеленый лист и начал работать над его плечом. В какое-то короткое мгновение кожа, бывшая почти белой и незапятнанной, превратилась вдруг в татуировку в виде акулы, нарисованной спиральными орнаментами обтекаемого тела, теперь нетерпеливо взмахивающего плавниками.

Шаман откинулся назад, и его глаза стали строже. Дважды ударив сильным хвостом, акула бросилась вперед и, перепрыгнув через три линии, ударила колеблющуюся голову змеи сильной челюстью. Змея на метке поднялась и зашипела, выплевывая яд и пытаясь ударить акулу острыми клыками.

Хотя ядовитые удары и были молниеносны, но они не могли достичь закрученных спиралями заостренных плавников акулы и тонких линий ее жабр.

Кожа Люциуса под руками Гермионы стала мокрой и липкой. Он метался из стороны в сторону, очевидно, страдая от ужасной боли.

Несколько рядов острых акульих зубов наконец скальпелем вонзились в шею змеи. Люциус широко раскрыл глаза, его тело стало жестким, а с губ слетел почти звериный крик.

Гермиона крепко держала его, хотя руки и скользили по влажной коже, и почему-то она страшно боялась того, что может произойти, если он все-таки выскользнет из ее хватки и уйдет в темноту за всполохами огня.

— Сделай же что-нибудь! — закричала она старому волшебнику, который внезапно перестал выглядеть дружелюбным дедушкой.

— Ты единственная, кто сможет помочь ему, колдунья! В нем слишком много тьмы. Не отпускай его, — шаман стоял, возвышаясь над ней, но не помогал отчаянно сжимать пальцы, чтобы успокоить дрожащее бессознательное тело Люциуса.

В страхе она обняла его за плечи и прижала к себе. Сейчас потерять этого человека стало гораздо страшней, чем она могла себе представить.

Его светлые волосы прилипли к ее лицу и к потному горлу. Гермиона склонилась над ним.

— Борись! — сказала она ему в шею. — Борись, Люциус!

Акула ударила по черной метке, которая стала теперь хрупкой и слабой, а потом последним мощным ударом хвоста, когда старик вдавил наконец жезл в гладкое тело рыбы, черная метка вдруг высохла, как высыхает под неумолимыми лучами солнца влажный песок. Высохла, раскололась и оказалась унесенной легким ночным ветерком прочь.

Люциус открыл глаза и смотрел на Гермиону несколько долгих секунд, прежде чем потерять сознание. А она почувствовала себя ужасно уставшей.

* * *

Когда Гермиона наконец пришла в себя, угасающий черно-синий небосвод уже начал светлеть. Крошечные сверкающие бриллианты звезд еще засоряли небо там, где синий цвет ночи был еще глубок. Теперь наступила очередь Малфоя нянчиться с ней. Гермиона оказалась истощенной больше, чем думалось раньше.

Должно быть, Люциус проснулся ночью и перенес их назад к стене Мараэ. Его голова упиралась в высокую каменную плиту, а глаза были закрыты. В поисках Южного Креста она посмотрела в угасающее ночное небо.

— Здесь все с ног на голову, — пробормотал Люциус, так и не открывая глаз, — ты, я… и даже звезды.

Гермиона потянулась, чтобы дотронуться до его левой руки, но помедлила, прежде чем кончики пальцев смогли коснуться его.

— Больно?

Малфой открыл глаза и посмотрел на растрепанную ведьму, головой устроившуюся у него на плече.

— Нет, — мотнул головой он и показал на ее руку. — А тебе?

— Тоже нет.

Они еще долго молчали, Гермиона все крепче прижималась к его груди, а он продолжал обнимать ее, пока солнце не окрасило море во все оттенки желтого, оранжевого и розового цвета.

— Эх… теперь никогда не смогу носить рубашки с короткими рукавами…

Гермиона нахмурилась.

— Можно подумать, ты когда-нибудь носил их раньше…

— Нет, не носил…

Гермиона закрыла глаза и вдохнула его аромат, смешанный с запахами соленого воздуха и джунглей.

— Это просто катастрофа, насколько я понимаю. Тебе, кстати, тоже придется показываться обнаженной лишь мне, ведь только я знаю о твоей татуировке…

Макушкой Гермиона почувствовала, как он улыбается.

— Ясно…

* * *

Возвращение в отель оказалось недолгим, хотя и не очень простым делом, так как для этого им пришлось преодолеть крутой и сырой склон холма. Покинув убежище магического кокона, Мараэ как бы освободило их, заставив почувствовать себя маленькими и потерянными. Несколько раз каждый из них смотрел на спутника или спутницу и даже открывал рот, чтобы заговорить, но каждый раз передумывал и продолжал шагать в неловком молчании дальше. Дневной свет заставил казаться события прошедшей ночи еще более похожими на сказку. После нескольких миль раннего утреннего пути по пустынной дороге с ними рядом причалил местный рыбак, спросивший, не отвезти ли их куда-нибудь. И они откровенно обрадовались этой случайной, но очень удачной оказии.

Так, в испачканной, жесткой от грязи и прилипшей к телам одежде они и добрались до своего отеля. Полинезийские служащие, словно завороженные, медленно отступили, как только увидели их на пороге. Слово Этуа волной прокатилось по вестибюлю. Люциус и Гермиона, не обращая внимания на перешептывания, приблизились к стойки регистрации, где сегодня работала молодая девушка в элегантном длинном парео. Видя, кто именно приближается к ней, она вытаращила на них глаза, но быстро пришла в себя и протянула плоскую длинную посылку.

— Мистер Малфой, мисс Грейнджер, это прислали вам, — Люциус осторожно откинул растительное волокно, чтобы найти внутри их потерянные палочки. — Боюсь, что должна вам сообщить, что ваша спутница вчера покинула отель. Но оставила вам сообщение, мистер Малфой.

Гермиона стояла, тупо наблюдая, как Люциус читает послание Хлои. Какая-то ее частичка жаждала прибить эту ведьму… ну, или услать ее отсюда далеко-далеко. Но, что поделать… Это был реальный мир. И в нем не было заколдованного Мараэ, где ее прошлое не имело значения, а в ее будущем были открыты все возможности. Почувствовав, как внутри что-то болезненно заныло, она отвернулась с тяжестью на сердце.

«Кажется, после всего, что случилось, мне не помешает чего-нибудь выпить».

Несмотря на то, что одета она была не совсем надлежащим образом, бармен осознанно не обратил на это никакого внимания. Гермиона тяжело опустилась на один из высоких барных стульев и сделала вид, что изучает ярко окрашенную коктейльную карту.

Длинные бледные пальцы вытащили у нее из руки этот блестящий кусок картона.

— Не стоит… Я уже сделал для нас заказ.

В ней вспыхнуло возмущение.

«Да как он посмел предположить…»

— Два оползня, — бармен поставил перед ними два бокала и сунул в них какие-то украшения.

— Знаю, этот коктейль не совсем тропический, но думаю, нам он сегодня подойдет.

Гермиона подняла брови, но потом все-таки сделала через длинную соломинку небольшой глоток шоколадного напитка, украшенного взбитыми сливками.

А когда отставила стакан на стойку, Люциус осторожно взял ее правую руку в свою, поглаживая кожу и нежно касаясь маленькой черепашки, продолжающей медленно плавать по спирали, чуть поворачиваясь вокруг своей оси.

— Кажется, моя… приятельница обрела здесь любовь с первого взгляда. И решила использовать чек, который я ей дал для украшений, чтобы открыть собственную жемчужную ферму вместе с одним из танцоров отеля.

Гермиона моргнула.

— Ох. Мне жаль это слышать, Люц... То есть, мистер Малфой.

Из глаз грозили выплеснуться слезы, и она заморгала.

— Правда? А мне нет, — Малфой попытался стряхнуть с ее лица засохший от грязи локон, но тот не послушался и снова упрямо упал ей на щеку. — Не могла бы ты оказать мне честь и поужинать со мной сегодня вечером, Гермиона?

Она посмотрела ему в лицо и увидела, что шаман был совершенно прав. Теперь лицо Люциуса Малфоя казалось открытым и добродушным, как будто он и впрямь перевернул станицу своего прошлого, нет, не забывая его, но освобождаясь от его оков. Они нашли то, что искали, просто поначалу и не знали, чего же именно ищут.

— Думаю, буду очень рада этому… Люциус.

Она улыбнулась и ощутила, как черепашка радостно бьет ластами, плывя по кругу в каком-то необъяснимом возбуждении.

— Долгой вам жизни… и плодородия, — раздался в голове голос старика-шамана, и татуировки нежно коснулась черная жемчужина жезла…

«Может быть, теперь жизнь действительно пойдет по-другому. И я больше не буду бОльшую ее часть проводить на работе. И не буду хвататься за задачи, что вполне способны выполнить мои сотрудники.

И, может быть, даже рискну принять приглашение этого мужчины сегодня вечером.

В конце концов, здесь действительно все с ног на голову... он, я и даже звезды…»

Заметки:

Вахин — полинезийка для женщины

Марае — полинезийский храм

Этуа — полинезийское искусство религиозного / магического татуирования

Мана — полинезийская магическая сила